Глава двадцать шестая ЧУДОМ НАЙДЕН В ТЕМНОМ МЕСТЕ

Милкейла ни о чем не думала, просто гуляла по берегу озера, вдыхая ночную свежесть. В ее душе поселилась безнадежность. Девушке пришлось смириться с мыслью о том, что реальность никогда не будет иметь ничего общего с надеждами и мечтами.

Она уже не могла сосчитать, сколько дней минуло с тех пор, как она последний раз видела своего любимого Кормика. Слишком много, чтобы все еще уповать на встречу с ним. Либо предательство раскрылось, его заточили в темницу или казнили, либо юношу измучило чувство вины, поэтому он решил покончить с грешной жизнью, включавшей связь с Милкейлой, и вернуться в лоно церкви.

Несколько дней девушка всерьез размышляла над тем, как бы убедить своих соплеменников спасти Кормика. Ей даже пришла в голову мысль о новой осаде острова Часовни с целью заставить монахов выдать своего неверного собрата. Но это была лишь фантазия. Ведь Милкейла ничего не знала о Кормике. Но ей надо было как-то жить дальше, и девушка решила изгнать его из мыслей и из сердца.

А еще она постоянно чувствовала на себе проницательный взгляд Тоникуэя. Он не упускал случая напомнить ей о ее обязательствах, об уважении к традициям. Милкейла была шаманкой, а это кое-что значило для альпинадорцев.

В эту ночь ветер развеял туман, открыв взору искрящийся звездами небосвод. Волны нежно шевелили гальку и черный вулканический песок вдоль берега, по которому гуляла Милкейла. Впервые за долгое время она ощущала покой в душе, пока не заметила на юго-востоке одинокий огонь.

Сердце ее затрепетало. Сперва девушка решила, что это фонарь на строящейся башне острова Часовни, но затем отбросила эту мысль. Огонь был ближе.

Тогда, может быть, это лодка? Милкейла замерла и стала вглядываться в темноту, стараясь не позволить мелкой ряби на озере исказить ощущение. Через несколько долгих мгновений она поняла, что свет не движется. Он исходил с песчаной отмели.

У Милкейлы перехватило дыхание. Она побежала к лодкам, но внезапно испугалась, что это может быть ловушка. Вдруг любимого изобличили в предательстве, пытали и он рассказал все? Может, это монахи подают их с Кормиком условный знак, чтобы заманить ее на отмель и схватить? Даже прыгнув в крохотную лодку и уже отплыв от берега, Милкейла никак не могла отделаться от этой мысли.

Когда отпали все сомнения в том, что свет исходит именно с отмели, сердце девушки бешено заколотилось. Но тут ей подумалось, что в такую ясную ночь Кормик не позволил бы огню так долго гореть. Его могли легко заметить гномы, монахи. Даже варвары с Йоссунфира захотели бы посмотреть, в чем дело. Разумеется, если это вообще был Кормик.

Милкейла уже подплыла совсем близко, сделала мощный гребок, убрала весло на дно лодки и низко присела, чтобы ее силуэт не выделялся на горизонте. Сквозь легкую дымку она разглядела высокую фигуру, в которой сразу же узнала своего любимого Кормика и уже хотела его окрикнуть, как вдруг заметила рядом еще кого-то низкого и плотного.

Поври!

Милкейла села и, опустив весло в воду, стала тормозить, но течение все же медленно несло ее к отмели. Она совсем растерялась! С одной стороны, больше всего на свете ей хотелось увидеть Кормика, убедиться, что с ним все хорошо, почувствовать объятия его сильных рук. Но зачем он привел этого коротышку в кровавом берете в их тайное место?

С дальней стороны отмели послышался стон, и Милкейла поняла, что там есть еще кто-то. Вскоре она и вправду разглядела еще одного гнома. Он стоял на коленях, склонившись над чем-то, похожим на тело человека.

Несмотря на осторожность Милкейлы, ее заметили. Кормик бросился к берегу и тихонько позвал ее по имени, энергичными жестами призывая поспешить. Когда она вышла из лодки, он стиснул ее в объятиях так сильно, как никогда раньше.

— Поври, — произнесла она взволнованным, дрожащим голосом.

— Сюда, скорее, — вместо ответа сказал Кормик, схватив ее за руку и увлекая в дальний конец отмели, где на земле действительно лежал какой-то человек.

Рядом с ним и присел поври. Еще один гном устроился неподалеку в лодке.

— Кормик, что здесь происходит? — спросила Милкейла, но не дождалась ответа. — Кормик! — повторила девушка уже строго.

— Мы его подобрали. У тебя есть самоцветы? Он может умереть, — отрывисто произнес юноша, повернувшись к ней лицом.

— Кто?

— Вот он. — Кормик потянул ее за руку.

— Кто это?

— Мы нашли его у основания ледника, почти утонувшего в грязи, — объяснил Кормик.

