Б) Чувства и расположения из отношения к Церкви как вместилищу спасенных и спасаемых

 

Церковь есть и хранилище благодатных средств спасения, и дом спасающихся и спа­сенных. Вступивший в живой с нею союз и воспринимает на себя все ее устроение, и вме­сте вступает в глубокое общение со всеми чле­нами ее. Несте странны и пришельцы, говорит апостол, но сожителе Святым и приснии Богу: наздани бывше на основании Апостол и Про­рок, сушу краеугольну Самому Иисусу Христу: о Немже всяко создание составляемо растет в Церковь Святую о Господе (Еф. 2:19, 20, 21). Сие общение так же тесно, как и общение чле­нов в теле, ибо едино тело есмы о Христе (Рим. 12: 4, 5). Так как члены Святой Церкви делятся на две степени, одни уже перешли из сей жизни, упокоены в Царствии Небесном и со­ставляют Церковь торжествующую, другие еще пребывают на земле, стремятся только до­стигнуть того состояния в борьбе и составля­ют Церковь воинствующую; то и общение у христиан одно с членами Церкви, торжеству­ющими на небе, а другое с членами Церкви, на земле пребывающими и воинствующими.

аа) Из отношения к отшедшим

1) прославленным

Что есть общение у земных с небесными, о сем учит апостол: приступисте к Сионстей горе, и ко граду Бога живаго, Иерусалиму небесному: и тмам Ангелов, Торжеству, и Церкви перво­родных на небесех написанных, и Судии всех Богу: и духом праведник совершенных, и к хо­датаю Завета нового Иисусу (Евр. 12: 22-24). Когда такой есть тесный союз, то должны быть и обязательные отношения. Но так как состо­яние небожителей совсем другое, нежели зем­ных, то иным образом нам должно держать себя в отношении к ним, нежели к тем, с кои­ми живем здесь.

Понятие об их состоянии и о способе наше­го с ними сношения определяет обязательные для нас в отношении к ним действия и притом как общие ко всем, так и частные к раз­ным чинам их.

Так как они уже совершились, взошли в бла­женнейшую меру возраста исполнения Хрис­това, достигли высшего предназначенного обожения, предстали пред Бога и пребывают пред лицом Его, как дети в дому, с дерзнове­нием простирая к Нему слово молитвы, пре­шли от немощи, стали сильны, по благодати Господней, в их действии на тварь видимую и невидимую, то мы должны:

воздавать им чествование не Божеское, но выше человеческого, и не как Богу, но как пол­нейшим сосудам Божества, Богом возвеличен­ным и прославленным;

прибегать к их ходатайству, как к молит­венникам о нас неусыпным и сильным у Бога, по Его человеколюбию и неизреченной благо­сти, и с верою и надеждою просить их помощи и защиты, как сильных по благодати Божией.

Так как, далее, они не отделились, а пребы­вают вместе с нами членами единой Церкви и составляют притом образец и как бы мету, к коей всякий должен устремляться, то отсюда опять следует, что мы должны:

познавать их богоподобные свойства и тру­ды, ими подъятые, и всеми силами стараться подражать им в чувствах и делах, почитая их жизнь верным руководительным светом;

приходить с ними, сколько возможно, в тес­нейшее духовное единение, соуслаждаясь их славою и сочувствуя их трудам и добродетелям.

Во исполнение всего такого должно:

воспоминать их в их дни и праздновать положенные им празднества;

чтить их иконы, молиться пред ними и ло­бызать любовно, возжигать свечи и служить молебны;

прочитывать их жития или тропари и кон­даки;

беседовать о них и о делах их с должным уважением и любовью.

И, в частности, каждому лику святых лежа­щие на нас обязательные действия те же, с не­коею тению изменения и отличия соответ­ственно их чину. Потому здесь сама мысль о чине научит, как относиться к ним, только объясни себе значение чина. В сей небесной иерархии выше всех честнейшая Херувим и славнейшая без сравнения Серафим — Влады­чица Богородица. За Нею чины бесплотных: девять по их порядку; затем святые Божий: пророки и больший из пророков — Предтеча, апостолы и верховные из них — Петр и Павел, святители, из них великие — Василий Вели­кий, Григорий Богослов и Иоанн Златоуст, святой Николай и российские: Петр, Алексей, Иона, Филипп; мученики, исповедники, преподобные, бессребренники, Христа ради юродивые. Ближайшие из них к каждому христиани­ну суть Владычица Богородица, общая всех христиан Матерь и Заступница, Ангел Храни­тель, святой соименный, святой храма или страны, тот, коего мощи есть или коим явлено особое заступление. Сии особые отношения выражены в молитвах, обращаемых к ним. По образу их надо поминать их в каждой молит­ве, совершается ли молитва по чину, или толь­ко внутренние возносятся к Богу воззвания: Пресвятая Владычице Богородице, спаси нас! Ангеле Божий, Хранителю мой святый, моли Бога о мне; затем исповедовать Матерь Госпо­да Приснодевою, Богородицею и воздавать Ей чествование высшее всех ангелов и архангелов, яко существенно участвовавшей в устроении воплощенного домостроительства; должно Ан­гелу Хранителю внимать и приучаться пони­мать его внушения; святому соименному со-ревновать в его именно добродетелях, знать жизнь его и праздновать день его благочестно; к святому же храма прибегать с особою верою, ибо все крещаемые в том храме становятся под его попечение; к святому страны ходить в храм, к мощам, к иконе.

Всю же небесную Церковь должно поми­нать в главных молитвах по чину их, как в молитве церковной: Спаси, Боже, люди Твоя... Или: Владыко многомилостиве... и в других.

Главная цель сих соотношений есть воспи­тать в себе стремление и жажду вступить в сообщество торжествующих на небе. Все пред­назначены к тому, и надобно приготовлять себя: чаще обращаться туда мыслию и серд­цем, напрягаясь, сколько можно, постигнуть и предвкусить сладость их пребывания там, что­бы наконец сказать: когда-то я разрешусь! Чаще беседовать с ними в молитве и размыш­лении, чтобы, явившись туда, не быть чуждым им, а вступить как бы в родное общество.

2) К отшедшим и пребывающим в надежде жизни вечной

Кроме, впрочем, сих прославленных, совер­шенных, явленных нашими ходатаями и за­щитниками, есть еще класс людей, отшедших от нас в вере и уповании, коих участь, однако ж, нам с определенною решительностью неиз­вестна. И они не отделяются от нас и пребы­вают в том же доме Церкви, а потому и наши обязанности к ним не прекращаются со смер­тью их, хотя уже они не могут быть те же, ка­кие были прежде. Так, надобно всякого вооб­ще умершего брата во Христе способствовать похоронить, если есть нужда, и отдать ему пос­ледний долг; за всякого приносить молитвы, жертвы и милостыни; или совсем не говорить о них, или говорить одно хорошее, но никак не злословить и не осуждать; исполнять их пос­леднюю добрую волю; с благодарностью вос­поминать об их добре и стараться подражать их назидательным обычаям и поддерживать их. А касательно родных, кроме всего сего, надо еще не скорбеть, подобно не имущим упо­вания, хотя и нельзя быть равнодушным; со­вершать о них поминовения поименно всегда, особенно в 3-й, 9-й, 40-й дни, в год, в дни по­миновений церковных и во всякой молитве. Умершим одна отрада — молитва усердная, уповательная, сильная. Милостыня тоже мно­го может; но главное — бескровная жертва.

бб) Чувства и расположения к братиям о Христе, живущим с нами на земле и составляющим тело Церкви земной

Другого рода обязательные отношения связы­вают нас с теми христианами, с коими живем на земле.

