III Заорганизованность

Самая короткая и самая широкая дорога к кошмару Дивного Нового Мира ведет, как я уже указывал, через перенаселенность и ускорение прироста населения – двести восемьдесят миллионов сегодня, пятьдесят пять миллионов к концу столетия и вот уже большая часть человечества стоит перед выбором между анархией и тоталитарным контролем. Но возрастающее давление численности населения на доступные природные ресурсы не единственная сила, толкающая нас в сторону тоталитаризма. Этот слепой биологический враг свободы объединился с другими необыкновенно могущественными силами, созданными достижениями технологии, которыми мы так гордимся. И гордимся по праву, поскольку эти достижения - плоды гениальности и постоянной тяжелой работы, логики, воображения и самоотречения – одним словом, тех моральных и интеллектуальных качеств, которыми можно только восхищаться. Но такова Природа Вещей, что в этом мире ничего не дается даром. За все эти чудесные достижения нужно платить, - как за купленную в прошлом году стиральную машину, – и каждый последующий платеж будет выше предыдущего. Многие историки, социологи и психологи не раз писали о цене, которую западному человеку пришлось заплатить, и придется платить и дальше, за технологический прогресс. Они говорят, например, что вряд ли можно ожидать расцвета демократии в обществе, где политические и экономические силы прогрессивно стремятся к концентрации и централизации. Но развитие технологий именно и ведет к такой концентрации. Поскольку технику для выпуска массовой продукции стараются делать более эффективной, она становится более сложной и дорогостоящей – соответственно, менее доступной для предпринимателя с ограниченными средствами. Более того, массовая продукция нуждается в рынке сбыта и проблема дистрибуции поднимает такие вопросы, которые только самые крупные производители могут решить удовлетворительно. В мире массового производства и массовой дистрибуции Маленький Человек с его небольшим оборотным капиталом находится в крайне невыгодном положении. В соревновании с Большим Человеком он теряет свои деньги и перестает существовать как независимый производитель - Большой Человек просто поглощает его. По мере того как Маленький Человек исчезает все больше экономической власти оказывается в руках все меньшего числа людей. При диктатуре Большой Бизнес, образовавшийся в результате достижений технологий и его следствия - развала Малого Бизнеса, контролируется государством – то есть небольшой группы партийных лидеров и военных, полицейских и чиновников, которые выполняют их приказы. При капиталистической демократии, например, как в Соединенных Штатах, он контролируется теми, кого профессор Ч.Райт Миллс назвал Властвующей Элитой. Эта Властвующая Элита непосредственным образом нанимает на работу несколько миллионов работников на свои фабрики, в магазины и офисы, и косвенным образом контролирует еще больше миллионов, давая им в кредит деньги для покупки собственных товаров, а будучи владельцем масс-медиа, влияет на мысли, чувства и действия практически каждого. Пародируя слова Уинстона Черчиля, можно сказать - никогда еще столь немногие так много не манипулировали столь многими. Мы действительно находимся очень далеко от идеала подлинно свободного общества Джефферсона, основанного на иерархии самоуправляемых единиц – «элементарные районные республики, республики округа, республики штата, республика союза представляющих собой градацию властей».

Таким образом, мы видим, что современные технологии ведут к концентрации экономической и политической власти и к созданию контролируемого общества (очень жестко в тоталитарных государствах, более мягко и незаметно в демократических) Большим Бизнесом и Большим Правительством. Но общество состоит из индивидов и хорошо до тех пор, пока помогает им реализовывать свой потенциал и вести счастливую, творческую жизнь. Как отразились на индивидах технологические достижения последних лет? Вот как отвечает на этот вопрос философ и психолог доктор Эрих Фромм:

«Современное западное общество, несмотря на его материальный, интеллектуальный и политический прогресс, все менее способствует психическому здоровью, лишая человека чувства внутренней защищенности, счастья, желания и способности любить, превращая его в автомат, который расплачивается за свои потери психическими заболеваниями и отчаянием, скрытым за одержимостью работой и тягой к так называемому удовольствию».

