Сложные ситуации
Личный вопрос
Личные вопросы выделяются как наиболее трудная часть интервью, затрагивающая не проблемы, но факты, касающиеся человека лично, или его близких. Даже опытные репортеры страшатся момента, когда приходится спросить мать о том, как именно был убит ее сын, или журналист вынужден поинтересоваться у правительственного чиновника, верны ли слухи о его финансовых злоупотреблениях. Такие вопросы необходимо задавать деликатно, однако достаточно настойчиво.
Когда задаются личные вопросы, желательно:
тщательно их формулировать во время предварительной подготовки (домашних заготовок);
изучать биографию и особенности характера собеседника;
стараться интервьюировать в обстановке «с глазу на глаз»;
не упускать возможности пообщаться в случайной и непринужденной обстановке; когда собеседник не насторожен, а расслаблен, раскован, он с большей вероятностью ответит на вопросы;
пытаться сразу же «сломать лед» во взаимоотношениях с собеседником, поработав вначале общими вопросами (поговорить хотя бы о погоде);
отвлекать внимание собеседника от камеры или микрофона;
не прерывать собеседника для уточнения записи в блокноте.
То есть делать все для того, чтобы он изначально и на всем протяжении разговора чувствовал себя комфортно.
Иногда легче задавать деликатный личный вопрос не прямым текстом, а завуалировано, в смягченном варианте (например, вместо жесткого: «Расскажите, как погиб ваш сын?» желательнее попросить: «Расскажите немного о сыне...»)
Возможно сконструировать предисловие к личному вопросу, своеобразный пролог к щекотливому разговору. Нередко роль пролога играют «реверансы» типа: «Извините, но я вынужден вас спросить...» или: «Прошу прощения за вторжение в деликатную сферу, но...», «Я знаю, вы очень заняты, но все же...», «Простите за беспокойство...» и т.д.
При необходимости задать личный вопрос часто используется такой прием, как «задабривание» собеседника, не склонного к общению. В ход идут и уговоры, и лесть, и прочие обходные маневры. Иной раз, однако, следует поступать совсем наоборот: в общении с официальным лицом, резко отказавшим в комментарии, «открыть свои карты», намерения газеты, которую вы представляете, прямо попросить его содействия как гражданина (прибавив, однако, что вы ощущаете некоторую бестактность темы и понимаете неудобство вопроса для него лично). Лестью в данном случае будет продемонстрированная уверенность в его способности подняться выше личной обиды (нанесенной бестактным вопросом) ради важности проблемы.
Запретные темы
Попытки поговорить на интимные темы, вызов на доверчивое раскрытие перед незнакомым человеком, естественно, редко когда удаются. Чаще неосторожный, или чересчур развязный журналист «получает отповедь»: «Я не хотел бы говорить на эту тему...», «Это слишком лично..., Я думаю, не стоит заострять на этом внимание» и так далее. Особенно плох в данной ситуации «эффект улитки», — человек мгновенно замыкается в себе, «уходит в раковину», все предварительные усилия разговорить собеседника пропадают даром, интервью просто рушится.
Одна из рекомендаций — поинтересоваться до интервью: «На какие вопросы вы бы не хотели отвечать во время нашей беседы?»
Особого внимания и деликатности требуют интервью с жертвами преступлений, всяческих злоупотреблений.
Интервью с жертвами и очевидцами катастроф, прикосновение к пережитому, даже тактичное и осторожное, весьма болезненно, собеседники замыкаются.
Работа репортера с людьми, побывавшими в экстремальных ситуациях, должна отличаться особым профессионализмом, опираться на высокие морально-нравственные критерии. Разговаривая с участниками и очевидцами трагедий и катастроф, не увлекаться подробностями несчастий и преступлений.
Поскольку общество не в силах устранить экстремальные ситуации, опыт людей, переживших нечто, выходящее за пределы обычных человеческих переживаний, представляет некоторую ценность для других людей. С другой стороны, общество должно осознать трагедию случившегося, сделать шаг навстречу пострадавшим.
Сложность контакта с людьми, побывавшими в экстремальной ситуации, необычайна. Чтобы сделать этот диалог результативным, журналисту надо учитывать и особенности психики собеседников, и смену их психологических состояний.
Человеку, испытавшему стрессовое состояние, хочется почувствовать эмоциональную волну, исходящую от другого его, искренний интерес. Многие из тех, кто побывал в экстремальной ситуации, неохотно идут на контакты, потому что все еще погружены в кошмар пережитого. Некоторые начинают говорить, но в действительности, они не адекватны даже своему сознанию. У людей, побывавших в экстремальной ситуации, психологи часто отмечают множественность точек зрения: монолог или диалог с журналистом может вестись человеком с разных позиций, причем момент перехода с одной точки зрения на другую трудно заметить.
