ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКИЕ ЕДИНИЦЫ

В «шкале непереводимости» или «труднолереводимо-сти» фразеологизмы, или фразеологические единицы (ФЕ), занимают едва ли не первое место: «непереводи­мость» фразеологии отмечается всеми специалистами в числе характерных признаков устойчивых единиц; на нее неизменно ссылаются сторонники «теории непереводимо­сти»; с трудностью перевода ФЕ на каждом шагу стал­кивается переводчик-практик, на ней почтительно оста­навливается теоретик перевода.

Из частного лингвистического вопроса за последние два десятилетия фразеология выросла в крупный раздел языкознания; о ней и по многим проблемам ее написаны (главным образом советскими учеными) тысячи работ. И тем не менее начать сопоставительное изучение, как полагалось бы, четким определением самого предмета или хотя бы ясной дефиницией фразеологизма с пере­числением его признаков и видов почти невозможно; по основному вопросу: что такое ФЕ? — мнения авторов расходятся в очень широком диапазоне.

Для нас, однако, это имеет и свою положительную сторону, так как позволяет, учитывая практическую цель нашей работы и ее направленность на перевод, включить в предельно узкие рамки настоящей главы максимально широкий круг единиц — все то, что разные авторы при­числяют к фразеологизмам: как идиоматику, так и ФЕ пословичного типа (в том числе крылатые выражения, афоризмы, сентенции), как образные (метафорические) единицы, так и необразные (безобразные) сочетания и даже случаи устойчивой сочетаемости, как «норматив­ные», «обкатанные» временем, так и отшлифованные ма­стерами обороты.

Несмотря на то, что еще нет всестороннего исследова­ния перевода фразеологии, те или иные вопросы затраги­вают все теоретики. Так, Я. И. Рецкер посвящает им большую главу в своей книге, отмечая, что «переводчик должен уметь самостоятельно разбираться в основных вопросах теории фразеологии, уметь выделять фразеоло­гические единицы, раскрывать их значение и передавать их экспрессивно-стилистические функции в переводе» ¹. Эта мотивировка, нам кажется, интересна не только сама по себе, но и как своеобразный план для разработки та­ких вопросов: 1) необходимость для переводчика знаний в области фразеологии, 2) трудности распознавания ФЕ в тексте и 3) собственно перевод, предполагающий пере­дачу не только а) семантики, но и б) экспрессивно-сти-;_ листических функций соответствующей единицы.

Как в отношении многих из вошедших в эту книгу единиц, так и в отношении большинства других, успех ' перевода ФЕ нередко определяется еще до того, как дело ,_ дошло до перевода — на этапе ее распознавания. Фразеологизм обладает всеми качествами, которые могут представить затруднения для переводчика уже с первых шагов: это и раздельнооформленность, и характер ком­понентов, большей частью не отличающихся от обычных слов, и ничем не замечательная, за немногими исключе­ниями, связь между ними и контекстом.

Этот первый момент — распознавание устойчивых со­четаний в тексте подлинника — требует самостоятельного рассмотрения, так как значительная часть неудач в пере­воде ФЕ обусловлена именно «неузнаванием их в лицо»: переводчик 1) принимает их за переменные (свободные) словосочетания, и это приводит к переводу их на уровне слова, или, 2) замечая их слитность, приписывает ее ин­дивидуальному стилю автора; или же,-наоборот, 3) наде­ляет свободное сочетание качествами устойчивого и пе­редает его, соответственно, на фразеологическом уровне. Вероятность правильного перевода при таком «подходе», , разумеется, редко бывает значительной.

Следующий барьер — трудность восприятия, по­нимания распознанной единицы. В связи с характерной для фразеологизма невыводимостью значения целого из значений компонентов «пословный» перевод редко быва­ет верным. Мы часто говорим о «гипнозе подлинника», а

¹ Рецкер Я. И. Теория перевода и переводческая практика, с. 145. 180

здесь придется ввести понятие «гипноз слова», отдельно­го слова, компонента ФЕ, заслоняющего от переводчика значение целого. А неправильное восприятие самого сло­ва, уже достаточно неприятное само по себе, часто при­водит к искажению и всего контекста, который перевод­чик стремится приспособить к тому значению, которое сложилось у него в голове.

Однако основной причиной ошибок как нераспознава­ния, так и не (до) понимания значения ФЕ, является, конечно, недостаточное владение ИЯ. Бывает, разумеет­ся, «и на старуху проруха», может оплошать и опытный переводчик — тот же «гипноз подлинника!», — но такие случаи нечасты и не столь опасны, как беспомощность неопытного переводчика. Поэтому, оставив в стороне тех, кто не в состоянии за тремя словами разглядеть словосо­четания, будем ориентироваться на знающего перевод­чика и займемся непосредственно вопросами перевода ФЕ.

Переводу фразеологизмов тоже уделено немало внимания в теоретических работах, в каждом пособии по переводу, в особенности по переводу худо­жественной, публицистической, общественно-политиче­ской литературы, во многих публикациях по теории фра­зеологии и сопоставительной лингвистике. Связанные с этим проблемы рассматриваются по-разному, рекомен­дуются различные методы перевода, встречаются несов­падающие мнения. И это, пожалуй, в порядке вещей: од­нозначного, стандартного, одного на все случаи жизни решения здесь быть не может. Не так редко, даже при наличии равноценного фразеологического соответствия, приведенного в словаре, приходится искать иные пути перевода, так как этот эквивалент не годится для дан­ного контекста. Даже в границах одной, вроде бы гомогенной, группы ФЕ, может потребоваться индиви­дуальное решение — ситуация требует иного подхода. Поэтому и противоречивые (в теории) советы не всегда нужно считать несовместимыми: например, если один ав­тор предлагает переводить пословицу пословицей, а дру­гой — калькой или путем подстановки, иногда приходит­ся считать, что прав и тот и другой.

Чтобы в теоретическом плане говорить о приемах перевода ФЕ, нужно всю фразеологию данного языка расклассифицировать по какому-то обоснованному кри­терию на группы, в границах которых наблюдался бы как преобладающий тот или иной прием, тот или иной подход

к передаче ФЕ на ПЯ. Многие авторы' в качестве исход­ной точки берут лингвистические классификации, пост­роенные в основном на критерии неразложимости фра­зеологизма, слитности его компонентов, в зависимости от которой и от ряда дополнительных признаков — мотиви­ровки значения, метафоричности и т. п., — определяется место ФЕ в одном из следующих трех (четырех) разде­лов: фразеологические сращения (идиомы), фразеоло­гические единства (метафорические единицы), фразеоло-логические сочетания и фразеологические выражения (Ш. Балли, В. В. Виноградов, Б. А. Ларин, Н. М. Шан­ский). Показательной в отношении творческого использо­вания такой классификации в теории и практике перево­да можно считать работу А. В. Федорова. Разобрав ос­новные для того времени (1968) лингвистические схемы, он останавливается на предложенной В. В. Виноградо­вым и осмысливает ее с точки зрения переводоведения. Например, он отмечает отсутствие четких границ между отдельными рубриками, «разную степень мотивирован­ности, прозрачности внутренней формы и национальной специфичности» единств, которая может потребовать от переводчика «приблизительно такого же подхода, как идиомы»². Та же классификация «весьма удобна для теории и практики перевода»³ и по мнению Я- И. Рец-кера, который, однако, берет из нее только единства и сращения, считая, что по отношению к этим двум группам ФЕ следует применять неодинаковые приемы пе­ревода: «перевод фразеологического единства должен, по возможности, быть образным», а перевод фразеологичес­кого сращения «осуществляется преимущественно прие­мом целостного преобразования»⁴.

Такой подход к классификации приемов перевода ФЕ нельзя считать неправильным, так как от степени слит­ности компонентов несомненно зависит в некоторой мере и возможность полноценного перевода, выбор наиболее удачных приемов. Однако, как было отмечено, ведущие

¹ Ср., например, Аристов Н. Б. Основы перевода. М.: Изд. лит. на иностр. яз., 1959, с. 107-118; Роганова 3. Е. Пособие по пе­реводу с немецкого на русский язык. М.: Изд.лит. на иностр. яз., 1964, с. 100-117; Тучков а Т. А., Критская О. В. Пособие по переводу с французского языка на русский. М.-Л.: Просвещение, 1964, с. 49-60.