Сии отношения вытекают из понятия о христианах как едином теле Церкви (Еф. 4:16; 1 Кор. 12:12, .27) и бывают двух родов: одни — ко всему телу Церкви, другие же — к каждому члену ее, поелику он член.

1) Ко всему телу Церкви

Первые указываются отличительными свой­ствами живого тела. Отличительные свойства живого организованного тела суть гармония, или стройное согласие всех частей, в одном целом, живое соединение, или сочувствие и сострастие, и распределение трудов между все­ми частями в пользу одного целого, минуя себя. Соответственно сим трем свойствам живого тела есть и у христиан в отношении к целому телу Церкви обязательные чувства и располо­жения, кои сознательно воспитывать в себе неминуемо должно всякому. Именно:

1а) Быть в согласии, или подобонастроении, по духу со всею Церковию. Члены в теле "со­гласны оттого, что все проникаются одною жизнию. И каждый христианин должен напо-иться одним и тем духом, коим преисполнена вся Церковь. Коль скоро нет сего, он не от Цер­кви есть: от нас изыдоша, но не быша от нас, говорится о подобных (1 Ин. 2:19). Хотя веще­ственного отрешения видимого не будет, но оно само совершится внутри над душою, и не мечтательно, а истинно. Сие единство духа вы­ражается в единстве начал умственных и нрав­ственных, или в единомыслии и единоволии.

Единомыслие с такою убедительностию предписывается святыми апостолами почти непрестанно! Апостол Петр, после других обя­занностей, заключает: конец же, ecu единомуд-ренни будите (1 Пет. 3:8). Апостол Павел за­вещает: тожде друг ко другу мудрствовать (Рим. 12:16), и то Бога молить: да даст всем тожде мудрствовати друг ко другу о Христе Иисусе: да единодушно едиными усты славят Бога (Рим. 15:6), то самих христиан умоляет: молю вы, братие, именем Господа нашего Иису­са Христа да тожде глаголете ecu, да не бу­дут в вас распри, да будете же утверждени в томже разумении и в тойже мысли (1 Кор. 1:10). Исполните мою радость, да тожде муд­рствуете, туже любовь имуще, единодушии, единомудренни (Флп. 2: 2). Это обязывает хри­стианина не быть равнодушным к тому обра­зу мыслей, какой он питает, и не думать, что все равно, как бы ни понимал он иные вещи, он должен всячески заботиться сколько мож­но искреннее и внутреннее объединиться в ра­зуме и мысли со всеми — потому не только не ставить себе в честь особенность и индивиду­альность воззрения, но скорбеть о том, что оно есть, особенно если успело так укорениться, что требует борьбы. С сей точки зрения все философствования и самостоятельные взгля­ды в области откровенных истин суть преступ­ления. Отцы наши не так поступали. О всяком предмете у них первое было позаботиться уз­нать, как судили отцы... И это повсевременная практика в Церкви — быть в единомыслии со всеми.

Единоволие, или жизнь по воле Божией, иначе чистота... Это обязывает христианина к тому, чтобы быть чистым, как все, и нечисто­тою своею не осквернять святого тела Церк­ви... И в Ветхом Завете неоднократно было за­поведано: измите злое от вас самих (Втор. 17:7), потому что оно нейдет в общем, чистом составе всех, весь его опорочивает и подвер­гает опасности, как это и бывало, что за грех одного страдали все. Равно апостол Павел уко­ряет коринфян, зачем терпят они нечистого, ибо как квас квасит все смешение, так и он нечистою сделал всю их Церковь (1 Кор. 5:6). Так, нечистота есть посягательство на благо всей Церкви, посему требование чистоты есть великой важности. Но, с другой стороны, нечистота в сосуде, наполненном водою, или всплывает наверх, или оседает на низ, то есть находится вне тела воды. Так и всякий нечис­тый, собственно, есть вне тела Церкви, отде­лен ли он форменно или нет. Итак, член ты Церкви? Будь же чист, зная, что если не чист, то уже и не член.

1б) Члены живого тела состоят в живом со­юзе, по коему происходящее во всем теле от­ражается в каждом члене, и, наоборот, состо­яние каждого члена отражается в целом соста­ве. Это свойство иначе есть сострастие. Со­ответствующую ему обязанность тоже при­лично назвать сочувствием, или сострастием, по коему живо должно ощущать, что проис­ходит со всеми и во всех братьях наших, или в христианском мире. Апостол Павел так ве­ликим его поставляет и в такой степени пред­писывает, чтобы, когда страждет один член, страдали все и, когда радуется один, радова­лись бы и все (1 Кор. 12:26), чему сам пока­зал пример, уверяя: кто изнемогает, и не из­немогаю (2 Кор. 11:29). Значит, состояние христианского мира не должно быть чуждо каждого христианина, холодно, без участия им знаемо и представляемо, но должно быть живо им ощущаемо. Сей союз всех сердечный в Слове Божием выражается единодушием... У всех, говорится о первых христианах, была душа едина и сердце едино... (Деян. 4:32), или, как заповедует апостол Павел, все христиане да живут, тщащеся блюсти единение духа в союзе мира (Еф. 4:3). По сей обязанности хри­стианин сердцем своим расширяется по все­му пространству христиан и живет с ними не как чужой, а как свой, подобно члену семей­ства, который, где бы ни был по месту, серд­цем всегда находится при своих... Отсутствие такого чувства явно обличает потерю союза, отрезание от тела; и если в каком-либо месте все, именующиеся христианами, дойдут до взаимного отчуждения, то явно, что они пере­стали быть членами живого тела Церкви, суть ветви отломившиеся.

1в) Между членами живого тела распреде­лены труды для целого так, что каждый член принадлежит целому, а не себе, не для себя работает, а для всех. Подобно сему и всякий христианин должен так действовать, чтобы сия деятельность была жертва целому, должен себя забыть, а иметь в уме одно благое общее, чув­ствовать себя и сознавать не начальным лицом, а орудием в составе целого тела Церкви. Итак, пусть всякий сознает, чем может и должен он действовать во благо всех, и пусть действует так с сознанием долга, то есть, по апостолу, имеющий дарование служить — служи, учить — учи, утешать — утешай, подавать — подавай (Рим. 12: 7, 8). Вообще, всякому сообщено да­рование духа на пользу (1 Кор. 12:7), которы­ми и должны все взаимно служить между со­бою (1 Пет. 4:10). Это всем действиям христи­анина сообщает характер отрешенности, где личные выгоды совсем исчезают из внимания, а в виду имеется одно духовное благо христи-. ан, каково бы оно ни было. Если бы все дей­ствователи имели такое настроение, как скоро возвысилось бы и умственное, и нравственное совершенство христиан! Тут благословение Божие — отсюда совершенство или зрелость всякого дела, в которое не позволится войти ничему, что может быть неполезно. Сколько зла от забвения сего простого правила! Так, и душу и тело приноси в жертву благу христиан всех — на всех простирай заботливые виды.

