Бюрократический статус 1 страница

Занятость большого числа инженеров и технологов в промышлен­ных бюрократиях далее оформляет их социальные перспективы. Не­разрывно вплетаясь в бюрократический аппарат, многие инженеры занимают свое место экспертов и принимают подчиненную роль с фик­сированными сферами компетенции и власти и строго ограниченной ориентацией на более широкую социальную систему. В этом статусе они вознаграждаются за рассмотрение себя как помощников по тех­ническим вопросам. А стало быть, не их функция задумываться о чело­веческих и срциальных последствиях внедрения своих эффективных приспособлений и процессов и решать, когда и как их следует внедрять. Эти вопросы находятся в ведении администраторов и менеджеров.

Основания для препоручения этих вопросов администраторам в деловых и промышленных организациях редко устанавливались так ясно и поучительно, как в следующей выдержке из Ретлисбергера: «...физики, химики, инженеры-механики, гражданские инженеры, инженеры-химики обладают продуктивным способом мышления о своем классе феноменов и простым методом обращения с ними. В этой сфере их суждения будут, вероятно, убедительными. Вне этой сферы их суждения более спорны. Некоторые среди них вполне ясно сознают эту ограниченность. Они не желают заниматься человечес­ким фактором; они хотят разработать лучшее орудие, лучшую маши­ну для решения тех или иных технических задач. Вызовет ли внедре­ние этого орудия или машины увольнение скольких-то работников или не вызовет — их как инженеров совершенно справедливо не ин­тересует... Эти люди бесценны для администратора во всякой про­мышленной организации».

Макс Вебер и Торстейн Веблен, наряду с другими учеными, ука­зывали на опасность того, что эта профессиональная перспектива, заключающая в себе рационализированное отречение от социальной ответственности в пользу администратора, может быть вынесена ин­женерами за пределы собственно экономического предприятия. Из этого переноса мировоззрения и складывающейся в результате выу­ченной неспособности работать с человеческими проблемами разви­вается пассивная и зависимая роль, предусмотренная для инженеров и технологов в сфере политической организации, экономических учреж­дений и социальной политики. Возникает угроза поглощения граждан­ского Я профессиональным.

По мере того как технические специалисты сосредоточивают та­ким образом внимание на «своих собственных» ограниченных зада­чах, суммарное воздействие технологии на социальную структуру ста­новится по халатности таким делом, которым не занимается никто.

Задачи социального исследования

Инженеры могут с легким сердцем продолжать отрекаться от пря­мой заботы о социальных последствиях развивающейся технологии до тех пор, пока эти последствия не поддаются предвидению и не при­нимаются во внимание. В той мере, в какой социальные ученые так и не удосужились до сих пор обратиться к этой проблеме, даже у наибо­лее социально ориентированных технологов нет информационной основы для того, чтобы действовать с должной социальной ответствен­ностью. Только когда люди, оснащенные навыками проведения со­циальных исследований, обеспечат адекватный корпус научного зна­ния, люди, работающие в области инженерного дела, смогут перевес­ти свой взгляд с индивидуального делового предприятия на более ши­рокую социальную систему.

Как много столетий люди пренебрегали проблемами эрозии по­чвы — отчасти в силу непонимания того, что эрозия представляет со­бой значительную проблему, — так и сейчас они все еще пренебрега­ют той социальной эрозией, которую можно отнести на счет нынеш­них методов внедрения быстрых технологических изменений. Рыноч­ный спрос на исследования в этой области очень и очень ограничен. Видимо, есть все основания предполагать, что интенсивному иссле­дованию этих проблем, имеющих центральное значение для нашей технологической эпохи, посвящается меньше человеко-часов иссле­довательской деятельности, чем разработке соблазнительных упако­вок для парфюмов и прочих подобных товаров повседневного спроса

или, скажем, планированию рекламных кампаний для отечественных производителей табака.

Для внедрения широкой программы социальных исследований, соразмерной масштабу проблемы, нет нужды ожидать появления но­вых исследовательских процедур. Методы социальных исследований неуклонно совершенствовались и благодаря дисциплинированному опыту, несомненно, будут развиваться и дальше. Эффективное развер­тывание этой программы ждет, однако, решений относительно орга­низации исследовательских групп, финансирования исследований и направлений изучения.

