II. Праздники языческих славян
Славяне располагали свои празднества сообразно трем видам деятельности света, выражаемой переменами года, который потому делился на три части; праздников было три, по трем действиям земледельческого процесса: посеять, убрать и приготовить.
Первый был праздник весны, торжество в честь Лада, воскресение или возвращение солнца. Стрыйковский, описывая этот праздник у литовцев, говорит, что он продолжался с 25 мая по 23 июня. Это столь долгое празднество было у славян: у нас по деревням поются единственно весною до 23 июня особенные песни с именем Лада в припевах. Нарбут сомневается, чтоб праздник народа земледельческого был столь продолжителен в такое время, когда нужно заниматься работами; но, во-первых, самые полевые занятия у славян сопровождались, как и теперь сопровождаются, песнями и притом такими, какие только и поются во время известных работ; а во-вторых, время с 23 мая по 23 июня для земледельческого класса довольно свободное: тогда севба кончается, а покос еще не начат. И теперь ни в какое другое время не поется более песен, как в это. Праздник весны был даже гораздо продолжительнее, а Стрыйковский сказал только о части его, о том времени, когда свобода от работ давала поселянам более возможности предаваться играм и забавам.
Праздник весны начинался очень рано: когда только от солнца начинал таять снег, тогда отправлялось богослужение и приносился в жертву козел, подобно как у пруссов и у восточных народов. Памятниками этого древнего обычая у славян остались: 1) песни, в которых упоминается о таком жертвоприношении и 2) обычай водить козла: его наблюдают в Украине при начале весны, обыкновенно на первой неделе поста. Юноши и девицы бегают по улице с рукоплесканиями и песнями; в этих песнях в первый раз упоминается имя Лада с эпитетом Лелю, т. е. светлый. По-русски этот праздник называется пролетье. Когда снег сходил, распускались реки и выказывалась первая трава, отправлялось торжество смер-/236/ти зимы и воцарения весны. Прежде всего хоровод, составленный нарочно заранее из юношей и дев, называемый у поляков стадо(Dlug., Hist., I; Krom., 55), купался в знак очищения. Памятником этого обряда остался в Украине еще в XVII веке, по свидетельству Боплана 122, обычай такой: на светлой неделе юноши бегали с ведрами за девицами и обливали их водою, а на другой день девицы тем же отплачивали мужчинам; в других местах друг друга бросали в воду (Descript. d’Ukr. — Синопсис, 49); в некоторых местах России до сих пор поселяне погружаются на провесне в воду, потом влезают на избу и поют песни в честь весны. Потом совершался символический обряд утопления зимы и закликання весны (Русс. прост. празд., III, 13). В XVII веке в Польше делали соломенное чучело, надевали на него женскую одежду, торжественно несли к реке и повергали в воду; это чучело называлось Маржаною и означало у славян, по толкованию Вельского (Bielsk., Kron.), смерть или зиму, т. е. воду в стоячем положении — Деванну-Гекату в пагубном, убивающем отношении. Тогда пели: смерть вьется по заборам, ища себе поживы. У чехов такой же праздник назывался торжеством убитой зимы и воскресения весны (Карамз., т. I, пр. 232, с. 352). Потом другое соломенное чучело было сожигаемо с песнями и криками. Эти два обряда означали распускание воды и умерщвление Маржаны или зимы — воды мертвой посредством сочетания огнесвета с водою живою и плодородящею (целющая и мертвящая вода в русских сказках). Что топление и сожжение совершалось вместе, видно из следующего: Вельский говорит (Рус. прост, празд., VII, 9), что топление Маржаны было отправляемо на белой (на 5-й неделе поста) 123 неделе, а в песне малороссийской поется:
На білій неділі,
Пожари горіли.
Потом совершалось закликание или призывание весны. Это торжество у русских называется красною горкою, у червонорусов — гаивками. Как идея светопоклонения относилась к различным предметам, то и праздник имел четыре значения: религиозно-догматическое, земледельческое, семейственное и погребальное.
Во-первых, это было торжество приходящей весны. Оно начиналось призваниями матери солнца, великой Лады А.
А Напр. в песне:
Благослови, мати,
Ой мати Лада, мати!
Весну закликати. /237/
После того пели торжественные гимны в честь солнца B, хоровод обращался к месяцу и звездам C, пели священные песни в честь воды D, совершали моления о плодородии и ниспослании дождя E, обращались к лесам, прося их развиться F, призывали птиц развеселить пением расцветающие дубровы G. Потом отправлялись символические игры; некоторые из них знаменовали весну, другие означали воспоминания мифологических событий. Тогда ж борьба Свентовита с Чернобогом, смерть и погребение Свентовита и восстание (как египетского Осириса или римско-фригийского Аттиса) изображались драматически, и от этого остался упомянутый выше обряд Кострубонька. В песне, которую теперь поют при погребении Кострубонька, изображается плач всей природы над умершим божеством, потом обряд кончается веселыми песнями. Изображая оцепенение природы зимою и возвращение к жизни весною, этот обряд символизирует земное странствование Свентовита, смерть в борьбе, подобно Бальдуровой, и, верно, восстание, подобно Осирисову и Аттисову. Кроме этого обряда, есть еще несколько других обрядов, которые здесь излагать в подробности я не считаю уместным, а предоставляю такое занятие этнографам. Припевы: Ладо! Диди-Ладо (т. е. великий Ладо)! Лелю-Ладо! Дана, Дана! показывают, что все они относятся к священной истории язычества славянского, с которою связывается свето- и водопоклонение.
