Государство и Церковь в Древней Руси, X-XIII 3 страница

Что же касается предшествующей ей церкви, то она была в «городе Владимира», и о ее закладке говорится в Новгородской I летописи под 6525 годом (т. е. с марта 1017 по февраль 1018 г.): «Ярослав иде к Берестию. И заложена бысть святая София… Кыеве»[8]. Если заложение церкви в 1037 г. было связано с расширением города и перенесением ее места в новую его часть, то почему предшествующее здание внутри города Владимира было построено именно в 1018 г.?

На этот вопрос дает ответ сообщение Титмара Мерзебург-ского, информаторы которого, немецкие воины в составе армии Болеслава Храброго, побывали в Киеве именно в 1018 г. Титмар пишет о киевском «архиепископе», который принимал с честью Болеслава 14 августа 1018 г. в соборе (monasterium) св. Софии, сгоревшем в предшествующем году[9]. Титул архиепископа обычен в писаниях латиноязычных западных хронистов для обозначения старшего среди епископов епархии и независимого от них иерарха и оавен митрополиту; терминами monasterium. Munster в Германии и других странах называли кафедральный собор[10].

Есть ли в русских источниках подтверждение этого сообщения о пожаре Киева в 1017 г. и постройке новой церкви? О том, что в 1017/18 (6525) г. в Киеве «погоре церкви», сообщает Повесть временных лет и по Лаврентьевской, и по Ипатьевской летописям[11]. Именно с этим пожаром и нужно связывать гибель Софийской церкви, которая была деревянной. На заложение новой церкви Софии указывает сообщение Новгородской I летописи (обоих изводов) под 6525 (1017/18) годом[12]. Новая церковь также должна была быть деревянной, ибо за год, к августу 1018 г., каменную построить было невозможно.

Когда была построена церковь, сгоревшая в 1017 г., сведений нет, но есть все основания связывать ее постройку с учреждением митрополичьей кафедры в Киеве. Это произошло, следовательно, задолго до 1037 г. и без всякой связи с событиями культурной и политической жизни Руси 30-х годов XI в. Есть все основания относить указанное событие ко времени вскоре после принятия христианства.

Существенным аргументом в построениях, Шахматова и Приселкова, связанных с учреждением митрополии в 1039 г., является создание митрополичьего Древнейшего летописного свода 1039— 1040 гг. При этом у, Шахматова составление летописного свода предположительно связывается с событиями церковной истории, как это бывало в византийской хронографии, а именно с учреждением митрополии и появлением византийского митрополита Феопемпта[13], а у Приселкова такая связь уже достаточно тверда, и сам материал предположенного и восстановленного , Шахматовым свода является важным для понимания характера проведенной Ярославом реформы церковного управления[14].

Однако гипотеза о составлении митрополичьего летописного свода не находит подтверждения, во-первых, в содержании информации, которая могла в нем находиться: в Повести временных лет сведений по истории киевской церкви и киевско-константинополь-ских отношений почти нет; во-вторых, в характере деятельности митрополитов-греков, как он предстает в результате исследования сведений о ней не только летописной, но и внелетописной традиции. С этим связаны поиски других решений вопроса об истории русского летописания XI в.[15] О митрополите при Владимире упоминает Иаков Мних[16].

Важным свидетельством появления митрополии на Руси задолго до 1037 г., в первые годы после принятия христианства, является упоминание русской митрополичьей кафедры в византийском перечне кафедр (Notitia episcopatuum).

В нескольких редакциях перечня митрополий, который относится к концу XI в[17], кафедра «Росиа» (? '????? или ? '?????? занимает постоянное место с номером 60 после митрополии Серры (58) и Помпейуполиса (59) и перед митрополией Алании (61):

??' ?? ??????

??' ? ????? ????????

?' ?'?????

? ?' ? '?????? [18].