Наши психические заболевания могут найти выражение в невротических симптомах. Эти симптомы заметны и вызывают тревогу. Но «давайте не будем, - говорит доктор Фромм, - сводить ментальную гигиену к предотвращению симптомов. Симптомы как таковые не наши враги, а наши друзья; где есть симптомы, там есть конфликт, а конфликт указывает на то, что силы жизни, стремящиеся к интеграции и счастью счастью интеграции и счастью, все еще борются». По-настоящему безнадежных жертв умственного расстройства как раз можно найти среди тех, которые внешне кажутся совершенно нормальными. «Многие из них нормальны потому, что очень хорошо приспособились к современной жизни, потому что их человеческие голоса заставили замолчать так рано, что они даже не борются и не страдают и не проявляют никаких симптомов, которые бывают у невротиков». Они нормальны не в абсолютном смысле этого слова, а только по отношению к глубоко ненормальному обществу. Их идеальная приспособленность только говорит о серьезности их психического заболевания. Эти миллионы анормально нормальных людей спокойно живут в обществе, к которому, будь они полноценными личностями, не смогли бы приспособиться, все еще теша себя «иллюзией индивидуальности», хотя уже давно лишены ее. Их способность к адаптации развилась в нечто подобное унификации. Но «унификация и свобода несовместимы. Так же как унификация и психическое здоровье … Человек не создан быть автоматом, и если он им становиться, разрушается основа его психического здоровья».

В ходе эволюции природа приложила немало усилий, чтобы каждый индивид отличался от другого индивида. Мы продолжаем наш род, приводя отцовские гены в контакт с материнскими - количество комбинаций практически бесконечно. Физически и ментально каждый из нас уникален. Любая культура, которая, в интересах эффективности или ради какой-либо политической или религиозной догмы, старается подогнать человеческую индивидуальность под некоторый стандарт, совершает преступление над биологической природой человека.

Науку можно определить как редукцию многообразия. Она пытается объяснить бесконечное разнообразие природных феноменов, игнорируя их уникальность, выделяя, что у них есть общего и, наконец, выводя некий «закон», в рамках которого они становятся понятны и ими можно эффективно манипулировать. Например, яблоки падают с деревьев, а луна движется по небу. С незапамятных времен люди наблюдали за этими явлениями. Вместе с Гертрудой Штейн они были уверены, что яблоко - это яблоко, а луна - это луна. Так оставалось до тех пор, пока Исаак Ньютон не задумался, есть ли какое-то сходство между этими двумя феноменами, и не сформулировал теорию гравитации, в рамках которой определенные аспекты поведения яблок, небесных тел, да и всего остального в физическом мире могли быть объяснены и ими можно было манипулировать в терминах единой системы понятий. Точно так же художник берет неисчерпаемое разнообразие внешнего мира и с помощью собственного воображения придает им значение в рамках упорядоченной системы пластических форм, литературного или музыкального языка. Желание установить порядок среди хаоса, выделить гармонию из диссонанса, одно из множества - своего рода интеллектуальный инстинкт, древняя и фундаментальная потребность сознания. В науке, искусстве, философии такого рода стремление – я могу назвать ее «Волей к Порядку», - в основном полезно. Хотя Воля к Порядку и создала много поспешных обобщений, основанных на недостоверных источниках, много абсурдных метафизических и теологических систем, педантичных ошибочных представлений, выдаваемых за реальность, символов и абстракций - за данные непосредственного опыта. Но эти ошибки, как бы ни были печальны, не приносят особого вреда, по крайней мере, прямого – хотя иногда случается, что дурная философская система приносит вред косвенный, если ее используют в качестве оправдания бессмысленных и бесчеловечных действий. Но где Воля к Порядку становится действительно опасной, так это в социальной сфере - в области политики и экономики.

return false">ссылка скрыта

Теоретическое сведение неуправляемого многообразия к более понятным упрощенным формам на практике становится сведением человеческого разнообразия к нечеловеческому однообразию, свободы - к рабству. В политике эквивалентом полностью разработанной научной теории или философской системы является диктатура. В экономике эквивалентом совершенному по своей композиции произведению искусства - безупречно налаженное производство, где все рабочие идеально приспособлены к своим станкам. Воля к Порядку может сделать тиранов из тех, кто просто хотел разобрать свалку. Красота упорядоченности используется как основание для деспотизма.

Организованность необходима, так как свобода возникает и имеет значение только в самоуправляемом обществе, основанном на добровольном сотрудничестве индивидов. Но она может стать фатальной. Ее избыток превращает людей в автоматы, душит творческий порыв, лишает самой возможности свободы. Как это обычно бывает, единственно безопасный курс лежит посередине - между крайностями политики невмешательства с одной стороны, и тотального контроля - с другой.

В течение прошлого столетия успешные достижения техники были дополнены соответствующими организационными успехами. Сложной технике нужна была сложная социальная система, работающая так же гладко и эффективно, как новые средства производства. Чтобы соответствовать этим требованиям, индивидам пришлось деиндивидуализироваться, отказаться от своей природной изменчивости и следовать стандартной схеме, одним словом - сделать все, чтобы стать автоматами.