B Напр.: Солнышко-ведрышко,
Выглянь в окошечко!
Твои детушки плачут,
— или:
Взойди, ясное солнышко:
Обогрей нас, добрых молодцев,
Добрых молодцев со девицами.
CЧто ты, месячко, да не один на небе,
Хоть я один, так Бог меня родил;
Что есть звездочки, то все со мною!
— или:
Світи, зоре, на все поле,
Заколь місяць зойде!
D Луга-берега, разливайтеся,
Разлейся, вода, вода вешняя!
Дождь, дождь, дождь!
На бабину рожь,
На дедову пшеницу,
На девкин лен
Поливай ведром!
F Напр. (малорос): Ей луже,
Шуми дуже!
Не гайся,
Дібровонько, розвивайся!
G Лес ты мой, лес зелен, невесел,
Некому тебя развеселить,
Что были пташечки, в ирей полетели.
Обряды и песни сопровождались священными огнями; в честь солнцу, небесным светилам и воде, невесте солнца, носили светильники, подобно как в Египте на праздник Осириса, в Индии на праздник Дробеды, у греков в честь Аполлона, изоб-/238/ражавшегося с факелом, также на праздник Цереры и Вакха (Symb., II, 134, III, 335, IV, 563). Памятником этого осталась одна хороводная игра, в которой девицы ходят мерными шагами, представляя, как будто что-то носят в руке, и поют:
Засвічу свічу
Проти сонечка;
Тихо йде!
А вода по каменю,
А вода по білому
Іще тихше.
Название игры горелки, игры весенней, показывает, что она первоначально совершалась около зажженных огней.
Второе значение красной горки было земледельческое. Так как это было время сеяния, то земледельческие занятия изображались символическими образами. Доказательством тому служат игры, как напр., известная игра — сеяние проса, и песни хороводные, в которых изображается пахание вообще A,сеяние мака B, хмеля C, ячменя и пшеницы D, льна E и разные сельские работы F.
Все это, изображаясь в священнодействии, как бы освящало полевые труды поселян. Вместе с тем это празднество имело значение для пастухов. Дитмар говорит, что у славян весною был такой обычай: пастух ходил по дворам с палкою, которой рукоятка изображала руку, держащую железный шар. Пастух кричал: Гонило! стережи! И все думали, что эта палка охраняет стадо от волков (Ditm., Chr. — Dzieje Nar. Lit., I, 303). У литовцев также праздновался день Гониглы; Гонигло почитался богом пастухов, но праздник совпадал с торжеством солнца. Я полагаю, что литовский Гонигло есть славянский Гонило; и у славян он означал духа — покровителя стад или, что вероятнее, был одним из наименований светоносного существа. Гонило значит гонящий, как Купало совокупляющий. Кажется, шар на палке есть символ солнца.
Третье значение праздника было семейственное.
A Напр. (малорос): А за лісом, лісом, за темним, зеленим,
Ой Лелю! Ладо! пахарі пахали,
B (малорос): Посію, посію чорний мак,
Да роди, Боже, червоний!
C(русск.): Перевейся, хмель,
Да на нашу сторонку!
D (русск.): Роди, Боже, нам
Ячмень усатый,
Пшеничку колосисту!
E (малорос): Посіємо льону, льону!
Ой Лелю-Ладо, льону!
F (малорос): Ой, Лелю-Ладо! громада стояла,
Громада стояла, колодязь копала.
Высочайший лад, всемирная гармония физически символизируется /239/ в образе бракосочетания огнесвета с водою, олицетворяемых под именами Свентовита и Девана. Это бракосочетание совершалось в день Купала, а до того времени весною происходила воображаемая любовь света с водою, как жениха с невестою; следствием этой любви был всеобщий расцвет, радость, свежесть а. Любовь светоносного мужского и водного женского божеств служила первообразом соединения полов на земле; потому в хороводе, составленном для богослужения, юноши и девицы долженствовали соединиться браком при конце праздника, а до того времени в своих играх и песнях выражать взаимную любовь для прославления верховной любви. Доказательством служат песни, в которых представляется любовь мужского пола к женскому; но никогда одного лица к другому, а всегда нескольких лиц разом, так что обыкновенно три-четыре юноши изображаются то в виде трех или четырех месяцев, а три или четыре девушки в виде звездочек, то в виде птиц, растений и т. под. И весенние игры символизируют часто любовь и бракосочетание, напр., царевич и царевна, или сеяное просо, где представляется умыкание девиц и т. д. Эти игры, исключительная принадлежность красной горки, были, кажется, началом и религиозным освящением тех игрищ, которые с тех пор должны были отправляться каждый вечер между дворами и на которых молодые люди знакомились между собою и приготовлялись к браку.