Эти перечни переписывались в течение длительного времени и в большом числе списков, традиционно сохраняя то же место Руси, не меняя его. Таковы перечни, заново изданные по рукописям в последней, наиболее полной их публикации Ж. Даррузеса: № 11 (по 12 рукописям), 12 (по 15 рукописям), 15 (по 16 рукописям), 16 (по 15 рукописям)[19]. Номер места был изменен с 60-го на 71-й только при Андронике Палеологе (1282—1328), но место Руси между Помпейуполисом и Аланией и тогда осталось прежним[20]. Это позволяет считать упоминание Руси в перечнях традиционным, не изменяющимся с момента ее включения в перечень.

Что же дает названное упоминание для определения времени внесения Руси в перечень? Исследование специально занимавшегося историей создания перечней X. Гельцера показало, что новые митрополии, переведенные из статуса архиепископий или учрежденные заново после составления списка митрополий времени Льва Мудрого (901—902), в котором Русь еще не упоминалась, перечислены в хронологическом порядке их утверждения. Позднейшие исследования хронологии этих кафедр В. Грюмеля, Э. Хониг-мана, В. Лорана, Х.-Г. Бека и других позволили построить довольно стройную и убедительную таблицу последовательного основания митрополичьих кафедр, упомянутых в перечне 1080-х годов, начиная от 902 и до 1084 г. Из имеющих даты основания митрополия Колонна (на 56-м месте) основана перед 985 г.; Серры на 58-м месте и Помпейуполис на 56-м месте упоминаются 21 февраля 997 г. как митрополии (в 969—997 гг. они еще архиепископий), Аланиа на 61-м месте упоминается в документе 1024 г., ссылающемся на грамоту митрополиту Алании Николаю 997/98 г.[21] Это является основанием для того, чтобы относить учреждение митрополии '?????, стоящей на 60-м месте, ко времени перед 997 г.[22]

О митрополитах на Руси говорят и другие источники. Арабский хронист Яхья Антиохийский (ум. ок. 1066) сообщает в рассказе о восстании Варды Фоки и русской военной помощи императору Василию II, что «послал к нему (Владимиру. — Я• Щ.) царь Василий... митрополитов и епископов, и они окрестили царя и всех, кого обнимали его земли... »[23]. По сообщению византийского историка начала XIV в. Никифора Каллиста, использовавшего источник конца X в., среди епископов, сменивших кафедры при императоре Василий II, был севастийский епископ Феофилакт, переведенный на Русь[24]. О митрополии в начале XI в. свидетельствует свинцовая печать с надписью «?(????)?? ?(??)??) ??(????) ??(?)????(???•?) '??????» (т. е. «Богородица помози Иоанну митрополиту Руси») и изображением богоматери, которую издавший ее В. Лоран по византийскому сфрагистическому типу относит к рубежу X — XI вв.[25] Исследовавший печати русских митрополитов и епископов В. Л. Янин не отвергает такую возможность датировки этой уникальной буллы, но, исходя из ее надписи, находит для нее место также в более позднее время, в 1160-е годы, когда на Руси был известен митрополит Иоанн IV (1164 — 1166)[26]. Действительно, других неоспоримых печатей русских митрополитов до Феопемпта (упом. в 1039 г.) неизвестно, и поэтому для суждения об истории их развития в раннее время важна скорее не предположительная типология их возможного развития на Руси, а более достоверная в византийском мире.

