Иные источники

Труды видных российских, зарубежных, советских государственных, политических, партийных, военных, научных и общественных деятелей. Несомненно, это важный источник для понимания глубины рассматриваемой проблемы, ибо несет информацию как документально-фактического, так и аналитического порядка. Особое место занимают труды Ленина, написанные в годы революции и Гражданской войны (1917 – 1920 гг.) и опубликованные в Полном собрании сочинений[434]. В них содержатся не только идейно-политические и организационные установки по проблемам борьбы с контрреволюцией и Белым движением, но и конкретные документы.

Такая специфика обусловлена тем, что Ленин являлся лидером правящей партии большевиков. При анализе ленинских трудов учитывалось следующее принципиальное обстоятельство. В советской историографии было обязательным в трудах о Гражданской войне подчеркивать значимость Ленина как ее первого историка. Данная тенденция особенно рельефно проявлялась в трудах историографического плана. Например, И.В.Берхин утверждал: «Каждая (курсив авт.) работа В.И. Ленина представляет огромный интерес»[435]. Надо полагать, что если убрать эпитеты и метафоры в превосходной степени (их происхождение — гипертрофированная политизация и идеологизация советской исторической науки), то можно, в принципе, согласиться с изложенным выше тезисом. По крайней мере, если не об «огромном», то уж о большом значении трудов Ленина для осмысления Гражданской войны можно говорить с полной уверенностью.

По моим подсчетам, проблемам Гражданской войны почти целиком посвящены работы основателя Советского государства, опубликованные в томах 37 – 42, 50 – 51, частично в томах 36 и 54 Полного собрания сочинений[436]. В сорока Ленинских сборниках, изданных в разное время, опубликовано 8 тыс. документов (в том числе в XXXIV – XXXVIII — именно о проблемах Гражданской войны), а в фундаментальном двенадцатитомном издании «Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника. 1870 – 1924» — 6 тыс.[437] Только в ее IV – IX тт. было введено в оборот свыше 3 тыс. документов о Гражданской войне, связанных с именем Лениным[438].

Однако, с моей точки зрения, данные публикации представляют собой своего рода комментированные издания, содержащие богатый арсенал того, к чему имел отношение Ленин. Причём, если в полном собрании его сочинений много документов приводится в более-менее полном объёме, то в «Биографической хронике» публикуются, главным образом, некоторые выдержки из документов, позволяющие в совокупности представить себе образ вождя в том виде, в каком он утверждался в момент публикации. Имеются также ссылки на ленинскую причастность к подготовке тех или иных материалов.

Нельзя не учитывать того обстоятельства, что научному осмыслению ленинского наследия в советское время мешал монополизм Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС на публикацию ленинских произведений. От широкой общественности скрывалось 3724 ленинских документа[439].

Думается, что их публикация во многом может изменить наше отношение к Ленину и как человеку, и как к крупному политическому деятелю. Вот мнение доктора философских наук Б. М. Пугачева, руководителя группы экспертов российской парламентской комиссии, который первый познакомился с неизвестными документами Ленина. Он заметил: «Да, мы нашли целый ряд его (Ленина — Г. И.) писем, документов, ранее никогда не публиковавшихся. Знаете, даже мне, человеку, долгие годы связанному с обществоведением, читать эти бумаги было … ну, удивительно что ли. Письма Ильича характеризуют его как человека крайне жестокого, более того — как человеконенавистника»[440].

Впрочем, здесь субъективизм. Но пока что документы Ленина, которые могут многое прояснить, не увидели свет.

Изучив работы Ленина, имеющие отношение к рассматриваемой теме, я пришел к выводу: их подбор в советское время проходил избирательно, чтобы обойти острые углы и проблемы недавно закончившейся Гражданской войны.

Но я старался, несмотря на характерное для нашего времени переосмысление роли Ленина в истории России, анализировать ленинские труды объективно, в контексте конкретно-исторической обстановки к моменту публикации. Не подходить к их оценке с позиции политграмоты как это имело место в отдельных публикациях 90-х гг. XX в. Только таким путем возможно внести весомый вклад в преодоление тяжкого наследия советского периода, когда обществоведы вращались в кругу догматического восприятия ленинских идей через призму неисторического подхода к его наследию.

Стоит отдельно порассуждать вот о чем. Переосмысление роли и места Ленина в истории Отечества в 90-е гг. XX в. шло в историографии по двум основным направлениям:

1. Освещение проблемы с позиций прежнего, идеализированного восприятия Ленина как основателя первого в мире государства рабочих и крестьян. В таком ключе работы выполнялись, главным образом, в 1992 – 1994 гг.[441] Однако раздавались голоса ученых, призывавших не к апологетическому, а к диалектическому подходу в оценках Ленина и ленинизма. Так, упоминавшийся выше ученый из Санкт-Петербурга С. Н. Полторак в докторской диссертации, защищенной в 1992 г., то есть на заре постсоветской историографии, писал: «Идеи В.И. Ленина нуждаются не в оправдании, а в осмыслении с диалектических позиций для того, чтобы в новых условиях подойти к их пониманию»[442].