Четвертое значение праздника было религиозно-погребальное. Тот же самый праздник народный, который теперь называется красною горкою, называется радуницею, или проводами и могилками. После веселых игр ходили на могилы или к тем памятникам, где стояли на столбах сосуды с пеплом умерших, приносили туда яства и напитки, делали возлияния в честь покойников, а женщины в плаксивых песнях вспоминали достоинства умерших. Потом отправляема была тризна или страва, торжественное пиршество, на котором пили-ели званые и незваные, все в честь покойников, а потом начинались борьбы и ристания, подобно как в древности у греков, что видно из «Илиады». Эти богатырские игры считались необходимыми для умерших.
A Доказательством служит, напр., след. песня:
Весна, весняночко!
Де твоя дочка паняночка?
Сидить у садочку,
Шиє сорочку,
Шовком та біллю
К своему весіллю!
Оттого самое слово тризна в лексиконе Памвы Берынды 124 /240/ объяснено поединком. Мы имеем описание такой языческой тризны у Нестора, где рассказывается, что после пиршеств над могилою Игоря княгиня Ольга пригласила древлян на состязание с киевлянами (Нест., 24). Об этом обычае напоминает митрополит Кирилл в XVII веке 125, говоря, что «творят некие позоры, с кличем и воплем бьющиеся дреколием 126 до самые смерти» (Русс. дост., т. I, 114). Поминовение оканчивалось радостными песнями и танцами, что называлось закликать мертвых, т. е. призывать их к жизни и надежде на воскресение. Козьма Пражский говорит, что в Чехии отправлялись языческие игры для успокоения умерших, потом возбуждали их (т. е. закликали, по русскому народному термину) и, надевая маски, оканчивали поминовения весело и шумно (Lib. III, 197). Из «Стоглава» 127 видно, что во время поминовения играли «скоморохи и гудники, все перестают плакать и начинают скакать, плясать и бить в ладоши» (Русс. прост. празд., I, 28). Славяне, значит, верили подобно персам, что придет день всеобщего восстания, день светозарный, когда Лад-Свентовит победит Чернобога и настанет новая земля и новое небо. Памятником этого догмата осталось поверье, что есть в некотором царстве люди, которые замирают на зиму и воскресают в день Егория, т. е. люди умирают, когда настанет их зима, и воскреснут в день победы Свентовита, замененного теперь именем христианского витязя.
После красной горки начинались полевые работы, сопровождаемые песнями и увеселениями. Все носило вид богослужения Ладу. По вечерам собирались юноши и девицы в хоровод обыкновенно у вод, в рощах и левадах. Это-то были те игрища «межю селы», на которых, по словам Нестора, «умыкаху у воды девиця», это-то те утолоченные игрища, на которые жаловались духовные отцы, указывая в противоположность на пустые храмы Божий. Я полагаю, что при этих игрищах не всегда соблюдалось целомудрие, по крайней мере до известной степени, ибо эти игрища казались для христиан срамными и блудными. Следы почитания лингама 128 у северных русов при празднике Ярила показывают, что понятие о Ладе было довольно нескромное. Нестор говорит, что на игрищах по совещанию имели по двое и по трое жен. Соображая уважение к супружеству славян, я понимаю это известие так, что на игрищах часто юноши переменяли своих любовниц. Выражение в Краледворской рукописи: «повелевают нам иметь единую дружу от Весны до Мораны» — означает, кажется, то, что христиане не позволяли сходиться на игрища, где молодежь пребывала в непозволительном обращении. Песни, которые поют весною по вечерам наши поселяне, дышат часто сладострастием. Прибавьте к этому /241/ описание русов у восточного путешественника (Ibn.-Fotzl., 7), где изображаются в отвратительном виде их отношения к девушкам (а не женщинам); и так все приводит к тому, что игрища языческие заключали в себе много такого, что теперь оскорбляло бы понятие о благопристойности. Чувство стыдливости преимущественно развито христианством. Язычникам вообще не так грешным казалось короткое обращение между полами. Во всех почти религиях, сродных с славянской по светопоклонению, видно не только вольное обращение полов, но священное блудодеяние. У индийцев были баядеры, которые жили при храмах и обязаны были отдавать себя в наслаждение мужчинам в честь богов. Какие мерзости делались в Египте, можно видеть во второй книге Геродота 129. У вавилонян, по свидетельству Геродота, при уважении к супружескому союзу каждая женщина раз в жизни должна была отдавать себя чужеземцу в честь богини Милитты (нашей Лады, быть может, Милицы). У греков и римлян на празднике Вакха совершались крайние непристойности и носили изображение детородного мужского члена как священный символ плодотворения. Может быть, и у славян было понятие, что девица должна в красе дней предаться удовольствиям, а потом уже делаться верною супругою. Вероятно, у славян, у которых, по свидетельству Саксона Грамматика, божество наказывало за непозволительное сообщение, это вольное обращение не доходило до stuprum 130, а ограничивалось соблазнительными нежностями, поцелуями, обниманиями. Но как бы то ни было, эти игрища, по способу их отправления, заслуживали того, чтоб христиане ими гнушались. Самое верное доказательство есть то, что и теперь, особенно в Малороссии, на подобных игрищах совершаются такие остатки языческого стыда, которые вовсе уничтожают те похвалы чистой нравственности поселян, какие нередко читаем в наших книгах.