² Федоров А. В. Основы общей теории перевода, с. 198.

³ Рецкер Я. И. Указ, соч., с. 149.

⁴ Т а м же, с. 151.

теоретики перевода, опираясь на лингвистические схемы, насыщают их своим содержанием, делают ряд модифи­каций и оговорок, вводят дополнительно деление на об­разные и необразные единицы ^!, на фразеологизмы по­словичного и непословичного типа² и т. д.

Решая вопрос о переводоведческой классификации ФЕ, мы также не привязываем нашу схему к той или иной из лингвистических, стараясь опираться больше на тео­рию закономерных соответствий, направленную прежде всего на перевод на уровне словосочетания. За основу можно принять установку, против которой обычно не спо­рят: как правило, фразеологизм переводят фразеологизмом. Мы не абсолютизируем это пра­вило; просто считаем, что к такому переводу, как к идеа­лу, нужно стремиться в первую очередь и искать иных путей, лишь убедившись в нецелесообразности фразеоло­гического перевода в данном тексте.

Возможности достижения полноценного словарного перевода ФЕ зависят в основном от соотношений между единицами ИЯ и ПЯ:

1) ФЕ имеет в ПЯ точное, не зависящее от контекста полноценное соответствие (смысловое значение+конно-тации), т.е. фразеологизм ИЯ = фразеологизму ПЯ пере­водится эквивалентом;

2) ФЕ можно передать на ПЯ тем или иным соответ­ствием, обычно с некоторыми отступлениями от полно­ценного перевода, т.е. фразеологизм ИЯ~фразеологиз­му ПЯ переводится вариантом (аналогом);

3) ФЕ не имеет в ПЯ ни эквивалентов, ни аналогов, непереводима в словарном порядке, т. е. фразеологизм ИЯ=^ фразеологизму ПЯ передается иными, не фразе­ологическими средствами.

Несколько упрощая схему, можно сказать, что ФЕ переводят либо фразеологизмом (первые два пункта) — фразеологический перевод, либо иными сред­ствами ( за отсутствием фразеологических эквивалентов и аналогов) — нефразеологический перевод.

Это, разумеется, полярные положения. Между ними имеется множество промежуточных, средних решений, с которыми связано дальнейшее развитие нашей схемы:

'Например, Комиссаров В. Н., Рецкер Я. И., Т а р-х о в В. И. Пособие по переводу с английского на русский. Ч. I. М.: Изд. лит. на иностр. яз., 1960; ч. II, М.: Высшая школа, 1965.

² Например, К а т ц е р Ю. М., К У н и н А. В. Письменный пере­вод с русского языка на английский.

приемы перевода в других разрезах — в зависимости от некоторых характерных признаков и видов ФЕ (образ­ная— необразная фразеология, ФЕ пословичного — не­пословичного типа), перевод с учетом стиля, колорита, языка, авторства отдельных единиц и т. д. Эти дополни­тельные аспекты полнее представят проблему перевода ФЕ, расширят и облегчат выбор наиболее подходящего приема.

I. Фразеологический перевод предполага­ет использование в тексте перевода устойчивых единиц различной степени близости между единицей ИЯ и соот­ветствующей единицей ПЯ — от полного и абсолютного эквивалента до приблизительного фразеологического со­ответствия.

1. Фразеологический эквивалент — это фразеологизм на ПЯ, по всем показателям равноценный переводимой единице. Как правило, вне зависимости от контекста он должен обладать теми же денотативным и коннотативным значениями, т. е. между соотносительны­ми ФЕ не должно быть различий в отношении смыслового содержания, стилистической отнесенности, метафорично­сти и эмоционально-экспрессивной окраски, они должны иметь приблизительно одинаковый компонентный состав, обладать рядом одинаковых лексико-грамматических показателей: сочетаемостью (например, в отношении требования одушевленности/неодушевленности), принад­лежностью к одной грамматической категории, употре­бительностью, связью с контекстными словами-спутника­ми и т.д.; и еще одним — отсутствием национального ко­лорита.

Речь идет по существу о полной и абсолют­ной эквивалентности¹, указывающей на чрезвы­чайно высокие требования, которые предъявляются к фразеологическим эквивалентам. Все это — уже сущест­вующие в общем сравнительно немногочисленные едини­цы, работа с которыми сводится к их обнаружению в ПЯ; решающая роль в этой работе большей частью принад­лежит отличному владению ПЯ и ... словарям.

2. Неполным (частичным) фразеологиче­ским эквивалентом называют² такую единицу

¹ В термин «фразеологический эквивалент» мы сознательно не вклю­чаем определений «полный» и «абсолютный», считая при наличии (п.п. 2 и 3) «неполного (частичного)» и «относительного» эквива­лентов такие определения лишними.

² АРФС, с. 9.

ПЯ, которая является эквивалентом, полным и абсолют­ным, соотносительной многозначной единицы в ИЯ, н о не во всех ее значениях. Например, the mas­sacre of the innocents, известный библеизм, полностью со­ответствует рус. избиение младенцев, но эта русская еди­ница является лишь частичным эквивалентом, так как англ. ФЕ имеет еще одно значение — жарг. «нерассмотре­ние законопроектов ввиду недостатка времени (в конце парламентской сессии)» (АРФС); однозначные нем. (dem Feinde) den Rticken zeigen и фр. rnontrer le dos (a 1'en-nemi) являются частичными эквивалентами рус. показать спину, единицы, обладающей согласно ФСРЯ еще одним значением. В русской фразеологии ФЕ «раки зимуют» фигурирует в трех единицах, а в болгарской — только в одной, зная къде зимуват раците; эту ФЕ и будем счи­тать неполным эквивалентом каждой из трех русских.

Частичных эквивалентов сравнительно немного, так как вообще явление многозначности менее характерно для фразеологии ¹. Гораздо чаще случаи относительной фразеологической эквивалентности.

3. Относительный фразеологический эквивалент уступает абсолютному лишь в том, что отличается от исходной ФЕ по какому-либо из показате­лей: другие, часто синонимические компоненты, неболь­шие изменения формы, изменение синтаксического пост­роения, иные морфологическая отнесенность, сочетае­мость и т. п. В остальном он является полноценным соот­ветствием переводимой ФЕ, «относительность» которого скрадывается контекстом.

Различие может быть, например, в сочетаемости. Ес­ли сравнить нем. da lachen (ja) die Huhner! с его русским аналогом курам на смех, то нетрудно заметить, что при переводе придется русский эквивалент либо «подгонять» под соответствующую немецкую единицу и превратить ее в самостоятельную экспрессивную фразу: «да это же курам на смех!», либо, если этого сделать нельзя, искать других соответствий.

Частым отличием можно считать неодинаковое лек-

¹ В доступной нам литературе встретилась только цифра 17% много­значных ФЕ из 4000 содержащихся во ФСРЯ (Глухов В. М. Вопросы многозначности фразеологических единиц. — Сб. Проблемы устойчивости и вариантности фразеологических единиц. Материалы межвузовского симпозиума. Тула, 1968, с. 321—330), но интересно было бы иметь сопоставительное исследование с лексическими еди­ницами.

сико-семантическое содержание отдельных компонентов. В приведенном выше примере показать спину в ФЕ неко­торых языков появляется с компонентом не «показать», а «повернуть» англ, turn one's back, болг. обръщам гръб, фр. tourner le dos (наряду с указанным montrer = «показывать»).

В других случаях эквивалент может отличаться от исходной ФЕ по компонентному составу; например, один и тот же образ может быть выражен экономнее или про­страннее: болг. връзвам ръцете (някому) обычно пере­водится рус. связывать (кого) по рукам и ногам, а не е стъпвал човешки крак — рус. нога не ступала; содер­жащийся в англ, trim one's sails to the wind, фр. aller le nez au vent и рус. держать нос по ветру «морской коло­рит» «выветрился» из болг. обръщам се накъдето духа вятърът (т. е. «поворачиваться куда ветер дует» — намек скорее на флюгер) и нем. den Mantel nach dem Wind drehen («поворачивать пальто по ветру»).