Организация исследовательской группы

Разрозненные и некоординированные исследования, проводи­мые группами с разной профессиональной подготовкой, показали свою неадекватность. Проблемы, относящиеся к этой области, тре­буют взаимодополнительных знаний и навыков инженеров, эконо­мистов, психологов и социологов. Как только это средоточие совмес­тных изысканий получило бы признание, представители этих про­фессиональных сообществ могли бы приступить к попыткам принять программу совместного исследования. С самого начала им могло бы, вероятно, недоставать общих универсумов дискурса, но как показы­вает опыт АДТ*, модели сотрудничества между инженерами и соци­альными учеными разработать можно. Те стены, ограждающие друг от друга разные дисциплины, которые были возведены разделением научного труда, можно преодолеть, если признать в них временные средства, каковыми они собственно и являются.

Финансовая поддержка исследования

Из ограниченной совокупности социальных исследований в сфе­ре промышленности большая часть была ориентирована на нужды менеджмента. Проблемы, отбираемые в качестве фокуса исследова­ния — например, высокая текучесть рабочей силы и низкая произво­дительность труда, — определялись, стало быть, преимущественно ме­неджментом; финансовая поддержка осуществлялась, как правило, менеджментом; границы и характер экспериментальных изменений в трудовой ситуации утверждались менеджментом; и регулярные от­четы составлялись в первую очередь для менеджмента. Сколь бы ни

* Администрация долины Теннесси. — Примеч. пер.

была обоснованной и ни казалась самоочевидной причина этого, сле­дует заметить, что типичная перспектива социальных исследований в сфере промышленности такова и что она препятствует эффектив­ному проведению исследования.

Эти замечания, разумеется, не оспаривают достоверность и по­лезность исследований, ориентированных на нужды менеджмента. Из того, что менеджмент продолжает финансировать эти исследования, мы можем лишь заключить, что они обнаружили свою чрезвычайную полезность и достоверность в рамках данного определения проблем. Однако интеллектуальный штаб всего лишь одного из слоев делового и промышленного населения может со временем обнаружить, что его внимание сосредоточилось на проблемах, отнюдь не относящихся к числу главных проблем, с которыми сталкиваются другие сектора это­го населения. Может, например, оказаться, что разработка методов понижения тревожности у рабочих с помощью благожелательных и продолжительных собеседований или с помощью надлежащего пове­дения мастеров не попадает в число тех исследований, которые рабо­чие считают наиглавнейшими с точки зрения своих интересов. Они могут быть более заинтересованы в том, чтобы исследователи выяви­ли различные последствия — для них и других людей — альтернатив­ных планов, в соответствии с которыми происходило бы внедрение технологических изменений.

return false">ссылка скрыта

Это напоминает нам, что само социальное исследование проте­кает в определенной социальной обстановке. Социальный ученый, не сознающий того, что его методики включенного наблюдения, ин­тервьюирования, составления социограмм и т.д. становятся для ра­бочих и мастеров, возможно, даже еще большим нововведением, чем технологические изменения на заводе, был бы поистине подозритель­ным пленником собственных открытий. Сопротивление такому ново­введению можно предвидеть — хотя бы потому, что оно далеко отстоит от обычного опыта большинства людей. Тем, кто занят социальными исследованиями среди рабочих и административного персонала, нет нужды говорить о той смеси подозрительности, недоверчивости, на­пускной веселости и зачастую открытой враждебности, с которой их первоначально встречали. Незнакомость этого типа исследования в сочетании с его мнимо назойливым вторжением в сферы напряжен­ности и частные дела обусловливают определенную меру сопротив­ления.