2. Исследование темы, исходя из иных характеристик Ленина и ленинизма[443]. Большая часть сделанных оценок и выводов в таких трудах основана на архивных документах, ставших достоянием исследователей в последнее время. Особенно это относится к произведениям Д. А. Волкогонова и А. Латышева — исследователей, открывших много принципиально новых граней в исторической персоналии Ленина и ленинизме.

Для меня более приемлемо второе направление. Солидаризируюсь и с точкой зрения Полторака, изложенной выше. Это, естественно, не отнимает права критического осмысления публикаций о Ленине, вошедших во второе направление, ибо в них также присутствуют излишне категоричные оценки и суждения, а порою и апологетика с точностью до наоборот.

Кроме работ Ленина использовались труды Троцкого, Сталина[444], других лидеров правящей партии большевиков[445]. Методологический ключ их анализа — аналогичный, как и работ Ленина.

Важным источником являются работы лидеров Белого движения и белой эмиграции. В них содержится много информационного, документально-фактического, а также и аналитического материала. Здесь их сходство с работами большевистских лидеров. Следует учитывать, что данные труды издавались в условиях, где не было идеологического диктата государства, политической цензуры. Такое положение дел способствовало тому, что на первый план выходила научная добросовестность авторов.

В данной связи представляется крайне важным констатировать: лидеры Белого движения старались добросовестно подбирать документы для трудов и обычно использовали их иллюстративным методом[446]. Тем не менее, приходится отмечать: публикуя в работах документы без преднамеренных искажений, они все-таки подгоняли их под авторскую концепцию.

Особо значимый источник среди работ лидеров Белого движения и белой эмиграции — произведения А.И. Деникина и, в первую очередь, его пятитомное сочинение «Очерки Русской Смуты»[447]. История написания данного сочинения, его оценки в исторической науке заслуживает отдельных рассуждений (см. прил.5).

Анализ «Очерков» начнем с утверждения, что в них Деникин выступает в трех качествах: мемуарист, историк-исследователь и публикатор документов.

Деникин-мемуарист раскрылся в «Очерках» во всем богатстве литературных приемов, яркости языка. Конечно, современному читателю некоторые фрагменты могут показаться написанными тяжеловесным, архаичным языком. Но таких мест в «Очерках» меньшинство. Автор корректен в оценке не только своих противников внутри Белого движения, но старается придерживаться данного правила и при характеристике противников из лагеря большевиков. Последнее, правда, удается ему меньше. Чувствуется горечь побежденного, мешающая объективности. Но генерал не опускается до унизительных ярлыков.

«Очеркам» присущи и все недостатки жанра, характерные для мемуаристики:

— ретроспективность;

— описание событий, детерминированное возможностями человеческой памяти;

— личностное начало, выражающееся в субъективизме оценок явлений и т.д.

Аспекты «Очерков», где Деникин выступает в качестве историка, наиболее противоречивы и уязвимы с точки зрения критики. Можно согласиться с Мельгуновым, что генералу не хватало базовой исторической подготовки.

Именно поэтому он допустил ошибки:

— работа не снабжена научно-справочным аппаратом;

— произвольно, необоснованно смещены акценты (некоторые масштабные события описываются штрихами, а мелкие — излишне детализированы);

— достоверность отдельных фактов вызывает сомнения (например, Деникин бездоказательно утверждает, что якобы один палач из ЧК «пил стаканами человеческую кровь»[448]);

— кое-где нарушена логика изложения материала;

— некоторые противоречия, имеющиеся в труде, автором никак не объясняются, он как бы не замечает их;

— нет четких выводов и обобщений.

Подобные ошибки усугубляются субъективизмом генерала. Небезынтересно, что он в «Очерках» пытался сохранить объективность, но понимал одновременно, что этого достичь невозможно[449]. Иногда его субъективизм приобретает ярко выраженный характер, особенно при исследовании социально-политических аспектов.

В освещении военных аспектов генерал более объективен. Видимо, здесь сыграла роль фундаментальная военная подготовка. Все отмеченное необходимо учитывать при использовании материалов «Очерков» в научной работе.

Однако в абсолют возводить субъективизм Деникина, как историка-исследователя, не следует. Ведь даже историки-профессионалы всегда испытывают искушение скатиться на позиции субъективизма, что признавал, например, такой авторитет зарубежной исторической науки, как Э. Карр. Он считал, что историк отражает общество, в котором работает. По его мнению, не только события постоянно меняются, но и сам ученый подвержен изменениям. Карр считал, что имеет значение время написания и публикации работы.

Если философ прав, что мы никогда не сможем дважды войти в одну и ту же реку, то «видимо, верно, и то, что две книги не могут быть написаны абсолютно одним и тем же историком»[450].

