Отступая от текста 18 страница

Для промысла крупных, постоянно находящихся в движении хищных рыб находят широкое применение плавные яруса — гигантские крючковые снасти, устроенные по типу переметов. Ярус состоит из отдельных секций (их называют «корзинами»), которые, соединяясь между собой, образуют порядок любой желаемой длины. Обычная длина рабочего яруса составляет 50—75 км, но иногда достигает 100 км и более. Основной несущей частью снасти служит «хребтина» из жестко закрученной высокопрочной веревки, к которой подвязываются поводки с крючками, опускаемыми на глубину 100—200 м (наживкой служит мороженая рыба или кальмары), и буйрепы с прикрепленными к ним стеклянными или пластиковыми поплавками (кухтылями), поддерживающими ярус на нужном горизонте. Постановку производят раз в сутки с таким расчетом, чтобы он находился в работе во время утренней зари, когда рыба клюет лучше всего. Этот тип промысла использует главным образом рассредоточенные концентрации крупных тунцов, живущих в подповерхностных слоях воды — желтоперого, большеглазого, альбакора, а также марлинов, меч-рыбы и эпипела-гических акул. В лучших промысловых районах улов может достигать 25 рыб общей массой более 1 т на 100 крючков, однако даже поимка 3—6 тунцов (150—250 кг) на сотню крючков считается более чем достаточной для ведения рыболовства. Поэтому ярусный промысел производится практически на всей акватории тропической зоны, хотя в основном тяготеет, естественно, к ее продуктивным районам.

Очень своеобразен и удебный лов тунцов, применяемый для эксплуатации поверхностных скоплений полосатого тунца (скипджека), неполовозрелого желтоперого тунца и других некрупных скумбриевидных рыб. Когда тунцеловный клиппер (так называется специализированное для такого промысла судно) приблизится к замеченному косяку, включают пульверизационную систему, разбрызгивающую воду (имитация всплесков мелкой рыбешки), и начинают выбрасывать в море живую приманку — анчоусов или сардин, которых содержат в проточных живорыбных цистернах. Тунцы набрасываются на приманку, жадно поедая ее, и в это время хватают и подкинутые им наживленные крючки. Этот промысел требует большой сноровки, так как рывки тунцов во время клева очень сильны. Бывают случаи, когда неопытные ловцы вместе с удочкой оказываются за бортом. Хороший рыбак, почувствовав натяжение лески, должен резко откинуться назад и, используя инерцию броска тунца, одним движением выбросить его на палубу.

Для лова тунцов у поверхности используют также тролловую снасть (дорожку), которая обычно примениется с клипперов и ярусных судов во время переходов. С этой целью по обеим сторонам судна устанавливают перпендикулярно его продольной оси длинные шесты (выстрелы), с каждого из которых буксируют по несколько лесок, несущих крючки, замаскированные султанчиками из конского волоса или капрона.

Лов на электросвет практикуется главным образом для промысла сайры, образующей осенние скопления в северо-западной части Тихого океана (мористее южных) островов Курильской гряды и Хоккайдо). Промысел производится с небольших судов, имеющих специальное световое оборудование. С одного борта такого судна выставляют несколько длинных горизонтальных шестов, на каждом из них помещается под абажуром 5—8 синих электроламп мощностью по 500 Вт. С противоположного борта укрепляют еще один шест с менее яркими красными лампами. Синие лампы, освещающие значительное пространство, позволяют привлечь сайру к судну, а красные используются для создания плотной концентрации рыбы в одном месте. Производящее промысел сайры судно, войдя ночью в район предполагаемых скоплений, движется малым ходом. Для обнаружения косяков рыбы используют прожектор, под лучом которого сайра начинает выбрасываться из воды. Заметив косяк, судно останавливают и включают синие лампы. Когда рыба соберется у борта, ее переводят путем переключения осветителей к рабочему борту, концентрируют под красными лампами и облавливают с помощью сетного подхвата. Положительную реакцию на электросвет имеют и другие сарганообразные рыбы открытого океана — макрелещука и летучие рыбы, но наладить их крупномасштабный промышленный светолов до сих пор не удалось в связи с разреженным распределением этих объектов.