Если исследование субсидируется менеджментом и если изучае­мые проблемы релевантны прежде всего для менеджмента, сопротив­ление рабочих будет многократно возрастать. А потому нас не долж-

но удивлять, что в некоторых сегментах организованного труда на первые попытки социального исследования в промышленности смот­рят с некоторой мерой подозрения и недоверчивости, сопоставимой с той, которой было встречено в 20-е годы внедрение исследований в об­ласти научного управления. Ибо если у рабочих есть повод увидеть в ис­следовательской программе новомодное академическое средство проти­водействия профсоюзным организациям или научной замены матери­альных вознаграждений символическими, то такая проблема скорее со­здаст проблемы, нежели их обнаружит.

Следовательно, социальное исследование в промышленности сле­дует проводить при общей поддержке менеджмента и труда, вне зави­симости от источников его денежного финансирования. Добиться же сотрудничества большого числа рабочих не удастся до тех пор, пока они не будут знать, что получат какие-то выгоды от применения на­учного метода в той области, где прежде почти безраздельно господ­ствовал эмпирический метод проб и ошибок.

Направления исследования

Первой задачей этих исследовательских групп стал бы поиск кон­кретных проблем, требующих внимания. Уже сам факт, что они про­водят исследование, показал бы, что они не одержимы глупой верой в то, что передовые течения в технологии независимо от своего при­менения ведут к общему благу. От них должны ожидать, что в головах у них витают опасные мысли. Они не должны выносить культурные и институциональные аксиомы за пределы исследования. В центре их внимания должны находиться институциональные упорядочения, адекватные для инкорпорации всех производственных возможностей негладко, но непрерывно развивающейся технологии и вместе с тем справедливого распределения приобретений и потерь, заключенных в этих технологических достижениях.

В последнее десятилетие среди социальных исследователей наме­тилось противодействие былой склонности сосредоточивать внима­ние на экономических последствиях технологических достижений. Центр внимания исследователей переместился на чувства рабочих и социальные отношения на работе. Этот новый акцент, однако, имеет и свои недостатки. Технологическое изменение затрагивает не только чувства рабочих. И не только их социальные связи и статус — но также их доходы, их шансы иметь работу и их экономические интересы. И чтобы новые исследования человеческих отношений в промышленно­сти были максимально эффективными, их следует проводить в связке

с продолжающимися исследованиями экономических последствий трудосберегающих технологий.

Кроме того, эти исследования никак не могут ограничиваться изу­чением одного только «рабочего». Вычленить рабочего так, как будто бы он представлял собой самодостаточный сектор индустриального населения, значит совершить насилие над структурой социальных отношений, действительно существующей в промышленности. По всей видимости, не один только рабочий подвержен предубеждени­ям, навязчивым фантазиям, недостаткам и искажениям установки и иррациональным неприязненным чувствам по отношению к колле­гам по работе или начальникам. Вполне может оказаться, что поведе­ние и решения менеджмента находятся под ощутимым влиянием сход­ных психологических паттернов и что они, наряду с обостренным чув­ством собственных экономических интересов, оказывают существен­ное влияние на принятие решений о внедрении трудосберегающих технологий.

В отсутствие исследований, проводимых при совместной финан­совой поддержке труда и менеджмента и нацеленных на сообща со­гласованные проблемы, связанные с ролью технологии в нашем об­ществе, альтернативой становится следование нынешнему образцу разрозненных исследований, направленных нате особые проблемы, изучение которых соответствует интересам особых групп. Возможно, конечно же, что кому-то эта альтернатива покажется предпочтитель­ной. Вполне возможно, что несколько заинтересованных групп не найдут основу для согласия по поводу финансирования и направлен­ности социальных исследований в этой области. Однако это тоже бу­дет служить выполнению их косвенной задачи. Если исследования технологов и социальных ученых, проводимые под совместным по­кровительством менеджмента и труда, будут на этих основаниях от­вергнуты, то это будет важным диагностическим симптомом того со­стояния, в котором пребывают индустриальные отношения.

XX. ПУРИТАНСТВО, ПИЕТИЗМ И НАУКА

В своих пролегоменах к социологии культуры Альфред Вебер про­вел различие между общественными, культурными и цивилизацион-ными процессами¹. Поскольку Вебера интересовало прежде всего раз­граничение этих категорий социологических явлений, он в значитель­ной мере упустил из внимания их специфические взаимосвязи, т.е. ту область изучения, которая имеет основополагающее значение для социолога. Взаимодействие между некоторыми элементами культу­ры и цивилизации как раз и будет предметом данного очерка. Мы рас­смотрим его на примере Англии семнадцатого века.