1г) В сих трех расположениях выражается существо и дух христианской любви. Кто име­ет сию любовь, тот, приведши себя в едино­мыслие и единоволие со всеми, а далее, ра­створившись и как бы разлившись по всем своим чувством и сердцем, всего себя, все силы тела и духа приносит в жертву благу целого тела Церкви, ему себя посвящает с са­мозабвением и самопожертвованием. Тут тру­женики истины, молитвенники, блюстители благосостояния. Не всем, конечно, можно вы­полнить сие требование делом; но всем мож­но и должно выполнять его в чувстве, в жела­нии, в молитве, как и молимся о благосостоя­нии Божиих Церквей и о соединении всех. Такое настроение всей деятельности христи­анина сообщает некоторую независимость и свободу, не связывающуюся тесными предела­ми состояния своего лица или близких лиц, нередко даже и обстоятельств времени. Лю­бовь дает ему возможность стать выше всего, чтобы оттуда созерцать, куда идет все, как и чем отвратить зло, защитить и возрастить доб­ро. Ей свойственна материнская заботли­вость, предусматривающая, предостерегаю­щая. Посему часто в деятельности ее можно, по неразумению, видеть нечто непонятное и как будто обличающее недальновидность, но последствия всегда ее оправдывают. И спра­ведливо сию любовь должно назвать духоносною и потому, что она, несомненно, носит Духа, и потому, что сама носится Духом. Про­читав житие такого действователя, невольно воскликнешь: вот что значит истинная хрис­тианская любовь! Всем понятно сие чувство. Помолимся, да Бог любви паче и паче возгре-вает его в сердце нашем!

2) К каждому лицу, состоящему с нами в видимой связи Итак, истинно христианская любовь, отреша­ясь от всех ограничений, простирается на весь христианский мир. Так же широко стремится она распространить и влияние дел своих, в чем нередко с помощью Божиею и успевает, но преимущественно осуществляется она, или прилагается к делу, в своем тесном кругу, пред теми и на тех, с коими обитает. То общее, глу­бочайшее, самое коренное настроение любя­щего сердца воодушевляет и дает отличитель­ный характер христианской деятельности, или частному действованию лица, христианина, в своем месте, времени и обстоятельствах. Пусть при ответе на вопрос: как действовать христианину в отношении к каждому предсто­ящему лицу — определятся разные обязанно­сти к ближним; но они все будут не что иное, как выражение духа любви, единого в разных применениях.

Спрашивается: в каком расположении дол­жно держать себя и как действовать в отношении к христианину, который пред нами? Отвечается: расположись так, как требует дух любви христианской, и действуй так, как тре­бует предстоящее лицо соответственно опять тому же духу любви.

Таким образом, есть у нас обязательные к христианам расположения, есть и обязатель­ные к ним действия.

2а) Какие расположения должно питать нам взаимно друг к другу?

1. Нет различия: все одно о Христе Иисусе (Гал. 3:28), говорит апостол, как живые члены одно­го тела, как родные члены одного семейства. Принимай же всякого с чувством родства, как родного, как брата. Братская любовь — вот истинное расположение, господствующее между христианами! Встретив брата по кро­ви, мы все забываем и чувствуем главным об­разом одно то, что он брат. Такое настроение должно быть у нас и в отношении ко всякому христианину. Братолюбием друг к другу лю­безными быть, заповедует нам апостол (Рим. 12:10). Из сего чувства должна истекать вся деятельность христианина в отношении к дру­гим и все другие к ним расположения, обяза­тельные для него. Но само оно частнее выра­жается в следующих свойствах:

В благорасположении, или ощущении удо­вольствия от присутствия, обращения и обще­ния с другим. Если брат, то кровь должна го­ворить. Сим чувством указывается сердечный союз. Он же есть верный и самый тонкий сви­детель и признак любви истинной, полной, зре­лой. Кому неприятно быть с кем, в тех и люб­ви нет: они разъединены. Равнодушие есть уже недоброе состояние, и в христианине ему не должно быть. Оно первый шаг замирания люб­ви и уклонения сердца от истины в отношении к другим. Извиняться может равнодушие, даже и неприятность от встречи с другим, если они невольны — и то только при деятельном и уси­ленном напряжении на возбуждение располо­жения к нему. Так как сердце не вдруг настра­ивается как должно, то чего усильно ищет че­ловек, то вменяется ему ради искания, хотя еще не снискано. В таком случае это будет как бы физическое несовершенство, а не нравственное.

В благожелании. Кому приятен другой, тот желает ему всего хорошего. Благожелание — естественный плод расположенности. Оно изъявляется участием во всем, касающемся другого, сочувствием тому, принятием к сер­дцу, причтением того в свое состояние, разузнаванием, что где нужно, хорошо ли там или худо, с соответственною тому радостию или болёзнованием и порывами на помощь и со­действие. Благожелание обнимает все движе­ния доброго сердца для других. Оно отрадно даже и при скорби, дает покой, расширяет сер­дце и очищает его от эгоистических страстей, как огонь очищает металл. Ему противопо­ложно недоброжелательство — плод равноду­шия и холодности. Здесь бывает или отсут­ствие благожелания, или желание противо­положного, то есть зложелание. С ними в со­дружестве неразрывном — злорадство и за­висть, два мучителя, терзающие бедное серд­це человека, потерявшего любовь.

В благопопечении. Истинное благожелание услаждается благом другого и порывается на помощь и содействие нуждающемуся, почему рождает из себя деятельное и заботливое по­печение о благе другого. Это так неизбежно, что пресекается только невозможностью содей­ствовать. Во всяком же другом случае отсут­ствие его обличает слабость благожелания и отсутствие любви! Не любим словом, но делом и истиною (1 Ин. 3:18). Друг друга тяготы но­сите (Гал. 6:2), заповедуют апостолы. При сем должно помнить, что попечение делом может происходить не из доброго сердца; равно и то, что и доброе благожелание может быть плодом неразборчивого симпатического природного расположения. Все дело в том, как относится к сим сторонам распоряжающийся ими ум, или лицо внутреннее. Содействуй и без расположе­ния с тою целию, чтобы оно пришло; и благо-желаниям не поддавайся без разбора, чтобы из доброго не выросло зло, ибо сердце слепо. Во­обще, надо так настроиться, чтобы содействие исходило не из угождения себе, не из угожде­ния другим, а из одной — внутренней, истин­ное благо зрящей и к нему все направляющей любви. Прочное, твердое и трезвенное благо-попечение сим способом и образуется. Тогда христианин и желает только того, о чем долж­но попещись, и печется о том, чего пожелать другому должно. И это есть здравое состояние любви к ближним, без которого и до которого благожелание с благопопечением могут идти врозь, одно другому мешая и даже противоре­ча. Однако ж всеначалом его служит действи­тельное попечение под управлением высшего начала деятельного, а не одно благожелание, которое может быть и бесплодно, и неправо. К отличительным свойствам благопопечения принадлежит неотсрочное, скорое, всеусиль-ное вспомоществование, какое сочтено нужным по соображению с целию. Оно не мятется в суете, а идет ровно, степенно, но и не недугует отлаганием и отсрочками. У него закон: пользуйся всяким случаем, ибо он уже не по­вторится; сокровиществуй и богатись. Ему противоположно и бесплодное желание, пере­ходящее в пустую мысль о возможностях по­мочь; но главным образом то, что рождается из недоброжелательства, то есть не только непо­печение и несодействие, но даже противодей­ствие, или препятствия успехам, и прямое злодеяние. То и другое — плод эгоистических страстей, всегда притом раздражаемых и уси­ливаемых взаимными неприятностями.

Сими тремя: благорасположением, благоже-ланием и благопопечением — определяется ис­тинное свойство братской любви. Когда нет ка­кого из сих движений сердца и притом не толь­ко вообще, но ко всякому, в частности, нет и любви прямой, или она не созрела, а находит­ся еще только в зародыше, растет. Рост ее и необходим, по существу дела. Сердце, в состо­янии падшего, не право чувствует. Должно об­новить в нем дух правый. Главное, оно пристра­стно, любит своих только и им покровитель­ствует... Здесь нет зла, но оно может быть, если его оставить так. Христианину должно всех христиан ввесть в свое родство и со всеми жить как с родными, должно довесть себя до того, чтобы всех обнимать равною любовию — раз­личать же только деятельность или содействие и то не по чувству, а по бескорыстной и отре­шенной мере здравого рассуждения.