Такое утверждение подходит к характеристике сочинения генерала. «Очерки» действительно писал, выражаясь языком Э. Карра, не «абсолютно один и тот же историк». В первом и втором томах у Деникина больше субъективизма, так как не располагал соответствующими документами, больше надеялся на свою память (особенно во втором томе). В 3, 4, 5 томах он базировался в заключениях на соответствующих документах, что привело к большей объективности. Причем, начиная с 3-го тома, генерал значительно расширяет проблематику внутри своего исследования.

В данной связи представляется несколько односторонней оценка Федюком 3, 4, 5 тт. «Очерков» как «классических записок военачальника»[451]. Под нее не подходят размышления генерала по аграрному и рабочему вопросам на белом Юге России, характеристика Белого движения, перипетии борьбы Деникина за власть с Красновым, Врангелем, борьба с казацким сепаратизмом и другие вопросы, поднимаемые автором «Очерков» именно в 3, 4, 5 томах.

Анализ привел к заключению, что наиболее успешно Деникин выступил в «Очерках» в качестве публикатора документов. Он ввел в научный оборот уникальные материалы, которыми располагал. Необходимо подчеркнуть, однако, что автор избирательно подходил к подбору документов для опубликования в сочинении. Они должны были соответствовать его концепции.

Но не всегда, по моему мнению, подбор документов осуществлялся Деникиным удачно. К примеру, в его личном фонде, хранящемся в ГАРФ, имеется текст воззвания, написанного генералом в самый разгар отступления Добровольческой армии от Екатеринодара. Оно, между тем, не вошло в «Очерки», в которых автор вводит в оборот первые политические документы периода Первого Кубанского («Ледяного») похода[452].

Хотя архивный вариант, как показывает сравнительный анализ, более четко определяет цели Добровольческой армии и написан более эмоционально. Из него видно, что идет борьба «с большевиками-изменниками и предателями родины, разрушившими армию и предавшими ее немцам», что задача — уничтожение большевизма и установление в России нового строя, который «признает будущее Верховное Учредительное собрание»[453].

Вместе с тем, тот бесспорный факт, что не одно поколение отечественных, зарубежных историков и историков русского зарубежья на протяжении длительного времени обращается к документам, введенным генералом в научный оборот в «Очерках», свидетельствует, что бывший вождь Белого движения с задачей публикатора справился успешно.

Таким образом, «Очерки Русской Смуты» Деникина — самое крупное произведение из написанных лидерами Белого движения. Они имеют большую познавательную и научную ценность.

Но необходимо подчеркнуть, что современный исследователь, работая с деникинским трудом, должен учитывать следующие обстоятельства:

— в нем содержатся уникальные документы, оригинальные мемуарные зарисовки, небесспорные авторские оценки событий, вытекающие из их анализа;

— отсутствует научно-справочный аппарат;

— есть факты, достоверность которых вызывает сомнение;

— налицо субъективистские трактовки исторических явлений;

— труд выполнил не профессиональный историк.

Не меньший интерес представляют и «3аписки» последнего белого диктатора Врангеля. Небезынтересно, что барон отдал свои «Записки» для публикации в редакцию сборника «Белое дело» бесплатно[454]. Они вызывали большой интерес у эмигрантской общественности. После смерти Врангеля А.А. фон Лампе написал его матери: «У меня есть основания считать, что «Записки» будут читать»[455]. Он не ошибся. «Записки» и сегодня представляют интерес не только для специалистов, но и для всех, интересующихся историей Белого движения. Не случайно, труд одного из колоритных вождей Белого движения переиздается и в XXI в.[456]

Подобно Деникину, Врангель ввел в научный оборот уникальные документы, которыми располагал. Одна из ключевых проблем в труде барона — взаимоотношения с Деникиным, а также борьба за власть. Борьба, сыгравшая далеко не последнюю отрицательную роль в проигрыше белых. Следует учитывать, что в воспоминаниях Врангеля доля субъективизма увеличивается тем, что у него были сложные, конфронтационные отношения с Деникиным. Автор включил в труд многочисленные письма главкому, где выражалось категорическое несогласие с его военно-политической линией.

Данные письма являлись и попыткой самооправдания Врангеля перед Деникиным, да и потомками, за не всегда порядочное поведение по отношению к главкому ВСЮР, которое барон проявлял в ходе борьбы за власть. Но Врангель не оговаривается, что письма были написаны по горячим следам, что они нуждаются в переосмыслении с дистанции времени.

Поэтому я подходил очень осторожно к аналитическому и фактическому материалу, почерпнутому из «Записок» Врангеля. Особенно касавшихся борьбы за власть двух выдающихся лидеров Белого движения. Мемуары Врангеля исследовались в обязательном сравнении с деникинскими «Очерками Русской Смуты». Тем не менее, в «Записках» имеется уникальный материал по проблеме укрепления морального духа белых.

Таким образом, вышепроанализированная группа источников занимает одно из ведущих мест в источниковой базе монографии. Здесь не встретишь одной только фактографии в чистом виде.