Пуританский этос

В первом разделе статьи будет дан схематичный очерк пуританс­кого ценностного комплекса в той его части, в которой он был связан с заметным возрастанием интереса к науке, происходившим на про­тяжении второй половины семнадцатого столетия; во втором разделе статьи будет изложен соответствующий эмпирический материал, ка­сающийся различий в культивировании естествознания протестан­тами и другими религиозными конфессиями.

Основная идея этого исследования состоит в том, что пуританс­кая этика как идеально-типическое выражение ценностных устано­вок, базисных для аскетического протестантизма в целом, настоль­ко определила интересы англичан семнадцатого столетия, что стала одним из важных элементов усиленного культивирования науки. Глу­боко коренящиеся религиозные интересы¹ того времени настоятель-

© Перевод. Николаев В.Г., 2006

' Alfred Weber, «Prinzipielles zur Kultursoziologie: Gesellschaftsprozess, Zivilisationsprozess und Kulturbewegung», Archivfiir Sozialwissenschaft una" Sozialpolitik, Bd. XLVII, 1920, 47, S. 1—49. См. аналогичную классификацию у Макайвера: R.M. Maclver, Society: Its Structure and Changes, Chap. XI1; а также обсуждение этих исследований в: Morris Ginsberg, Sociology (London, 1934), p. 45—52. — Примеч. автора.

² «Nicht die ethische Theorie theologischer Kompendien, die nuralsein (unter Umstanden allerdings wichtiges) Erkenntnismittel dient, sondern die in der psychologischen und

но требовали в своих косвенных следствиях систематического, ра­ционального и эмпирического изучения Природы ради прославле­ния Бога в трудах Господних и установления контроля над растлен­ным миром.

Насколько ценности пуританской этики стимулировали интерес к науке, можно определить, ознакомившись с установками ученых того времени. Безусловно, возможно, что, изучая официально про­возглашаемые мотивы ученых, мы имеем дело не с точными конста-тациями действительных мотивов, а с рационализациями, дериваци­ями. В таких случаях, хотя они и могут находить подтверждение в от­дельных конкретных примерах, ценность нашего исследования ни­коим образом не убывает, так как эти понятные рационализации сами по себе являются свидетельствами (у Вебера Erkenntnismitteln*) тех мо­тивов, которые расценивались в то время в качестве социально при­емлемых, ибо, как говорит Кеннет Берк, «терминология мотивов фор­мируется таким образом, чтобы находиться в соответствии с нашей общей ориентацией в отношении целей, инструментальных средств, добропорядочной жизни и т.д.».

Роберт Бойль был одним из ученых, попытавшимся открыто свя­зать место, занимаемое наукой в социальной жизни, с другими куль­турными ценностями, особенно в работе «О пользе экспериментальной естественной философии». Такие попытки были предприняты также Джоном Реем, автором новаторских трудов по естественной истории, которого Галлер охарактеризовал как величайшего ботаника в исто­рии человечества, Фрэнсисом Уиллоби, занимавшим, возможно, та­кое же видное место в зоологии, как и Рей в ботанике, Джоном Уил-кинсом, одним из главных вдохновителей «невидимой коллегии», из коей выросло потом Королевское Общество, Оутредом, Уоллисом и другими. За дополнительными данными мы можем обратиться к на-

pragmatischen Zusammenhangen der Religionen gegriindeten praktischen Antriebe zum Handeln sind das, was in Betracht kommt [unter 'Wirtschaftsethik' einer Religion]». Max Weber, Gesammelte Aufsatze zur Religionssoziologie (Tubingen, 1920), Bd. 1, S. 238. [«Что понимается здесь под «хозяйственной этикой» религии, станет очевидным в ходе даль­нейшего изложения. Автора интересуют не этические теории теологических компен­диумов, которые служат лишь средством познания (при некоторых обстоятельствах, правда, важным), а коренящиеся в психологических и прагматических религиозных связях практические импульсы к действию». Цит. в пер. М.И. Левиной по изданию: М. Вебер. Избранное. Образ общества. — М.: Юрист, 1994. с. 43.] Как справедливо указывает Вебер, легко увидеть тот факт, что религия всего лишь один из элементов в детерминации религиозной этики, но вместе с тем определение всех составных эле­ментов этой этики является для нас сейчас задачей недостижимой, да и ненужной. Эта проблема ждет дальнейшего анализа и выходит за рамки настоящего исследова­ния. — Примеч. автора.