2. Апостол Павел образ деятельности на других выражает так: братолюбием друг ко дру­гу любезны: честию друг друга больша творяще (Рим. 12:10), то есть братская любовь к другим не может не быть соединена с уважением к ним. Это же расположение прямо рождается и из чувства родственности. У кого есть сие после­днее, у того есть и уважение. Из родных мы с уважением смотрим даже на дитя, еще не при­шедшее в самосознание. В христианстве же, сем духовном родстве, оно еще естественнее для того, кто глубоко сознает значение христиани­на. Христианин — храм Духа Святого, жили­ще Отчее и Сыновнее. Следовательно, он сосуд Божества. Прими же его, как принесшего к тебе Бога в себе, с благословениями, подобно древ­нему ковчегу, и притом всякого, велик ли он или мал, беден или богат, умен или нет. В чув­стве христианского уважения все внешнее дол­жно быть устранено как не принадлежащее са­мому христианину чужое и пришлое, а должно иметься в виду одно достоинство лица. Внешнее по необходимости разнообразно, а уважение должно быть больше или меньше одинаково ко всем. Источник его — внутреннее значение христианина, с коим может не сооб­разоваться внешнее. Почти того, кого почтил Бог. Свойство или тон уважения определил апостол Павел словами: честию больша себе творяще. Всякого другого в чувстве сердца дол­жно ставить выше себя, себя — ниже его и не знаками то показывать только, но чувствовать внутри. Знаки могут быть иные, как, например, у начальствующих, а уважение — одно. Нет труднее сей добродетели, ибо она стоит прямо против самости. Особенно она трудна для име­ющего отличия и в отношении к тому, кто себя унижает чем-нибудь. Но закон не отменяется ради трудности исполнения. Трудно? — упот­реби усилие. Главное в сем деле — устранение из внимания внешнего состояния христиани­на и восприятие им одного внутреннего его зна­чения. Последнее, поелику высоко, будучи живо сознано, родит уважение. Противное ува­жению чувство есть презорство. По противопо­ложности оно всех ставит ниже себя и, еще более, ставит ни во что. Оно плод гордости, са­момнения, забвения себя и брата своего.

3. Уважающий другого священным почита­ет все, принадлежащее ему, и во всем воздает ему должное. Расположение воздавать всякому должное из уважения и любви есть справедли­вость. Где есть уважение, там и справедли­вость, и наоборот... Ибо само уважение есть первая справедливость, из которой истекает и которою поддерживается уже и вся область правды. Правда обыкновенно считается самою внешнею оградою нравственной жизни в том смысле, что кто зашел за ее пределы, тот разо­ряет основы царства нравственного, от того нечего более ожидать. Но то не истинно, будто правда может ограничиваться одною только от­рицательною стороною, то есть только не де­лать того, что нарушает право другого, или де­лать только то, что может быть вытребовано за­конным порядком. Это не христианская прав­да, а мирская, внешняя, судебная. Христианс­кая же обнимает и положительную сторону, делает все, что должно, для другого не по внешнему страху, а по внутреннему располо­жению. Правда холодная, законная только и внешняя — нехристианская... Сия последняя идет от совести с участием сердца... Однако ж она отлична от любви, хотя одушевляется ею. Противно ей попрание прав другого, несправедливость есть плод презрения брата своего. Ког­да лицо вменено ни во что, как уважать права? Таким образом, всякого христианина встреть как брата родного, забывши все внешнее, будь с ним и при нем с приятностию, согрей серд­це к нему благожеланиями, обыми его благо-попечением, сколько есть средств и сил, сохра­няя при сем полное уважение к лицу его, ко­торое он стал носить во Христе Иисусе, и на­прягаясь явить в отношении к нему всю прав­ду и избежать всякой неправды. Все сии чув­ства одновременно должны возникать и в от­ношении к каждому христианину. Должно заботиться, чтобы они все были в силе и не отставали друг от друга, чтобы в духе христи­анина была стройность. Но очевидно, что пос­ледние, как бы внешние, пределы, видимые для всех, здесь суть содействие и справедли­вость. Другие чувства сокрыты внутри и зре­ют под прикрытием их, как плоды под листь­ями, и то предшествуют им, то последуют за ними, так, однако ж, что если нет их, то нет истины и в сих последних. Это хорошо отшли­фованный сосуд, назначенный для хранения благовонных мастей, но пустой. Так, преиму­щественно должно иметь полноту любви в сердце, чтобы в нем ближний не тесно вмещался, но чтобы к нему расширялось сердце, подобно Павлову.

2б) Какие требуются действия? Когда есть истинные расположения, будут и действия, ибо несократима, неудобозакрываема сила расположений. Однако ж дела сии исто­чаются не без осмотрительности и условий, но как вообще всякое действие определяется пред­метом, так и они изменяются соответственно свойствам лица, к которому обращены. Пред­стоящее нам в христианине лицо есть человек, состоящий из души и тела, с известною мерою благосостояния внешнего. Каждая из сих сто­рон брата нашего вызывает у нашей любви сво­его только рода действия, которые и обращают­ся нам в обязанность. Отсюда само собою вид­но, что обязательные для нас к братиям нашим, христианам, действия бывают трех родов: одни относятся к их душе, другие — к телу, третьи — к их благосостоянию внешнему.

1) В отношении к душе

Главное здесь есть а) спасение души или во­обще лица братнего, ибо когда нет спасения — все-другое ничтожно. Никакое благо несрав­нимо с сим благом вечным. Потому все и при­том постоянное внимание должно быть обра­щено па спасение души брата нашего. Итак,

Молись усердно как вообще о спасении всех, так и в частности о спасении тех, коих более знаешь и кои, по твоему разумению, особенную имеют нужду; молись, желая и бра­тиям определенного дара разумения, или рев­ности, или молитвы и проч. и себе испраши­вая силы и умения действовать во спасение их или, лучше, самого себя предавая в орудия Божественные на дело сие; особенно же мо­литвенно испрашивай несоблазнительного действования пред другими и молитвою же очищай себя от бывших ненамеренных и не­чаянных случаев, кои могут быть соблазните­лями. Не искушайся помыслом и речами дру­гих, будто молитва такая ни во что; ибо кроме того, что освятивший себя ею всегда способ­нее, настроеннее к спасительному на других действию, есть тайное общение душ, по коему одна, непонятно как, может осеменять другую или предрасполагать ее к осеменению через себя или через других. Пример — матерь Ав­густина, мученики. Если все взаимно будем обращать молитвенно дух свой на других, то к каждому придет столько согревающих лу­чей, сколько есть лиц. Следовательно, все были бы согреты мерою теплоты, равною все­му христианству. Тогда никакая сила не могла бы одолеть ни одного христианина. Само собою разумеется, что для сего каждый дол­жен быть разверзт верою к приятию молит­венной помощи, а без того и сила Божия ни­чего не произведет в нем. Но когда говорится о христианстве, говорится о верующих. Вот почему сами апостолы просили молитв, ибо взаимная молитва есть сила во спасение.

