POV Gerard

Меня увели от Фрэнка. Увели, чтобы вколоть какой-то укол. Увели…

Я лежал на своей койке, рисуя невидимые узоры взглядом на потолке. Меня не привязали сегодня – поощрение за хорошее поведение. Мне сделали укол в бедро. Очень тугой укол, из-за которого на завтра у меня появится небольшой синяк. Санитарка обещала через некоторое время принести мне обед прямо в палату. Когда тебе вводят внутривенную порцию сильнодействующего препарата, то кормят тебя буквально с ложечки, ибо вставать воспрещается вообще. Ощущения такие, будто ты паришь между двумя мирами, оставляя за собой лишь тусклые тени и стирающиеся следы. Веки тяжелеют от подступающего сна. Мурашки покрывают кожу – меня резко стало знобить, а лоб покрылся испариной. Я хотел поднять руку, чтобы стряхнуть капли пота, но ничего не вышло – все конечности превратились в нечто каменное, не имеющее возможность пошевелиться. Кажется, я засыпаю, а в голове четко проявляется образ Фрэнки. Он не покидает моих мыслей. Его ореховые глаза как свет в конце тоннеля – зовут меня за собой, освещая путь по закоулкам сонного царства.

- Джи, просыпайся, милый, – я услышал сквозь блеклый отголосок сна приятную женскую речь. Открыв глаза, я не сразу поверил, что это моя Пеппер. – Джи, это я, Пеппер. Я договорилась с другой санитаркой, и она доверила мне отнести тебе обед, – да, это была Пеппер. Ее рыжие волосы переливались ярким светом, а лучезарная улыбка обрамляла персиковые губы. В руках она держала поднос, который вскоре поставила на прикроватную тумбочку.

- Пеппер, – прошептал я. – Я не могу… – при попытке продолжить фразу голос мой сорвался, и я закашлял.

- Джи, тише, тише, – рыжеволосая санитарка присела рядом со мной и начала водить по волосам. – Отдышись, милый, вот так, – она подула на меня нежным дыханием, пытаясь унять мой жар. – Скажи, чего ты не можешь, Джи? Скажи мне. Я рядом, – Пеппер переместила ладонь на мою влажную щеку и успокаивающе погладила.

- Не могу шевелиться, – откашлявшись, договорил я. – Почему? – на моих устах застыл немой вопрос. Я заметил, как на глазах Пеппер вдруг заблестели отточенные слезинки.

- Это от лекарства, Джи. Потерпи, мой хороший, пожалуйста. Оно должно помочь твоей голове, – санитарка прикрыла глаза и накрыла мою руку ладонью.

- Нет, нет, не поможет, нет, убивает, – не унимался я, все еще не в состоянии даже повернуться на бок. Я думал о Фрэнки. О его словах, о его тайне, которая теперь стала и моей.

- Джи, пожалуйста, успокойся. Тебе нужно покушать. Я принесла тебе куриный бульон, бутерброд с сыром и морс, – девушка указала на поднос, покоившийся на тумбочке рядом со мной.

- Хорошо, только немного, – согласился я. Запах столовского корма, словно токсичный элемент, забился в ноздри. Тошнота волной подкатывала к горлу.

- Вот так, – Пеппер поправила мою подушку так, чтобы я смог занять вертикальное положение. – Кушай, милый, – ее тонкие пальцы держали ложку с бесцветной жидкостью перед моим ртом. Я задержал дыхание, изо всех сил пытаясь не обращать внимания на противный запах, и медленно разомкнул губы. Пресный привкус супа сковал вкусовые рецепторы на кончике языка. Мне хотелось выплюнуть эту мерзость, но я не мог расстраивать Пеппер.

- Спасибо, Пеппер, – поблагодарил санитарку я, проглотив источник смертоносной энергии под скрытым названием “куриный суп”. Я буквально давился каждой ложкой этой дремучей смеси несвежих остатков курицы и воды из-под крана.

***

Сколько времени прошло с тех пор, как Пеппер ушла из моей скромной обители, закрыв за собой дверь? Не знаю, но, наверное, уже достаточно для того, чтобы наступила ночь. Я беспрестанно думал о Фрэнки, напевая про себя его песню, которая въелась мне под кожу, вибрациями разгоняя кровь по венам, тягучими стрелами вонзаясь в саму сердцевину.

Я думал о нем. Только о нем, рассеивая по мыслям его образ. Мне так сильно хотелось увидеть его, как если бы я задыхался и жаждал насытиться воздухом. Я скучал по его голосу – даже несмотря на то, что мы нормально не общались, он вселял в меня надежду. А сейчас его не было рядом, и я тонул в безысходности.

После смерти Кимберли я вообще перестал что-либо чувствовать, словно все мои нервные окончания заморозили. Но после встречи с Фрэнком я будто обрел нечто давно потерянное и забытое.

Знобит. Руки дрожат, а в груди разрастается огненное пламя. Мне необходимо увидеть Фрэнки. Я становлюсь одержимым. Да, это одержимость. Я им одержим. С необъяснимой силой меня тянет к этому человеку, и, кажется, между нами есть невидимая связь.

Я пролежал так еще целую вечность, пока ручка двери со скрипом не повернулась.

- Джерард, пора принимать лекарства, – одна из санитарок пожаловала. Судя по всему, наступило утро, и она снова “угостит” меня порцией Флуоксетина и какими-то новыми оранжевыми пилюлями Кветиапина.

Девушка приподнимает мне голову, чтобы я смог запить таблетки. Глотаю. Давлюсь. Создается впечатление, что я внутренне осязаю и слышу, как горсть горьких драже бьется о стенки пищевода и незамедлительно рассасывается в каждой частице желудочно-пищеварительного тракта, уверенно добираясь до желудка.

- Тебе сейчас принесут завтрак, – невозмутимо оповещает меня она. Я даже не пытаюсь понять, которая из медсестер сейчас стоит передо мной. Мне абсолютно безразлично.

Видимо, врачи решили опробовать на мне новую методику лечения, не выпуская за пределы палаты. На глазах выступили слезы, но мне было больно плакать. Все горело. Я не мог. Моя душа, вернее, ее останки тосковали по Фрэнку. Я находился вне себя от желания заглянуть в его глубокие глаза, окаймленные бронзовой радужкой.

Я боялся, что из-за препаратов, которыми меня напичкали, не смогу сегодня появиться в игровой комнате, и тогда Фрэнки уйдет, подумав, что я - предатель. Если бы у меня имелись силы, я бы встал и избавился от медикаментозного содержимого желудка тем способом, которому научил меня Фрэнки. Но я ощущал лишь погружение в туманную дымку.

Дождись меня, Фрэнки. Только дождись.