* средства познания (нем.). — Примеч. пер.

учному обществу, которое, возникнув примерно в середине столетия, подталкивало и стимулировало научный прогресс более, чем какой бы то ни было другой непосредственный фактор, а именно: Королев­скому Обществу. В этом случае нам особенно повезло, ибо в нашем распоряжении есть документальный отчет о его деятельности, кото­рый составлялся в то время под постоянным наблюдением членов Общества, а потому может считаться репрезентативным отражением их воззрений на мотивы и цели этой ассоциации. Это популярная в широких читательских кругах «История Лондонского Королевского Об­щества» Томаса Спрэта, которая была опубликована в 1667 г. после того, как ее внимательно прочли Уилкинс и другие представители Общества³.

Даже поверхностного ознакомления с этими сочинениями доста­точно для того, чтобы обнаружить один неординарный факт: некото­рые элементы протестантской этики проникли в царство научных дерзаний и наложили неизгладимый отпечаток на установки ученого в отношении своей работы. Споры о причинах и основаниях науки точь-в-точь соответствовали пуританским учениям на эту тему. Та­кая главенствующая сила, какой была в те дни религия, не знала, да, возможно, и не могла знать ни равных себе сил, ни каких бы то ни было ограничений. Так, в высоко ценимой апологии науки Бойля ут­верждается, что целью исследования Природы является приумноже­ние славы Божией и блага Человека⁴. И этот мотив настойчиво по­вторяется. Характерно противопоставление духовного и материаль­ного. Эта культура прочно зиждилась на фундаменте утилитарных норм, которые конституировали меру желательности тех или иных видов деятельности. И если- определение действия, нацеленного на приумножение славы Господа, было смутным и неясным, то утили­тарные стандарты были легко к нему применимы.

В первой половине века этот ключевой мотив отчетливо прозву­чал в звучном красноречии Фрэнсиса Бэкона, этого «истинного апос-

³ См.: C.L. Sonnichsen, The Life and Works of Thomas Sprat (Harvard University, нео­
публикованная докторская диссертация, 1931),p. 131 идалее. В этой работе приводит­
ся развернутое доказательство того, что «История» дает репрезентативное отражение
взглядов Общества. Дополнительный интерес представляет то, что суждения о целях
Общества, представленные в книге Спрэта, сходятся в мельчайших деталях с Бойлевой
характеристикой мотивов и целей ученых вообще. Это сходство свидетельствует о гос­
подстве этоса, заключавшего в себе эти установки. — Примеч. автора.

⁴ Robert Boyle, Some Considerations touching the Usefulness of Experimental Natural
Philosophy (Oxford, 1664), p. 22 идалее. См. также письма Уильяма Оутреда в: S.J. Rigaud
(ed.), Correspondence of Scientific Men of the Seventeenth Century (Oxford, 1841), p. XXXIV,
et passim; или письма Джона Рея в: Edwin Lankester (ed.), Correspondence of John Ray
(London, 1848), p. 389, 395, 402, et passim. — Примеч. автора.