Представляй в себе живой образец веры и благочестия. Когда исходишь вне и являешь­ся в кругу христиан, пусть всякий видит в тебе живое христианство, видит, что ты и понима­ешь его, и чтишь, и осуществляешь. Это то же, что созидать брата всем: и словом, и взором, и движениями, и делами, и ничем из сего не рас-строивать его и не соблазнять. В примере и доброе, и худое очень сильно действует, поче­му сколько одно обязательно, столько другое осудительно. Если б никто не являл своего не­честия во вне, не нужно бы было много настав­лений, ибо большей частью мы не знаем не то, что должно делать, а то, как что сделать. Но то и беда в настоящем порядке вещей, что зло выдается наружу, а добро скрывается, отчего на все случаи, какие нам встречаются, мы видим много примеров беззаконных, а законных по­чти не видим. Как дело сильнее мысли и слова, то всякое наше учение — неучение. Заклю­чить бы надлежало всех развратников в неви­димые места или самих их обязать как можно прятаться. Вот случай, когда должно счесть по­хвальным намеренное держание себя во вне несоответственно внутренним чувствам, — именно, чтобы не увлечь на грех и не растлить другого. Развратника, действующего открыто и словом и делом, должно считать душегубцем. Он походит на слепого, который смертоносным оружием машет без разбора во все стороны...

Но сего мало — должно и желать, и забот­ливо порываться на содействие, и содейство­вать самым делом спасению других, ибо что пользы говорить только: грейтесь, а не давать нужного? Кто истинно любит, тот все сделает для любимого. Любовь не смотрит на неудоб­ства и не видит их. Но если и есть они, готова живот свой положить за други своя; всем, даже и жизнью, пожертвовать за спасение их. Хо­лодность в сем обличает холодность и о сво­ем спасении, и о Божией славе, также неубеж­дение в вере, и самолюбие, и решительную беспечность. Потому внимательно должно следить за всеми случаями в отношении к братьям нашим и изыскивать между ними, не найдется ли какой, коему мы по своим силам можем нечто вложить в душу, спасительно содействующее ему во спасение. Дела, к коим сие относится, суть: усыпленного пробудить, готового пойти неправо вразумить, слабого укрепить. Способом выполнения может быть и слово и дело. Только надо помнить, что нельзя идти в область другого духа самоволь­но. Всякий замкнут в себе. Поэтому должно или предрасполагать его, или ожидать пред­расположения. Во всяком случае, лучше по­соблять действовать другому самому, а не вла­стно определять его, ибо он есть живой и сво­бодный дух. Тут, например, в простой беседе изображают доброе и злое, одно — с похвалою, другое — с осуждением; изображают в других так; однако ж, чтобы тот, к кому говорится, не догадался, что говорится на его счет, но вмес­те получил и достаточное вразумление. Лю­бовь изобретательна. Но и опытность нужна, ибо можно иначе более вредить, нежели спо­собствовать спасению.

б) В частности, в заботе о душе другого дол­жно созидать его ум и волю.

В первом — поселять твердые, ясные и здра­вые о всем понятия и начала, начиная с веры, а по ее руководству простираясь и в область всех других познаний, развивая их применительно к ней и, где можно, из нее, так чтобы вся сумма познания представляла нечто целое, неразрозненное. Делают великое зло те, кои позволяют себе всякое хитросплетение свое­го ума разглашать без разбора в той уверенно­сти, что оно не из области веры, хотя явно представляет мысли и стороны несогласные с нею. Что не от веры, что не есть вывод из нее, что не покрывается ею, не может стоять в,об­ласти ее благоприлично, все то есть ложь пре­зренная, которую надобно попирать и искоре­нять. Отсюда все теории во всех науках, осо­бенно в физике и истории, строго должны быть испытываемы и по испытании уже пред­лагаемы христианскому миру. Все же, вообще, опробованное и найденное здравым: познание ли какое теоретическое или открытие в обла­сти искусств, в общежитии и проч. — должно быть всем обнародуемо; ибо зачем Бог и дал его, как не для того, чтобы все получили от него пользу. У Господа все люди — одно се­мейство. Что Он дает одному, то дает для всех. Скупость умственная должна быть во столько преступнее денежной, во сколько дух дороже вещества. Распространяя положительные ис­тины, должно обращать внимание и на неис­тины, на понятия ложные или заблуждения и предрассудки. Они сами собою будут редеть по мере расширения света истины, но можно и прямо действовать на них. Тот, впрочем, бла­годетельнее, кто вооружается против предрас­судков сердца, нежели тот, кто идет против умственных, особенно если сии последние не только не извращают сердца, но еще, хотя кос­венно, созидают. Предрассудки сердца — это те, коими держится человек в грехе, или кои составляют греховное ослепление. Говорят, например: природа требует — в оправдание похоти; или: живой живое гадает — в оправ­дание многозаботливости и проч. Кто такие предрассудки открывает, указывает и от них отводит, тот делает для другого вечное благо. В отношении ко второй. Бедная воля наша! Ей нужны правила, коих часто не знает; нужны побуждения, кои часто выпадают из мысли; нужно руководство, ибо часто не знает, как начать дело. И так вразуми, укрепи, укажи. Мы все взаимно соединены, чтобы взаимно учить друг друга. Посему жизнь и называется, меж­ду прочим, наукою. Какое зло — равнодушие к образу жизни другого! Многие ограничива­ются только внутренним неодобрением, или пересудами и осуждением в углу. Иные дела­ют еще хуже: показывают знаками одобрение недобрых дел другого, хотя притворное, и тем делают его смелее и дерзостнее во зле и, сле­довательно, несчастнее, или для него опаснее. Нет! Заметив что в другом особенно для него опасное, всячески попекись остепенить его и образумить, как можешь. Сам действуй пря­мо: найди людей, могущих на него действо­вать, подстерегай случай, войди в ближайшие сношения и предрасположи к себе и проч. Но уж ни под каким видом не подавай знака со-услаждения, или согласия на те дела, ни сло­вом, ни делом... Если бы все окружающие не­исправного показали ему знаки неблаговоле­ния, то, кажется, он сейчас бы должен был об­разумиться, ибо куда бы ему деваться тогда? Один из лучших способов вразумления — это есть наведение другого самого на разум: пусть сам найдет, ты только так устрой дело, чтобы нашел.

2) В отношении к телу

Тело — орган жизни нашей земной и вместе условие образования нас в граждан будущего мира. В такой существенной состоит оно свя­зи с душою, что хорошее или дурное его состо­яние отзывается и в душе и то располагает ее к добру, по крайней мере, не препятствует и послушно служит ей в том, то увлекает ко злу. Потому и сия часть требует особого попече­ния. Пособи же брату твоему и в сем деле и облегчи ему труд доброго устроения тела — верного слуги его и вместе всегда готового врага. Сия обязанность требует: а) всячески способствовать благосостоянию, целости и здоровью тела братнего и делом, если нужно, а более словом; то есть доставить ему способ к содержанию, подать совет о полезном, ука­зать вредное и самому предотвратить его; вся­чески способствовать целям тела, чтобы оно было приспособленным орудием души, а не препятствием ей. Всякий питает и греет плоть свою, но иной слишком много, а иной слиш­ком мало. Вразумить неразумного труженика, а особенно остепенить пьяницу, развратника, обжору, сластолюбца — великое благо. Ибо, как из ада, извлекается тогда душа из тиран­ства плоти у последних, но и у первого она увидит свет, как Иоанафан, вкусив меда. В сем отношении худо поступает тот, кто при сове­тах в угодность телу забывает о душе. Посему надобно быть осторожным в советах питать и покоить тело, а больше обращать их на обес-покоение его; б) опасности жизни предотвра­щать всеми возможными способами, тем больше самому с братом не поступать так, как можно навесть его на расстройство здоровья или опасность жизни. Это чаще всего бывает от излишнего напряжения сил души и тела: там — возбуждением страстей, тем хуже, мгно­венных: гнева, испуга, радости, печали; здесь — требованием или принуждением к трудам, неуместными советами, не зная дела, возбуж­дением драк, кулачных боев, игр, могущих быть опасными, и проч.; но в) главное, ни де­лом, ни содействием, ни согласием, ни явно, ни тайно не посягать на жизнь другого. Убий­ца восстает против Бога, определяющего меру жизни, губит себя и состояние убиенного де­лает сомнительным, ибо один Бог знает пра­вый суд. Мы должны зреть здесь. Кто не вов­ремя прекращает жизнь, предпосылает в оный век незрелого.

