I. ВНУТРЕННИЕ И ВНЕШНИЕ АСПЕКТЫ КУЛЬТУРЫ И МЕТОДЫ ИХ ПРОЧТЕНИЯ

Мыслительные и смысловые элементы, лежащие в основе лю­бой логически интегрированной системы культуры, можно рас­сматривать с двух сторон: внутренней и внешней. Первая от­носится к сфере внутреннего опыта, существующего либо в виде хаотических и бессвязных образов, идей, стремлений, ощу­щений и эмоций, либо в виде упорядоченных систем мышления, сотканных из этих элементов внутреннего опыта. Это — сфера разума, ценности, смысла. Для краткости будем называть ее «мен-тальностью культуры» (или «культурной ментальностью»). Вто­рая состоит из неорганических и органических объектов чувствен ного восприятия: предметов, событий, процессов, в которых воплощается, организуется, реализуется или облекается внутрен­ний опыт. Эти внешние феномены относятся к системе культуры лишь постольку, поскольку они суть проявления ее внутренней стороны. Вне ее они перестают быть частью интегрированной культуры. Отсюда вытекает, что на первом месте для исследова­теля интегрированной культуры — ее внутренняя сторона. От нее зависит, какие внешние явления, в каком смысле и до какой сте­пени становятся частью системы. Другими словами, внутренняя сторона культуры управляет внешней.

Лишенная своего внутреннего смысла Венера Милосская пре­вращается в обыкновенный кусок мрамора, ничем не отличающийся по своим физико-химическим свойствам от та­кого же необработанного куска мрамора. Симфония Бетхове­на превращается в простую комбинацию звуков или даже в ко­лебания воздушных волн определенной длины. «Метафизика» Аристотеля становится материальным предметом из бумаги —

2. Системы культуры5 7

такой же книгой, как и миллионы других книг. Лишенные свое­го внутреннего содержания, многие явления, принципиально отличные по своей культурной сути, делаются похожими. Дей­ствия хирурга, делающего надрез скальпелем на теле пациента, и те же самые действия убийцы, режущего ножом свою жерт­ву, становятся неразличимы по причине сходства их внешних

форм.

Теперь возникает ряд вопросов: можем ли мы адекватно по­стичь внутреннюю сторону данной культуры? Поскольку это нечто неуловимое, а зачастую и дедуктивное — в том смысле, что для того, чтобы ее понять, ее нужно «вычитать» в формах ее внешнего воплощения, которые отличаются от внутреннего смысла, — можем ли мы быть уверены, что наше «считывание» правильно, что мы не придаем данному сочетанию внешних яв­лений смысла, которого в нем нет?

Ответ на поставленные выше вопросы зависит от того, что подразумевается под истинной или подлинной ментальностью, которая воплощена в данной совокупности произведений. Сре­ди прочих возможных пониманий подлинного смысла назовем

следующие.

Термин «подлинный смысл» может отсылать нас к умона­строению лица или лиц, создающих или использующих эти про­изведения, — например, смысл, который имел в виду Бетховен, когда писал свою музыку, или держал в уме Данте, сочиняя «Бо­жественную комедию», или же подразумевал любой другой тво­рец или преобразователь сложной и содержательной культур­ной ценности. Такова психологическая интерпретация подлинного смысла данного феномена. Согласно этой точке зрения, правиль­ное понимание внутренней стороны культуры в точное ли совпа­дает с тем пониманием, которое было у ее творцов или рефор­маторов,

Но можно ли достичь этого с некоторой долей уверенности? Можно ли в точности восстановить и заново воспроизвести ход мыслей творцов, реформаторов, отдельного лица или группы лиц? Во многих случаях — да. И по одной простой причине: смысл или цель зачастую ясно и недвусмысленно провозглаша­ется самим творцом. Мы можем постичь главный смысл «Поли­тики» Аристотеля, «Божественной комедии» Данте, «Principia» Ньютона, «Геттисбергской речи» Линкольна потому, что он ясно выражен в этих произведениях¹.

Сам по себе характер объектов культуры — надписей, писем, хроник, книг, воспоминаний и других «свидетельств» — часто

Часть 1. Введение

дает достаточно оснований для воссоздания изначального смыс­ла, подразумеваемого автором. Если бы это было не так, то сле­довало бы отбросить всю историческую науку, потому что по­добного рода психологическая интерпретация культуры является одной из главных ее задач.