тола ученых обществ». Не сделав в своей жизни ни одного научного открытия, не сумев оценить по достоинству значимость своих вели­ких современников Гильберта, Кеплера и Галилея, наивно веря в воз­можность такого научного метода, который бы «расставил по местам все мудрости и объяснения», оставаясь радикальным эмпириком, счи­тавшим, что математика не приносит науке никакой пользы, он тем не менее весьма преуспел в роли одного из основных поборников по­зитивной социальной оценки науки и отвержения бесплодной схола­стики. Как и следовало ожидать от сына «образованной, красноречи­вой и религиозной женщины, исполненной пуританского рвения», на которого, вполне возможно, повлияли установки его матери, он говорит в сочинении «О преуспеянии наук» о том, что истинная цель научной деятельности — «слава Творца и облегчении человеческой участи». Поскольку бэконовское учение, как вполне ясно видно из многочисленных официальных и частных документов, установило основные принципы, на которых впоследствии было построено Ко­ролевское Общество, то нет ничего необычного в том, что в хартии Общества получает выражение то же самое чувство.

В завещании Бойля отзывается эхом все та же установка. Он ад­ресует членам Общества такие слова: «Желаю им также счастливой удачи в их похвальных дерзаниях открыть истинную Природу Трудов Господних и молюсь о том, чтобы они и все прочие Изыскатели Фи­зических Истин могли с чистым сердцем обратить свои Достижения на Славу Великого Творца Природы и Благополучие Рода Человечес­кого»⁵. Джон Уилкинс объявил экспериментальное исследование При­роды самым действенным средством внушения людям благоговения перед Богом⁶. Фрэнсиса Уиллоби удалосьсклонить к опубликованию его трудов — которые он считал недостойными публикации — только тогда, когда Рей убедил его в том, что это средство восславить Госпо­да⁷. Книга Рея «Мудрость Божия», принятая читателями настолько хорошо, что за какие-то двадцать лет было выпущено пять ее переиз­даний, — панегирик тем, кто прославляет Его изучением Его трудов⁸.

Современному человеку, относительно не затронутому религиоз­ными воздействиями и замечающему сегодня почти полное размеже­вание, а то и противостояние между наукой и религией, повторение этих благоговейных фраз скорее всего покажется не более чем обыч-

⁵ Цит. по книге: Gilbert, Lord Bishop of Sarum, A Sermon preached at the Funeral of
the Hon. Robert Boyle (London, 1692), p. 25. — Примеч. автора.

⁶ Principles and Duties of Natural Religion (London, 1710 — 6th edition), p. 236 et
passim. — Примеч. автора.

¹ Memorials of John Ray, p. 14 и далее. — Примеч. автора.

⁸ Wisdom of God (London, 1691), p. 126—129, et passim. — Примеч. автора.

ным словоупотреблением, не имеющим ничего общего с глубоко уко­рененными мотивирующими убеждениями. Эти выдержки, должно быть, покажутся ему примером qui nimium probat nihil probat*. Однако такая интерпретация возможна лишь в том случае, если он не возьмет на себя труд мысленно перенестись в структуру ценностей семнадца­того столетия. В частности, Бойль, потративший немалые средства на переводы Библии на иностранные языки, безусловно, не был обык­новенным лицемером. Как справедливо отмечает в этой связи Дж.Н. Кларк:

...Всегда трудно оценить, в какой степени в то, что говорилось в сем­надцатом веке религиозным языком, вторгается то, что мы называем ре­лигией. Игнорированием теологических понятий и истолкованием их как обыкновенной формы проблему не решить. Напротив, нам необходимо чаще напоминать себе о том, что в те времена эти слова редко произно­сились без соответствующего смыслового сопровождения и что обычно их употребление предполагает повышенную интенсивность чувства'.

Второй главный принцип пуританского этоса определял социаль­ное благополучие, или благо многих, как цель, которую необходимо постоянно иметь ввиду. И здесь опять-таки ученые того времени при­няли ориентир, предписанный тогдашними ценностями. Науку сле­довало холить и лелеять как силу, ведущую к господству над Приро­дой с помощью технологических изобретений. Королевское Обще­ство, как сообщает нам его почтенный историограф, «не намерено останавливаться на каком-то отдельном благодеянии, оно продвига­ется к корню всех благородных изобретений»¹⁰. Но не следует осуж­дать эти опыты за то, что они не приносят немедленной пользы, ибо, как говорил достопочтенный Бэкон, упражнения светлого ума вызы­вают в конечном счете целую стаю изобретений, полезных для жизни и благосостояния человека. Эта способность науки улучшать матери­альные условия человеческого существования, продолжает он, поми­мо своей сугубо мирской ценности, благодатна еще и в свете Еван­гельской Доктрины Спасения Иисуса Христа.