Много об этом нечего распространяться, ибо дела такого рода сами собою наводят ужас и отвращают от себя. Вонми всяк прописан­ному и более тому, что относится до спасения душ братии наших и делай, что можешь, сло­вом и писанием или распространением добрых писаний.

3) В отношении к благосостоянию и счастью. Забота о душе и теле ближнего есть забота о совершенствах его лица. Но он еще по воле Божией обладает известною мерою счастья или благосостояния на земле. Обращаясь к сему последнему, мы получаем особые, соот­ветственно ему, обязанности.

а) Душевному

Счастьем привыкли называть нечто внешнее, именно: благоприятное нам течение обстоя­тельств. Но оно не во вне, а в нас, в состоянии духа отрадном, радостном, благорастворен-ном, которое редко соображается со внешним, а спеется по своим законам независимо. По­тому сюда и должно быть обращаемо преиму­щественное внимание. Здесь главное: никаким образом не должно возмущать внутренний покой брата, а напротив, всячески содейство­вать его укреплению и возвышению. Поступа­ющий иначе то же, что грабитель, вошедший в чужой огород и истребляющий там всю зе­лень и цветы без разбора. Бог дал брату покой, ты его крадешь. Только одно обеспокоение позволительно, именно: обеспокоение греш­ника и притом как грешника через пробужде­ние его от усыпления; сего потряси во всех основаниях, сокруши кости его, пусть скорбит до отчаяния и не находит покоя день и ночь. Пример сему показал апостол Павел, поверг­ший в скорбь согрешивших коринфян, ибо, говорит, печаль, яже по Бозе, покаяние нерас­каянно во спасение соделовает (2 Кор. 7:10). Увидишь кого смятенным от чего бы то ни было, поди утешать печального, приложи пла­стырь на раны сердца его, излей отраду сло­вом и делом. Тут уже одно участие облегчает, тем больше — уменье успокоить. Помнить только надобно, что главное успокоение — в Боге. Туда и должно возвесть печального и в Господе обвеселить его, довесть его до того, чтобы он рад был тому самому, о чем скорбит. Кто это сделает, тот осчастливит человека на всю жизнь, на все случаи и в один раз сделает все. Хорошо для немощного и внешнее обна-дежение, но оно — половина дела и должно быть употребляемо только как средство. Ина­че оно будет не в плане Промышления, ибо всякою скорбию Бог зовет к Себе. Если ты будешь отвлекать, а не приводить к Богу, то будешь действовать не по вере.

б) Внешнему

Внешнее счастье составляют доброе имя, дос­таток и благоприятный ход дел. Потеря или недостаток чего-нибудь из сих лишает нас покоя. Человек чувствует себя несчастливым. аа) Доброе имя дает человеку вес в его кру­гу, служит основанием доверия к нему и располагает; следовательно, оно прилагает путь к беспрепятственному действованию, как на­оборот, потеря его связывает руки и ноги. Потому любящий брата всеми способами пусть блюдет доброе его имя, а для того пред­варительно пусть освятит сие имя в сердце своем или, что то же, пусть исполняет обязан­ность уважения, чувством своим всегда по­ставляя другого выше себя. Такое расположе­ние само научит, как блюсти честь ближнего и от себя, и от других. Оно свяжет и развя­жет язык. Когда есть такое чувство, оно уже и делает свое; стоит только его хранить, или отклонять все, чем оно может быть ослабле­но, именно: никак не позволять себе уничи­жать брата ради естественных каких недо­статков души и тела или ради внешнего не­светлого состояния. Это хула на Бога и не­справедливость к брату. Но и при виде нрав­ственных недостатков надо обращать все не­удовольствие на грех и зачинщика его, диавола; в брате же видеть благородство природы и благодати умаляемое и сокровища Божий расхищаемые, видеть его свободного — в узах, здорового — снедаемым болезнью и пожалеть о нем, сокрушаться ради его пред Господом, а не уничижать.

Лучше всего менее обращаться наблюда­тельным оком к поступкам другого, а более себе внимать. Худо поступает тот, кто, по лу­кавству ока своего, во всяком поступке друго­го видит одно худое. Это подозрительность, мнительность, внутренняя клевета. Тем боль­ше не должно по сему случаю тотчас произно­сить решительный о другом суд, что-де он та­кой и такой. Тут уже осуждение, оскорбляю­щее Бога и гнев Его привлекающее. Случится услышать худое о другом, заткни уши, окле-ветающего тай искреннего своего изгони или сам от него беги.

Принимать все речи и слухи без разбора есть великая неосторожность: тотчас осквер­нится своя душа и омрачится в ней лицо брат­нее. Когда, таким образом, соблюдется имя другого, как святыня, неприкосновенным в своем сердце, тогда не будет стоить большого труда блюсти его и во вне. Тогда будет прави­лом: о брате или не говорить, или говорить одно хорошее, о худом же всячески молчать, не намекая на него ни в шутку, ни даже будто из сожаления. Услышавши же, что имя брата страждет, всячески заботиться должно восста­новить его — защитить, оправдать, согнать сей мрак наносный; но уже ни под каким видом не похвалить пустых пересудов, шуток, колкостей, острот, тем более злословия и кле­веты и еще более клеветы публичной. Свяще-ние доброго имени ближнего в себе и других требует немалого труда. Осуждение внутрен­нее и внешние пересуды суть первые порож­дения гордости, по свойству своему унижаю­щей всякого брата. Потому они постоянно вер­тятся — одни в мысли, другие на языке. Блю­стись от сего и бороться с сим должно посто­янно. Нет греха обыкновеннее осуждения, но и нет опаснее. Одному надлежало несколько лет поститься и молиться за одно краткое осуждение мысленное, и это — по особенному Божиему определению. Потому святые Божий решительно говорят: кто не осуждает, тот спа­сен. Иные и без подвигов одним этим спаса­лись. Напротив, в одном осуждении пагуба, ибо оно предполагает и забвение Бога, и лжи­вость, и коварство бесовское. Каких зол избе­гаешь, неосуждающий!

бб) Достаток составляют имущество, по­житки, то, чем удовлетворяются неизбежные наши естественные потребности, пища, одеж­да, кров и вообще дом, или совокупность ве­щей, кои называются житейскими. Заботу о том получил человек вместе с животом и потому заботится, что животолюбив, и, когда за­ботится, полагает на то живот свой. Все стяже-вается в поте лица, тратою сил и крови. Зато довольство успокаивает дух, разливает отраду в сердце, дает свободу жизни. При достатке как в безопасной ограде. Итак, если любишь бра­та, пусть будет для тебя неприкосновенною святынею всякая его собственность, все то, о чем он может сказать: мое. Для него это есть и дар Божий, и цена его крови: не прикасайся. Если найдешь не свою вещь, сыщи владельца и возврати ему; не найдешь — отдай бедному или в храм Божий, ибо это имущество Божие. Иные, теряя, говорят Господу: пусть будет то частию бедных. Так надобно быть исполните­лями воли братней и вместе Того, Кто слышал ее. Тем больше не должно делать ущерба дос­тоянию брата каким бы то ни было образом: или кражею, или судом неправедным, или об­маном при продаже, мене и других случаях — а напротив, всячески должно содействовать возвышению его достатка советом и деятель­ной помощью. Радостно смотреть на довольно­го: веселие на челе его. Грустен вид того, кого тяготят недостатки: он как убитый, поникли глава его и очи. В Слове Божием самые стро­гие положены суды за обиды сего рода, особенно наносимые тем, у коих и мало взять — зна­чит взять почти все, как у сирот, вдов, наемни­ков. Потому сего рода преступники и судятся Богом как убийцы (Сир. 34: 21, 22).