Дегуманизирующий эффект заорганизованности был усилен дегуманизирующим эффектом перенаселенности. Развитие промышленности создает непропорциональный рост населения в больших городах. Но жизнь в больших городах не способствует психическому здоровью (высочайший процент шизофрении, как известно, наблюдается среди обитателей городских трущоб), и не способствует воспитанию разумной ответственности и самостоятельности внутри небольших самоуправляемых групп, что является первым и обязательным условием настоящей демократии. Городская жизнь анонимна и, так сказать, абстрактна. Люди вступаю в контакт друг с другом не как полноценные личности, а как воплощения определенных экономических функций или, если они не на работе, как безответственные искатели развлечений. Подчиненные такой жизни они чувствуют себя одинокими и ничтожными. Их существование теряет всякую цель.

С биологической точки зрения человек - умерено общительное, но никак не полностью социальное животное, скорее ближе к волку или слону, чем к пчеле или муравью. В своих первоначальных формах человеческие сообщества ничем не напоминали ульи и муравейники, это были просто небольшие группы. Цивилизация, кроме всего прочего, это процесс, при котором примитивные группы трансформируются в жесткий и механистический аналог органического сообщества социальных насекомых. В настоящее время давление перенаселенности и развитие технологий ускоряют этот процесс. Термитник стал казаться вполне реальным возможным и, даже в глазах некоторых, желанным идеалом. Излишне говорить, что такой идеал недостижим. Огромная пропасть отделяет общественное насекомое от не слишком общительного млекопитающего с большим мозгом, и, сколько бы ни старалось это млекопитающее имитировать насекомое, пропасть все равно бы осталась. Люди не могут создать социальный организм, они могут создать только организацию. Пытаясь создать организм, они просто создадут тоталитарный деспотизм.

«Дивный Новый Мир» описывает фантастическую и в несколько фривольную картину общества, где попытка превратить людей в подобие термитов, стоит почти на границе возможного. То, что нас подталкивают в сторону Дивного Нового Мира, это очевидно. Но не менее очевидно и то, что мы можем, если захотим, отказаться сотрудничать с этими слепыми силами, что толкают нас в этом направлении. Тем не менее, сейчас желание противостоять не кажется очень сильным или широко распространенным. Как показал Уильям Уайт в своей замечательной книге «Человек Организации», новая Социальная Этика заменяет наши традиционные этические системы, в основе которых лежала индивидуальность. Ключевые слова этой Этики - «соответствие», «адаптация», «социально-ориентированное поведение», «принадлежность», «овладение социальными навыками», «работа в команде», «групповая коммуникация», «групповая лояльность» «групповая динамика», «групповое мышление» и «групповое творчество». В ее основу положена аксиома, что социум в целом более значим, чем его составляющие, что врожденные биологические различия следует принести в жертву культурной однородности, что права коллектива важнее чем то, что в восемнадцатом веке называли Правами Человека. В соответствии с Социальной Этикой Иисус был глубоко неправ, утверждая, что суббота создана для человека. Наоборот, это человек создан для субботы и он обязан пожертвовать своими унаследованными особенностями и прикинуться этаким простым славным парнем вроде тех, кого организаторы групповой активности считают идеальными для своих целей. Идеальный человек – это человек, который проявляет «динамическое соответствие» (прелестное сочетание!), преданность группе, постоянное желание подчиняться и принадлежать. Идеальному человеку нужна идеальная жена, тоже очень общительная, обладающая способностью к бесконечной адаптации и не просто принимающая как факт, что ее муж предан корпорации, но также и сама активно ей преданная. «Создан он для Бога только, - сказал Мильтон об Адаме и Еве, - а она для Бога в нем». Но в одном очень важном аспекте положение жены Человека Организации намного хуже, чем положение Первой Женщины. Бог позволял Адаму и Еве быть совершенно свободными в проявлении «порывов юности».

 

Не отвернется Адам от своей прекрасной подруги,

Ни Ева отказом своим не нарушит обряда священной любви.

 

Сегодня, по мнению одного из авторов Harvard Business Review, жена мужчины, которая пытается жить в соответствии с идеалом Социальной Этики, «не должна требовать от своего мужа слишком много времени и внимания. Из-за сосредоточенности на работе даже его сексуальная активность может отойти на второй, а то и на десятый план». Монах дает обет бедности, послушания и целомудрия. Человеку организации разрешается быть богатым, но обет послушания остается («он принимает указания без возмущения, он смотрит снизу на тех, кто выше его» - Муссолини) и для блага организации, принявшей его в свои ряды, он должен быть отречься даже от супружеской любви.