В прилегающих к Японии водах (например, у о-ва Хатидзе), так же как во Вьетнаме и Индонезии, летучих рыб промышляют плавными, или дрифтерными, сетями, которые принадлежат к числу объячеивающих орудий лова. Принцип их действия очень прост: пытаясь пройти сквозь сетное полотно, рыба натягивает ячею на себя, запутывается и не может выйти назад. Такие сети длиной около 30 м и высотой 10—15 м выставляются длинными порядками из 100—150 шт., прикрепленными к одному канату. Еще несколько лет назад этот вид рыболовства имел очень широкое применение и для лова массовых рыб умеренно холодных вод — сельди и тихоокеанских лососей в морской период жизни, но сейчас эти промыслы отходят в прошлое. Лов дрифтерными сетями требует значительных затрат ручного труда, как, впрочем, и все способы ярусного лова (кроме плавных ярусов, в океаническом рыболовстве используют донные яруса для лова угольной рыбы, палтусов и колючих акул в верхней части склона, а также вертикальные яруса, которыми ловят берикса, морского леща браму и угольную саблю).

С промысловым рыболовством мне довелось впервые познакомиться еще в 1953 г. в Охотском море, когда мы ставили с логгера «Изумруд» дрифтерные сети для лова селедки. В то время этот вид промысла был одним из наиболее распространенных не только на Дальнем Востоке, но и в северной Атлантике и на Каспии. Дрифтерное судно каждый вечер выставляло в линию многокилометровые порядки сетей, которые поднимались по утрам с порядочным уловом. Механизация рабочего процесса была минимальной, и большую часть операций приходилось выполнять вручную. Особенно запомнились выборки порядка - только вожак (толстый манильский канат, к которому крепятся сети) брали па шпиль, а сетное полотно, набитое сельдью, мы до полного отупения тянули голыми руками, еще и вытряхивая из него жирную серебристую рыбу, которая тут же на палубе попадала в засолочные бочки. От этой работы при бедной витаминами пище (судовых, холодильников тогда не было, и мы питались в основном солониной, кислой капустой, сухой картошкой и макаронами, разнообразя это меню только свежей рыбой) на пальцах все время вздувались безболезненные, но противные волдыри, которые лопались, снова наливались лимфой и опять прорывались в каком-то бесконечном цикле...

С этими воспоминаниями особенно резко контрастирует впечатление о последнем плавании на ультрасовременном промысловом судне - это был «Евгений Поляков», на котором я оказался, возвращаясь в 1984 г. в Кальяо из рейса на «Профессоре Месяцеве». Судно уже снималось с промысла, и я смог увидеть только последние траления... Огромный канатный трал вполне буднично соскользнул со слипа, оставив пустой траловую палубу размером с вполне приличное футбольное поле. Ю. Р. Грачев, капитан «Полякова», пригласил меня на мостик, показал поисковые и контрольные приборы. «Сорок тонн есть, а больше нам не надо», - сказал он вскоре, посмотрев на «цветной телевизор» — дисплей, показывающий наполнение трала, и дал команду закончить траление. Заработала лебедка, и через считанные минуты туго набитый ставридой мешок трала оказался на палубе. Еще через полчаса рыбы уже не было на виду...

Несколько слов нужно сказать и о любительском лове океанических рыб. Крупные тунцы, ваху, меч-рыба, марлины, копьеносцы, акулы (в первую очередь акула-мако) очень ценятся и как объекты спортивного ужения на спиннинг, особенно развитого у берегов Флориды, Кубы, Калифорнии, Гавай, Таити, Перу, Новой Зеландии и Австралии. Борьба с попавшим на крючок гигантом, то совершающим резкие рывки в стороны, то стремящимся уйти на глубину или высоко выпрыгивающим в воздух, представляет захватывающий интерес. Среди энтузиастов этого вида спорта был и Эрнест Хемингуэй, которому удалось поймать ряд выдающихся по размерам экземпляров. Знание повадок этих рыб и всех особенностей их лова очень помогло писателю в реалистическом описании борьбы рыбака с марлином и акулами в замечательной повести «Старик и море». В память Хемингуэя в Гаване ежегодно проводятся любительские соревнования рыболовов, в которых разыгрывается специальный приз за наибольший улов марлинов, парусников и меч-рыб.