Для обоснования концепции об отсутствии в 1030-х годах реформы высшего церковного управления на Руси и существования митрополии со времени вскоре после принятия христианства существенна также общая оценка характера взаимоотношений Руси и Византии до 1037 — 1039 гг. и после них. Введение митрополичьего управления, подчиненного константинопольскому патриарху с его синодом и, как высшему главе христианского мира, византийскому императору именно в 1030-х годах, не имеет соответствия ни в положении Руси в мире при князе Ярославе Владимировиче, ни в ее отношениях с Византией. Такая реформа должна была бы, с одной стороны, значительно теснее связать Русь с империей, а с другой — лишить киевских князей той полноты власти, которой они обладали до того, как в Киеве поселился представитель Константинополя, ставший, естественно, главой всего древнерусского духовенства и обладавший большими правами в суде над светским населением страны. В литературе справедливо подчеркивается, что таких признаков в международном и внутреннем положении Руси в 1030-х годах не наблюдается[27]. Наоборот, время правления Ярослава отмечено значительным возрастанием политического авторитета страны, что находит выражение в установлении торговых связей и брачных союзов со многими странами, в подъеме национального самосознания, что прекрасно проявлялось в «Слове о законе и благодати» митрополита Илариона. Это видно также по определенной свободе как политических, так и церковных отношений с самой Византией, заметно и по русско-византийской войне 1043 г., и по княжескому поставлению Илариона на Киевскую митрополию в 1051 г. Обязательства князя, только что учредившего у себя в стране церковную епархию, подчиненную Константинополю, по отношению к императору и патриарху не позволяли бы ему так поступать. Византийские перечни митрополичьих кафедр содержат косвенные указания на то, что Киевская митрополия была основана не ранее 970 г. и не позднее 997/98 г. Принятие христианства на Руси в 988—990 гг. сужает этот промежуток времени до 990—997/98 гг. Есть возможность сделать его еще более узким. Это указание Повести временных лет на освящение княжеской Десятинной церкви в Киеве, что, по Повести временных лет, произошло в 6504 (996/97) г.[28], а по Памяти и похвале князю Владимиру — на девятый год после его крещения и за 19 лет до смерти, т. е. в том же 996 г.[29]

Поскольку в этом акте создания церкви и в назначении в нее Анастаса Корсунянина и херсонских и царицыных попов участие митрополита никак не отмечено, но всячески подчеркивается роль Владимира, можно считать, что тогда этого высшего церковного института на Руси еще не существовало. И сама организация княжеской Десятинной церкви предполагает другой статус церковной организации без того единого административного центра, входящего в компетенцию патриархии, каким стала софийская кафедра. Таким образом, учреждение Десятинной церкви предшествовало учреждению митрополии, но, как показывают данные перечня митрополий, ненамного.

Можно говорить о проведении в Киеве реформы церковного управления не ранее 996 г. и не позднее 997/98 г. Тесно связанный с константинопольским двором через княгиню Анну, сестру императора, Владимир в поисках оптимального решения вопроса об административной структуре местной церковной организации через несколько лет после смены государственной религии принял в принципе ту форму управления церковью, которая существовала в империи и принадлежащих к ее культурному кругу странах. В связи с формированием ранней церковной организации в Киеве вскоре после принятия христианства встает вопрос о роли Десятинной церкви Богородицы как до возникновения митрополии, так и после него. Сведения о ней содержатся в Повести временных лет, в Памяти и похвале князю Владимиру, в Уставе князя Владимира о десятинах, в основе которого лежит грамота этого князя Десятинной церкви, в Слове о чуде Климента Римского и других источниках. Эта огромная каменная церковь, судя по сохранившимся фундаментам, в XI в. немногим уступавшая по размерам Софийскому собору, строилась под руководством «мастера от грек», конечно, несколько лет и была заложена , в 990 (989) г. сразу после принятия христианства. По своему характеру это была княжеская церковь, через которую осуществлялась инициатива князя в христианизации населения и проведении той политической и экономической программы, которая была с ней связана.

На политическое значение этой церкви указывает то, что она должна была стать русской преемницей древнего и священного Корсуня-Херсонеса, поверженного Владимиром: в нее были перенесены мощи Климента Римского, умершего в ссылке в Крыму, похороненного в этом городе, и его ученика Фива и другие реликвии. Клименту был посвящен, вероятно, один из приделов церкви. По крайней мере, Титмар Мерзебургский, епископ римской церкви, называет со слов немецких информаторов киевскую церковь, в которой был похоронен князь Владимир, т. е. Десятинную, церковью «мученика во Христе и папы Климента»[30]. Мощи Климента находились именно в Десятинной церкви, как показывает Слово о чуде Климента Римского[31]. В XII в. этот культ был хорошо известен в Киеве. Когда в 1146 г. на Киевском соборе встал вопрос о правомочности поставления митрополитом местного епископа, кстати тоже Климента по имени, без согласия Константинополя, черниговский епископ Онофрий обратил внимание на то, что Киев располагает мощами (главой) римского святого мученика и благословение его этими мощами может восполнить недостающую патриаршую хиротонию [32].