В последнем примере уже чувствуется наиболее ха­рактерное отличие относительных эквивалентов от аб­солютных—другая образная основа. Вслед за некото­рыми авторами мы будем также называть аналогами' относительные эквиваленты с заменой образа. Сравним, например, несколько ФЕ со значением «быть удачли­вым». Наряду со счастливой (у французов — доброй) звездой, во фразеологии других народов встречаются ме­тафорические синонимы, но на иной образной основе: у французов это «прическа» (etre ne coiffe), у англичан — «серебряная ложка» (be born with a silver spoon in one's mouth) или (устар.) «капюшон» (..a coul on one's head), у русских и болгар — «рубашка» (родиться в сорочке, ро-ден с риза).

Образы могут быть очень близкими, соприкасающи­мися, например, «молния» — «гром» (ср. нем. Blitz aus heiterem Himmel и рус. гром среди ясного неба) или «ти­хая вода», «тихий омут», «спящая вода» (ср. нем. stille Wasser sind tief, англ, still waters run deep, рус. в тихом омуте черти водятся, фр. il n'y a pas de pire eau que celle qui dort); они могут быть весьма далекими, но логичес­ки сопоставимыми; например, «похожесть» русский, бол­гарин и француз видят в «двух каплях воды», а у немца и чеха это «два яйца», у англичанина — «две горошины».

¹ Комиссаров В. Н.,Рецкер Я. И., Тархов В. И. По­собие по переводу с английского языка на русский, ч. I, с. 58.

Но образы двух аналогов (на ИЯ и ПЯ) могут не иметь между собой ничего общего как образы, что не мешает эквивалентам исполнять исправно свою функцию в переводе. Нем. wenn die Hunde mit dem Schwanz bel-len («когда собаки залают хвостами») переводится англ, when the moon turns green cheese («когда луна превра­тится в зеленый сыр»), рус. когда рак (на горе) свистнет (и рыба запоет), или любым из более трех десятков болг. «никогда», хотя бы кога се покачи свиня с жълти чехли на круша («когда свинья в желтых шлепанцах на грушу вскарабкается»).

В принципе, возможность передавать ФЕ аналогами с образностью, совершенно не имеющей точек соприкос­новения в ИЯ и ПЯ, объясняется главным образом тем, что по большей части это стертые или полустертые мета­форы, не воспринимаемые или, скорее, воспринимаемые подсознательно носителем языка: ведь в значении остать­ся с носом никакого «носа» русский не видит, как не за­мечает болгарский читатель «пальца» в аналоге остана с пръст в уста («остаться с пальцем во рту»). Степень яркости образа — очень низкая — до нулевой у фразеоло­гических сращений, а в единствах более высокая, но ред­ко достигающая интенсивности в свободном сочетании, — является одной из главных предпосылок для выбора приема перевода между аналогом и калькой. Об этом речь пойдет ниже, но уже здесь ясна опасность слишком поспешного, не увязанного с особенностями контекста ре­шения в отношении этого выбора.

Наконец, чрезвычайно часты различия, возникающие в случаях использования таких приемов перевода, как различного рода трансформации типа антонимического перевода, конкретизации и генерализации, которым, по­добно лексическим, поддаются и фра­зеологические единицы. Например, фр. 1а pelle se moque du fourgon («смеется совок над кочергой») или болг. присмял се хърбел на щърбел («смеется зазуб­рина над щербиной») можно перевести антонимом не смейся, горох, ты не лучше бобов; англ, even reckoning make long friends («честный счет создает надолго дру­зей») или болг. чисти сметки — добри приятели («пра­вильный расчет — добрые друзья») также переводится антонимом счет дружбе не помеха.

4. К. фразеологическим можно условно отнести и «индивидуальные» эквиваленты. Не. находя в ПЯ полного соответствия, переводчик иногда вынужден

7* 187

прибегать к словотворчеству, оформляя в духе переводи­мой единицы новый, свой фразеологизм, максимально на­поминающий «естественный». Если такую «подделку» читатель примет, значит удалось передать содержание и стиль переводимой единицы в достаточно «фразеологи­ческой» форме.

Индивидуальные фразеологизмы, если они мастерски «сделаны», обладают показателями обычной ФЕ, отли­чаясь от нее лишь по одному, самому важному показате­лю — они не воспроизводимы. Переводчик создает их в ходе своей работы, и очень мало вероятно, чтобы такой перевод закрепился за данной единицей настолько, чтобы вошел в язык. Поэтому здесь скорее идет речь о контек­стуальном переводе (см. ниже).

При создании своего фразеологизма-аналога перевод­чик может воспользоваться уже существующими в ПЯ фразеологическими средствами и моделями. Подходя­щим примером нам кажется приведенный Ю. Катцером и А. Куниным описательный перевод, который хорошо иллюстрирует один из путей создания индивидуального эквивалента. Передавая на английский язык русскую по­словицу копейка рубль бережет, они берут близкую анг­лийскую, заменяют в ней пенсы копейкам и фунты руб­лями, получая превосходную пословицу take care of the copecks and the roubles will take care of themselves. Та­ким образом удается не только передать содержание, в том числе и подтекст пословицы, но сохранить и реалии, причем в очень удобной для восприятия англичанином форме.

Близким к этому является приспособление к контек­сту уже существующего фразеологизма путем изменения структуры, добавления новых компонентов, придания при помощи фонетических средств (рифмы, цезуры и т. п.) вида пословицы, комбинирования из двух единиц одной и т. д. — пути, которые можно было бы назвать лексико-фразеологическим переводом.

Прежде чем говорить о нефразеологическом переводе ФЕ, полезно отметить, что фразеологические эквивален­ты и аналоги встречаются чаще всего в следующих группах устойчивых единиц:

а) В первую очередь — это интернациональ­ная фразеология. К ней принадлежат ФЕ, кото­рые вошли в языки многих народов из исторических (главным образом античных), мифологических, литера­турных источников, заимствовались из языка в язык, или

же возникали у разных народов независимо одни от
других вследствие общности человеческого мышления,
близости отдельных моментов социальной жизни, трудо­
вой деятельности, производства, развития науки и ис­
кусств, j

Многие из таких единиц относятся к крылатым выра­жениям. Среди них имеется немало связанных с истори­ческими или мифологическими личностями. Так, в раз­ных языках существуют фразеологические эквиваленты англ. Achilles' heel: фр. talon d'Achilles, нем. Achilles Ferse, чеш. Achilova pata, рус. ахиллесова пята, болг. ахилесова пета; эквивалентны болг. пирова победа: рус. Пиррова победа, англ. Pyrrhic victory, фр. victoire a la Pyrrhus. Об исторических событиях, мифах, повериях и т. п. напоминают рус. жребий брошен и болг. жребиях е хвърлен, англ, the die is cast, фр. le de en est jete, нем. das Los ist gefallen. Англ, the apple of discord переводит­ся рус. яблоко раздора, болг. яблъката на раздора, фр. la pomme de discord; соль земли — болг. солта на земята, англ, the salt of the earth, нем. das Salz der Erde и т.д.

Среди ФЕ, возникших на национальной почве, мы различаем две группы: в первой фразеологизмы построе­ны на одном и том же образе, во второй — на разных, причем нередки случаи полного несоответствия метафо­ричности. Например, на основе «огня» — рус. играть с ог­нем, болг. играя си с огъня, англ, play with fire, фр. jouer avec le feu, нем. mit dem Feuer spielen, чеш. hrati si s ormem, укр. гратися з вогнем, и т. д. С тем же «огнем» — рус. из огня да в полымя и близкому к нему англ, out of the frying pan into the fire («со сковородки да в огонь») соответствуют совсем далекие болг. от трън та на глог («из терновника да в боярышник»), нем. aus dem Regen in die Traufe kommen («из дождя под водосточную трубу попасть»), а в украинском имеются подобия и русской, и немецкой ФЕ, и еще своя — уникав диму тай упав в огонь.