География океанического рыболовства определяется двумя факторами: сравнительной рыбопродуктивностью отдельных районов и экономическими показателями промысла. Промысловая продуктивность в общем неплохо коррелирует с распределением биологической продуктивности, и глобальные закономерности их пространственного распределения очень сходны: 1) открытые воды, как правило, существенно беднее, чем циркумконтинентальные, 2) наиболее высокой продуктивностью характеризуются участки, расположенные на периферии стационарных апвеллингов и в зоне полярных фронтов, 3) в открытом океане воды умеренных широт и экваториальной зоны (особенно в восточных частях океанов) заметно более продуктивны, чем субполярные и центральные воды. В то же время рыбопродуктивность далеко не всегда связана с биологической продуктивностью прямой зависимостью — нередко распределение первичной продукции и биомассы зоопланктона совсем не совпадает с распределением ихтиомассы. Эти несоответствия объясняются прежде, всего разной скоростью развития отдельных звеньев пищевой цепи — планктонных водорослей, мезо- и макропланктона, нектонных кальмаров и рыб — и быстрым перераспределением органического вещества течениями (именно поэтому биологическая продуктивность так называемых «оазисов» в антициклональных круговоротах центральных вод почти не отражается на рыбопродуктивности этих участков).

Обилие кормового планктона также не обязательно (особенно в сообществах с несбалансированными трофическими циклами) сопровождается концентрацией объектов промысла. Мало того, промысловые скопления могут вообще не иметь связи с кормовой базой: примером являются хотя бы осенние скопления закончившей откорм сайры у фронта Куросио.

Экономическая целесообразность промысла определяется соотношением стоимости сырья и затрат на его добычу, зависящих от удаленности промыслового района (тут вполне справедлива пословица «за морем телушка — полушка, да провоз — пятачок»), способа лова и его эффективности. Поэтому неравномерное размещение современного океанического рыболовства не всегда соответствует локальным промысловым ресурсам: в значительной мере оно отражает и рентабельность их использования.

Рассмотрим теперь промысловый потенциал отдельных ихтиоценов открытого океана. Из океанических рыб промысловое значение для мирового и советского рыболовства имеют сейчас виды, входящие в состав эпипелагического ихтиоцена и в меньшей степени субконтинентальной и талассной модификаций мезобентопелагического комплекса. Достаточно перспективными в отношении рыбного промысла представляется мезопелагический ихтиоцен, а также талассные эпибентопелагический и эпибентический ихтиоцены, отчасти уже используемые рыболовством. Ресурсы батибентали (возможно, за исключением отдельных аберрантных участков в наиболее высокопродуктивных районах Мирового океана) и батипелагиали невелики и не представляют сейчас интереса в смысле их практического использования.

В эпипелагиали промысловое и перспективное для промысла значение имеют представители очень немногих систематических групп. Среди голоэпипелагических рыб к числу важных промысловых объектов принадлежат крупные тунцы рода Thunnus, меч-рыба, марлины и копьеносцы, некоторые акулы (в первую очередь синяя) и другие рыбы, вылавливаемые при ярусном лове, полосатый тунец и сопутствующие виды кошелькового и удебного промысла, а также тихоокеанская сайра, которую добывают, используя ее положительную реакцию на электрический свет. Главным резервом рыболовства справедливо считаются летучие рыбы, макрелещука и мелкие тунцы (хотя некоторые из последних должны, по-видимому, рассматриваться в составе псевдонеритической группировки). Как указано выше, в начале 80-х годов океанская эпипелагиаль обеспечивала годовой вылов порядка 5—6 млн т, из которых около 2 млн т приходилось на долю тунцов и несколько менее 0,5 млн т — на макрелещуковых, причем в советском рыболовстве роль этих объектов никогда не была очень заметной. Имея в виду, что вылов всех видов, добываемых в открытом океане ярусным промыслом, близок к максимально возможному, П. А. Моисеев справедливо считает, что увеличение уловов может происходить за счет относительно некрупных «резервных» объектов. По имеющимся ориентировочным оценкам, запасы этих рыб весьма значительны: данные В. П. Шунтова и наши подсчеты позволяют, например, определить общую биомассу летучих рыб в тропической эпипелагиали цифрой порядка 50—60 млн т. Главным препятствием промысловому освоению запасов голоэпипелагических рыб служит их рассредоточенное (даже в относительно продуктивных районах) распределение, в значительной мере определяемое рассредоточенным распределением кормовой базы. Поэтому для этих объектов крайне важным является изыскание способов управления поведением и искусственного концентрирования, а также разработка принципиально новых орудий эффективного лова. На этой основе уловы некрупных голоэпипелагических рыб, для которых характерны короткие жизненные циклы, могут быть резко увеличены (по меньшей мере в пределах целого порядка величин, т. е. в 10 раз и более), так как популяции массовых видов, непрерывно населяющие огромные ареалы, должны рассматриваться в качестве «суперпопуляций» и могут выдерживать очень большие промысловые нагрузки. Реализация этой возможности представляется совсем не простой задачей, решение которой потребует значительных усилий.