В Десятинную церковь при ее создании были переданы также иконы, книги и другая корсунская утварь, а также переведены и те греческие священники, которые были привезены Владимиром из Корсуня. Таким образом, в Киеве рядом с княжеским двором по княжеской инициативе был создан свой собственный новый Корсунь.

Не менее важной должна была стать экономическая деятельность новой церкви. На эту деятельность указывает содержание грамоты, которую Владимир дал ей, по сообщению Повести временных лет, при ее освящении: «Даю церкви святой Богородицы от имения моего и от град моих десятую часть»[33]. О том же говорит и Устав князя Владимира о десятинах — памятник XII в., в основе которого лежит та же грамота Владимира, которая цитируется в летописи: «... создах церковь святую Богородицю и дах десятину к ней во всей земли Руской ис княженья от всего суда десятую векшу, ис торгу десятую неделю, из домов на всякое лето десятое всякого стада и всякого жита... »[34] С этой функцией новой княжеской церкви связано и ее историческое (неофициальное) название как «Десятинной». Сама церковь официально была посвящена Богородице и явилась, вероятно, первым на Руси христианским храмом, посвященным этому распространенному и имеющему глубокие языческие традиции культу.

Таким образом, новая церковь стала местом сбора поступлений с княжеского двора — десятины. Для заведования такой ее деятельностью был назначен верный Владимиру человек, который оказал ему неоценимую услугу — помог овладеть Корсунем,— Анастас Корсунянин. Его упоминание в Повести и в Памяти и похвале наряду с попами (Владимир «поручи ю (церковь.— Я.Щ.) Анастасу Корсунянину и попы корсуньския пристави служите в ней»)[35] позволяет считать, что это доверенное лицо не было священником церкви, но имело другие, хозяйственные функции. Анастас выполнял их не только при Владимире, но и позднее, при Ярославе, так как, по сообщению Повести, Болеслав Храбрый, захватив Киев в 1018 г., приставил к своим награбленным богатствам «Настаса десятиньного»[36], доверяя ему за его измену, как в свое время Владимир, распоряжение хозяйством. Княжеской десятиной обеспечивалась не одна церковь Богородицы, но и другие киевские и провинциальные церкви, и функцией нового учреждения и его хозяйственного главы должны были быть сбор и распределение этих средств. Судя по свидетельству Слова о чуде Климента Римского, при церкви существовал клирос, который автор Слова называет старшим клиросом (в Киеве?), т. е. он должен был существовать с момента создания церкви[37].

Десятинная церковь наряду с кафедральным митрополичьим Софийским собором в XII—начале XIII в. была хранительницей больших ценностей, имевших не только религиозный характер, как, например, мощи, иконы, но и материальных — золотые и серебряные изделия с драгоценными камнями и пр. На это указывают сообщения о разграблениях ее в ходе княжеской борьбы за Киев. Так, в 1171 и 1203 гг. после взятия Киева наряду с другими соборами и монастырями была разграблена и Десятинная церковь[38].

 

Можно думать, что само учреждение митрополии и содержание значительного штата священно- и церковнослужителей требовало предварительного определения тех источников, которыми он мог быть обеспечен. Так было с учреждением и Смоленской епископии в 1136 г.: средства, на которые она должна была существовать, были определены и выделены заранее, и об этом был поставлен в известность грек — кандидат в епископы[39]. Создание Десятинной церкви в качестве государственного института кня-жеско-церковного сотрудничества подготовило предстоящее учреждение митрополии — значительно более сложного внутри- и внешнеполитического учреждения; И вместе с тем эта древняя церковь продолжала нести не только литургические, но и хозяйственные функции и во время существования митрополии не только в пору общегосударственного, общерусского единства в XI в., но и позднее, вероятно до тех пор, пока, как будет показано ниже, сама десятина не уступила свое место в системе обеспечения церковной организации другим его формам, т. е. до XIII в. На сохранение ее «десятинных», фискальных функций в XII в. указывают названные свидетельства памятников этого времени.