Итак, это один из способов понимания подлинной духовной сути явлений культуры. В какой-то мере он будет использовать­ся и в настоящей работе.

Но это, однако, не единственно возможный способ понима­ния. Может быть еще и социально-феноменологическое² пони­мание внутреннего аспекта культурных явлений. И этот способ интерпретации, возможно, более важен для моих целей, и вооб­ще для социологов, чем чисто психологический.

В чем сущность социально-феноменологического понима­ния? Во-первых, это причинно-функциональное истолкование культуры, имеющее своей целью обнаружение причинно-функ­циональных связей между составными частями культурной цен­ности или комплекса ценностей. Многие люди могут не знать о подлинных причинах своих поступков и о том, что между их поступками и поступками их современников есть связь; они могут не знать о причинной связи между многими переменны­ми своей культуры, — и тем не менее, эти причинные связи су­ществуют. Дело ученого открыть и показать их существование. Коль скоро это сделано, детали культурной конфигурации неза­висимо от любого психологического смысла, который можно им придать, сразу становятся понятными как элементы причин­но-связанного единства. Другими словами, первый способ соци­ально-феноменологической интерпретации духовной основы яв­лений культуры — причинно-функциональный. Теоретически, по крайней мере, он может быть совершенно независим от пси­хологического. Многозначные связи между плотностью населе­ния и преступностью, коммерческими циклами и уровнем смерт­ности, способом производства и формами собственности, религией и числом разводов — вот примеры того класса явле­ний, к которым может быть применимо причинное понимание (каузальное прочтение).

Вторая форма социально-феноменологической интерпрета­ции внутреннего аспекта культуры — логическое понимание. Мы можем ничего не знать ни о психологическом смысле культурных ценностей, ни об их причинных связях; и все же относительно многих культурных комплексов мы вправе задать следующие воп-

2. Системы культуры

росы в надежде получить на них удовлетворительные ответы: яв­ляются ли элементы данной культуры логически связанными или они логически противоречат друг другу? Образуют ли они рацио­нально постижимую и согласованную систему или нет? Если да, то каков характер этой системы? Есть ли в ней единые принципы, которые пронизывают все ее компоненты, или таких принци­пов нет? Эти и подобные вопросы и даваемые на них ответы мо­гут быть независимы от какой бы то ни было психологической интерпретации рассматриваемой культурной конгломерации. Б ряде случаев психологическая интерпретация помогает обна­ружить логический смысл; часто они сопутствуют друг другу, иног­да мы не можем ничего сказать о психологическом смысле; иног­да психологическая интерпретация вступает в противоречие с логическим пониманием. Как бы то ни было, логическое понима­ние стоит на своих собственных ногах и теоретически независимо от психологического смысла.

return false">ссылка скрыта

Необходимость в логической интерпретации возникает так­же по причине ограниченных возможностей психологического понимания. Дело в том, что большинство явлений культуры представляет собой результат деятельности многих индивидов и групп, чьи интересы и намерения могут не совпадать друг с дру­гому зачастую и вступать в противоречие. Когда все они пере­плетаются, то усиливают, ослабляют или видоизменяют друг друга до такой степени, что становится почти невозможным отличить их друг от друга. Возьмем ли мы Парфенон, или один из величайших христианских соборов, или совокупность нра­вов, законов, верований, или любые другие творения культуры — все они суть воплощения поступков, усилий, целей, желаний, идей, чувств огромных масс людей или социальных труп л. И по­чти невозможно разобраться или выделить, ьакие целл и наме­рения были у каждого, кто участвовал в создании этих сложных культурных ценностей, то есть дать каждому из них «психологи­ческую интерпретацию».

Исходная предпосылка настоящей работы заключается в том, что любой культурный комплекс может быть логически интер­претирован. И хотя это — предпосылка любого научного ис­следования, все же один специальный ее аспект заслуживает того, чтобы сказать о нем особо. Дело вот в чем: и геометрия Евклида, и геометрия Лобачевского — обе логически безупречны; и та и Другая полностью соответствуют канонам одной и той же мате­матической логики; и тем не менее, их теоремы и выводы — раз-