Темы беседы с такими людьми, обычно «скользящие», переменчивые. Необходимо чувствовать и фиксировать моменты особой напряженности, но не углублять стресс. Характерно такое состояние пострадавших, когда они испытывают необходимость выговориться, рассказать об обстоятельствах катастрофы, наиболее страшных подробностях (и как бы освободиться о них).
Мягкий расспрос, доброжелательное и внимательное выслушивание, «проговаривание» наиболее неблагоприятных переживаний позволяет уменьшить напряжение. Журналист, не заменяя, конечно, психиатра, должен в этих случаях кое-что знать о приемах, улучшающих эмоциональный фон и помогающих контакту.
Терпение, доброжелательность и сострадание ни в коем случае не должны быть демонстративны, нельзя низводить собеседника на роль опекаемого ничтожества. Иначе можно вызвать ненависть вместо симпатии и желания сотрудничать («Ненавижу тех, кто «помогает» говорить! У них фальшиво-приветливое выражение лица, они быстренько подсказывают слова, которое ты никак не выдавишь из себя; если не угадали — ненавижу! Если угадали — тоже ненавижу! Нашлись, видите ли, чтецы моих мыслей... А им просто некогда... Раз в жизни попался человек, который спокойно ждал, не юлил глазами, не кивал головой и не «сострадал» вовсе, а слушал...» (А. Добрович).
В экстремальных обстоятельствах в беседу вступают, когда человек уже сбросил стресс хотя бы частично. Иначе объектом «разрядки» может стать журналист.
Трудные собеседники
Отказ от ответа
В самый разгар интервью собеседник вдруг может произнести: «комментариев не будет». Возможно, не желает, чтобы его мнение фиксировалось или враждебно настроен по отношению к репортеру, к его изданию, а, может, просто упрямится или стесняется.
Отказ от ответа — право собеседника, заставить его отвечать невозможно. Профессионализм — в умении найти правильный подход. В ряде случаев все усилия пропадают даром, ничего не остается, как только распрощаться и поискать другого собеседника. Но сразу сдаваться не стоит. Надо обратить внимание на форму отказа. Если собеседник употребляет формулировку «не для записи» — еще не все потеряно. Можно перейти на запись в блокноте и тем самым, продемонстрировать свою уступчивость и предупредительность.
Отрицательный персонаж
Интервьюер иногда подчеркнуто не замечает глупости своего собеседника, в общении ведет себя достаточно тактично (не восклицая: «С вами невозможно спорить!!! Не вздыхая: Нет, вам не объяснишь...») Такая же манера поведения желательна и во время общения с высокомерным снобом: вопросы, заданные спокойным, уважительным тоном по контрасту высветят пустую сущность собеседника. Это, однако, срабатывает не всегда.
Журналист порой вступает в общение с личностью достаточно неприятной, например, его «герой» — человек, подозреваемый в распространении наркотиков, глава изуверской секты, «мафиози» или террорист. Как вести себя в этой ситуации? Общаться как с обычным законопослушным гражданином? Вряд ли.
Неверно и другое, — демонстративное пренебрежение этикой («Пишут, что вы — вор. Правда ли это?..»). Некоторые внутрицеховые этические рекомендации предлагают: если уж пришлось разговаривать, к примеру, с террористами, давать им высказываться, но немного, и предварительно непременно проконсультироваться со специалистами из силовых структур.
Так как же все-таки говорить с «отрицательным героем»? С поправкой на ситуацию, но в целом — корректно и... уважительно. Уважать за то, что он — человек, за то, что дает интервью.
Как избежать напряженной ситуации:
Не задавать вопросы прокурорским тоном.
Указать на причину обращения именно к этому человеку, подчеркнуть значимость его персоны.
Пытаться понять причины его отказа отвечать на вопрос.
Пока собеседник не перестал отвечать, по собственной инициативе интервью не прерывать.
Разговаривая с очевидцами трагедий и катастроф, нежелательно смаковать детали бед, несчастий и преступлений.
Придумывать все новые формулировки вопросов, тревожащих собеседника, разнообразить их интонационно.
Проблема визирования
Хорошо продуманная во время беседы концовка — иногда не что иное, как наиболее удачный вывод интервьюируемого или фраза, наиболее ему импонирующая. Можно завершить беседу так:
«Что было наиболее важным из сказанного?»
«Как бы вы сформулировали основную мысль нашей беседы, ее главный итог?»
«Не упустил ли я чего-нибудь? Возможно, вы хотите что-то добавить?» Иногда стоит задать последний вопрос, отложив блокнот или выключив магнитофон.