вв) Благоприятный ход дел. Человек делателен. У всякого есть свои дела, или занятия и труды, к коим приставил его Бог рождени­ем и среди коих он коротает век свой. Вместе с добрым именем и частию достатка они со­ставляют участь человека, потому не оставля­ются им без внимания, но учреждаются так, чтобы текли хорошо, чтобы малый труд воз­награждался добрым успехом, чтобы не было больших помех и не истощались силы без пло­да, чтобы не было ненужных и досадных ос­тановок, вообще, чтобы все шло у него как в хорошо настроенной машине. У кого это есть, тот с радостию исходит на дела свои и с радо-стию возвращается к себе и наслаждается ми­ром и безопасностию, не чая зла. В состав те­чения дел входят и труды, и сношения с дру­гими, даже обыкновенный порядок всех жи­тейских занятий с их временами и местами, где, как видно, все то завивается, то развива­ется. В отношении к нему есть долг всячески благоприятствовать ему, не полагать преград, восстановлять расстроенный, а не только самому не расстроивать его. Расстроение дел другого есть великое злодейство, возмущаю­щее тело и душу и того, чьи дела, и тех, кои около него. От этого такой уподобляется на общем языке исконному врагу. Благоприят­ствующий другому есть благодетель, отрада души. Это посланник Божий, Его наместник, разливающий отраду вокруг себя и, как солн­це, всех согревающий. Очи всех — на него. И всякому должно поставить для себя целию ос­частливливать. Благоприятствовать другому можно советом, действием и помощью, или до­ставлением ему сил, коих у него недостает. Доставь нуждающемуся, что ему нужно. Со-ветность, услужливость и заимодавство, или ссуды, составляют общежителъностъ — доб­родетель самую нужную и вместе любезную. Никто не может иметь всего, что нужно, все­гда в надлежащей мере: один изобилует од­ним, другой другим. Посему и нужна взаим­ная общительность, как бы перелив из сосуда в сосуд, чтобы составилось одно питье, назы­ваемое счастьем. Отсюда — будь готов сделать для другого все, что можешь. Кто готов сам, для того и другие готовы, и Бог — способник ему. Заметив, где нужна помощь, не жди просьбы, сам услужи, сколько можешь и чем можешь. Человек услужливый — правая рука для всякого в своем кругу. Просят взаймы — дай, что можешь, не разоряя себя, ничесоже чающе, а если имеешь довольно веры и крепо­сти духа, не различая ни того, кто просит, ни того, что он просит... Ты Божий распоряди­тель. Все такие дела составляют поприще для упражнения добродетели бескорыстия и по­датливости.

Если и так должно всячески содействовать брату, то тем более когда он желает вступить с нами в некоторые условия, по которым, же­лая получить от нас известные вещи, и сам хочет делать соответственное тому для нас. Отсюда имеют начало разного рода сделки. Основою их служит обещание. Сие обещание должно быть искренне; знай, что обещаешь, и, чего не можешь исполнить, не обещай, пото­му что обещанию надо быть верным: давши слово, держись. Здесь стяжевается доверие и раскрывается добродетель честности.

Степени счастья у нас определяются слова­ми: богат и знатен, доволен, беден, нищ. Вооб­ще, братья наши по всем предметам благосос­тояния или выше нас, или равны нам. Сии степени или постоянны, как бы неизменны, однажды утверждены навсегда и составляют определенное состояние брата, или непосто­янны, но, подобно приливам и отливам, то возвышаются, то понижаются, завися от сча­стливых или несчастливых случаев.

В первом случае, относительно высшего тебя, то есть богатого и знатного: радуйся о нем и благодари Господа, что не лишает таких людей; почти его приличною честию за то, что он есть видимый сосуд милостей Божиих, но не льсти, когда он унижает себя делами, а или молчи и уклоняйся, или говори при случае правду, только без строптивости, как бы умоляя; когда призывает, не отказывайся потрудиться для него, потому что он должен иметь обширней­ший круг действования, к чему нужны спосо­бы — и будь ты ему сила. Благо, происшедшее оттуда, причтется и тебе. Относительно низше­го: не презирай его, но почитай почтением брат­ским, по заповеди; будь всегда к нему благо­склонен и согревай его сею благосклонностию, чтобы он чувствовал, что находится, как под крылом каким, под твоим вниманием; помогай ему всячески и способствуй возвысить его бла­госостояние по всем частям. Здесь особенный класс составляют неимущие — бедные. Всякий, имеющий достаток, должен быть для таких нога, рука, око, подобно Иову... ибо ко всякому из них говорится: тебе оставлен есть нищий: сиру ты буди помощник (Пс. 9:35). Итак, алчу­щего напитай, жаждущего напои, нагого одень, темничного посети, больному послужи, стран­ного упокой, мертвого похорони, будь милосерд, подавай милостыню щедро. Богу и Господу упо­добляются наиболее милостынею, грехи очи­щающею. Господь до того нисходит к милосты-недавцам, что Сам приемлет данное ими, а это бесконечно высоко...

Во втором случае. Счастье не стоит, но не­престанно то повышается, то понижается. По­тому около себя видим то радующихся от сча­стья, то скорбящих от несчастья, какого бы то ни было. В сем отношении закон — радоваться с радующимися и скорбеть со скорбящими. Та­кое сочувствие естественно сердцу человечес­кому, но прившедшие через падение страсти искажают его, от чего вместо радости о счастии другого бывает скорбь о нем, или зависть; вме­сто печали о несчастии бывает радость о том, или злорадство. Эти бесовские расположения являются в разных оттенках, коих и описать нельзя. Чувства сорадования и соболезнования и выражать должно, то есть надобно изъявить одному радость, а другому соболезнование — с утешением и готовностью содействовать.

Не думай никто, что все это внешняя рабо­та! Нет, не внешняя только, но и внутренняя вместе. Она исходит или должна исходить из искренне любящего сердца, то есть из добро­го внутреннего расположения, и, обращаясь к внешней стороне другого, греет его внутрен­нее. Веяние братской любви оживительно, как весенняя теплота.

2в) Поприще обнаружения сих расположений и действий — взаимнообращение Таковы обязательные для христианина к бра-тиям своим расположения и дела. Все они для своего осуществления требуют непосред­ственного сношения с другими, без коего, как в семени, остаются неразвитыми, неявленны­ми. Потому взаимнообращение есть обязан­ность, хотя дополнительная, однако ж, по об­ширности приложения всеобъемлющая. Оно то же в обязанностях к ближним, что молитва в отношении к обязанностям к Богу. Итак, —

1. Всякий христианин обязан ко взаимно-обращению. Охотно входи в сношения с дру­гими, равно и сам себя держи так, чтобы вся­кий без робости, с открытым сердцем мог при­ступить к тебе. Противно сему поступает чуж-- дающийся всех. Отчужденность есть уродли­вость сердца. Но она не то, что благословенное затворничество, или отшельничество. От­шельник, отделившись от других телом, пре­бывает с ними духом, а этот отчужденник от всех отделен духом, хотя живет среди них. От­чужденный холодеет, беднеет, замирает духом. Напротив, общающийся со всеми раскрывает­ся, богатеет, полнеет, образуется, так что толь­ко одно беспрестанное обращение с Богом и ангелами выше сего. Оно же есть и училище самопознания. Сам по себе отдельно человек легко становится самомнительным, а когда посмотрит на других — научается смирению...