Промысловое использование псевдонеритических рыб, образующих скопления в открытых водах, должно базироваться на иной стратегии рыболовства. В гл. II были изложены представления о том, что «океанические» концентрации перуанско-чилийской ставриды, японской скумбрии, сардины иваси и других подобных объектов не являются постоянными и представляют собой временный избыток запаса высокочисленной неритической популяции вида (в случае существования псевдопопуляции) или недавнее производное этого запаса (при образовании зависимой популяции). Таким образом, выбор стратегии эксплуатации псевдонеритических скоплений должен основываться на знании миграционных циклов: отсутствие возвратных миграций в неритическую зону делает возможным неограниченное изъятие из несамовоспроизводящихся популя-ционных структур, но мелкие самостоятельные популяции «баночного» типа, происшедшие от неритических, заслуживают самого бережного обращения. Запасы псевдонеритических рыб претерпевают значительные межгодовые и более долгопериодные изменения в непосредственной зависимости от численности соответствующих неритических популяций, что определяет необходимость мониторинга этих популяций в прогностических целях. Характерной особенностью всех рыб этой группировки служит стайность, которая сохраняется даже в открытых водах, и для их промысла вполне применимы традиционные орудия лова, в частности пелагические тралы. Уловы псевдонеритических объектов учитываются промысловой статистикой вместе с уловами в исходных неритических популяциях видов, что сильно затрудняет их количественную оценку. В грубом приближении ежегодный вылов порядка нескольких млн т представляется достаточно реальным.

Большие надежды возлагаются сейчас на рыбные ресурсы мезопелагиали, общая биомасса которых оценивается очень высокими цифрами — 850 млн т по оценке специалистов ФАО, 740 млн т по расчетам В. Б. Цейтлина. По мнению некоторых ученых, ежегодный вылов мелких ме-зопелагических рыб (прежде всего миктофид и гоносто-матид) может составить около 100 млн т. Не подвергая сомнению эти огромные цифры, укажу, однако, что они представляют собой суммарную оценку ресурсов трех разных биотопов — океанической мезопелагиали, субконтинентальной и талассной мезобентопелагиали. Сейчас представляется очевидным, что наиболее плотные скопления рыб в этой (среднеглубинной) вертикальной зоне приурочены к водам склона. В то же время значительно больший объем открытых вод (собственно мезопелагиали) позволяет полагать, что именно там сосредоточена основная часть указанной выше биомассы. Также очевидно, что рыбные ресурсы мезопелагиали, подобно ресурсам голоэпипелагических рыб, находятся в основном в рассредоточенном состоянии (даже в звукорассеивающих слоях концентрация мелких рыбок не превышает обычно нескольких десятков особей на 1000 м3) и для их промыслового освоения необходима разработка специальных методов концентрации объектов и создание специфических орудий их лова. Более плотные скопления мезопелагических рыб (прежде всего светящихся анчоусов) характерны только для наиболее продуктивных районов типа Аравийского моря или для районов их пассивной концентрации в некоторых зонах гидрологических разделов (например, у Полярных фронтов или в некоторых участках Южной субтропической конвергенции), а также у континентальных склонов. Принципиальная возможность значительного вылова мезопелагических рыб (миктофид и, возможно, винцигерий), которые все относятся к числу короткоцикличных, не вызывает сомнения, но практическое осуществление этого промысла в достаточно крупных масштабах пока не представляется, реальным только в плане дальней перспективы.