Когда земледельцы обсевались и наступало более свободное время, когда солнечный жар становился ощутительнее и развитие органической жизни шло быстрее, славяне отправляли торжество в честь Ладу, называемое Семиком; слово это совпадает с семью тысячами дней царствования Даждьбога и семью мечами Руйевита. Праздник этот был тот же, который называется у русских Ярилом, а у словаков ТурицамииЛетницами (Slow. Staroz. Okr. Cz. I, § 6, p. 51). Имя Ярило означает то же, что Яровит, и происходит от слова яр, а слово яр имеет несколько смыслов: 1) яр-весна; 2) яр-мужество, bujarost (Краледв. рук.), отвага; 3) яргнев, ярость; 4) яр-похоть, ярость. Турицы происходят от тур, что значит дикого быка, а бык, мы знаем уже у славян, как и у других идолопоклонников, символизировал светонос-/242/ную плодотворящую силу. И так как сила плодородная в своем существе была то, что божество света, то этому божеству придавалось название тур, подобно как и у египтян бык Апис 131 означал бога, а оттуда, по сравнению и по образовавшемуся оттого однозначению слов: тур и вит, называли турами и героев; так в «Слове о полку Игоря» Всеволод называется яр-тур. Подобно красной горке Семик имеет четыре значения: религиозно-догматическое, земледельческое, семейственное и погребальное.
Праздник этот продолжался несколько дней, может быть, собственно семь, а может быть, и доходил до дня Купала, как это можно предположить из того, что обряды летницкие совершаются в разных местах славянщины в разные времена, но непременно в близкие около троицына дня и купального праздника.
Идея его есть поклонение светоносному существу в эпоху сильнейшей его деятельности, богу Руйевиту. Хоровод юношей и девиц в венках, с ветвями собирался на берегу реки на возвышении в роще. Срубленное дерево, украшенное лентами, верно, прежде символическими знаками, служит непременным условием этого праздника у русских поселян. Обыкновенно это дерево — береза, и, кажется, оно символизировало мать Ладу — природу, ибо береза в малороссийских песнях и народных сказках всегда символизирует мать. У римлян было священное дерево на празднике Аттиса и означало матерь Цибелу; то же значила Майя 132, принимаемая в смысле природы и матери мира, Афродиты (Funke, Ш, 406, Symb., IV, 255), в честь которой ставили дерево, называвшееся arbor majalis 3 (Рус. прост. празд., III, 84); подобно у индийцев изображалась Бгавани, всеобщая матерь, в образе Лотоса (Symb., III, 328) 134. По изысканиям ученого Снегирева, такое дерево у датчан называлось Maistrae, у англичан Maypole, у немцев Maibaum и употреблялась для того береза (Рус. прост, празд., III, 328). Конечно, это одно понятие, по которому у древних кельтов высочайшее существо символизировалось также в виде дерева (Allgem. Weltgesch., Gesch. der Celt). Поэтому-то я полагаю, что и русская березка означала ту же мать-природу, в чем убеждает меня еще и песня о превращении в березу женщины, которой очи стали черный терен, коса — шелковая трава, слеза — роса. Следовательно, как скоро олицетворение исчезает, то идея его выражает всю природу. К этому же семицкому торжеству относится и обряд погребения Ярилы; хотя его отправляют иногда и после, но как в различных местах в разное время, то вернее всего он должен был совпадать с праздником березки или следовать непосредственно за ним. Ярила празднуют теперь разным /243/ образом: в старину человек, разрумяненный, обвязанный лентами и колокольчиками, с красным колпаком на голове, шел, окруженный толпою народа, которая плясала, пела, пьянствовала и билась на кулачки нередко до смерти. В заключение хоронили чучело мужчины с лингамом. Так описан этот языческий праздник в Воронеже, в житии преосвященного Тихона 135 (Опис. жиз. и подв. преосв. Тих., 26), который истребил и проклял идола. В других местах — напр., в Воронежской губернии — Ярилом называют истукан, одетый в мужское и женское платье вместе. В Белоруссии Ярило изображался в виде молодого человека, убранного цветами. По всему, однако, видно, что Ярило однозначителен с Кострубоньком и Костромою, и наконец Ладом, ибо в Владимирской губернии называют Ярила Ладом (Рус. прост. празд., IV, 60). Ярило значит возбуждающий любовь и похоть, а погребение его есть повторение или перенесение на лето весеннего обряда погребения Кострубонька. Довольно из этого, чтобы видеть, что этот праздник отправлялся в честь света, изображаемого в смысле любовной плодотворной силы. Праздник ему приходится в то время, когда вся природа бывает, по русскому выражению, в яру. Принадлежностью этого праздника есть гадание, особенно посредством венков и цветов, которые бросают в воду.
Религиозно-земледельческое значение летнего праздника видно из обычаев ходить по полям с образами, увитыми цветами. Так как это происходит пред начатием покоса и жатвы, то значит, славяне отправляли в то время люстрацию 136 полей. В Галиции особенно с большим значением совершается такая процессия: юноши и девицы идут в венках и поют песни, приличные только этому времени; знамена увиты цветами. Христианские пастыри, распространяя веру кротко, обращали в христианские те из языческих обрядов, которые не заключали ничего противного идее христианства.