Исследователи, занимавшиеся изучением фундаментов Десятинной церкви, видят в ее строительстве два этапа: первоначальный, относящийся к концу X в. (трехнефный, шестистолпный храм, по М. К. Каргеру, возможно, с дополнительными галереями по северной и южной сторонам, по Г. Ф. Корзухиной), и вторичный, который относят к первой половине XI в., до 1039 г.— времени ее нового освящения[40]. Этот второй этап представляют новые галереи с севера и юга. Кроме того, «гораздо более сложный комплекс пристроек, форму и назначение которых не удается восстановить, примыкает к западной стене древнейшей церкви»[41]. А. Повстенко[42] и Корзухина на основании плана, составленного Каргером, считают возможным говорить о дополнительных больших помещениях в западной части храма, построенных вместе с ним[43]. При этом, основываясь на том, что фундаменты западной части были более глубокими, Корзухина предполагает, что они «несли на себе и более монументальные наземные сооружения», чем северная и южная галереи; «не исключена возможность,— пишет исследовательница,— что Десятинная церковь X в. имела с боков открытые галереи, а с запада — закрытые помещения или притвор»[44]. При новой отстройке храма в первой половине XI в. эти западные пристройки были расширены: по плану, составленному на основе раскопок 1938—1939 гг. Картером, к шестистолпной церкви с запада примыкают два трех- или пяти-камерных помещения, причем второе больше по площади, чем первое [45].

О возможном назначении или характере этих дополнительных помещений были высказаны предположения, что это лестничные помещения[46], или башни[47], «или как-либо иначе оформленные части здания»[48]. Однако интересно сопоставить строительную историю Десятинной церкви с теми свидетельствами, которые дает изучение ее роли в конце X—XI в. по письменным памятникам.

Со времени возникновения в конце X в. объем княжеской десятины в течение первой половины XI в. должен был значительно вырасти. Если в момент создания Десятинной церкви таким способом отчисления доли поступлений на княжеский двор от даней, судебных и торговых пошлин должна была обеспечиваться только эта церковь, то в процессе значительного церковного строительства в Киеве и Южной Руси вообще конца X—XI в. объем общих отчислений увеличивался в несколько раз, что требовало значительно больших помещений для их хранения, распределения и учета. Этот необратимый рост значения десятины в обеспечении церквей до того, как возникла церковная земельная собственность, нашел отражение и в истории Устава князя Владимира о десятине, возникшего уже после смерти самого» князя, которому он приписывается, на основе его грамоты Десятинной церкви и дополнений, связанных с передачей княжеских средств и другим, в частности кафедральным, церквам (Спаса, Богородицы и др.).

В этих условиях можно видеть в структуре церковного здания и двух этапах его строительства соответствие ранним периодам истории десятины на Руси — сооружение одновременно со строительством церкви хозяйственного помещения при ней для функций Анастаса Корсунянина и перестройка ее с возведением дополнительных галерей и хозяйственных помещений в первой половине XI в. в связи с расширением десятинных отчислений на нужды киевских и других близко расположенных или тесно связанных с киевским князем провинциальных церквей. В традиционной структуре храма, использованной на Руси, хозяйственные под-клеты не были предусмотрены, и такое помещение могло быть, вероятно, возведено в части, наиболее отдаленной от алтаря и закрытой (не имевшей дверей и окон) снаружи.

 

2. Развитие церковно-административной структуры

 

Система епископских кафедр на Руси тесно связана с возникновением митрополичьей кафедры в Киеве. Сам этот титул кафедры— митрополия [буквально: «(кафедра) старшего (главного) города»] — в Византии предполагал подчинение митрополиту других иерархов, епископов, главой которых он был. Митрополия, не имевшая подчиненных ей епископских кафедр, была только титулярной, т. е. отличавшейся от епископии титулом, а не объемом и содержанием власти. Соответственно митрополичья епархия включала в себя все епархии епископских кафедр.

Учреждение митрополии на Руси предполагало, таким образом, и одновременное создание епископских кафедр. Где они появились?

Источники не сообщают дат основания епископских кафедр, так же как они молчат и о времени создания кафедры митрополичьей. Такие упоминания появляются только в подробных летописных записях XII в. (например, о Смоленской епископии). Исследователями, начиная с В. Н. Татищева, проведена кропотливая работа по примерному определению времени создания той или иной кафедры на основе изучения ранних упоминаний епископов, политической и социальной истории соответствующих княжеств.