Рыбные ресурсы донно-придонных ихтиоценов открытого океана, естественно, сильно уступают в количественном отношении ресурсам пелагиали. В верхней вертикальной зоне, т. е. в талассной эпибентали и эпибентопелагиали, эти ресурсы в доступных свободному рыболовству водах связаны только с мелководными «банками» подводных поднятий, число которых в Мировом океане в общем не так уж велико. Промысловые рыбы этого биотопа — красноглазки, рыбы-кабаны, масляные рыбы, рыбы-сабли, ставридовые, беспузырные окуни — принадлежат к числу ценных в пищевом отношении объектов и подвергаются интенсивному изучению в последние годы. Все они существуют, по-видимому, в виде локальных, относительно маломощных популяций, ограниченных в своем распространении одним поднятием или группой близкорасположенных вершин. Поэтому запасы этих рыб сильно подвержены опасности перелова, который в некоторых случаях уже имел место в действительности, и должны эксплуатироваться с большой осторожностью. Уловы «баночных» рыб, которые существуют только за счет планктона, подносимого течениями, вряд лп будут значительными, но при правильной организации промысла могут ежегодно давать несколько десятков тыс. ценной пищевой продукции.

Ихтиоцены мезобентопелагиали (и в меньшей степени мезобентали) — как субконтинентальный, так и талассный — уже вовлечены в сферу промыслового использования. В настоящее время во многих районах Мирового океана выявлены скопления «батиальных» рыб, и некоторые, из них, в частности тупорылый макрурус, лемонема, лунник-аллоцит, берикс, светящийся анчоус Lampanyctodes, эпигонусы, служат даже объектом специализированного рыболовства. Этот промысел использует пока в основном одновидовые скопления, характерные прежде всего для внетропических районов. В тропических водах доминирование отдельных видов в составе мезобентопелагического ихтиоцена, как и на шельфе, выражено очень слабо, и речь может идти только о комплексном использовании довольно широкого набора видов, включающего долгохвостов, гладкоголовов, угрей, колючих акул и представителен других групп. Особенно хорошие перспективы имеет промысел мелких объектов, прежде всего мавролика и характерных для клона миктофовых рыб. Мезобентопелагические объекты могут существенно различаться по популяционной структуре. Для субконтинентальной модификации биотопа в целом, видимо характерны большие популяции, чем для талассной, а в пределах последней величина популяции сильно зависит от масштабности биотопического участка (т. е. геоморфологической структуры). Особо малые популяции ассоциированы с одиночными подводными горами, очень большие (иногда в виде суперпопуляционпой системы с зависимыми популяциями и псевдопопуляциями) типичны, по всей вероятности, для относительно однородных участков континентального склона, средипно-океанических хребтов и других крупных поднятий. Среди промысловых и потенциально промысловых рыб этого биотопа есть как короткоцикличные объекты (например, мавролик и миктофиды), так и объекты, характеризующиеся многовозрастной популяционной структурой и поздней половозрелостью. Очевидно, что мощность популяций и их структура должны учитываться при организации промысла.

Общие запасы мезобентопелагических рыб несомненно весьма значительны, но (при наличии многих исключений) концентрированные скопления все же менее характерны для материкового склона и подводных поднятий, чем дисперсное распределение объектов. Возможный вылов в этой зоне, по экспертным оценкам, может составлять от 3 до 10 млн т. Включение сюда мелких бентопелагических рыб (склоновые миктофиды, мавролик) позволяет считать эти цифры даже заниженными. Тем не менее освоению ресурсов материкового склона и талассобатиали несомненно должны предшествовать дополнительные научные изыскания, касающиеся состава, экологии, популяционной структуры и динамики численности рыб этого биотопа.