В семейственном отношении песни летницкие отличны от весенних. В них уже молодцы не ищут девиц, не изображается первое знакомство любовников, а выражается предчувствие скорого брака. Так, в одной, напр., песне девушка думает, что скоро придется быть замужем, в другой сожалеет о скоропреходящих днях девичества, днях забав и песен, за которыми последует однообразная жизнь семейная. Оттого в весенних песнях отец отправляет дочь на игрища и говорит: «гуляй, дочь моя, сколько хочешь; два раза не будешь молодою». А в песнях летницких мать посылает дочь поневеститься.
Разом с гуляньем, пиршествами и веселыми играми поминали мертвых. Хоровод переходил от священных рощ и вод /244/ к могилам: там отправлялись тризны с такими же играми, как и весною. Оттого в христианстве в семицкие дни рыли могилы для странников. И теперь около этого времени в обыкновении отправлять панихиды. Живущие, празднуя полную жизнь, земное царство света, напоминали отжившим, что и для них придет время, когда меч света поразит смока и избавит их от черной ночи.
В то же время отправлялись жертвоприношения русалкам; и теперь неделя после духовой называется русальною. По известию Козьмы Пражского, чехи приносили около праздника пятидесятницы 137жертвоприношения источникам (Cosm., III, 197).
Наконец, в заключение продолжительного празднества Лада отправляемо было великое торжество Купала. Ни одно из народных празднеств не оставалось у славян с его явно языческими принадлежностями после принятия христианства, как купальное. Духовные в России силились истребить его и не могли до сих пор, но оставили нам любопытные описания. В «Стоглаве» (в XVI веке) жалуются, что против праздника «рождества Иоанна Предтечи 138 против ночи и во весь день до ночи мужи и жены и дети в домах и по улице, и ходя по водам глумы творят со всякими играми и всякими скоморошествы и песни сатанинскими, ночью в роще, омываются водою и, пожар запалив, перескакаху по древнему некоему обычаю» (Русс. прост. празд., IV, 37). В «Синопсисе» 139 говорится, что в Малороссии «в навечерии рождества св. Иоанна Крестителя, собравшиеся ввечеру юноши мужеска и женска и девическа пола, соплетают себе венцы от зелья некоего и возлагают на главу и опоясуются ими. Еще ж на том бесовском игралище кладут огонь и окрест его емшеся за руце нечестиво ходят и скачут и песни поют, скверного Купала часто повторяюще и чрез огонь перепрескакующе» (Синопсис, 48). Густинская летопись гласит, что «в навечерие рождества Иоанна Предтечи собирается простая чадь обоего пола, сплетают себе венцы из ядомого зелия и препоясавшеся быльем, возгнетают огнь, идеже поставляют зеленую ветвь, и емшеся за руце скоро обращаются окрест того огня, поюще своя песни, потом чрез оный огонь прескакуют» (Густ. лет., Поли. собр. лет., II, 257). В Польше такой обычай назывался соботка и в XVI столетии служил увеселением даже высшего класса. Нам подали завет матери, говорит Ян Кохановский 140 , известный поэт польский, чтоб когда соловей перестанет петь и солнце вступит в знак Рака, непременно была палима соботка (Dzieje Jana Kochanowsk., Krak., 1693). У западных славян это празднество, называемое также Соботка, так укоренилось, что, по известию Ходаковского 141, на пространстве несколь-/245/ких сот верст 23-го июня вечером горы Судетские, Коконоши и Карпаты кажутся пылающими (Истор. Мал. Росс, т. III).
Следы этого празднества существуют у многих народов. Так, в северных странах такой огонь зажигается в честь Бальдура 142; в Германии он называется Iohannisfeuen немцы переводили чрез него стада свои. Как он древен, видно из того, что еще Карл Великий 143 запрещает его саксонцам. Он тогда назывался Nedfri, т. е. Nothfeuer — необходимый огонь (Lindenbr., Capit.). В Венгрии также зажигают огонь и перескакивают чрез него. У литовцев этот праздник назывался Росса, и зажигание огня было главным его обрядом (Dzieje Nar. Lit., I, 306). У финнов он называется Кокко (Русс. прост. празд. IV, 27). У древних римлян существовал пастушеский праздник Палилия, когда перескакивали через огонь и проводили стада; вместе с тем совершалось очищение и посредством воды (Funke, IV, 26). Овидий 144 говорит, что он три раза перескакивал через огонь и был кропим водою с лавровой ветви (Fastes VIII). У греков очищение посредством огня и воды составляло важный догмат религии и существенную часть таинств Цереры и Вакха (Symb., IV, 563; III, 330). В глубокой древности на празднике Весты 145, 23 июня, кропили водою дома и перепрыгивали ночью чрез зажженные костры (Русс. прост. празд., 24). У монголов был такой же обычай, как видно из того, что князю Михаилу черниговскому 146 Батый 147 велел пройти сквозь огонь и поклониться кусту и огню (Соф. врем., I, 261). У семитических народов существовало подобное перехождение через огонь. Так, отступники цари иудейские Манассия и Ахаз проводили детей своих чрез огонь по обычаю язычников (Паралип., 33, 6; Царств., IV, 16. 3). Таким образом, торжество Купала у славян было общим праздником всего языческого мира.