Летописи XVI—XVII вв. указывают на то, что на Русь вместе с митрополитом пришли четыре или шесть (в разных летописях по-разному) епископов[49].

Вопрос о числе и месте организации епископских кафедр должен решаться с учетом того, что ко времени завершения первого этапа формирования церковной структуры, к концу княжения Ярослава, их ведением практически или лишь теоретически, идеально, должна была быть охвачена вся территория государства. Вне созданных епархий, хотя бы их дальних периферий, не должно было оставаться древнерусских земель. В процессе развития государственной структуры и расширения христианизации территории некоторых больших епископских епархий делились и создавались новые кафедры, которым эти епархии подчинялись. По правилам, принятым в восточной церкви, создание новых епископии, подчиненных митрополиту, находилось в ведении последнего, а не патриарха с синодом. Практически оно зависело от желания и материального обеспечения местных князей. Вместе с тем сама организация системы епископии с их епархиями не могла быть единовременным актом, например, одного года. Она формировалась в течение нескольких десятилетий и продолжала развиваться и позднее.

В последовательном порядке формирования епископских кафедр можно выделить несколько этапов, соответствующих различным процессам в развитии и Древнерусского государства, и церковной организации как составной его части.

На первом этапе, относящемся к концу X—первой четверти XI в., при Владимире и в первые десятилетия княжения Ярослава, кафедры создаются в важнейших политических центрах Руси, где киевские князья осуществляют свою власть через сыновей или посадников, управляющих крупными землями и собирающих с них дани. В ряде случаев это центры племенных объединений.

Среди первых епископий должен быть прежде всего назван Новгород, бывший историческим центром Северной Руси до объединения ее с Киевской Русью в IX в. Новгородская историческая традиция, отразившаяся в Новгородской I летописи и других летописях XV—XVI вв., связывает учреждение новгородской кафедры с первым епископом Иоакимом (Акимом) Корсунянином[50], вероятно греком, привезенным Владимиром из взятого им крымского города, т. е. относит этот акт ко времени вскоре после крещения. Существование Иоакима как новгородского епископа подтверждает и не связанная непосредственно с младшим изводом указанной летописи XV в. ранняя новгородская летописная традиция, отразившаяся в Софийской I, Новгородской IV, сообщающей о его смерти в 6538 (1030) г.[51], и перечнях епископов в Комиссионном списке Новгородской I летописи и других летописях.

Что же касается сооружения кафедральной церкви Софии, одноименной Киевской, то это имя ей могло быть дано в связи с Софией Киевской, и скорее, после постройки митрополичьего собора, чем до нее, т. е. в конце 990-х годов, когда она и должна была быть срублена из дуба[52]. Таким образом, возникновение Новгородской епископий и кафедральной церкви нужно относить ко времени сразу после учреждения Киевской митрополии или одновременно с ним в 996—999 гг.

Территория, подчиненная Новгородской епископий, совпадала с традиционной Новгородской землей и росла вместе с ней. Новгородская епархия в большей степени, чем другие русские епархии, была миссионерской, и ее задачей было распространение христианства не только среди собственного древнерусского населения, но и среди иноязычных племен.

Другой рано возникшей епископской кафедрой, по свидетельству источников XI в., является белгородская, в городе на Ирпени, который пользовался особым расположением князя Владимира, где до крещения находился его дворец с 300 наложницами, а позднее, в 991 г., была заложена крепость и значительно увеличено население за счет других городов. Епископ Никита Белгородский участвовал в церковном празднике в Вышгороде 1072 г.[53], епископ Лука — в освящении киевской церкви Михаила Архангела в 1088 г. и Успенской церкви Печерского монастыря в 1089 г.[54]О смерти последнего говорит и надпись-граффити на стене Киевского Софийского собора[55], в котором, вероятно, происходило его отпевание.

