POV Gerard

Я вглядывался в его необычайно красивые глаза – даже радужка внутри них переливалась искристым оттенком. Мне казалось, я знаю этого человека всю жизнь, настолько влекла меня его душа. А глаза – зеркало его души, наверняка такой же доброй и светлой.

Он сидел напротив и внимательно отвечал на мои взгляды. Мы не проронили ни слова. Это было бы лишним. Хотя, я бы с удовольствием рассказал ему все, но, увы, горькие таблетки прибили скобками к нёбу мой язык. Фрэнк. Он поделился со мной своим именем. Мне не приключалось до него общаться с кем-либо в этом пространстве спертого воздуха, кроме как с Пеппер.

Слышу еле уловимый шум, проносящийся по всей столовой. Санитары пожаловали. Сейчас будут проверять наше умение глотать. Я кладу в руку пару цветных пилюль и ожидаю. Фрэнк в безмолвии уставился на меня и тоже, последовав моему примеру, поместил на ладонь несколько драже. Но у нас были разные лекарства в руках, как я успел заметить. Мне так захотелось узнать, что же стряслось с ним, с его душой.

- Так, Джерард, пей, – к нашему столу подошла миниатюрная санитарка Бетси, подружка Пеппер. Она была очень вредной, эта Бетси. Перманентное безразличие в ее взгляде пугало. Я послушался, захватив пилюли языком, и проглотил. – Ну, а ты чего не пьешь? – она обратилась к Фрэнку. Он поднял глаза и притворно улыбнулся, будто что-то задумал. Проделав ту же процедуру, что и я, он закашлял. – Вот и молодцы, – похвалила нас Бетси и направилась к следующему столу.

Фрэнк все еще загадочно смотрел на меня, после чего, дождавшись пока вокруг нас не будет ни одного санитара, встал с места, подошел ко мне и прошептал: «Иди за мной. Никто не должен видеть».

Меня заинтриговало это. Что он хотел сделать? Мои дни разложения в этой сырой могиле всегда проходили однообразно и блекло – ни одного яркого пятнышка, ни одного отклонения от “нормы”. А теперь вдруг появляется Фрэнк и зовет меня куда-то. Во мне это зажгло некий интерес к приключениям, вновь проснувшийся. До попадания сюда я постоянно рисковал, выбивался из правил и моральных устоев – а здесь я врастаю в землю, как сорняк, мешающий другим, свежим и здоровым растениям расти ввысь. И теперь у меня есть тот, кто может разделить со мной предсмертные дни.

Когда Фрэнк захлопывает за собой дверь, я встаю, беру поднос и иду к мойке, куда принято сдавать грязную посуду. Все как обычно. Не выделяюсь. Иду на выход, стараюсь не оглядываться, хотя это не было бы странным, ведь меня спокойно могли счесть за параноика тогда. А это нормально в здешних стенах.

Выхожу. Фрэнк стоит у двери мужского туалета и зазывает меня за собой. Не понимаю, что он хочет натворить. Иду за ним.

- Вот так, – говорит мне он, когда я выглядываю из-за двери и прохожу внутрь. Фрэнк стоит у раковины и сует два пальца в рот. И только в этот момент я догадался, каким образом он избавляется от новокаиновых смесей.

Чувствую, как во рту становится сухо, а голова кружится. Побочное действие Аурорикса. Я привык. Спутанность сознания стала частью меня. Если вообще не мной. Подхожу к раковине и следую совету черноволосого музыканта. Мне вдруг подумалось, что он знает, как правильно поступать. Я доверился ему.

Слабость подкашивает колени, как только я, умывшись, встаю посреди туалетной комнаты. Фрэнк скрещивает руки на груди и довольно смотрит на меня. Я вижу это по его хитрым глазам. В мыслях всплыл рисунок, который он оставил в моем альбоме. Он хочет отучить меня поддаваться плацебному влиянию лекарств. Заставить здраво мыслить. И тогда в моих глазах не будет столько страха. Будет четкость и свет.

- Спасибо, – хрипло проговариваю я. Он подходит ко мне, очень осторожно проводит ладонью по моей щеке, шепчет “Будь сильным, Джи” и уходит. Я как тень следую по его шагам.

Время игровых занятий и процедур. У меня есть около часа до водной процедуры, которую мне назначили, как только перевели в это отделение. А потом по расписанию дадут выпить настойку зверобоя – полагается, что этот напиток оказывает успокоительное влияние на нервную систему. Как по мне, так это просто противнейшая дрянь с кусочками травы, застревающей между зубами.

Мы проходим с Фрэнком в игровую комнату, где уже развлекаются некоторые пациенты. Две девушки в углу играют в ладушки, издавая при этом писклявые крики, как птицы. Лысый парень цветным фломастером рисует каракули на своих руках, смеется и раскачивается в стороны. Меня передергивает, ведь я сам стану таким, если продолжу следовать больничному “этикету”.

Фрэнк садится на свой любимый подоконник и жестом приглашает меня сесть с ним рядом. Сажусь. Мне стало так тепло около него, словно электрический ток прошелся по кожным рецепторам. Мы снова молча наблюдаем друг за другом.

- Сыграй мне, – бормочу я, взглядом указывая на стоящую рядом с окном гитару.

Он улыбается глазами. Берет в руки инструмент и принимается легонько касаться тонкими пальцами острых струн. Самозабвенно вникая в каждую нотку, выскальзывающую из-под подушечек пальцев, он слабо напевает строчки, словно боясь спугнуть безмятежность, нависшую над нами: «…and someone save my soul tonight, please save my soul».