Мемуарная литература, дневники, эпистолярии. Онислужат своеобразным источником для исследования проблемы, дополнительным средством восстановления исторической правды, так как расширяют свидетельства, восполняют недостающие звенья. Мемуары — специфический жанр литературы, особенностью которого является документальность. При этом документальность основывается на свидетельских показаниях мемуаристов, очевидцев описываемых событий. Воспоминания позволяют восстановить множество фактов, не нашедших отражения в других источниках. Мемуарные частности могут иметь решающее значение для реконструкции в историческом пространстве и во времени того или иного события.

В исторической науке уже давно не ставится под сомнение, что только мемуаристика дает возможность восстановить колорит эпохи, раскрыть чувства и мысли участников событий. В данной связи можно согласиться с мнением А.А. Курносова, считающего, что в мемуарной литературе с определенной последовательной полнотой и четкостью реализуются самосознание личности[457].Читатель вправе надеяться узнать из мемуаров историческую правду. Увы, здесь есть, по крайней мере, три серьезных препятствия:

1. Память, которая с годами все сильнее включает защитный механизм человеческого мозга — забывать.

2. Особенности индивидуального психического склада, в силу чего человек помнит одно и забывает другое.

3. Особенности условий, эпохи, когда создавались мемуары.

Данные особенности так или иначе, но обязательно накладывают отпечаток на мировоззрение автора, на степень правдивости, сокрытия или искажения тех или иных фактов. Воспоминания — не только беспристрастная фиксация событий прошлого, это и исповедь, и оправдание, и обвинение, и раздумья личности. Поэтому мемуары, как никакой другой документ, субъективны. Это не недостаток, а свойство мемуаров, ибо они несут на себе отпечаток личности автора.

Все достоинства и недостатки мемуариста невольно переносятся и на воспоминания. В противном случае мемуары безлики. Такую специфику хорошо подметил И. Бунин, заявивший, что настоящей беспристрастности никогда не будет, но пристрастность очевидцев станет дорога для будущего историка[458].

Работа с мемуарами, как историческим источником, требует от исследователей учета ряда трудностей, встречающихся на пути источниковедческого познания истины:

1. Значимость выяснения побудительных мотивов для написания мемуаров. Так, А. Тартаковский справедливо отмечал, что диапазон мемуаров колеблется от внутриполитических (потребность разобраться в прошлой жизни, извлечь из нее уроки в назидание детям, близким, крепить преемственность семейных традиций и т.д.) до вызванных животрепещущими интересами, когда мемуары «пишутся для сведения счетов с бывшими политическими противниками, самоопределения в глазах современников, утверждения мемуаристами своей роли в событиях прошлого»[459].

Последние мотивы (самоопределение и утверждение), по моему суждению, наиболее характерны для воспоминаний участников Белого движения. Но подобное было присуще и красным мемуаристам.

2. Проблема авторства в мемуарах, классифицирующаяся отдельными учеными как коренная[460]. Например, такой знаток литературы русского зарубежья, как А. Геринг, посчитал дневник М. Дроздовского[461] поздним апокрифом[462]. По моей оценке, особо весомых аргументов для доказательства своего тезиса Геринг, между тем, не выдвинул.

Но с дневником, как с историческим источником, надо обращаться очень осторожно. В нем есть места, подготовленные сослуживцами генерала Дроздовского и вставленные в текст после его гибели. Они разительно отличаются, например, и по тональности, и по оценкам личности и деятельности Деникина, свидетелем и участником которой мемуарист являлся. Здесь преобладают отрицательные характеристики вождя Белого движения.

3.Проблема соотношения объективности, достоверности и субъективизма. Исходя априори из субъективности мемуаров вообще, я полагаю, что элементы объективности и достоверности сведений большинства мемуаров по рассматриваемой теме обусловлены, в значительной степени, положением их создателей в противоборствующих сторонах, компетентностью, уровнем культуры и образования, степенью критичности при анализе властных структур, которым сами же и служили. Субъективизм же мемуаристов еще больше усиливается тем, что некоторым из них недоставало воли приподняться над политическими пристрастиями, личными обидами.

Особенно это характерно для мемуаров побежденных. Концептуальные положения, содержащиеся в большинстве мемуаров участников Белого движения, спорны и недостаточно аргументированы. Они пытаются разобраться в причинах поражений, но сознательно умалчивают о силе Красной армии, о том, что большевики смогли выдвинуть пленительные для масс лозунги и повести на их основе за собой большую часть народа.

В мемуарах же победителей с годами все больше на первый план выступала безгрешность деяний большевиков, искажение фактов, придание им гротескной окраски. Субъективизм авторов возводился в абсолютную истину.

Поэтому вердикт о достоверности, лживости, тенденциозности тех или иных мемуаров белых выносился в советской историографии зачастую на основании сопоставления с аналогичными воспоминаниями красных. Следовательно, два вида источников заранее ставились в неравное положение.

По моему суждению, субъективизм белых мемуаров во многом детерминируется психологическими факторами, особенно, синдром побежденного и потерявшего Отечество. Субъективизм же красных мемуаров, детерминируется эйфорией победителей, усиленной идеологизацией и политизацией.

