Аспект пространства

 

Совершенно независимо от доброй или злой воли людей, от мирных или воинственных надобностей и целей, каждое возрастание человеческой техники продуцирует новые пространства и необозримые изменения унаследованных структур пространства. Это действительно не только для внешних, бросающихся в глаза увеличений пространства космонавтики, но и для наших старых земных пространств обитания, работы, культа и пространства свободы действий. Тезис «жилище неприкосновенно» вызывает сегодня, в эпоху электрического освещения, газопроводов, телефона, радио и телевидения, совершенно иной тип оберегания чем во времена King John (короля Иоанна Безземельного) и Magna Charta (Великой хартии вольностей) 1215 года, когда хозяин замка мог поднять подъёмный мост. О техническое возрастание человеческой эффективности ломаются целые системы норм как, например, морское право войны 19 века. Из не имеющего владельца морского дна всплывает пространство, которое находится у побережья, так называемый континентальный шельф, как новое пространство действия человека. В не имеющих владельца глубинах Тихого океана возникают бункеры для радиоактивных отходов. Индустриально-технический прогресс вместе со структурами пространства изменяет и порядки пространства. Ибо право есть единство порядка и местоположения, а проблема партизана есть проблема отношения регулярной и нерегулярной борьбы.

Современный солдат может быть настроен относительно своей личности прогрессивно-оптимистически или –пессимистически. Для нашей проблемы это не так важно. В военно-техническом отношении любой генштабист мыслит непосредственно практически и осмысленно-рационально. По сравнению с этим, исходя из войны, аспект пространства близок ему и теоретически. Структурное различие так называемого театра военных действий в сухопутной войне и в войне на море – старая тема. Воздушное пространство добавилось как новое измерение со времён Первой мировой войны, благодаря чему вместе с тем изменились прежние места действия (Schauplatze) земли и моря в их структуре пространства.45 В партизанской борьбе возникает сложно структурированное новое пространство действия, поскольку партизан борется не на открытом поле сражения и не в той же плоскости открытой войны фронтов. Он скорее заставляет вступить своего врага в другое пространство. Так он добавляет к поверхности регулярного, обычного театра военных действий другое, более тёмное измерение, измерение глубины46, в котором носимая на показ униформа становится смертельно опасной. Таким образом он поставляет в области земного неожиданную, но поэтому не менее эффективную аналогию с подводной лодкой, которая точно также добавляла неожиданное измерение глубины к поверхности моря, на которой разыгрывалась морская война старого стиля. Он из подполья мешает обычной, регулярной игре на открытой сцене. Он, исходя из своей нерегулярности, изменяет измерения не только тактических, но и стратегических операций регулярных армий. Относительно малые группы партизан могут, благодаря использованию почвенных условий, связывать большие массы регулярных войск. Ранее мы упоминали “Paradox” на примере Алжира. Это уже ясно познал и точно описал Клаузевиц в уже цитированном (выше прим. 30) высказывании, когда он говорит, что малое количество партизан, в чьей власти некоторое пространство, могут претендовать на «название армии».

Конкретной ясности понятия служит то, что мы придерживаемся теллурически-земного характера партизана и не называем (и даже не определяем) его в качестве корсара земли. Нерегулярность пирата никак не связана ни с какой регулярностью. Напротив, корсар добывает на море военные трофеи и снабжён «письмом» правительства государства; его тип нерегулярности как-то связан с регулярностью, и так он мог быть юридически признанной фигурой европейского международного права до Парижского мира 1856 года. В этом отношении обоих, корсара морской войны и партизана сухопутной войны, можно сравнивать. Сильная похожесть и даже тождественность проявляется прежде всего в том, что тезис «С партизанами борются только партизанским способом» и другой тезис a corsaire corsaire et demi в основе означают одно и то же. Однако сегодняшний партизан – это нечто иное, чем корсар сухопутной войны. Для этого элементарная противоположность земли и моря остаётся слишком большой. Может быть, что унаследованные различия войны, врага и трофеев, которые доныне основывали международно-правовую противоположность земли и моря, однажды просто расплавятся в тигеле индустриально-технического прогресса. Пока что партизан означает всё ещё часть настоящей почвы; он является одним из последних постов земли как ещё не полностью уничтоженной всемирно-исторической стихии.

Уже испанская герилья против Наполеона полностью раскрывается только в важном аспекте пространства этой противоположности земли и моря. Англия поддерживала испанских партизан. Морская держава пользовалась для своих больших военных предприятий нерегулярным борцом сухопутной войны, чтобы победить континентального врага. В конце концов Наполеона заставила сложить оружие не Англия, но сухопутные державы Испания, Россия, Пруссия и Австрия. Нерегулярный, типично теллурический вид партизанской борьбы поступил на службу типично морской мировой политики, которая со своей стороны безжалостно дисквалифицировала и криминализировала любую нерегулярность на море в области права морской войны. В противоположности земли и моря конкретизируются различные виды нерегулярности, и только если мы имеем в виду конкретную особенность, обозначенные словами земля и море аспекты пространства в специфических формах их образования как понятий, только тогда аналогии позволены и плодотворны. Это действительно в первую очередь для аналогии, которая важна для нас здесь для познания аспекта пространства. А именно: аналогичным образом, как морская держава Англия в своей войне против континентальной Франции пользовалась коренным испанским партизаном, который изменял место действия сухопутной войны благодаря нерегулярному пространству; позже, во время Первой мировой войны, сухопутная держава Германия пользовалась в своей войне с морской державой Англией подводной лодкой как таким оружием, которое добавляло к прежнему пространству ведения войны на море неожиданное другое пространство. Тогдашние хозяева поверхности моря сразу же попытались дискриминировать новый вид борьбы как нерегулярное, даже преступное и пиратское средство борьбы. Сегодня, в эпоху подводных лодок с атомными ракетами каждый видит, что и то, и другое – возмущение Наполеона испанским Guerrillero и возмущение Англии по поводу немецкой подводной лодки – лежало в одной и той же плоскости, а именно в плоскости возмущения малоценного мнения перед лицом непросчитываемых изменений пространства.