Вот как отправляется этот праздник в южной России: прежде всего юноши и девицы купаются, потом надевают венки из черноклена с душистыми травами, подпоясываются чернобыльником (artemisia vulgare) и, пред захождением солнца, собираются на возвышенном месте непременно над рекою. Ставят два изображения: одно чучело наподобие человека, другое — дерево, увитое женскими уборами, лентами и венками: дерево обыкновенно бывает черноклен; потом раскидывают кучи соломы, зажигают и, постановившись кругом, поют песни и, взявши в руки изображения, попарно парень с девкою прыгают через огонь, потом, когда все перепрыгнут, бросают в воду изображения, из которых мужское называют Купалом, а женское — Мареною. Вслед за тем бросают с себя венки в воду. В песнях, поемых при этом, говорится, что Купало (переделываемый обыкновенно в Ивана) купался, что /246/ играло на нем солнце и что, наконец, накупавшись, он упал в воду. Поют также о Марене, что она необыкновенная красавица, играла в высоком тереме, потом бросилась в воду. Кроме того, поют о каком-то женском существе, утонувшем в Дунае, и о мужском, изрубленном девицами и превратившемся в несколько цветов. Кроме всего этого, прочие песни содержания эротического и почти варианты свадебных.
Из этого я заключаю: что два изображения — мужское и женское, Купало и Марена — означают Лада-Свентовита — светоносное начало и женское водное начало или Девану: теперь они называются в народе царь огонь и царица водица. Купало есть одна из номинаций божества; Купало значит совокупляющий, как Ярило — возбуждающий к любви. Слова «Купало (или Иван) купался, накупался, да упал в воду» значат, что Лад-свет кохался с Деваною — водным началом и соединился браком, из какого соединения образовалась полная жизнь и любовь в творении. Брак солнца с водою был величайшим торжеством всего творения: оттого по народным суевериям и солнце три раза останавливается на день св. Иоанна, и птицы, и звери, и цветы, и деревья радуются. В самом деле в то время, после вступления солнца в знак Рака, заключается в природе процесс растения и возбуждения; поэтому тогда солнце представляется на высочайшей крайней степени своей всеживотворящей деятельности.
В отношении семейном этот день был велик у славян. Юноши и девицы, составлявшие хоровод в продолжение праздника Лада, должны были соединиться браком. Хоровод уничтожается. Каждый юноша выбирает себе вечную подругу. Это доказывается тем, что песни купальские есть по большей части одни и те же, что свадебные; в них уже мало поется о любви, а если поется, то о супружеской; девушка теряет отца, брата, сестру и приобретает свекра, свекровь, деверя, золовку. Как купанье, так и перескакиванье чрез огонь — обряды брачные и, кажется, у славян языческих были тем, что теперь венчанье. Так, Иаков Черноризец148, живший в XI веке, жаловался митрополиту Иоанну 149, что простые люди не венчаются, а совершают бракосочетание посредством плескания (Русс. достоп., I, 101). Огонь же употребляется на свадьбах: в Малороссии и теперь на свадебном пире молодые перескакивают чрез кучу зажженной соломы, как на Купала. В этом предположении, что Купало означал также и брачное торжество, утверждает меня то, что по окончании всей церемонии бросают венки в воду, а брошенный в воду венок в малороссийский поэзии неизменно — символ окончания девства. Оттого и на свадьбах невеста ходит в венке и снимает его, когда станет женою. /247/
В хозяйственном отношении этот праздник имел также высокое значение. В этот день собираются обыкновенно травы, как медицинские, так и такие, которым фантазия приписывает чародейственную силу. Как вода, так и огонь, и даже венки с праздника купальского признаются полезными для здоровья. Тогда находят под чернобыльником какой-то земляной уголь, исцеляющий от болезней. Тогда растет трава архилина, получаемая, как думали в старину, только чрез золотую и серебряную гривну, и трава-разрыв, способная разрушать железо, и цветет папоротник, символ таинственной силы света. Огнем купальским и водою очищали славяне скот, поля и огороды, приготовляясь к начатию полевых работ и полагая, что этим они предохраняют произрастения от вредных насекомых (Lindenbr., Capitul.). И потому справедливо некоторые мифографы называют Купала богом земных плодов. Как смысл высочайшей силы солнца, он действительно был божеством плодородия.
Я не знаю наверное, имеет ли праздник Купала значение для усопших, но то знаю верно, что огонь и вода считались для них необходимыми. Так, русские объясняли арабскому путешественнику, что они сожигают тела для того, чтоб умершие невозбранно вошли в блаженство, следовательно, достигнули блаженства посредством огня (Ibn-Fotzl., 21). В Богемии ежели и хоронили трупы не сжигая, то считали необходимым, чтоб на могиле три или семь дней горел огонь (Кгоп. Czeska). Что вода была также необходимою для мертвых, видно из того, что, по сказанию того же арабского путешественника, мертвых сожигали непременно в лодке на воде (Ibn-Fotzl., 13). Святослав для успокоения усопших топил в воде петухов и младенцев (Ист. Льва Диак., 93). У приволховских славян куски дерева, из которого делается гроб, бросаются в воду или сожигаются. В Малороссии бросают шелуху красных яиц в воду, надеясь, что она по воде дойдет к мертвым около дня Купала. Наконец, важно еще и то, что около этого праздника у малорусов есть день, называющийся навий великдень, т. е. воскресение мертвых. Я думаю, что славяне полагали день Купала, величайший день годичной деятельности солнца, днем окончательной победы огнесвета над тьмою и злом.