Кроме того, нельзя не учитывать и того, что, как установлено современным источниковедением, советским мемуарам присущи следующие основные характерные черты и особенности:

— идеологическая заданность и «выдержанность» (эти качества на всех уровнях контролирующих инстанций соблюдались особенно строго). Причем, такая тенденция имела место даже и в годы горбачевской перестройки. Так, в 1986 г. вышли в свет избранные произведения о Бела Куне, видном большевике-интернационалисте времен Гражданской войны. Здесь же были помещены воспоминания об этом деятеле. Однако из них мы не можем узнать о том, как Б. Кун проводил карательную политику в рамках красного террора в годы Гражданской войны[463];

— выбор тем и выбор сюжетов; не личные переживания авторов, а событие или вождь — объект воспоминаний;

— стремление быть сопричастным тому или иному событию; стандартизация в характеристике ситуаций, людей;

— недоговоренность, наличие фигуры умолчания, эзопов язык[464].

Особенно следует заострить внимание на том, что в советский период ряд мемуаров исполняли роль социального заказа, идеологического оружия. Так, М. Д. Бонч-Бруевич в мемуарах «Вся власть Советам» (М., 1958) показал генерала Деникина не только «нечистоплотным», но и ограниченным, бесталанным человеком. Тенденциозность и субъективизм мемуариста были так ярко выражены, что он подвергся критике даже в советской литературе. В 1962 г. генерал-лейтенант А. И. Тодоровский опубликовал в «Литературной газете» размышления по поводу мемуаров. Причем размышления, где политизация была ослаблена (в условиях хрущевской оттепели такое представлялось еще возможным). Отмечая, в частности, поверхностные характеристики Деникина, других белых генералов, данные Бонч-Бруевичем, автор размышлений писал, что не следует изображать врагов советской власти «людьми безвольными и глупыми». Критик резонно замечает далее, что если бы враги были таковыми, то «стоило ли так затягивать борьбу с ними, да и велика ли честь Красной Армии разгромить таких противников»[465].

Крупным событием в источниковедении можно считать реализацию проекта В. А. Благово и С. А. Сапожникова — издание серии, посвященной Белому движению[466]. Книги данного многотомника выходят под рубрикой «Россия забытая и неизвестная. Белое движение»[467]. Помещенные в томах материалы, главным образом мемуарного характера, в нашем Отечестве никогда не издавались (за небольшим исключением). Они публиковались в русском зарубежье и представляли библиографическую редкость.

Книги снабжены добротным научным комментарием, имеют солидный научно-справочный аппарат, вступительные статьи и редакционный комментарий. Их, в частности, подготовил на высоком профессиональном уровне московский ученый С. В. Волков, известный в кругах научной общественности как специалист по проблемам русского офицерского корпуса, Гражданской войны, Белого движения.

Думается, что выход в свет такой уникальной серии источников не следует расценивать только просто как источниковедческий факт. Значимость их для совершенствования научно-исследовательской работы в сфере изучения проблематики Гражданской войны, в том числе и по теме монографии, достаточно высока.

Подытоживая характеристику мемуаров как исторического источника для исследования рассматриваемой проблемы, выражу личное научное кредо: мемуаристика является необходимым, но далеко недостаточным источником. Требуется тщательный, осторожный, компаративный анализ, проверка фактов по другим источниками, где это возможно.

Периодическая печать заняла много места в монографии в качестве источника. При работе с ней учитывался ряд специфических условий, важнейшими среди коих являются следующие:

— насыщенность периодики в информационном отношении, богатая фактография, телеграфная подача информации как основной способ;

— актуальность информации к моменту выхода в свет изданий, оперативность реакции на злобу дня, осуществляемая подачей основного массива информации не в аналитическом, а в фактографическом, констатирующем ключе;

— принадлежность периодики к какой-либо политической силе, либо к официальным государственным органам, наличие относительно независимых изданий;

— функция публикации официальных документов.

Если в советской периодике в 1920 – 1980 гг. материалов о Красной армии много, то о ее противнике — Белой армии — мало. Небольшое же их количество носит исключительно обличительный характер. Налицо следствие жесткого идеологического и организационного контроля над средствами массовой информации со стороны КПСС.

Кстати, генерал Деникин это хорошо подметил. В статье, написанной незадолго до смерти и опубликованной за рубежом через три года после кончины отмечалось, что СССР — «единственная страна, где нет общественного мнения, так как все средства массовой информации государственные»[468].

Напомним, что начало установления монополии на прессу было положено большевикам в конце 1917 г. Тогда закрыли около 150 оппозиционных газет, а с началом Гражданской войны, к осени 1918 г., было осуществлено массовое закрытие альтернативных большевистских газет[469]. Небезынтересно и то, что этого не избежали и социалистические газеты. До 22 февраля 1918 г. ликвидировали 168 газет, в том числе 36 эсеровских[470].