Стоит напомнить что в «1984» членов Партии принуждали подчиняться правилам сексуальной этики с более чем пуританской жестокостью. С другой стороны, в «Дивном Новом Мире» каждому свободно разрешалось следовать его сексуальным импульсам. Общество, описанное Оруэллом, находится в состоянии перманентной войны и цель его правителей: во-первых, насладиться властью как таковой, а во-вторых, держать подданных в том напряжении, которого требует состояние военного положения. В крестовом походе против сексуальности властители могут достичь и нужного напряжения у его участников, и одновременно наиболее приятным способом удовлетворить собственную жажду власти. Общество, описанное в «Дивном Новом Мире», это мировое государство, где нет войн, и где основная цель его правителей - сделать все, чтобы их подданные не устраивали беспорядков. Этого они достигают (среди прочих методов) путем отмены семьи и легализацией такой степени сексуальной свободы, что это почти гарантированно избавляет жителей Дивного Нового Мира от любых форм деструктивного (или креативного) эмоционального напряжения. В «1984» жажда власти удовлетворялось причинением страданий, в «Дивном Новом Мире» навязыванием едва ли менее унизительного удовольствия.

Очевидно, что современная Социальная Этика это всего лишь оправдание наименее желательных последствий заорганизованности. Она представляет собой жалкую попытку сделать добродетель из необходимости, извлечь пользу из неприятного положения. Это совершенно оторванная от реальности, и потому очень опасная моральная система. Общество, чью ценность предлагают считать большей, чем ценность его составляющих, - еще не организм, в том смысле, в котором организмом может считать улей или муравейник. Это просто организация, часть социального механизма. Ее ценность может рассматриваться только по отношению к жизни и познанию. Сама по себе она ни живая, ни сознательная. Ее ценность, как ценность инструмента, - вторична. Она хороша только в той мере, в какой приносит пользу его составляющим - индивидам. Дать организациям приоритет над людьми означает подчинить цель средствам. Что получится, если поставить средства над целями, продемонстрировали Гитлер и Сталин. Под их одиозным правлением личные цели индивидов были подчинены целям организации с помощью насилия и пропаганды, систематического террора и манипулирования сознанием. При более эффективной диктатуре завтрашнего дня насилия, вероятно, будет намного меньше, чем при Гитлере и Сталине. С помощью безболезненных методик подданными будущего диктатора будет управлять коллектив социальных инженеров. «Задача социальной инженерии в наше время, - с энтузиазмом пишет сторонник этой новой науки, - подобна задаче технической инженерии пятьдесят лет назад. Если первая половина двадцатого века была эрой технических инженеров, то вторая будет эрой социальных инженеров», а ХХI век, я полагаю, будет эрой Мировых Контролеров, эрой научно разработанной кастовой системы и Дивного Нового Мира. На вопрос - quis custodiet custodes - кто будет стеречь стерегущих, управлять управляющими? – следует наивный ответ, что, мол, за ними и не нужен никакой контроль. Похоже, некоторые доктора социологических наук трогательно верят, что уж они-то никогда не будет коррумпированы с властью. Подобно сэру Галахаду, их сила равна силе десятерых, потому что сердца их чисты, а сердца их чисты потому, что они мол ученые и потратили шесть тысяч академических часов на изучение социологии.

Увы, высшее образование не обязательно является гарантией особой добродетели или политической мудрости. И к этим опасениям на почве этики и психологии должны быть добавлены опасения чисто научного характера. Можем ли мы принять теории, на основе которых социальные инженеры строят свою практику и оправдывают манипуляции над людьми? Для примера, профессор Элтон Майо категорически заявляет, что «желание человека работать в коллективе - одна из основных человеческих потребностей». Это, я бы сказал, абсолютно неверно. У одних такое желание действительно есть, но у других - нет. Причина в темпераменте и унаследованной конституции. Любая социальная организация, основанная на положении, что «человек» (каким бы он ни был) постоянно хотел бы взаимодействовать с другими людьми, стала бы для многих прокрустовым ложем. Только подвергнувшись ампутации или растягиванию, они смогли бы туда вписаться.

А как обманчивы романтические описания Средних Веков, которыми многие современные теоретики социальных отношений украшают свои труды! «В Средние Века членство в гильдии, жизнь в поместье или деревне защищали человека в течение всей его жизни, принося ему мир и спокойствие». Защищали от чего, можем мы спросить. Уж конечно не от безжалостного обращения тех, кто стоял выше его. Вместе с «миром и спокойствием» в Средние века было огромное количество случаев хронического перенапряжения, чувства глубокой неудовлетворенности и страстного возмущения жесткой иерархической системой, которая не допускала никакого продвижения по социальной лестнице, а тех, кто был связан с землей, ограничивала в перемещениях и в горизонтальной плоскости. Безличные силы перенаселенности и заорганизованности вместе с социальными инженерами, которые пытаются их использовать, толкают нас в направлении новой средневековой системы. Эта новая система будет более приемлемой, благодаря таким прелестям Дивного Нового Мира как обработка зародышей, обучение во сне и индуцированная таблетками эйфория. Тем не менее, это все равно будет просто новой формой рабства.