В целом вылов рыбы в открытом океане, без сомнения, может быть значительно увеличен, — по подсчетам П. А. Моисеева не менее чем в 4 раза,— и океаническое рыболовство (в том числе и отечественное) имеет неплохие перспективы для дальнейшего расширения и развития.

Когда новые знакомые узнают, что я ихтиолог, они, как правило, задают вполне стандартные, я бы даже сказал, традиционные, вопросы: «Куда делась вобла? Почему стала дефицитной сельдь? Как повкуснее приготовить скваму или минтая?» Меня эти вопросы не удивляют — ведь у большинства людей понятие «рыба» вызывает, что греха таить, в основном гастрономические ассоциации. Из этого обывательского представления возникло и довольно широкo распространилось отношение к ихтиологии как к чисто прикладной науке. Иногда такие взгляды разделяют и лица, облеченные административной властью (в их числе был даже один директор академического института), и убедить их в самом существовании каких-либо фундаментальных проблем в «науке о рыбах» становится тогда просто невозможным. Я очень хорошо знаю это по своему личному опыту.

Мало того, приоритетность прикладных аспектов признается и многими научными работниками, считающими себя ихтиологами, особенно теми, кто непосредственно занимается разработкой практических вопросов (а именно они составляют большинство). В этой связи мне вспоминается такой эпизод. Когда «Изумруд» — судно, на котором, как уже говорилось, я проходил в 1953 г. студенческую практику, зашел в бухту Преображения (она находится в северной части Приморья), мне довелось впервые в жизни; присутствовать при притонении невода, заброшенного в море.; Ловцы взяли себе только красную рыбу и ушли, а из ненужного им прилова я отобрал целую кучу интереснейших, с моей точкж зрения, объектов — лисичек, рогаток, собачек — и, до крайности дoвольный, отправился на судно, чтобы заняться на досуге их определением. На трапе меня встретил начальник экспедиции И. А. Пискунов: «Что это у тебя?» Я с гордостью показал свою добычу. «Брось их, это непромысловые» — был его приговор. Иван Андреевич, к которому я отношусь с полным уважением, и сейчас, кстати сказать, работает в Тихоокеанском институте рыбного хозяйства океанографии, занимаясь очень нужной деятельностью — составлением сводного прогноза вылова рыбы. Мы иной раз встречаемся, и, бывает, он пожурит отечески: «Пора, пора уж тебе браться за настоящее дело, хватит академизма. Ты же рыбохозяйственник, как-никак Мосрыбвтуз кончал».

В этом противопоставлении прикладной и «академической» ихтиологии мне видится глубокий смысл. Действительно, под названием «ихтиология» у нас в стране объединяют две совершенно самостоятельные науки, имеющие, правда, довольно широкую область перекрытия интересов. Одна из них — собственно ихтиология - представляет собой раздел зоологии, касающийся рыб и рыбообразных. По определению академика Л. С. Берга, «под именем ихтиологии понимают естественную историю рыб», и входят в нее, по его мнению, такие разделы, как морфология и анатомия, физиология, экология, эмбриология, эволюция или филогения, систематика и зоогеография (после каждого из этих слов мыслится в качестве ограничителя прямое дополнение - «рыб»). Другая наука - рыбохозяйственная биология, предметом которой является разработка биологических основ рыбного хозяйства, т. е. рыболовства и рыбоводства во всем их разнообразии. Эти науки, которые соотносятся между собой примерно так же, как физиология с медициной и ветеринарией или ботаника с агрономией и лесоведением, во многих странах давно рассматриваются раздельно. Какая из них «лучше», а какая «хуже» — обсуждению, по-моему, неподлежит: обе нужны, своевременны и актуальны, обе имеют полное право на поддержку и развитие.

Настоящая книга написана ихтиологом и основана на чисто ихтиологическом материале - даже вопросы промысла рассматриваются в ней несколько отвлеченно. Я практически не затрагивал никакой рыбохозяйственной специфики — биологических основ промысла в открытых водах, динамики численности промысловых объектов, рационализации их вылова. Тем не менее я думаю, что популярное изложение основных положений океанической ихтиологии представляет интерес не только в познавательном, но и в прикладном плане. Я надеюсь поэтому, что книга окажется полезной не только для широкого круга любителей природы, но и для тех, кто профессионально занимается изучением и освоением рыбных ресурсов океана или предполагает посвятить себя этому делу.