Потомкам остались, в данной связи, оригинальные воспоминания А.В. Аросева, помощника командующего войсками Московского военного округа. Он по поручению Ленина весной 1918 г. закрывал газеты по указанному списку. В ту памятную ночь, писал Аросев, «не раз пришлось в телефонную трубку слышать густой, немного глухой, немного картавящий голос Владимира Ильича. Он внимательно меня выслушивал и опять, и опять старался поконкретнее предусмотреть все препятствия»[471]. Есть некоторые основания считать, что Ленин лично руководил акцией по ликвидации неугодных советской власти газет и привлекал для решения данной задачи военных.

Значительно больше сведений о белых имеется в советском официозе времен революции и Гражданской войны. Но все они носят агитационно-пропагандистский характер. Информация составлена по диаметрально-противоположному принципу: все, что исходит от советской власти — благо, все, что от белых — зло. Поэтому информация о Белом движении перемешана с фальсификациями, имеющими целью психологическое воздействие на население.

Кроме преднамеренных фальсификаций, некоторые неточности фактического порядка, а порою и фантастические вымыслы, возникали в силу того, что в годы Гражданской войны было затруднительным получение правдивых сведений из надежных источников. Не имелось развитой коммуникативной сети, обслуживавшей СМИ, как сегодня, в XXI веке.

Следовательно, информация, почерпнутая из периодики подобного рода, требует тщательной проверки по другим источникам.

Вышесказанное имеет место, как показывает анализ, и в официозе белых политических режимов. Но на территориях, подконтрольных им, существовало множество партийных, частных изданий различной ориентации. Монопольного контроля над прессой у белой администрации, в отличие от советского правительства, не было. Поэтому в анализируемой периодике наличествует критический материал.

В белоэмигрантской периодике и периодике русского зарубежья сведений о белых армиях значительно больше, нежели в советских изданиях. Сам по себе данный вид периодики богат и разнообразен. Уже в 1932 г. в библиотеке РЗИА насчитывалось 105 названий журналов.

О размахе периодики русского зарубежья говорит и тот факт, что Гуверовский институт войны, революции и мира (Стэнфорд, Калифорния) к середине 1984 г. собрал коллекцию из более чем 400 тысяч книг и брошюр, приблизительно 7000 заголовков и свыше 2000 номеров газет и журналов[472].

Много материалов в интересах темы монографии можно почерпнуть в таких солидных белоэмигрантских изданиях, как парижский журнал «Часовой», газеты «Последние новости», «Дни», «Возрождение», «Руль». При этом необходимо подчеркнуть, что в 20-е гг. минувшего века шел процесс выкристаллизации идейной позиции белоэмигрантской прессы. В качестве аргумента заметим, что имеются разноречивые данные о политической ориентации подобных изданий. Так, Струве утверждает, что в начале 20-х годов 85% белоэмигрантских газет являлись монархистскими. Но немецкий историк Х. фон Рауш считает, что 90% придерживались «февральской» ориентации[473].

По моему суждению, оба автора отчасти правы. Здесь отразилась неустойчивость идеологической ориентации белоэмигрантской прессы в период генезиса белоэмигрантского социума. Но к 30-м гг. прошлого века ориентация большинства изданий четко определилась, что необходимо учитывать при работе с белоэмигрантской периодикой.

Различные дополнительные и специфические источники. Своеобразным источником для написания монографии послужили материалы научных конференций[474]. В связи с финансовыми затруднениями, которые испытывает сегодня российская наука, всевозможные научные форумы стали проводиться значительно реже, чем в советское время. Поэтому нельзя не отметить энтузиазм и организаторские способности крупного питерского ученого профессора Полторака, реализовавшего, в том числе, личный проект издания материалов Всероссийских заочных научных конференций. В такой форме Сергей Николаевич дал возможность для самореализации историков. В интересах монографии почерпнуты из вышеупомянутых научных форумов небезынтересные материалы как непосредственного, так и опосредованного характера[475].

Вторым удачным реализованным личным проектом ученого-энтузиаста явилось создание Международной ассоциации исторической психологии — отделения Санкт-Петербургской Ассоциации философов Российского философского общества. Результаты работы данной общественно-научной организации материализовались и в изданных материалах международных и российских научных конференций по исторической психологии[476]. Они тоже дали «источниковую пищу» для монографии.

Общие представления об исследуемой теме дают учебные пособия и учебники, изданные в вузах России. Так, для освещения контуров проблемы, в самых общих чертах, есть ценный материал в учебном пособии «Политическая Россия в годы гражданской войны»[477], подготовленном авторским коллективом Нижегородского университета. В учебнике «История России с древнейших времен до наших дней»[478], подготовленном авторским коллективом исторического факультета Московского государственного университета им. М.В.Ломоносова, налицо небезынтересные сжатые обобщения по проблемам Белого движения в общем контексте Гражданской войны в России. Рассматриваемая тема отражена и в учебных пособиях, изданных в Военном университете Минобороны РФ и Саратовском государственном социально-экономическом университете[479].