Два украинских синонима — случай не уникальный. Он ставит переводчика перед дилеммой нового выбора, при котором все кандидаты одинаково хороши, а нужно остановиться на лучшем. Какой русской единицей переве­сти болг. от кора до кора — от корки до корки или от доски до доски? Подходит любая, но, очевидно, лучше та, которая имеет и подобные компоненты, т. е. первая. Контекст, однако, может подсказать и иное решение.

Нетрудно заметить, что многие из перечисленных ФЕ — кальки, т. е. именно те образования, которые необ­ходимы для полной эквивалентности. Это очень хорошо и намного облегчает работу переводчика, умеющего поль­зоваться словарями. Есть, разумеется, и свое «но». Од­ной принадлежности фразеологизма к интернациональ­ным недостаточно, чтобы обеспечить его правильный перевод. Во-первых, далеко не все вошедшие в один язык «интернациональные единицы» имеются и в остальных языках. Те же, казалось бы, универсальные «молот» и «наковальня» отсутствуют, например, в английском язы­ке, где им предпочитают «дьявола» и «глубокое море» — to be between the devil and the deep sea; фигурирующие в английском, французском и немецком языках эквива­ленты тьмы, египетской и синего чулка отсутствуют в бол­гарском; во французском нет летучего голландца (вме­сто него — le vaisseau fantome), эквиваленты которого в других языках есть (болг. холандец, нем. Hollander, англ. Dutchman) и т. д. Во-вторых, несмотря на одина­ковый путь перевода — калькирование, между эквива­лентами все же отмечаются незначительные формальные отличия (словосочетание — сложное слово, предлож­ная— беспредложная конструкция, различная суффикса­ция и т. д.), а это иногда существенно затрудняет пере­водчика: «Ахиллес» в болгарской транскрипции — «Ахил», так что следовало бы ожидать «Ахилова пета».; русским эквивалентом козла отпущения является англ, scapegoat — перевод сложным словом (что гораздо чаще бывает в немецком). В-третьих, хотя и сравнительно ред­ко, но эквивалентов может быть больше одного (как по­казано выше), и тогда переводчик не может машинально заменить свою единицу эквивалентной.

Все эти «но» предъявляют переводчику жесткое тре­бование: проверять по словарям каждый сомнительный случай.

б) Довольно часто фразеологические эквиваленты встречаются среди устойчивых сравнений. У многих на­родов говорят: поет как соловей, смел как лев, уп­рям как осел, пьян как свичья и т. д. Но для тех же качеств наряду с этими образами есть и другие, непри­вычные для ПЯ- Сравнение с «соловьем» явно не подой­дет для стран, где его не знают, и переводчик должен двадцать раз взвесить, прежде чем один раз ввести не­привычный образ. Такого же взвешиванья требуют и ос­тальные сравнения — переводить своим, привычным, или

сохранить «экзотичное»: например, англичане и францу­зы видят упрямство скорее у мула, а осел является также символом глупости; что касается пьянства, то наряду со свиньей у разных народов фигурирует немало других образов: фр. (пьян как) певчий дрозд, монах (францис­канец, тамплиер), ломтик хлеба в бульоне или размочен­ный в вине, а также осел и ослица или Робеспьерова ос­лица¹ и др., нем.— (как) волынка, береговая пушка и гаубица, семь шведов, тысяча человек, а также фиалка^ (blau wie ein Veilchen); что касается англичан, то самые большие пьяницы у них, видимо, лорды (as drunk as a

lord).

в) Составные термины (в том числе и состав­ные названия) —особая группа ФЕ, требующих в любом случае эквивалентов в ПЯ. Однако так как в них терми­нологическое начало преобладает над фразеологическим, приводим их здесь с той оговоркой, что они переводятся всегда эквивалентами (см. также перевод терминов в художественном переводе — гл. 7), но не обязательно фразеологическими: многие составные термины в одном языке имеют однословные эквиваленты в другом (ср. болг. зъбно колело — рус. шестерня, англ, thorax или chest — рус. грудная клетка, болг. гръден кош).

г) Грамматическая фразеология — услов­ное название раздельнооформленных частей речи, глав­ным образом составных предлогов и союзов. Предлоги в течение (чего), в связи (с чем), союзы так как, благо­даря тому что, в то время как и т. д., подобно терминам, требуют эквивалента в ПЯ, но также не обязательно фра­зеологического: например, «во время войны» в болгар­ском переводе будет «през войната», англ, thanks to переведем обычно болг. поради и рус. благодаря (чему). Среди них есть и единицы интернационального распро­странения, такие как англ, in accordance with, with the exception of, фр. en conformite de, a 1'exception de, нем. im Einklang mit, mit Ausnahme von, рус. в соответствии с, за исключением*, болг. съответно на, с изключение на и т. п.

д) Глагольн о-именные сочетания (гла-

¹ См.: Назарян А. Г. Образные сравнения французского языка. Фразеологизмы. М.: Наука, 1965, с. 86—87.

² См.: Николова-Гълъбова Ж., Гълъбов К. Българско-

нсмски фразеологичен речник. София, 1968, с. 686. ³Акуленко В. В. Вопросы интернационализации словарного

состава языка, с. 55.

голыше описательные выражения) составляют значи­тельную группу необразных ФЕ, категория которых тео­ретически еще недостаточно четко очерчена, но практиче­ски уже представлена несколькими русскими словарями-справочниками '. Их называют еще устойчивыми, или несвободными словосочетаниями — определение, относя­щееся, по сути дела, к любому фразеологизму; считают, что в них объединены фразеологические сочетания и вы­ражения; на наш взгляд, это скорее всего единицы, оформляющиеся на почве устойчивой лексико-синтакси-ческой сочетаемости.

Независимо от того, считаются эти единицы фразеоло­гизмами или нет, их перевод тяготеет к фразеологическо­му, хотя нередко приходится прибегать к их однослов­ным синонимам. Фр. remporter une victoire легко пере­вести рус. одержать победу или англ, win a victory, несмотря на то, что на всех трех языках эту мысль мож­но выразить проще — vaincre, «победить», win. Дело в том, что эти «описательные глагольно-именные выраже­ния»² нередко отличаются стилистически от своих синони­мов-слов (ср. предавать забвению и забывать, стоять на страже и сторожить, питать доверие и доверять, принять решение и решить), что большей частью и заставляет пе­реводчика искать для них фразеологические эквиваленты вПЯ.

Глагольно-именные словосочетания, насколько нам известно, не рассматривались с точки зрения перевода, а эта интересная категория тоже заслуживает внимания переводоведов.

е) Многое из сказанного о переводе необразной фра­зеологии касается и фразеосхем, или синтаксической фразеологии, единицы которой М. Леонидова³ отно-

'Дерибас В. М. Устойчивые глагольно-именные словосочетания русского языка. М.: Русский язык, 1975; Регин ин а К. В., Тюрина Г. П., Широкова Л. И. Устойчивые словосоче­тания русского языка. М.: Русский язык, 1976.

²Мордвилко А. П. Очерки по русской фразеологии. М.: Про­свещение, 1964, с. 101.

³ В работе М. Леонидовой (Фразеосхема как лингвистическая единица промежуточного фразеолого-синтаксического уровня в рус­ском и болгарском языках. — Болг. русистика, София, 1976, № 3, с. 23—25) поставлены принципиальные вопросы об определении при­знаков и места фразеосхем единиц языка и речи, причем материал (на двух языках) рассмотрен в сопоставительном плане, а, стало быть, может стать неплохим началом для исследования синтакси­ческой фразеологии с точки зрения теории перевода,

сит к «промежуточному, синтаксико-фразеологическому уровню»; в отличие от грамматической фразеологии, они тоже тяготеют к фразеологическому переводу, главным образом благодаря своей экспрессивной окраске. Ср., на­пример, болг. шегата си е шега с рус. шутки шутками, «обръща чашка след чашка» — «опрокидывать рюмку за рюмкой», «нараства от година на година» — «увеличивает­ся из года в год» или «тук дете, там дете, няма го дете-то» — «тут ребенок, там ребенок, нет ребенка»; или фра-зеосхема в пословице «дружба дружбой, а табачок врозь» — «дружбата си е дружба, ама сиренцето е с па­ри». С точки зрения перевода категория эта чрезвычайно интересна, но еще почти совсем не разработана.