Книга, как это и положено произведению научно-популярного жанра, в основном повествует об успехах в изучении рыб открытого океана, но и неполноту наших знаний на современном этапе. Океанической ихтиологии предстоит решить еще немало задач, уточнить (а может быть, и изменить) многие из существующих представлений. Основные открытия и обобщения еще ждут ее впереди.

ПОБЕГ
Отступая от текста
ПОИСК ПУТИ
МОРЕ
БОГ
ЙОГА
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Отступая от текста. О побеге
Отступая от текста. О смерти
Рассказы
ГОРОД ДЕТСТВА
СЛУЖУ СОВЕТСКОМУ СОЮЗУ!
АРКАДИЯ
НОЧЬ И МОРЕ
Очарованный странник
Из интервью с Еленой Генделевой-Куриловой

 

 

 

Когда иной раз в споре начинают говорить о том, что русские перед большевиками вечно праздновали труса, я вспоминаю погибшего несколько лет назад океанографа и писателя Славу Курилова. Уж он-то безусловно принадлежал к малому племени смельчаков, дерзавшему против подлой власти. Прыжок в бескрайний океан с кормы огромного советского парохода, трехдневный заплыв в воде, кишащей просоветскими акулами, в сторону неведомых Филиппин; кто еще мог такое сотворить, если не русский интеллектуал, спортсмен и йог Слава Курилов?

В конце 80-х я состоял членом совета при американском Фонде имени Роберта Кеннеди, который ежегодно награждал разноплеменных борцов за права человека. Несколько раз я выставлял различных российских правозащитников, однако ни один из моих кандидатов не подошел по каким-то неведомым параметрам политической корректности. Однажды пришла в голову идея выставить на соискание этой премии двух российских мужчин, проявивших в этой борьбе не только нравственное, но и исключительное (если не фантастическое) физическое мужество. Речь шла о воспетом Хвостенко скульпторе Олеге Соханевиче, переплывшем на надувном матрасе Черное море, и о Славе Курилове, который трое суток плыл в Тихом океане, чтобы почувствовать под собой не-советскую почву, и позднее написал удивительную книгу о гигантской массе воды и об одиноком человеческом существе, обратившем свое бегство в победу.

Увы, ни тот, ни другой не были удостоены. Премию в тот год получила Винни Мандела. На заключительном приеме любопытно было наблюдать криминальную даму в обществе американских либералов.

Слава Курилов был человеком не премиального, но уникального племени. Всю жизнь такие люди проводят в поисках опасностей, ну а опасности сами жадно выискивают этот народ. Уже добравшись в прямом и переносном смыслах до твердой почвы и получив канадский паспорт, он отправился в отпуск, но не в Майами и не на Гавайи, а в Богом забытый Белиз (Британский Гондурас). 6 детстве, небось, этот Слава, как и подобает "русскому мальчику", был филателистом; отсюда и тяга к Британскому Гондурасу.

Даже такое невинное дело с рук ему просто так не сошло. Какая-то банда местных мафиози вычислила в нем богача-янки, похитила и потребовала выкуп. Пришлось Курилову каким-то несусветным образом самому выбираться из белизовского "зиндана". Так уж все устроено для тех, кто "ищет бури", то есть для современных байронитов.

В каком-то смысле он воплощал в себе одновременно и гумилевского читателя, и его же героя, бросающего вызов судьбе. Так и погиб он в этом образе, насколько мне известно, во время спасательной операции на озере Кинерет, по водам коего ходил Иисус. Остается только жалеть, что не привелось встретиться и поговорить о делах пролетающих лет и о "преданьях старины глубокой".

Русской интеллигенции не след забывать своих героев: их не так много. Тот, кто прочтет эту книгу, никогда не забудет страниц, в которых Слава Курилов, покрывшийся за три дня и три ночи одинокого плавания светящимися микроорганизмами, скользит в тихоокеанской ночи, каждым своим движением поднимая ворохи огня; вот он, образ вечного мятежника!