Для «завершающего контакта» неплохо поинтересоваться:
«Какие у вас дальнейшие планы?»
«Не найдется ли у вас дополнительных материалов по этой теме? Может быть, вы знаете, где я смогу их получить?»
Такое поведение позволяет, иногда, договориться о продолжении разговора, о новом интервью. Во всяком случае, оно завершает встречу на «ноте заинтересованности», свидетельствует о том, что журналист не просто «отработал свое», но открыт к дальнейшему серьезному изучению темы и, если нужно, к коррекции представления о ней. Это производит благоприятное впечатление на собеседника, несколько уменьшает его опасения, что журналист все исказит, представит его в невыгодном свете перед читателями и т.п.
В принципе, каждый репортер стремится продлевать беседу, насколько это возможно, пока в этом есть смысл, уточняя и перепроверяя собеседника. Но следует точно чувствовать, когда следует завершать общение, когда интервью исчерпано. Для того, чтобы не повредить налаженному контакту, нельзя делать это грубо, бесцеремонно. К удачным, бесконфликтным концовкам относятся просьбы позвонить для якобы нужных уточнений. Это лучше, чем покорно соглашаться на «цензуру», в результате которой собеседник, спохватившись, пригладит свои мысли так, что все усилия пропадут даром.
Учитывая это, репортер, что-то напутавший, не уверенный в каком-то фрагменте, должен стараться не показывать текст, а обговорить вопрос по телефону или в дополнительной беседе. Очень редки веские причины, по которым необходимо показывать готовый материал «источнику» до его опубликования. У каждого профессионала найдутся собственные рекомендации, как именно договариваться с собеседником об уточнении деталей, по возможности, избегая «цензуры».
Так уж сложилось, что к собственным огрехам, ошибкам и оговоркам интервьюируемые относятся в высшей степени снисходительно, а вот любая неточность в передаче их мыслей — невозможна... Квалифицированные журналисты, обычно, не объясняют своим героям, что «они так сказали». Никто не верит в авторство своих неряшливых фраз, если они не «причесаны» как следует. Впрочем, один из репортеров, отзываясь о реакцию героя интервью на публикацию, предостерегает коллег: «Если ему все нравится, значит вы написали нечто уж вовсе поганое, какую-то дрянь, а не интервью...»
Бывали случаи, и неоднократно, что журналист приводил все, как есть, желая продемонстрировать неуступчивость собеседника, его нежелание отвечать на вопрос и свое ангельское терпение, с каким этот вопрос повторялся... А на деле «в зеркале беседы» высвечивался в неприглядных тонах он сам — негибкий, глухой к, возможно, более точным аспектам разговора.
Интервью, предлагаемое аудитории как «зеркало беседы», в числе прочего показывает, насколько благополучно и изящно репортеру удалось выйти из беседы, проведя ее этически корректно.
Резюме
В целом, моделирование беседы, — процесс весьма сложный с профессиональной точки зрения и очень ответственный с точки зрения этической. К доверительной беседе, корректному контакту делового интервью и к наглядному и быстрому «обмену уколами» в разоблачительном интервью, либо интервью со «звездой» или политиком нужны свои, особые подходы, тщательно выверенные, мысленно проигранные и, отчасти, спланированные шаги.
Опасности этического плана связаны с увлечением броским высказыванием, его необычной формой, погоней за сенсационностью «ведущей фразы». Нежелательно проявлять излишний интерес к личной жизни интервьюируемого или демонстрировать свою чрезмерную осведомленность в этой щекотливой области. Сложно стимулировать повторение ответа, при необходимости — резко «менять курс» совместного обсуждения.
Этика профессионального общения связана с «дирижированием» беседой, предполагающим возможные, желательные и «пограничные» в поведенческом плане ситуации, которые создает сам журналист, руководя процессом общения.
Не только форма и тон вопросов, их функциональная ориентация, но даже, казалось бы, необходимая в какой-то ситуации помощь партнеру не всегда оправдана. Она может быть формой навязывания своего мнения собеседнику, может выступать в виде некорректной, даже оскорбительной для человека подсказки и пр.
Но, видимо, речь должна идти не о негодности в принципе большинства «уловок» интервьюера (поскольку невозможно запретить употребление функциональных приемов), а о том, что профессионал должен уметь отделять приемлемое от неприемлемого в каждом конкретном случае, уточняя, где, когда, как и в какой форме стоит работать, не рискуя погрешить против этики общения.
Есть давний «рецепт» проверки интервью на этическую точность: Проверяйте свои действия простым вопросом: «Что если бы я сам оказался на месте моего интервьюируемого?»