По окончании длинного праздника Лада начинались полевые работы, которые, несмотря на свою тяжесть, сопровождаются и теперь песнями. Когда жатва оканчивалась, отправлялся другой торжественный праздник Свентовиту-Ладу, теперь называемый обжинки. Саксон Грамматик описывает его у прибалтийских славян таким образом. «В день, назначенный для праздника жатвы, арконский жрец входит в свя-/248/тилище, т. е. внутреннюю часть храма, переводя от благоговения дыхание, и смотрит: есть ли вино в роге, находившемся в правой руке идола. Ежели нет или мало, это служило предвестием хорошего урожая на будущее время. Народ собран перед храмом и в внешней части храма: жрец допивает остаток вина, наливает рог, выходит к народу, выпивает при торжественных молениях о всеобщем благоденствии, победе и мире, желает, чтоб никто из присутствующих не умер, потом наливает снова рог вином и оставляет в руке идола. После того он выходит к народу; приносят огромный медовый пирог и ставят перед жрецом. Жрец спрашивает: что, видите вы меня? Ежели ему отвечают: не видим, то он говорит: ну чтоб же вы меня и на тот год не увидели за большим изобилием» (Sax. Gramm., Hist. Don., L. XVI, 289). Это драгоценное известие мы можем почитать, как бы оно было об нашем русском отечестве. До сих пор у малороссиян сохраняется подобный обряд, только перенесенный к времени рождественских святок. Отец семейства садится за стол, на котором стоят кушанья, обставленные снопами. Он спрашивает: видите ли вы меня, дети? ему отвечают: не видим. Он говорит: ну дай Бог, чтобы и на тот год не увидели. Употребление медового пирога было и у греков священным. После обряда праздник проводился славянами в пиршествах и забавах. Теперь в простом народе празднуется торжество это с различными церемониями в разных краях. В России обыкновенно все село делает складчину, пьют и едят и отправляют при этом обряды истинно мифологические, напр., делают чучело из снопа в виде женщины или приносят в церковь петуха (а петух, особенно красный, на всем европейском севере символизирует огонь). В Малороссии жницы и жнецы несут снопы в церковь, сами в венках из колосьев, переплетенных с цветами.
Третий праздник у славян отправлялся зимою в то время, когда солнце доходило до minimum своей силы и возвращалось снова на весну. Праздник этот имеет основание в общечеловеческом мифологическом понятии о рождении света. В Персии праздновали Мигрган в конце декабря и называли праздником рождения непобедимого солнца. Подобно тому и в Египте жрецы торжествовали рождение Осириса. У римлян тогда отправлялись януарские Календы, называвшиеся также Natales Solis invicti 150. Этот праздник принадлежал также и к поклонению Митре, называвшемуся непобедимым солнцем. Древнее изображение женщины с младенцем было символом рождающегося солнца. У скандинавов тогда отправлялся праздник Иолы в знак возвращающегося солнца. В Англии должайшая зимняя ночь называлась материнскою, ибо с этих пор день прибавлялся и солнце входило в преж-/249/нюю силу, т. е. рождалось (Рус. прост. празд., II, 1-29). У славян был в то время праздник, именуемый теперь Колядою; некоторые утверждали, что это наименование божества мира, другие отвергали всякое мифологическое происхождение этого праздника и думали, что Коляда есть испорченное слово Calendae и зашло в Малороссию от поляков, которые заимствовали от западных европейцев. Но мы знаем, что не только в Малороссии, но и в Великой России в самых отдаленных углах известно имя Коляды, при том находим видимое сходство обрядов этого праздника с древними подобными мифологическими торжествами. Я не стану излагать всех этих сходств, а укажу на прекрасное сочинение Снегирева «Русские простонародные праздники», где это достаточно показано. Полагаю же, что имя Коляда вовсе не произошло от Calendae, а скорее однознаменательно с словом Иола, означающим колесо — круг солнца; то же значит и Коляда от коло — круг, колесо.
В отношении религиозном этот праздник у славян отправлялся в честь рождающегося солнца, из чего уже следует заключить, что год славяне начинали с зимнего поворота. Осирис-Свентовит, пораженный на время Тифоном Чернобогом, восстает и начинает свой процесс оживления природы. А так как солнце совершает деятельность свою постоянно, и сначала оно является в малом виде, то оттого и образовалось понятие у всех языческих народов о рождении и детстве светоносного начала в годичном его бытии, оттого и произошло изображение женщины — олицетворенной природы — с младенцем. Оттого и Поревит изображался безоружным; это значило, что свет управляет миром, но уже без орудия борьбы с тьмою и смертию, а голова на груди Поренута означала самовозрождение. Памятником этому служит песня:
Уродилась коляда
Накануне рождества.
