Историографические приоритеты и методы

Ключевского отличало бережное отношение к научной традиции. Он был убежден, что «наличное богатство литературы по отечественной истории» не дает права историку на научную расточительность. Ключевский умел заставить эффек­тивно работать историографический компонент в своем иссле­довании и учил этому других. Высоко ценя «напряжение мыс­ли» в чужих трудах, он советовал не просто углубляться в связь и смысл описываемых в них явлений, но всегда «принимать в рас­чет и то, как понимает эту связь и этот смысл» конкретный автор. Ключевский изучал механизмы, которые долгое время управля­ли мышлением ученых историков (изживание генетики летопис­ного взгляда; переход к новому уровню познания). Научную за­дачу историка он видел в уяснении происхождения и развития человеческих обществ, в изучении генезиса и механизма людско­го общежития. Летописец же искал в событиях нравственный смысл и практические уроки для жизни, уделяя главное внима­ние исторической телеологии и житейской морали. Мысль лето­писца обращалась к жизни человека, к конечным причинам «суще­ствующего и бывающего». Историческая жизнь служила летописцу нравственно-религиозной школой.

Путь к профессиональному мастерству Ключевский видел только один: через научную добросовестность, умение поиска «следов» прошедших явлений и событий, привлечение надеж­ных источников, выработку действенной методики. Мастер­ство говорит само за себя. Оно проявляется в красочности исто­рического полотна, образности характеристик и определений; открывающейся в ходе исследования научной перспективе; эф­фективном сочетании повествования и анализа. Ключевский в совершенстве владел мастерством анализа сквозь призму пове­ствования. В случае недостатка источников и информации он умел анализировать историческое явление, изучая его следствия. Присущая Ключевскому спасительная ирония хранила его от идеализации и панегириков. В целом же Ключевский реалис­тично оценивал возможности историков: «Мы можем следить только за господствующими движениями нашей истории, плыть, так сказать, ее фарватером, не уклоняясь к береговым течени­ям».

В совершенстве владея, как бы мы сейчас сказали, межпредметными связями, историк использовал филологические сред­ства, особенно, если речь шла о древней истории. Он изучал лингвистический и топонимический смысл слов, считал, что «...язык запомнил много старины, свеянной временем с людс­кой памяти». Щедро рассеянные по всему курсу русской исто­рии слова и пословицы не были сведены историком в единый словарь. Видимо, он полагал этот жанр уже освоенным В. Да­лем. Однако определения и разъяснения, данные Ключевским, казалось бы, обыденным словам, известным пословицам и вы­ражениям, обрели под его пером свежий смысл и звучание, и при желании «Историко-лингвистический словарь Ключевс­кого» нетрудно составить.

Ключевский черпал в историографии дополнительные сред­ства для решения спорных проблем. Так, например, рассмот­рение «варяжского вопроса» позволило ему подвести важный для своего времени историографический итог, хотя сам спор между норманнистами и антинорманнистами он считал «уче­ной патологией», не имеющей никакого отношения к науке.