2. Обязанность взаимнообращения проста, но всеобъемлюща... Она дает способ осуще­ствить все другие обязанности к ближним, а потому раскрывает множество добродетелей, кои, хотя суть не что иное, как приложение общих, изъясненных уже расположений на­ших к братиям, однако ж, получают здесь и особые названия, и особые свойства... Так, здесь —

а) Должно иметь искреннее радушие, то есть от сердца принимать всякого, чувствовать себя довольным, истинно осчастливленным посещением другого или встречею с ним, ра­доваться тому от души. Нехорошо делает, кто при сем скучает или досадует.

б) Любезность, то есть надо сделать, чтобы другому с нами было хорошо, чтобы он нахо­дил у нас приятность, оживал, хорошо настра­ивался и никогда не отходил невеселым. Для сего нужны сговорчивость, приветливость, ласка и простота при приличии. Противный сему человек есть тяжелый... И сам тяготит­ся, и других тяготит.

в) Скромность. Надо скрывать свои пре­имущества и, напротив, возвышать над собою другого. Противное сему — педантство, спесь, чванство.

г) Кроткое миролюбие. Ни сам не оскорб­ляйся, ни другого не оскорбляй, а умей содер­жать сердце свое всегда в союзе с другими. Миролюбие и само мирится с другими, и дру­гих мирит, как миротворение, или даже не замечает оскорблений, как кротость. Против­ны сему оскорбительность, вспыльчивость, гневливость, взыскательность, непримири­мость.

д) Уступчивая тихость. Встречаются ум с умом, воля с волею. Когда всякий хочет поста­вить на своем, рождаются спор и разногласие. Тихонравный не то чтобы не любил истины, но, открывши ее, скромно уклоняется от упор­ной настойчивости там, где не совсем любят истину, ради ненарушения мира, в ожидании благоприятнейшего ко вразумлению случая. Противны сему вздорность, неуступчивость, спорливость, бранчливость.

е) Истинолюбие. Откровенно и истинно выставляй вещи так, как они есть и как убеж­ден. Лукавая ложь, обман, хитросплетение — дела чисто бесовские.

ж) Благоразумное слово. Цель взаимнообра­щения не одно удовольствие, а, главным обра­зом, взаимное созидание во благо. Надобно потому не допускать, чтобы слово гнило исхо­дило из уст наших, надобно уметь говорить и уметь молчать. Противно сему праздное пус­тословие, одни только шутки да остроты.

з) Храпение тайн. При взаимных встречах беспрерывная происходит мена мыслей и све­дений. Для сохранения мира, что узнано от од­ного, не переводи к другому без нужды, особен­но когда это может быть вредным. Так себя держи, будто не слыхал ничего. Кому же сказа­но, что вверяется ему тайна с условием молчать, тот, передавая ее кому-либо, не только небла­горазумен, но есть и бессовестный предатель.

3. Вот добрые качества, нужные при взаим-нообращении! Способ взаимнообращения главный есть взаимное посещение. Его должно учредить и поддерживать по любви, по нужде, ради отрадного отдохновения. С кем и когда вести сие, укажут обстоятельства; толь­ко при сем всячески должно соблюсть все доб­родетели взаимнообращения, иначе оно — зло... Особенный вид взаимнообщения, откры­тый и широкий, составляют собрания и вече­ри. Они полезны, ибо приводят в движение за­медляющееся от неупотребления развитие любви и потому возвышают и скрепляют внутренний союз всех. Тут происходит то же, что в Вольтовом столбе. Только само собою разумеется, что учреждать их надо не в угод­ность плоти и врагу, а в пользу духа и спасе­ния. Образцы ему — древние вечери любви. Выше этих житейских пиров пиры Христовы, или обеды для бедных. Сам Господь предпи­сал для них правила (Лк. 14:12-14). Они ста­новятся ныне малоупотребительными за ис-сякновением любви, хотя еще держатся по местам. Больше всего они являются ныне в виде странноприимства, которое есть великая добродетель, богатая обетованиями, ибо и ста­кан воды, поданный в нужде, небесплоден, тем больше полное упокоение.

4. Взаимнообращение имеет целью осуще­ствление и вместе образование любви истинно христианской. В истинном своем виде оно и производит сие, в ложном же вместо объе­динения разъединяет, вместо любви поселяет вражду. Это там, где вместо добродетелей дей­ствуют страсти. Таким образом, из взаимнооб-ращения мы получаем благодетелей, друзей и врагов.

К друзьям и благодетелям мы бываем сер­дечно привязаны. Сему ненужно учить и обя­зывать. Надобно только предостеречь, чтобы эта привязанность не делалась исключитель­ною, не исключала других и не отчуждала от них.

Мы должны быть признательными к ним. Благодарность — любезное и привлекатель­ное свойство... Кто к людям благодарен, тот благодарит и Бога. Благодарность — знак духа смиренного и Богу преданного... Она тоже есть самородное почти чувство. Должно толь­ко не останавливать его на одних людях, а через них всегда возводить к Богу, ибо от Него все. Кроме особенных благодеяний, живя с другими, мы непрестанно получаем одолжения. За всякое одолжение должно быть признательным.

Друга и благодетеля, какого имеешь, храни и береги как зеницу ока, и своими оплошностями не доведи себя до потери его, ибо старый лучше новых. Разрыв здесь сколько скорбен, столько и опасен и для жизни, и для нрав­ственности; ибо такие, по разрыве, редко схо­дятся. Конечно, если перемена не с нашей сто­роны, что делать!

Должно порываться воздать благодетелю, чем можно: услужливостию, исполнением желания, предложением трудов и пр.

Как друзья — лица дорогие, то должно быть очень осторожным в избрании их.

Что делать нам с врагами? Христианин не должен быть врагом сам никому и, сколько есть сил, со всеми быть в мире (Рим. 12:18; Евр. 12:14). Если каким-нибудь образом нажит враждующий, не лишай его любви, а всячески старайся помириться с ним со всеми уступка­ми; тем больше будь готов на мир, когда он предлагается. Пусть он и не мирится, ты будь ему брат и делай все, что делаешь любимому, и даже более: благотвори ему особенно, помня, что любовь ко врагам есть самая верная проба любви христианской. Мстить же ни под каким видом не должно. Это дело сатанинское.

Этим оканчивается обзор того, как должно держать себя христианину как члену тела Христова в союзе со всеми составляющими сие тело, на небе ли они или на земле. По­мнить только постоянно должно, что забота о сем союзе должна быть не ради его, а ради главной цели христианской деятельности — богообщения в Господе Иисусе Христе; потому что и сама Святая Церковь и как дом спасе­ния, и как общество спасаемых существует ради сего единого и потолику истинною явля­ется, поколику осуществляет сие единое. Как в живом теле все члены, состоя в живом союзе между собою, пребывают соединенными и с головою — и даже потому живут союзно, что соединены с головою; так в теле Христовом все христиане прочно соединены между собою бывают только тогда, когда преискренне со­единены с Господом. О сем молился и Гос­подь: да ecu едино будут: якоже Ты, Отче, во Мне, и Аз в Тебе, да и тии в Нас едино будут (Ин. 17:21). Христианская любовь есть пря­мая дщерь христианского благочестия и дру­гого происхождения не имеет. Напрасно льстят себя надеждою спасения основываю­щие его на одной любви благотворительнос­ти. Не дела одни спасают, а дух, приводящий в движение все дела... Дух же христианский приходит от Бога через Господа Иисуса Хри­ста во Святой Церкви. Все, что теперь видится в христианстве, так сцеплено между собою, как звенья одной цепи.