Сквозь все принципы пуританства проходило все то же прямое их соответствие атрибутам, целям и результатам науки. Такой точки зрения придерживались в то время защитники науки. Пуританство всего лишь ясно озвучило основополагающие ценности эпохи. Если пуританство требует систематического, методичного труда и посто­янного усердия в следовании своему призванию, то где еще — воп-

* Кто доказывает слишком много, тот ничего не доказывает (лат.). — Примеч. пер.

⁹ G.N. Clark, The Seventeenth Century (Oxford, 1929), p. 323. — Примеч. автора.

¹⁰ Thomas Sprat, History of the Royal-Society, p. 78—79. — Примеч. автора.

26 Мертои «Социальп. теория»

рошает Спрэт — можно найти больше активности, прилежания и си­стематичности, нежели в Искусстве Эксперимента, которое «никог­да не может быть завершено непрестанными стараниями какого-либо отдельного человека, да и, пожалуй, более того, даже усилиями само­го величайшего Собрания»?" Вот где может вволю развернуться са­мое неутомимое трудолюбие, ибо даже тайные сокровища Природы, самым надежнейшим образом укрытые от глаз человеческих, можно извлечь на свет стараниями и терпением¹².

Разве не сторонится пуританин праздности, наводящей на гре­ховные мысли (или мешающей ему следовать своему призванию)? А «какое место может быть вещам низким и незначительным в уме, упот­ребляемом столь полезно и успешно [как в естественной филосо­фии]?»¹³ Разве не пагубны и не угодны плоти театральные представ­ления и сборники пьес (и разве не отвращают они от более серьезных занятий)?¹⁴ Стало быть, «настало время заняться экспериментами, дабы они возвысили нас, научили нас Мудрости, проистекающей из глубин Знания, разогнали тени и рассеяли туманы [духовной дезори­ентации, приносимой Театром]»¹⁵. И наконец, разве не следует пред­почесть монашеской аскезе жизнь, посвященную благородной дея­тельности в миру? Но тогда признайте факт, что изучение естествен­ной философии «не предрасполагает нас к потаенной тиши монашес­кой Кельи: оно делает нас полезными Миру»¹⁶. Короче говоря, наука воплощает в себе две высоко превозносимые ценности: утилитаризм и эмпиризм.

В некотором смысле это явное полное совпадение качеств науки как призвания с пуританскими догматами представляет собой казуи­стику. Это спешная попытка вписать ученого как набожного обыва-

" Ibid., p. 341—342. — Примеч. автора.

¹² Ray, Wisdom of God, p. 125. — Примеч. автора.

¹⁵ Sprat, op. cit., p. 344—345. — Примеч. автора.

¹⁴ Richard Baxter, Christian Directory (London, 1825 — впервые опубликована в 1664
г.), Vol. 1, p. 152; Vol. II, p. 167. Ср. с позицией Роберта Барклея, апологета квакеров,
который, в частности, предлагает «геометрические и математические опыты» как не­
винные развлечения, к которым надлежит обратиться вместо пагубных театральных
спектаклей. R. Barclay, An Apology forthe True Christian Divinity (Phila., 1805 — книга была
написана в 1675 г.), р. 554—555. — Примеч. автора.

¹⁵ Sprat, op. cit., p. 362. — Примеч. автора.

¹⁶ Ibid., p. 365—366. Спрэт проницательно предполагает, что монашеская аскеза,
вызываемая религиозными сомнениями, была отчасти ответственна за отсутствие эм­
пиризма у схоластов. «Но какие же прискорбные типы Философии должны были рож­
даться у схоластов, когда частью их Религии было отделение самих себя, насколько
только возможно, от общения с человечеством? Когда они были настолько далеки от
раскрытия тайн Природы, что вряд ли даже имели возможность заметить самые обыч­
ные ее труды». Ibid., p. 19. — Примеч. автора.