Второе южнославянское влияние в истории русского литературного языка. Стиль «плетение словес».

В XV веке началась насильственная реставрация церковнославянского языка, искусственная архаизация письменной речи. Язык того времени, по выражению академика А.А.Шахматова, «стал облекаться в ветхие ризы». Этот процесс имел общественно-политическую и идеологическую обусловленность. В XV в. турки захватили Сербию и Болгарию, пал Константинополь (так называемый второй Рим). Тогда и появилась теория, что Москва – это третий (и последний!) Рим.

В этот период так называемого «второго южнославянского влияния» происходит правка церковных книг по греческим образцам, восстанавливаются буквы греческого алфавита (кси, пси, фита и др.), не обозначающие звуков живой русской речи, свято чтутся традиции церковного произношения, изобретаются высокопарные, неестественные слова, усложняется синтаксис письменного языка. Появляется особый стиль – «плетение словес», характеризующийся в области синтаксиса предложениями, содержащими до 10 причастных оборотов и нередко до 150 слов. Тем самым письменному языку придавался божественный, мистический характер, служители культа стремились сделать его недоступным для непосвящённых, оторвать его от влияния народной речи. Вдохновителем и руководителем этой реформы был митрополит Киприан, нашедший убежище в Москве после потери независимости Болгарией. Вот, например, какие искусственные сложные эпитеты были в ходу во времена «плетения (или, как ещё говорили, «извития») словес»: пение красногласное, колокола светлошумные и доброгласные, море многомутное, слава треблаженная, взор огнезарный, ангел солнцезарный, орел небопарный и т. п. Впервые на Руси употребил термин стиль плетения словес известный книжник 14 – начала 15 века епифаний премудрый в «Житии Стефана пермского». Стиль плетения словес требовал употребления слов, созданных по определенным словообразовательным моделям. Книжники 15-17 вв. как бы соревнуясь друг с другом создавали неологизмы напоминающие греческие сложные слова или употребляли сложные имена сущ-ные и прил-ные известные в церковной лит-ре старшего периода: небопарный орел, солнцезарный, всечудный, всезлобный, быстроударительный и т.д. Напряженная манера повествования создавалась обилием тропов и фигур: символами, метафорами. сравнениями, эпитетами. Много внимания уделяли авторы разнообразным стилистическим приемам и средствам создания образа. Но основным был повтор синтаксических конструкций, членов предложения, лексем, форм слова, употребление слов с близкой семантикой, чтобы точнее выразить мысль, важную для автора. Любимым средством выразительности книжников 15-17 вв были перефразы, например, лодка – водоносила. пушки – градобитные хитрости. Все было подчинено одной идее – созданию высокого стиля, в котором прилично было повествовать о героических подвигах, вере, власти, важных материях и делах московского гос-ва. этот стиль способствовал выработке новых форм художественной манеры письма. вниманию к содержанию и звуковой оболочке слов, усугубил разрыв между лит-ным языком и живой разговорной речью.

13.Нормализация русского литературного языка в XVII в. Языковая ситуация во второй половине XVII в.Для нормализации языка важно развитие книгопечатания. В Китай-городе около 1553 г. основана первая типография – «Печатный двор». Первая датированная напечатанная книга – «Апостол» (1554). В 17 в. происходит кодификация – закрепление норм в словарях (Лексиконах, Лексисах) и грамматиках. Первый печатный словарь – «Лексисъ» Лаврентия Зизания, приложение к его грамматике 1596 г. Истолковано 1060 слов. Материал – богослужебные книги и сочинения церковных деятелей. В 1627 г. Памва Берында в своём «Лексиконе словенороссийском и имен толковании» разграничивает церковнославянские и русские элементы, отдельно обозначает украинские и белорусские слова. Сделан шаг к живой речи. Епифаний Славинетский составил «Лексикон трехъязычный», где соотнесены греческие, церковнославянские и латинские слова (6000 слов). Можно разграничить два типа грамматик:1) закрепляющие признанные нормы церковнославянского языка, образцом которого является киевский вариант; 2) собственно русские грамматики, основанные на изучении живой речи. В 17 в. преобладают грамматики первого типа. Лавренитий Зизаний («Грамматика словенска», 1596 г.) отразил ситуацию двуязычия. Составитель грамматики уверен, что церковнославянский язык принадлежит учёному сословию и нельзя переводить его на «просту мову». Мелетий Смотрицкий создал грамматику («Грамматики словенския правильное синтагма», 1619 г.), которая является энциклопедией гуманитарных наук (логики, метрики, стилистики). В ней 4 раздела: орфография, этимология, синтаксис и просодия (стихосложение). Выделяется 8 частей речи: имя, глагол, местоимение, причастие, предлог, союз, наречие и различие (артикль). Различается 7 падежей, среди них звательный и сказательный (предложный). Л.В. Судавичене, отмечает, что у автора была попытка выделить вид глагола. Грамматики Зизания и Смотрицкого не являются результатом исследования живого языка. Это попытка влить славянское содержание в греческую форму (Б.А. Ларин): берётся структура греческой грамматики и иллюстрируется славянскими примерами. Первая собственно русская грамматика («Букварь») написана первопечатником Иваном Фёдоровым и издана во Львове в 1574 г. В ней приводятся примеры правописания, некоторые грамматические сведения и тексты для чтения. Собственно русская грамматика создана также Вильгельмом Лудольфом. Он как путешественник приезжает в Россию в 1693 г., а в 1696 г. создаёт грамматику. Основа грамматики – изучение живого языка: «на Руси говорят по-русски, а пишут по-славянски». В. Лудольф уверен, что многое можно выразить на простонародном языке, если русичи попытаются развивать свой собственный язык и издавать на нем хорошие книги. Пишет грамматику на латинском языке как языке международного общения, многие языковые факты снабжает немецкими параллелями. Пользуется транскрипцией. Грамматика включает обилие живого разговорного материала, который систематизирован по тематическому принципу («Разговоры»): пища, питие, хозяин и слуга и т.д. – энциклопедия русской жизни.