Представляет повышенный научный интерес учебное пособие В.П.Федюка «Белое движение на Юге России. 1919 – 1920 гг.», изданное в Ярославском государственном университете[480]. Автор сделал достоянием вузовской общественности личные наработки докторской диссертации. Он также повторил некоторые оценки, данные ранее в учебном пособии, посвященном деникинской диктатуре[481]. Здесь налицо оригинальный фактографический, фактологический и аналитический материал. Особенно неординарны, по нашему суждению, подсчеты автора о количестве офицеров во ВСЮР, проведенные по оригинальной методике.

Неординарные оценки, суждения почерпнуты нами из двух учебных пособий, изданных в конце XX в. Речь идет об уникальном учебном пособии Л.И.Семенниковой «Россия в мировом сообществе цивилизаций» и коллективном труде Ш.М. Мунчаева и В.М. Устинова. «Политическая история России. От становления самодержавия до падения Советской власти»[482]. Первый автор строит выводы с позиций цивилизационного подхода, а вторые — преимущественно с позиций формационного подхода. Отсюда и серьезные разночтения. Думается, в условиях плюрализма мнений все они заслуживают внимания. Нельзя не отметить, что отдельные суждения и оценки Мунчаева и Устинова, имеющие отношение к теме монографии, излишне категоричны.

Оригинальное учебное пособие вышло в свет в 2004 г. в издательстве «Высшая школа»[483]. В него включены важнейшие документы по истории России XX в. Есть и те, что представляют интерес для анализа темы настоящей монографии. В частности, здесь опубликовано теперь получившее печальную широкую известность постановление СНК о красном терроре[484].

Характерно, что вышедшие в свет в начале 90-х гг. XX в. учебные издания в свете приращения новизны к проблематике, раскрытой в монографии, сегодня устарели. Это относится, например, к учебнику «Наше Отечество», изданному в 1991 г. в Российском государственном гуманитарном университете[485]. Книга состоит из отдельных очерков, каждый из которых достаточно самостоятелен. Авторы не пошли традиционным путем для коллективных работ — унификации изложения материала. В разделах учебника поэтому имеются некоторые различия, есть также ряд проблем, вызывающих дискуссию.

Однако сами авторы в то время посчитали издание более чем первым шагом по пути написания действительно нового учебника. Если учесть, что он вышел в свет в 1991 г., то с такой постановкой вопроса, для того времени, можно согласиться. Но сегодня многие позиции анализируемого труда уточнены в историографии. Собственно говоря, это естественный ход событий.

К источникам исследования проблемы следует отнести и всевозможные научно-справочные издания[486]. Некоторые из них стали раритетами[487]. Именно в научно-справочных издания сосредоточена, в том числе, и статистика, столь необходимая историку. А статистические документы, как известно, — наиболее сложный вид источников. Как тут не вспомнить изречение крупного английского политического деятеля Б. Дизраэли: «Есть три способа обманывать людей: уклончивый ответ, прямая ложь и статистика»[488].

Особенно много материала почерпнуто из фундаментального научно-справочного издания, подготовленного историком русского зарубежья Н.Н. Рутычем «Биографический справочник высших чинов Добровольческой армии и Вооруженных Сил Юга России: Материалы к истории белого движения»[489]. Ученый выполнил труд на фундаментальной источниковой базе. В частности, много данных почерпнуто из Бахметьевского фонда Колумбийского архива (США).

Безусловно, особенный колорит характеризуемому труду придает то, что его автору довелось встречаться как с представителями старшего поколения Белого движения, в том числе с генералами А.П. Архангельским, Е.В. Масловским, А.А. фон Лампе, так и с представителями «молодого», например с полковником П.В. Колтышевым и редактором журнала «Часовой» капитаном В.В. Ореховым. Они снабдили Рутыча поистине бесценной информацией. Выглядит закономерным, что его труд получил положительные рецензии в постсоветской историографии[490].

Большое событие в изучении истории Белого движения в XXI в. — выход в свет фундаментального научно-справочного издания, автором которого является уже упоминавшийся московский историк С.В. Волков — «Белое движение. Энциклопедия гражданской войны»[491]. Автор впервые предпринял удачную попытку на основе огромного фактического материала объединить достоверную информацию о наиболее известных офицерах и участниках Белого движения и систематизировать сведения о воинских формированиях белых армий всех фронтов Гражданской войны. В книгу включены также сведения об организациях (подпольных и эмигрантских). Приведены сведения о полках российской императорской армии, которые возродились в белой армии. Значительный объем издания занимают персоналии — около трех с половиной тысяч статей о наиболее известных участниках Белого движения.

Не может, с моей точки зрения, быть незамеченным и справочное издание, автор которого Валерий Васильевич Клавинг. Он сосредоточил в справочнике богатый фактический материал, посвященный военному аспекту Белого движения. Пред нами результат более чем полувекового труда автора. Уникальная особенность данного научно-справочного издания — полнота и глубина освещения вопроса при относительно небольшом объеме (637с.) книги.