П. Нефразеологический перевод, как по­казывает само название', передает данную ФЕ при по­мощи лексических, а не фразеологических средств ПЯ. К нему прибегают обычно, лишь убедившись, что ни одним из фразеологических эквивалентов или аналогов воспользоваться нельзя. Такой перевод, учитывая даже компенсационные возможности контекста, трудно назвать полноценным: всегда есть некоторые потери (образность, экспрессивность, коннотации, афористичность, оттенки значений), что и заставляет переводчиков обращаться к нему только в случае крайней необходимости.

1. Строго л ексический перевод применим, как правило, в тех случаях, когда данное понятие обозначено в одном языке фразеологизмом, а в другом — словом. Так, многие английские глаголы, выраженные словосо­четаниями, можно передать совершенно безболезненно их лексическим эквивалентом: set или put on fire — «за­жечь», catch fire — «зажечься», «загореться», set fire to something — «поджечь» что-л. и т. д. Такие описательные глагольные выражения обычно лишены экспрессии и метафоричности, что и позволяет считать нормальным путь лексической замены (в отличие от других фразеоло­гизмов) ; тем не менее контекст может подсказать в том или ином случае и другой перевод, например, «предать огню», или, напротив, «пустить красного петуха».

Такому переводу поддаются, хотя и не совсем безбо­лезненно, и ФЕ, у которых в ИЯ есть синонимы-слова. Это большей частью идиомы, т. е. сочетания, обозначаю-

¹ Некоторые авторы говорят еще о «свободном», другие — об «опи­сательном переводе», но эти названия не исчерпывают приемов,

вложенных в понятие «нефразеологический перевод».

 

щие предметы или понятия. Французский арготизм prendre les manettes значит просто «растеряться» (ФРФС), но это словарный перевод, который в живом тексте мы используем лишь в крайнем случае; можно най­ти фразеологические соответствия, которыми его можно передать, например, «потерять присутствие духа, самооб­ладание», «потерять голову», а может быть, и что-либо более близкое к буквальному значению — «потерять уп­равление»?

В отличие от «однословного» и ближе к тому,'что на­зывают свободным переводом, смысловое содержание ФЕ может быть передано переменным словосо­четанием. Приведем примеры опять из французской фразеологии: marcher stir sa longe — «запутаться в своих делах, речах», jeter ses louanges aux chiens — «зря ста­раться, расточать похвалы не по адресу» (ФРФС). Такие переводы вполне удовлетворительно выполняют свою роль в словаре, указывая точное семантическое значение единицы. Однако в контексте любое соответствие должно приобрести «фразеологический вид» или по меньшей мере стилистическую окраску и экспрессивность, близкие к оригинальным. Рус. наломать дров не имеет эквивалента в болгарском языке; калькировать его бессмысленно, так как образ ничего не говорит даже многим русским; пере­вести просто толкованием «наделать глупостей, грубых ошибок» (ФСРЯ) —как-то слишком постно; поэтому при болгарском переводе направя куп глупости («наделать кучу глупостей») будет сохранена хоть какая-то часть экспрессивности.

Одним словом, и при лексическом переводе ФЕ нужно всегда стремиться приблизиться к фразеологическому, передать хотя бы отдельные его элементы или стороны.

2. Калькирование, или дословный перевод¹, предпочитают обычно в тех случаях, когда другими прие­мами, в частности фразеологическими, нельзя передать ФЕ в целости ее семантико-стилистического и экспрессив­но-эмоционального значения, а по тем или иным причи­нам желательно «довести до зрения» читателя образную основу.

Предпосылкой для калькирования является достаточ­ная мотивированность значения ФЕ значения-

¹ Это нужно оговорить: во-первых, имеется в виду покомпонентная передача ФЕ в ходе перевода (а не уже готовый, созданный в прошлом фразеологизм-калька); во-вторых, «дословный» перевод не значит перевод «буква в букву».

рону: почти стертая метафора при калькировании «ожи­вает», создавая иное, чем подлинник, впечатление. Поэто­му внимание переводчика должно быть направлено со всею

ми ее компонентов. То есть калькирование возможно только тогда, когда дословный перевод может довести до читателя истинное содержание всего фразеологизма (а не значения составляющих его частей). Это осуществимо, во-первых, в отношении образных ФЕ, главным образом фразеологических единств, сохранивших достаточно све­жей метафоричность (в истинных идиомах — фразеологи­ческих сращениях — образная основа почти не восприни­мается, и кальки с них кажутся бессмыслицами); каль­кировать можно, во-вторых, ряд пословиц и, в первую очередь, таких, которые не обладают подтекстом. Этим приемом можно, в-третьих, передать и некоторые устой­чивые сравнения, но только убедившись, что носитель ПЯ воспримет их правильно: заячья душа, например, будет понятна для тех народов, у которых заяц — символ тру­сости; но у индийцев этот зверек символизирует муд­рость, так что в Индии перевод калькой будет порочным. Англ, bite the hand that feeds you («кусать руку, которая тебя кормит») вызывает представление о неблагодарно­сти; английскую пословицу fish and visitors smell in three days можно также перевести калькой: «Рыба и гости протухают через три дня», и такой перевод, несмотря на наличие подтекста («нельзя злоупотреблять гостеприим­ством»), будет понят каждым. Иначе чем калькой, кото­рая здесь сближается с лексико-фразеологическим и сво­бодным переводом, и не переведешь характерных англий­ских пословиц типа правил гигиены: after dinner sleep awhile, after supper walk a mile может принять, например, такой вид: «Пообедавши — вздремни, ужин съел — гулять иди».

К калькам прибегают и в таких случаях, когда «се­мантический эквивалент» отличается от исходной ФЕ по колориту (см. ниже п. 5), или при «оживлении» образа (см. ниже п. 6).

Калькирование метафорических единиц — обоюдоост­рое оружие. С одной стороны, оно позволяет читателю перевода увидеть содержащийся в ФЕ образ. Так, в спра­вочнике, иллюстрирующем прямое и фразеологическое значение русских фразеологизмов', не лезть за словом в карман переведено дословно not to climb for a word into one's pocket (и показано на рисунке — слово торчит из кармана). Этот пример уже показывает оборотную сто-

'Dubrovin M. A Book of Russian Idioms Illustrated. M.: Rus­sian Language Publishers, 1977, p. 196.

 

остротой к максимально точному «взвешиванию» этих двух «впечатлений» — подлинника и перевода, с тем чтобы не перевешивала ни та, ни другая сторона.

Многие кальки можно отнести к переводу фразеоло­гическому. Например, англ, caution is the parent of safety можно перевести почти дословно и получить неплохую, вполне осмысленную русскую пословицу осмотритель­ность — мать безопасности, т. е. по типу повторение — мать учения или праздность — мать всех пороков.

3. Описательный перевод ФЕ сводится, по су­ти дела, к переводу не самого фразеологизма, а его тол­кования, как это часто бывает вообще с единицами, не имеющими эквивалентов в ПЯ. Это могут быть объясне­ния, сравнения, описания, толкования — все средства, пе­редающие в максимально ясной и краткой форме содер­жание ФЕ, все с тем же неизменным стремлением к фра-зеологизации или хотя бы намеку и на коннотативные значения.

В контексте этот путь перевода самостоятельного зна­чения не имеет, так как в любом случае переводчик по­старается вплести содержание ФЕ в общую ткань таким образом, чтобы правильно были переданы все элементы текста в целом, т. е. прибегнет к контекстуальному пере­воду.

*

Говоря о приемах перевода ФЕ и выборе между ними, остается оговорить еще два понятия: контекстуаль­ный перевод и выборочный перевод.