— Кто это — мы? Ты и поври?

— Да.

— Кормик?!

Монах издал глубокий вздох.

— Меня изгнали с острова Часовни, избили и бросили умирать. А этот поври…

— …по имени Маквиджик, — вставил гном.

— Маквиджик спас мне жизнь, — закончил Кормик. — Они приняли меня.

— У каждого гнома должна быть собака, — пробормотал Маквиджик.

— Я приплыл сюда, чтобы забрать тебя, — добавил Кормик. — Мы уходим с озера.

— С поври?..

— Да, кое с кем из них. По пути мы наткнулись на этого человека. Он может умереть.

С этими словами Кормик протянул руку к варварскому ожерелью Милкейлы, чтобы вытащить из-под него нить самоцветов, которую он подарил ей.

— Прошу, помоги мне, — добавил юноша, снимая с нее ожерелье.

Милкейла машинально наклонила голову, а потом, когда Кормик, перебирая камни в поисках могущественного гематита, бросился к лежащему на спине человеку, последовала за ним. Он приложил камень к распухшей ноге несчастного, которая, возможно, была сломана. Милкейла накрыла руку Кормика своей и тоже стала молиться, чтобы добавить к его энергии собственную и передать ее раненому через самоцвет. Человек застонал и шевельнулся.

Они перешли к следующей ране, потом еще к одной. С каждым разом их магическая связь становилась все крепче. После каждой удачи они обменивались улыбками, хотя не имели ни малейшего понятия, удастся ли им этим частичным исцелением выиграть главную битву — за жизнь этого незнакомца.

— На нем твой берет, — заметила Милкейла.

— Волшебный берет поври, — прокомментировал Маквиджик, стоявший неподалеку.

Если Милкейла с Кормиком и слышали слова гнома, то не обратили на них никакого внимания. Они снова были вместе, окружающий мир для них перестал существовать.

— Он упал с ледника?

— И чудом остался жив, — отозвался Кормик. — Думаю, грязь в основании ледника смягчила его падение.

— Но там так высоко, — с сомнением в голосе сказала девушка.

— Однако он не умер, — ответил Кормик, пожав плечами в знак того, что только это сейчас имеет значение.

К этому времени все серьезные увечья были уже обработаны, и Кормик приложил душевный камень к распухшему лбу незнакомца. Они с Милкейлой снова принялись за работу, но раненый внезапно открыл глаза, дико взглянул на Кормика и схватил его за запястье. Бывший монах и девушка резко отпрянули, упали на землю и в испуге уставились на него.

— Нет! — вскричал незнакомец и попытался их остановить, но его силы тут же иссякли, ибо целители отняли душевный камень у него ото лба. — Сам… — умолял человек.

Его челюсть затряслась, из угла рта потекла слюна.

— Сдается мне, вы забыли положить обратно мозги, — язвительно заметил Маквиджик, явно развеселившийся при виде неожиданных и жалких попыток незнакомца сесть и даже что-то сказать.

— Самоцвет… — кричал он, протягивая руки к отпрянувшим целителям.

— Похоже, он выжил, потому что приземлился на голову, — сказал Маквиджик, и его товарищи захихикали.

— Он просит гематит, — догадался Кормик.

— Бедняга, — пожалела Милкейла.

Незнакомец заикался, пускал слюни и трясся так ужасно, что, казалось, вот-вот потеряет сознание.

— Дай ему камень, — предложила Милкейла. — Он не убежит с ним, — добавила она, заметив недоверчивый взгляд.

Кормик опустил душевный камень на трясущуюся ладонь незнакомца. В тот же миг раненый перестал содрогаться и с глубоким вздохом облегчения лег на землю.

Прошло некоторое время.

— Думаю, это убило его совсем, — заметил Маквиджик, но вдруг человек поднял руку и прижал самоцвет ко лбу. — Или нет, — пробормотал гном разочарованно.

Еще долго незнакомец лежал на земле без движения. Наконец он сел, причем с удивительной легкостью!

— Примите мою вечную благодарность, — не отнимая руки ото лба, произнес он с южным акцентом. — Да, я чудом найден в темном месте. Меня зовут Брансен.

 

Кажется, рана оказалась не смертельной, но все равно было очень больно. Так больно, что бедному Олконне только и оставалось, что озираться по сторонам, лишь бы не думать о вспоротом животе.

Ему удалось припрятать в ботинке нож. Без сомнения, меч был бы лучше, но и с ножом он рассчитывал управиться.

Великаны опускали Олконну, подвешенного за лодыжку на толстой веревке, все ниже в ледяную расщелину. Конечно, он боялся, но, проведя в сражениях всю сознательную жизнь и частенько встречаясь с врагом, превосходящим по силе, он всегда находил возможность если не победить, то хотя бы сбежать. Почему в этот раз должно быть иначе? Старец Бедден допустил ошибку, позволив Олконне оправиться после ранений, полученных в той битве, когда их схватили.