В первой части работы В. Клавинг перечисляет все армии, действовавшие против большевистского политического режима, кратко описывает их боевой путь, приводит боевой состав и структуру в разные периоды времени до полков включительно. Вторая часть справочника посвящена старшему командному составу Белого движения. Здесь приводятся биографии главных военных руководителей, включая их судьбу после окончания Гражданской войны[492].

К сожалению, В. Клавинг не смог в работе над книгой использовать архивные документы в полной мере. В результате, основным источником данных для автора послужили мемуары, статьи и некрологи, появлявшиеся в иностранных издательствах (доступ к ним Валерий Васильевич имел благодаря профессии капитана дальнего плавания).

Думается, что качество работы исследователя стало бы еще более высоким, если бы он снабдил справочник списком использованных источников и литературы (как сделал, например, С. В. Волков).

Я склонен рассматривать в качестве дополнительного источника научно-исследовательскую литературу, а также и защищенные диссертации, ибо в них вводятся в научный оборот некоторые документы. Расцениваю в качестве источника и все научные книги, монографии, да и некоторую научно-популярную, публицистическую литературу[493].

Нельзя открещиваться и от такого источника, как художественная литература. Правда, источниковеды давно утвердили в мире служителей музы Клио довольно осторожное отношение к художественной литературе при оценке степени ее достоверности[494]. И вряд ли стоит ломать копья, доказывая обратное. В то же время, никто не отрицает значимости художественной литературы.

Подчеркнем, в любом художественном произведении ярко выражены психологические аспекты, ибо подобно тому, как невозможно получить мед, когда улей пуст, так и невозможно написать художественное сочинение, не заселив его людьми. И не просто людьми, а личностями.

Определяя степень достоверности художественной литературы о Гражданской войне, полагаю, что можно исходить из следующих положений:

1. Нужно разобраться, сколько прошло времени с момента написания труда. Чем дальше временная дистанция, тем меньше эмоциональный шлейф, мешающий объективности в изображении героев. В то же время, человеческая память имеет свойство забывать.

2. Требуется учитывать творческую масштабность фигуры автора в тесном диалектическом единстве с личной степенью причастности к Гражданской войне (участник или очевидец), а также его статуса в стане противоборствующих сторон. Вряд ли правомочно ставить в один ряд И. Бабеля («Конармия»), Д.Фурманова («Чапаев»), А. Толстого («Хождение по мукам»), А. Веселого («Россия, кровью умытая»), Р. Гуля («Ледяной поход»), М. Шолохова («Тихий Дон»), А. Куприна («Купол св. Исаакия Далматского»), А. Серафимовича («Железный поток»), К. Тренева («Любовь Яровая»), Н. Островского («Как закалялась сталь). А. Деникина («Офицеры»).

3. Необходимо уяснить, к кому принадлежит автор — к победителям или побежденным. В первом случае — налет эйфории, серьезно притупляющий самокритичность. Во втором — горечь поражения, породившая озлобление, что является плохим подспорьем к достижению исторической достоверности.

4. Немаловажно, где написано произведение — в Советской России (СССР) или в белой эмиграции.

В первом случае — исключительно жесткий идеологический пресс, все больше набиравший мощь примерно со второй половины 1920-х гг., когда была развернута атака на имевшуюся еще пока относительную творческую свободу, увенчавшуюся победой сталинских мастеров мифологем во славу культа личности. Причем, идеологический пресс сопровождался не только цензурными рогатками, но и физическим уничтожением тех, кто писал (например, И. Бабель, А. Веселый).

Во втором случае — психологический дискомфорт, порожденный потерей Отечества, серьезно искажавший достоверность в толковании событий, фактов, исторических персоналий.

Изложенные положения — своего рода звенья общего дополнительного методологического подхода (общепринятых источниковедческих теоретико-методологических подходов никто не отменял) к оценке достоверности художественного произведения как собственно исторического источника.

Специфическим источником для монографического исследования стали информационные ресурсы всемирной компьютерной «паутины» Интернет (World Wide Web / WWW/). Так, в последние несколько лет наметилась тенденция по созданию тематических интернет-сайтов, посвященных истории Белого движения. Отдельные материалы из них проанализированы во время подготовки монографии[495].

Подчеркну, что к электронным ресурсам отношение осторожное. Не в силу ретроградства, а в силу того, что, как показывает анализ, многие данные, имеющиеся в них интернет-сайтов требуют дополнительной экспертизы на достоверность.

***

Монография базируется на разнообразной источниковой базе, в состав которой вошли архивные и опубликованные документы и материалы, произведения видных государственных, политических, партийных, военных, научных, государственных и общественных деятелей, мемуарная литература, периодические, научно-исследовательские, учебные и научно-справочные издания.

Особенность источниковой базы — наличие большого количества документов, которые были в советский период засекреченными.

Не будет преувеличением сказать, что архивный массив документов и материалов по проблеме монографии представляет предмет самостоятельного исторического исследования, а также соответствующей археографической обработки.