О контекстуальном переводе шла речь в первой части (см. гл. 6). В применении его к фразеологии А. В. Кунин пользуется термином «обертональный пере­вод», а Я. И. Рецкер — «контекстуальная замена»¹. Мы не считаем его третьим (после фразеологического и не­фразеологического) типом перевода, поскольку он в лю­бом случае относится к тому или к другому; иногда это — нулевой перевод, когда единица сама по себе как бы рас­творяется в контексте перевода.

Чаще всего о контекстуальном переводе мы вспомина-

¹ АРФС, с. п. 196

ем, конечно, при отсутствии эквивалентов и аналогов — когда фразеологизм приходится передавать нефразеоло­гическими средствами. Белый билет не имеет соответст­вий в болгарском, английском и немецком, и вероятно, в других языках; в словарях он передан калькой с пояс­нением или описательно. Для контекстуального перевода этот путь не годится: «голая» калька ничего не даст чи­тателю, а осмысление трудно вместить в текст; сноска же, на наш взгляд, слабое утешение. Поэтому лучше будет «обойти» само сочетание, давая в тексте понять, что речь идет об освобождении от военной службы, причем сде­лать это нужно в такой форме, чтобы не пропустить на­мек на соответствующую коннотацию — пренебрежение, сожаление или иные оттенки модальности.

Выборочный перевод уЮ. Катцера и А. Кунина ^] противопоставлен моноэквивалентному переводу и свободному переводу; в этой плоскости он имеет свое оправдание. Мы же предпочитаем рассматривать его в несколько ином плане: не как перевод «устойчивого соче­тания слов посредством одного из возможных фразеоло­гических синонимов»², а несколько шире — как неизбеж­ный начальный этап любого перевода устойчивого сочетания, да и перевода вообще. Выбирают, опираясь обычно на словарные (известные, общепринятые — за ни­ми не обязательно обращаться к словарю) соответствия, в первую очередь варианты, т. е. синонимы или близкие значения многозначных ФЕ. Например, рукой подать пе­реводится на большинство языков только в пространст­венном значении — близко, но, как и само наречие «близ­ко», эта ФЕ может иметь и временное значение: «до на­чала спартакиады рукой подать» (как и сейчас же, которое обычно — наречие времени, а употребляется и в значении места: «сейчас же за околицей начинаются луга»). Может случиться, что контекст «не принимает» наличные соответствия, в том числе и фразеологические эквиваленты, и в таком случае приходится искать иные, нефразеологические средства. Французскую идиому defer-rer des quatres pieds можно перевести фразеологизмами «поставить в тупик», «припереть к стенке», описательным глагольным выражением «привести кого-л. в смущение», обычным глаголом «озадачить» — это согласно ФРФС и ФРС; но возможны и «привести в замешательство», «вы-

¹ Катцер Ю. М., Кунин А. В. Указ, соч., ее. 98, 106.

² Т а м ж е, с. 98.

,197

бить почву из-под ног», «смутить»; не исключается и «сбить с толку», «сбить с панталыку» и еще десятки фра­зеологических и нефразеологических решений.

При выборе учитываются все показатели исходной ФЕ и, не в последнюю очередь, ее стиль и колорит; иногда именно стилистическое несоответствие или нали­чие колорита не допускает в перевод казалось бы самую подходящую единицу. Один из ярких примеров разно­стильных синонимов — фразеологизмы «умирания»: от приподнятых уйти в иной, в лучший мир, испустить дух, уснуть вечным сном до грубо просторечных дать дуба, отдать концы, сыграть в ящик; если добавить и соответ­ствующие лексические синонимы — от почтительного «скончаться» и приподнятого «опочить» до грубого про­сторечного «загнуться» или «окочуриться», а таких десят­ки, то переводчику действительно предстоит трудный вы­бор. Например, в немецком нет такого обилия и разнооб­разия синонимов — семантических и стилистических — по этой «теме», и для того, чтобы передать полноценной еди­ницей ins Gras beifien, переводчик должен вникнуть со всей серьезностью в контекст, чтобы выяснить для себя намерения автора и из десятков вариантов выбрать единственный — тот, который бы выбрал автор, если бы писал по-русски. Переводя болг. излезе или проработи ми късмета, можно выбрать обычное выпало счастье, или «повезло», но можно поискать и среди пословиц, напри­мер, не было ни гроша, да вдруг алтын, или не светило, не грело, да вдруг припекло.

*

В п. п. I и II мы привели в нисходящей степени пол­ноценности различные приемы перевода ФЕ, а теперь тот же материал рассмотрим с точки зрения характерных особенностей самих фразеологизмов.

1. Многие авторы делят ФЕ на образные и не­образные — деление, которое проходит через все ос­новные категории устойчивых единиц и тесно связано с приемами их перевода.

Необразная фразеология переводится обыч­но эквивалентами, не допуская большей частью кальки­рования, и не представляет особых затруднений для пе­реводчика.

Перевод образной фразеологии намного слож­нее, что преимущественно обусловлено необходимостью

решить: передавать или не передавать метафоричность и обязательно ли сохранить стилистические и коннотатив-ные особенности переводимой единицы, не успуская из виду, разумеется, и ее семантику, а, при неизбежности потерь, правильно решить, чем жертвовать — образом или содержанием ФЕ. В связи с этим в ряде пособий при­емы перевода рассматриваются именно с учетом наличия или отсутствия в этих ФЕ метафоричности.

На характерные особенности образной фразеологии обратил внимание уже Л. Н. Соболев: «Самый распро­страненный вид образных выражений и в разговорном обиходе и в художественной литературе.. — это тропы, утратившие свою конкретность, но сохранившие какие-то следы ее; хотя и не видишь, не осязаешь пояса в идио­ме заткнуть за пояс, она гораздо выразительнее, чем отвлеченное превзойти... Когда-то не хватать с неба звезд было свежей конкретной метафорой; теперь это выражение не дает образа хватания звезд, но все же сильнее, чем просто: «быть посред­ственностью» ¹. Итак, с одной стороны — образ, с дру­гой — казалось бы, нет образа, и мы считаем, что для осу­ществления мастерского перевода² важнейшим является установление степени «стертости» или «живости» этого тропа для носителя ИЯ и умение нащупать тот, иногда единственно верный путь между Сциллой полной утраты метафоричности и Харибдой неоправданного «оживле­ния» образа. Только этот путь и приведет к тому, что впечатление, полученное читателем перевода, не будет от­личаться от впечатления, получаемого читателем подлин­ника.

2. Другое деление ФЕ — деление на единицы посло­вичного и непословичного типа; ряд авторов вообще исключает пословицы из числа фразеологизмов; обычно их неохотно включают и во фразеологические сло­вари. Все это дает основание и с точки зрения перевода рассматривать их особо, как это и сделано в некоторых пособиях по переводу.

От остальных устойчивых единиц пословицы, крыла­тые выражения (не крылатые слова!), афоризмы, сен-

¹ Соболев Л. Н. Пособие по переводу с русского языка на фран­цузский, с. 73.

² Для переводчика-ремесленника здесь проблем нет. Для него важно иметь рецепт: передавать образ — не передавать образ; среднего не дано.

тенции и т. п. отличаются 1) своей синтаксической струк­турой: пословица — всегда четко оформленное предложе­ние, и 2) тем, что единицы пословичного типа выражают суждение, обобщенную мысль, мораль (нравоучение) и т. д. в отличие от остальных ФЕ, обозначающих обыч­но понятие или предмет.

Несмотря на существенные расхождения в плане со­держания и плане выражения, этими рубежами почти нельзя руководствоваться в плане перевода. И те ФЕ и другие 1) могут быть образными или необразными, и ис­кать подходящих путей перевода мы будем по этой линии; 2) и те и другие могут обладать большей или меньшей мотивированностью значения целого значениями компо­нентов, и опять-таки от этого будет зависеть наш выбор наиболее подходящего перевода. Что же касается фор­мы, то, несмотря на обычное стремление пословицу пере­водить пословицей, нет никакого препятствия к переводу в контексте единиц одного типа единицами другого. На­пример, болгарскую пословицу рибата в морето, ний ту-ряме котлета («рыба еще в море, а мы уж ставим на огонь котелок») можно совершенно безболезненно пере­дать русским фразеологизмом делить шкуру неубитого медведя или соответствующей нем. die Haut verkaufen, ehe man den Ba'ren hat.