Может быть, и должно быть с этим временем совпадало пришествие на землю светоносного начала в виде человека; многие колядки, по-видимому, относящиеся к детству божественного искупителя, кажется, относятся к языческому воплощению. Так, напр., в одной колядке говорится, что матерь родила сына, искупала его в море, а мы знаем, что солнце купается, а по литовской мифологии матерь его живет близ моря. Вероятно, это был также праздник сотворения мира, ибо в некоторых обрядных песнях об этом говорится и говорится притом совершенно по языческим понятиям. В то время совершались священные игры, как видно из зимних хороводов, и приносились жертвы. Так, в одной русской песне святочной изображается явно языческое жертвоприношение: в /250/лесу горят огни, вокруг огней стоят скамьи, на скамьях сидят юноши и девицы.
Поют песни каледушки,
Посредине их старик сидит,
Он точит свой булатный нож,
Котел кипит горючий,
Возле котла козел стоит,
Хотят козла зарезати,
Ты, братец Иванушко;
Ты види, ты выпрыгни!
Я рад бы выпрыгнуть,
Горюч камень к котлу тянет.
Желты пески сердце высосали
(Сахар., Рус. свят., 16).
В отношении семейственном этот праздник имел, кажется, то значение, что тогда составлялся хоровод на весну и освящался религиозными обрядами. В песнях, которых в таком роде больше всего, изображается приготовление к любовным занятиям. Колядницы, ходящие под окнами в Малороссии, поют обрядные песни юношам и девицам и всегда изображают их еще не знающими любви, но предвещают им скорое знакомство с этим чувством. Так, юноша изображается с атрибутами молодца, на коне, на охоте или на войне; нечаянно он находит себе девицу и получает ее то геройскою удалью, то прельщая красотою. Девицам расхваливают их наряды, их красоту и говорят, что скоро сберутся к ней князи и бояре (т. е. женихи), будут искать любви ее и наконец возьмет ее доблестнейший и красивейший из всех юношей. По большей части гаданья, существенная часть праздника, относятся к семейной связи. Девушка хочет узнать своего суженого, юноша свою будущую подругу. Из множества гаданий я считаю не лишним привести напамять несколько таких, которые несомненно относятся к языческому миру. К таким принадлежит гаданье посредством лошади: девушки выводят коня и проводят его через бревно; ежели конь не зацепится, то муж у той, которая гадает о себе, будет добрый; в противном случае — сердитый. Гаданье посредством кольца также древнее, потому что следы его есть в Краледворской рукописи. Гаданье посредством кур, которых заставляют пить воду, есть хлеб, брать кольца и т. под., сходно с гаданьями римских авгуров. Гаданье посредством накрытого прибора в бане сходно с римскими гаданьями, описанными св. Августином Гаданье посредством лучины, которую обмакивают в воде и зажигают и по скорому зажжению заключают о выгодном или не выгодном бракосочетании, имеет соотношение с языческим понятием о бракосочетании огня с водою. Все эти гаданья исключительно семейные. Поэтому я полагаю, что в язычестве на празднике Коляды — рождения солнца — составлялся /251/ и освящался хоровод, которого члены, юноши и девицы, долженствовали на будущую весну своею любовию прославлять всеобщую любовь, выражаемую в природе жизнию, а в языческом богословии символическим бракосочетанием царя-огня с царицею-водицею.
Без малейшего сомнения, праздник Коляды имел важное значение в земледельческом отношении. Обычаи щедровать и отчасти колядовать у малорусов преимущественно земледельческие. Певцы под окном прославляют обилие и счастие хозяина, говорят, что у него есть и пшеничный хлеб, и кишки, и колбасы, и желают ему такого ж благоденствия на другой год. Бог тебе кличе! — говорится в одной щедровке: — дает два лана жита, а третий пшеницы, а четвертый гречихи, а пятый овса. В другой говорится, что Бог любит хозяина, и когда он посеет на будущий год хлеб, то Бог ниспошлет на ниву его дождь, который упадет три раза в мае, и на ниве уродится жито и пшеница, а хозяин в благодарность за хорошее желание должен поставить певцам меду и вина. У великорусов хозяину желают корысти в дом, а хозяйке предвещают, что она будет печь пироги, что значит принимать гостей. При святочных подблюдных песнях всегда прежде всего воздается хвала хлебу:
Песню мы хлебу поем,
Хлебу честь воздаем (Рус. свят., II).
Многие из гаданий относились к урожаю в будущем году, как и к женитьбе. Гаданье посредством соломины, которую берут, закинув голову, ртом из снопа и заключают о счастии, когда вынется соломина с колосом, и о несчастии, когда пустая, есть гаданье земледельческое. Обычай посыпать зерном на новый год, наблюдаемый в Великой и Малой России, сопряжен с большим торжеством, которое называется авсень у великорусов и у малороссиян щедрым вечером. Я полагаю, что этот праздник в язычестве имел значение освящения зерен, приготовляемых для посева. У малорусов поется при этом о святом Илье, который носит плеть из жита и где махнет ею, там растет хлеб. Под святым Ильею, вероятно, сокрылось другое языческое существо, которое могло быть не иной кто, как Лад — свет, всеоживляющее, дарующее всякое благо начало, Белый бог, Свентовит, покровитель земледелия. В старину праздник Коляды, или нового года, был временем гаданий политических: так, из Олафовой саги 152 мы видим, что в Новгороде на празднике Иолы, или Коляды, приносима была перед народом мать Владимира, которая славилась прорицаниями, и она предрекла о пришествии северного героя в Гардарикию 153 (Русск. историч. сборн., IV, 31). /252/