Размахивая ножом, парень заставил себя выпрямиться. Не мог же он сражаться, согнувшись пополам, кем бы ни оказалось чудовище!

Больше тридцати ярдов отделяло его теперь от края ущелья. Стало темнее, но Олконна по-прежнему мог видеть многочисленные уступы и неровности ледяной стены. Он медленно повернулся и постарался разглядеть их получше в надежде на то, что это может оказаться полезно.

— Быстрее, — одними губами пробормотал он.

Ему хотелось поскорее очутиться внизу и освободиться от веревки прежде, чем появится чудовище. В голове печальным эхом беспрестанно звучали слова Воны: «Каждый миг бесценен». Для Олконны, осторожного во всем, кроме битвы, они ничего не значили, пока ему не повстречалась Дикарка Ви. Теперь ему очень хотелось, чтобы его жизнь не оборвалась прямо сейчас, пожить еще хотя бы несколько лет так, как жила она.

В следующий миг послышался глухой рокот, как будто огромный камень катился с горы. Чудовище учуяло его кровь, в точности так, как предсказывал старый негодяй Бедден, перед тем как вспороть ему живот.

Олконна тихонько повернулся на веревке, всмотрелся в длинный ледяной коридор. Там вдали мелькнуло что-то огромное и ужасное. Но по инерции веревка продолжала крутиться. Тогда, превозмогая нечеловеческую боль, парень изогнулся и постарался рассмотреть приближавшегося монстра. Это был гигантский червь, точнее, гигантская гусеница, ибо по обоим бокам у нее было множество маленьких ног. Круглую черную зубастую пасть, которая не столько открывалась, сколько собиралась в складки, как у некоторых морских существ, предваряли огромные жвала, торчащие полукругом.

— Быстрее! — повторил Олконна, проклиная великанов, опускавших его так медленно.

Вдруг, словно в ответ на его слова, веревка остановилась.

Он висел в семи ярдах от земли, слишком высоко, чтобы попытаться освободиться. Падение с такой высоты сделало бы его абсолютно беспомощным перед монстром. Но Олконне показалось, что и чудовищу до него не достать. Он повернулся лицом к надвигающемуся кошмару.

«Они хотят, чтобы я истек кровью здесь, наверху», — подумал парень и решил, что перережет веревку и прыгнет на чудовище, когда оно окажется прямо под ним, и будь что будет!

Эта мысль пробудила в нем надежду, обратила страх в жажду действия, в жестокость, которой он учился всю жизнь. Но прежде чем Олконна успел понять, что происходит, монстр встал на хвост, словно кобра, и набросился на свою жертву.

Ввергнутый в шок, он хотел защититься ножом и даже не осознавал, что лишился оружия вместе с рукой, пока не увидел, как она исчезает в безобразной пасти червя!

Парень закричал. Не осталось ничего, только боль и беспомощность. Для такого человека, как Олконна, не было ничего хуже.

Но нет, это оказалось не самым страшным. Еще ужаснее звучали слова Воны, символ веры для нее и похоронный плач для него: «Каждый миг бесценен!»

Червь смаковал угощение. Олконна почувствовал не менее шести жалящих укусов и лишь потом соскользнул в вечную тьму.

 

Кормик сидел на борту лодки, вытащенной на песок, ссутулившись так, будто из него выпустили весь воздух. Перед ним вдоль берега нервно ходила туда-сюда Милкейла, не спуская глаз со странного человека в черном одеянии. Он только что сообщил им, что весь их мир скоро смоет с лица земли.

— Ты позволишь ему оставить душевный камень себе? — спросила наконец Кормика девушка.

— Это твой камень.

Шаманка остановилась и удивленно посмотрела на любимого.

— Я бы посоветовал тебе отдать самоцвет ему, — ответил Кормик. — Согласен, это самый главный камень, но ведь Брансен совершенно беспомощен без него, если он сказал правду.

— Зато с гематитом он двигается с ловкостью воина, — добавила Милкейла, и оба поглядели на своего нового знакомого, который проделал несколько тренировочных движений и поворотов с такой восхитительной точностью, какую они наблюдали впервые.

Кормик, прошедший серьезную школу боевых искусств в абелийском ордене, оценил умение Брансена и вынужден был признаться себе в том, что даже ему не удавалось достичь такого уровня концентрации.

— Я верю каждому его слову, — сказала Милкейла и сама удивилась собственным словам.

— Это слишком чудовищно, чтобы быть неправдой. — Кормик кивнул в ответ.

— Мы должны предупредить всех, — решила девушка. — Твоих и моих.

— Да и собратьев Маквиджика, — добавил Кормик.

— В любом случае надо покидать Митранидун, — с горечью в голосе сказала Милкейла. — Иначе нас всех накроет гигантской волной.