Тем не менее между обоими типами ФЕ — пословиц и «непословиц» — и с точки зрения перевода намечается кое-какая разница в том смысле, что в отличие от единиц непословичного типа, которые мы стремимся переводить фразеологическими эквивалентами и аналогами, а другие приемы ищем только в крайнем случае, при перево­де пословиц намечается два пути, зависящие глав­ным образом от характера самой пословицы (и от кон­текста): 1) передача самостоятельным эквивалентом (или аналогом) и 2) обычным перевыражением, аналогичным переводу нормального художественного текста. Этот вто­рой путь требует пояснения. Пословица, как лаконичное выражение суждения, мысли, назидания, является миниа­тюрным художественным произведением, которое лучше всего передавать именно как произведение, а не как вос­производимую единицу. «Словесная ткань афоризма [а пословицу Ож. толкует как «народный афоризм»] не тер­пит к.-л. изменений» (БЭС), что и заставляет переводчи­ка, перевыражая на ПЯ единицу пословичного типа, со­хранять прежде всего некоторые формальные «особенно­сти жанра» — лаконичность, афористичность, рифму и

т. Д., т. е. подбирать такое соответствие, которое бы на­поминало пословицу и в переводе.

Такую интерпретацию пословиц и других ФЕ находим в рассказике Д. Жагда'. Характерно, что народные по­словицы переданы, по-видимому, путем калькирования (хотя для некоторых, вероятно, можно было подобрать и русские единицы с аналогичным содержанием), что поз­волило сохранить не только содержание, но и колорит, который был бы утрачен при другом приеме перевода:

«Знаешь ли ты народную мудрость: рану от оружия вылечить легко, от слов — трудно? Ибо пуля ранит тело, слово — душу!», «Кто-то собирает мед, а меня кусают пчелы», «загорать на солнце, которое не взошло», «Лжи­вые вести имеют семь концов, а правдивые — один». А че-|го стоит концовка, составленная сплошь из пословиц:

«— Милый, — сказала она, — скажи мне какую-ни-!будь пословицу.

— Длинный подол опутывает ноги, длинный язык — шею!

— Что-нибудь еще, — проворковала она.

— Не проси лекарства у змеи, правды — у сплетника.

— Еще...

— Из-за блохи шубу не сжигают, из-за размолвки же­ну не бросают!»

Мы не имеем возможности останавливаться на прие­мах перевода клише², узуальных формул, средств речевого этикета, которые в значитель­ной части своей также выступают в роли ФЕ или стоят на грани фразеологии. И здесь основное — это нахожде­ние фразеологического функционального эквивалента или иных средств, которые позволили бы сохранить их осо­бенности, а в отношении национально окрашенных — их колорит.

3. Приемы перевода связаны отчасти ис языковым источником ФЕ и соответствиями между ИЯ и ПЯ.

1 Кр., 1965, № 44, с. 9. 2 О переводе клише писали в последнее время А. Д. Швейцер (Перевод и лингвистика, с. 186 и ел.) и В. Н. К р у п н о в (В творческой лаборатории переводичка, с. 72 и ел.).

Выше шла речь об интернациональной фра­зеологии, главным образом о возможностях ее пере­вода эквивалентами. Здесь мы осветим оборотную сторо-

ну Медали, коснувшись вместе с тем и ФЕ, заимствован­ных из других языков. Близость плана выражения между двумя соотносительными фразеологизмами данной пары языков не всегда обусловливает и близость плана содер­жания. Иными словами, в этой группе ФЕ можно встре­тить также и «ложных друзей переводчика».

В отличие от этого понятия в лексике, здесь «лож­ность» заключается реже в межъязыковой омонимии, а чаще в несоответствии между дословным и фразеологи­ческим переводом. Например, фр. la trompette de Jericho, в отличие от рус. и болг. Иерихонской трубы, обозначает не громкий, «трубный глас», а всякие шумные, точ­нее— шумовые проявления (toute manifestation bruyan-te. DQ), кроме того, эта ФЕ и употребляется намного реже рус. Смотреть сквозь пальцы—фразеологизм многих славянских языков (именно в этой форме), но между со­держанием русской, болгарской и чешской ФЕ существу­ет значительная разница. Болг. ФЕ в двух вариантах гледам през пръсти и карам през пръсти истолкована ФРБЕ так: «Не быть аккуратным в работе, делать не­брежно, неряшливо» соответствует приблизительно рус. валить через пень колоду, делать что-л. спустя рукава; чеш. ФЕ divat se skrz prsty na koho употребляется с оду­шевленными существительными и значит «смотреть на ко­го-либо свысока, относиться к кому-либо с пренебрежени­ем»¹. Англ, turn over a new leaf — «начать новую жизнь, исправиться, измениться к лучшему, порвать с прошлым» (АРФС) не совсем совпадает по содержанию с очень близкой по форме русской единицей «открывать новую страницу в чем-то» (ФСРЯ).

4. «Авторство» фразеологизма² обычно не влияет на выбор приема его перевода, тем более что подавляю­щее большинство ФЕ —создания народного гения, рас­сматриваемые как языковые единицы без учета их авто­ров. Об авторстве можно говорить лишь в отношении крылатых выражений, афоризмов, сентенций, максим, восходящих к определенному литературному или истори­ческому источнику. В принципе, выбор приема для их перевода тот же, что и при переводе остальной фразеоло­гии. Нужно, однако, учитывать в еще большей степени

¹ В у р м А. Ф. Сходства и различия русской и чешской фразео­логии. — РР, 1976, № 4, с. 115.

² Сюда не относится важный вопрос об авторских трансформациях ФЕ, которыми писатели пользуются во исполнение определенных стилистических задач (см. ниже п. 6).

важность сохранения их формы, а также часто присут­ствующих в их содержании коннотативных значений: на­меков, аллюзий, связанных с их источником. Вот почему переводчику очень полезно знать авторство таких единиц и историю их возникновения.

Многие крылатые выражения и афоризмы относятся к интернациональной фразеологии; об их переводе мы говорили выше. Но немало и таких, которые принадле­жат только ИЯ, а это в ряде случаев многократно увели­чивает трудность их перевода и, в частности, передачи тех аллюзий, о которых шла речь. Если нетрудно перевести на любой язык известный афоризм Бисмарка die Dumm-heit ist auch eine Gabe Gottes, aber man darf sie nicht mifibrauchen — глупость это тоже дар божий, но им не следует злоупотреблять, то даже на очень близком языке трудно выразить достаточно ярко и лаконично, скажем, рыцарь на час, или а судьи кто?, или человек в футляре.

С фразеологизмами этого типа не следует смешивать цитаты, встречающиеся в подлиннике. В принципе их воспроизводят в том виде, в котором они фигурируют в переводимом тексте или в утвердившемся уже переводе произведения, откуда они взяты.

5. Выбор приемов перевода ФЕ зависит еще от нали­чия или отсутствия у нее национальной окраски. Вопрос сохранения колорита при переводе подробнее рас­смотрен в связи с передачей реалий, но в фразеологии он ставится несколько иначе. В национальные цвета окра­шены очень многие фразеологизмы, в том числе, по мне­нию Я. И. Рецкера, и нейтральные по стилю'. Интерна­циональные единицы в составе фразеологии любого язы­ка составляют меньшинство, а из заимствованных многие приобрели уже соответствующий колорит. Так что пере­дача колорита — задача, с которой сталкивается каждый переводчик художественной литературы.

Национальный колорит ФЕ может быть обусловлен 1) специфической окраской отдельного компонента (реа­лия, имя собственное) или же 2) характером самой* еди­ницы, связанной тем или иным путем с национальными особенностями соответствующего народа². Реалия (и имя

¹ Рецкер Я. И. Указ, соч., с. 145.