Белгородская кафедра, учрежденная, скорее всего, еще Владимиром[56], возможно одновременно или в связи с реконструкцией города в 991 г., когда могла быть построена и кафедральная церковь, занимала особое место в церковно-административной системе страны. На это место указывает прежде всего то, что Белгород в X—начале XII в. не имел своего князя, но принадлежал киевскому князю, т. е. не составлял особой государственно-административной единицы. Вместе с тем белгородская кафедра или ее епископ упоминаются сразу после митрополита в официальных документах и летописных сообщениях. Так, в Константинопольском перечне русских епископий XII в. первой перед Новгородом названа Белгородская (?'? ??????'????)[57]. В упомянутых выше сообщениях Лука в 1088 и 1089 гг. называется первым среди епископов[58]. На особую роль этого епископа на Руси указывает и упомянутая надпись-граффити. Известно также правило Ильи, архиепископа новгородского (1165—1186), и неизвестного по имени епископа белгородского о некоторых обрядах при совершении литургии. Такое необычное сочетание двух авторов — одного северного и одного южного епископов — может быть объяснено тем, что белгородский должен был исполнять обязанности митрополита, но не обладал достаточным авторитетом, который мог бы сделать его единственным автором этих правил[59].

Все указанные свидетельства позволяют считать, что белгородский епископ исполнял особые функции — прежде всего он управлял, вероятно, той епархией, на территории которой находился Киев с митрополичьей кафедрой, поскольку митрополит и его штат осуществляли власть над всей Русью и могли не заниматься делами на территории Киева и его княжества. Кроме того, он, как считал ?. ?. Голубинский, исполнял обязанности викария митрополита, помогая ему и заменяя его в его отсутствие. В раннее время, когда в Белгороде находилась вторая княжеская резиденция, местный епископ мог иметь характер титулярного, или, как называет его Голубинский, придворного, епископа — episcopus curialis[60]. Что касается возможности отнесения к белгородскому епископу титула «протофронос», т. е. главы старшей кафедры в епархии[61], то этот титул в славянских странах, судя по свидетельствам XI—XIV вв., прилагался к самой митрополичьей кафедре или ее главе, когда они были старшими среди других кафедр, а не в кафедре подчиненной ей епископии[62].

В Повести о перенесении мощей Феодосия в 1091 г. в Киево-Печерском патерике среди участвовавших в этом действе в отсутствие митрополита названы епископы переяславский, владимирский (волынский), юрьевский (Марин), черниговский и «Антоней Порьский»[63]. В Лаврентьевской и Ипатьевской летописях упоминания последнего епископа нет, но он появляется в некоторых позднейших сводах (Софийской I). Известно, что Антоний возглавлял в 1089 г. юрьевскую кафедру, которая в 1091 г. оказалась занятой Мариной. Поскольку в этом перечне нет епископа белгородского, Приселков высказал предположение, что здесь он называется поросским в связи с тем, что в Белгород был перемещен Антоний[64]. Такое название кафедры не по городу, а по местности уникально в обозначении церковной структуры Руси, хотя название «Поросье» употреблялось для обозначения территории по р. Роси и ее притокам южнее Киева. На этой территории находились и Юрьев, и Канев.

В конце XII в. мы сталкиваемся с объединением в одних руках белгородской и юрьевской кафедр. Епископ Андреян, поставленный в 1189 г. в Белгород, в сообщении 1198 г. об освящении кафедральной церкви св. Апостолов в этом городе называется «тоя церкви стол добре правяща епископом юрьевьскым»[65]. Но позднее, в 1231 г., оба епископа называются отдельно[66], что говорит только о временном в конце XII в. объединении их функций, а не о слиянии епархий.

Основание черниговской кафедры также есть основания относить к первому этапу формирования церковной организации. Хотя наиболее раннее упоминание местного иерарха вновь принадлежит только 1072 г.[67], есть основания относить ее возникновение к значительно более раннему времени. Столицей княжества Мстислава Владимировича Чернигов стал в 1024 г. и оставался ею до его смерти в 1036 г. К этому времени и можно отнести учреждение епископии. Мстиславом был заложен там величественный каменный Спасский собор, построенный по типу Десятинной церкви и с участием столичных константинопольских мастеров. Возможно, что собор служил кафедрой епископу, но ему мог предшествовать и деревянный кафедральный собор.