² Ср. их определение у Вл. Россельса (Вопросы художествен­ного перевода, 1955, с. 210—211): «Национально окрашен-н ы е, то есть содержащие упоминание или намек на какую-либо национальную реалию: «попасть впросак» , «точить лясы», «Трип1-кин кафтан», «у разбитого корыта» и т. п.».

собственное), как любой компонент ФЕ, утрачивает тем большую часть своего значения, чем теснее связь между компонентами, т. е. чем выше степень слитности всего сочетания. Однако утрачивая даже полностью семантику, реалии сохраняют почти всегда если не весь колорит, то какой-то отблеск его'. И отсюда — основная трудность перевода таких единиц: их нельзя передавать эквивален­тами, так как эквивалентность предполагает идентич­ность всех показателей, в том числе и национальной окра­ски, а это практически невозможно.

Итак, колорит превращает ФЕ в своеобразную реа­лию, которая, однако, в отличие от «лексической реалии», передается при переводе не путем транскрипции, а, по мнению большинства авторов, калькой. С этим мы согла­шаемся только наполовину. Традиционный пример — англ, carry coals to Newcastle или нем. Eulen nach Athen tragen следует перевести не семантическим эквивалентом ехать в Тулу со своим самоваром, а кальками «возить уголь в Ньюкасл» и «везти сов в Афины». На наш взгляд, пример не особенно убедителен: во-первых, видимо, дале­ко не каждый читатель знает или сразу сообразит, что для этого английского города характерны «добыча и вы­воз угля» (ЭС), уже не говоря о более чем сомнительной общеизвестности обилия сов в Афинах, и, во-вторых, — что гораздо важнее, — такая калька неизбежно приведет к оживлению образа, который, выпирая из текста, при­влечет внимание читателя гораздо сильнее, чем ФЕ в под­линнике. Так что, по-видимому, в большинстве случаев разумнее будет пожертвовать той небольшой долей коло­рита, которая сохранилась в данной единице, и перево­дить фразеологическим аналогом: рус. морю воды при­бавлять или болг. нося дърва в гората («носить дрова в лес»). Но важнейшим остается правило (нарушение его может испортить весь перевод) никогда не подменять анг­лийский колорит русским или французский болгарским: лучше вообще отказаться от передачи национального об-личия подлинника, чем рядить кого-либо в кафтан с чу­жого плеча.

6. Фразеологизмы уже сами по себе трудно поддаются переводу, но намного сложнее перевод в тех случаях, ког­да писатель в определенных стилистических целях м е-няет содержание и/или форму ФЕ — опускает

Подробнее см.: Влахов С. Реалия как компонент фразеоло­гизма. — Болг. русистика, 1976, № 3, с. 25 — 29.

или добавляет компоненты, заменяя их синонимами или антонимами, переставляет их местами, освежает, ожив­ляет тем или иным путем стертые или полустертые обра­зы, на которых построено сочетание, перифразируя его, или «скрещивает» одни единицы с другими, одним сло­вом, употребляет ФЕ не в их «нормативном виде»'.

Существует множество путей авторизации фразеоло­гической единицы, которые так или иначе приводят к ее разрушению как устойчивого сочетания слов. Вместе с тем ФЕ непременно продолжает существовать в языковом сознании читателя², приобретая новые связи, создавая новые, часто совсем неожиданные эффекты, на которых обычно строится каламбур.

Вопрос об индивидуально-авторском использовании ФЕ привлекает, в особенности в последнее время, внима­ние многих ученых³, в том числе и теоретиков перевода⁴. Некоторые рассматривают такие образования как разно-

¹ Рассматривая вопрос о «ненормативном» употреблении ФЕ, авторы используют такие термины, как «авторизация», «фразеологическая трансформация», «индивидуально-авторское преобразование», «мо­дификация», «дефразеологизация», в более узком смысле — «осве­жение» и «обновление» ФЕ, «расщепление», «разложение», «двой­ная актуализация» и т. д.

² Это свидетельствует о необычайной «живучести» ФЕ, выдерживаю­щей такое «испытание на прочность» (Абрамович И. М. Об индивидуально-авторских преобразованиях фразеологизмов и от­ношении к ним фразеологического словаря. — Сб. Проблемы фразео­логии. М.—Л.: Наука, 1964, с. 213), как изменение формы и содер­жания, причем иногда настолько основательное, что от ФЕ остается всего лишь одно слово.

³ Г е п н е р Ю. Р. Об основных признаках фразеологических еди­ниц и о типах их видоизменения. — Сб. Проблемы фразеологии. М.—Л.: Наука, 1964; Попова Л. В. О дефразеологизации устой­чивых сочетаний слов. — Сб. Проблемы устойчивости и вариатив­ности ФЕ. Тула: Гос. пед. ин-т, 1968; Рогинский В. М. Транс­формирование и обновление фразеологических оборотов. Тула: Гос. пед. ин-т, 1968; Леонидова М. Индивидуално използуване на фразеологичните единици в езика на писателя. — Известия на И-та за бълг. език. XIX. София, 1970; МежжеринаС. А. Вза­имодействие фразеологического оборота и контекста в художествен­ной речи. — РЯШ. 1971, № 3; Сальникова О. Г., Шулеж-к о в а С. Г. Приемы преобразования фразеологизмов в произведе­ниях А. Н. Толстого.— РЯШ, 1975, № 1, и др.

'Левицкая Т. Р., ФитерманА. М. Обновление фразеоло­гических единиц и передача этого приема при переводе.—ТП, 1968, № 5; М о с я к о в А. К вопросу о связи стилистической функции фразеологизмов с переводом.—ТП, 1970, № 7; Разложение фразео­логизмов и перевод. — ТП, 1976, № 13; Кузьмин С. С. Смех как переводческая проблема (На примере фразеологизмов).— ТП, 1976, № 13, и др.

20S

видность фразеологизмов; другие посвящают им самосто­ятельные разделы и статьи. Тем не менее, общего иссле­дования пока нет, и будущим авторам придется немало поработать над более полным освещением этой пробле­мы, чрезвычайно важной для практики перевода (авто­ризация фразеологии — излюбленный стилистический прием всех мастеров) и интересной с точки зрения теоре­тической (литературоведческой и лингвистической).

Для начала нас интересует сравнительно второстепен­ный с точки зрения переводческой практики вопрос, на который не удалось найти ответа в просмотренной нами литературе. Некоторые авторы считают, что ФЕ разру­шается «при малейшем изменении в ее формальной и смысловой структуре» '; другие оспаривают это, говоря, что «не всякая трансформация ФЕ приводит к созданию каламбура»², что «многие ФЕ являются часто потен­циальными каламбурами»³, что иногда обновле­ние ФЕ «пр и б ли ж а ет с я к игре слов»⁴. Однако не удалось обнаружить той границы, перейдя которую авторизованный (трансформированный, переосмыслен­ный) фразеологизм превращается в каламбур, т. е. сколь­ко и каких признаков будет достаточно, чтобы количест­венные изменения перешли в новое качество?

Отвечать на этот вопрос не входит в нашу задачу, но установление такой границы представляло бы для нас и чисто практический интерес — выделение в главу 8 мате­риала, касающегося перевода каламбуров. Поэтому в ка­честве рабочей гипотезы позволяем себе считать каламбу­рами такие ФЕ, трансформация которых приводит 1) к двуплановому восприятию и 2) к возникновению юморис­тического эффекта, обычно связанного с эффектом неожи­данности.

Это позволяет предположить, что необразные ФЕ при авторизации могут «оживляться», «освежаться», не пре­вращаясь при этом в каламбуры, а действительно приоб­ретая новые качества. Так, введенный в состав глаголь-но-именного сочетания «эпитет — определение или одно­родный член к привычному компоненту — придает вес по­следнему, а у самой фразеологической единицы оживает

¹ Щербина А. А. Сущность и искусство словесной остроты (ка­ламбура). Киев: Изд. АН УССР, 1958, с. 58.