Семейный подход в практике репрессий. Дело Пресновых

Следующий сюжет демонстрирует слепоту и бес­пощадность «массовых операций» начала 1938 г. в Кунцевском районе. В небольшой деревушке Крылат­ское, расположенной на крутом берегу Москвы-реки, не было даже названий улиц, а дома имели сплошную нумерацию. Едва ли не половина деревни носила фа­милию Пресновых — объединяла она и большую кре­стьянскую семью, проживавшую в доме под № 127. Мать, Екатерина Николаевна, после смерти мужа одна поднимала четверых детей. Старшему, Василию, в 1937 г. исполнилось тридцать восемь, младшему, Ни­колаю, двадцать два. Близость столицы да большой огород позволили семье Пресновых пережить голод­ное время после коллективизации, когда родовой на­дел пришлось отдать в колхоз «Свободный труд». Бра­тья постоянно ездили на заработки в Москву, сестра Варвара освоила труд вязальщицы-надомницы. Жизнь стала постепенно налаживаться, Василий и Иван об­завелись собственными семьями.

А тут еще невиданное счастье привалило — живо­писная деревушка приглянулась немцу Эрнсту Шуле, работавшему в посольстве Германии. Дипломат снял на лето часть дома у радушной крестьянской семьи, отвалив за сезон немалые по тем временам деньги — полторы тысячи рублей. Наверняка Шуле привлекли не только красоты природы, но и возможность по­ближе познакомиться с загадочной русской душой, пожив в самой настоящей деревне всего в десяти ки­лометрах от Кремля.

Судя по всему, немцу здесь понравилось — он продолжал наведываться к Пресновым и после завер-

шения дачного сезона, демонстрируя деревенским ре­бятишкам скоростной спуск на лыжах со знаменитых Крылатских холмов. Идиллия образца 1937 г. не могла продолжаться долго — посольская машина смотрелась уж слишком необычно на скромных деревенских ули­цах, и кто-то из бдительных соседей написал донос в райотдел НКВД. Знали бы в семье Пресновых, чем обернется для них кратковременное знакомство с за­падным дипломатом — не подпустили бы его и за вер­сту. Но от судьбы не уйдешь... 22 января 1938 г. она явилась к ним в образе уполномоченных, и просто­рный крестьянский дом сразу опустел. По одному и тому же ордеру арестовали всех, кого застали — Васи­лия, Николая, Ивана, Варвару и жену Ивана — Тать­яну. Заодно прихватили с собой и Ивана Сергеевича Преснова, двоюродного брата, проживавшего по со­седству.

Их знакомство с немецким дипломатом стало от­правной точкой дела о шпионской группе, якобы су­ществовавшей в деревне. Но какие секреты могли вы­дать иностранцам чернорабочий, строитель, грузчик, слесарь и вязальщица на дому? Первый допрос каждо­го из арестованных братьев и сестры ограничился биографическими данными и признанием знакомства с Шуле, на основе которого был сочинен «деревен­ский детектив». В заранее подготовленных протоколах присутствовала ключевая фраза: «Основной целью шпионской группы, участником которой являюсь я и перечисленные мной лица, являлся подрыв оборонной мощи Советского Союза путем систематического сбо­ра сведений об объектах оборонного значения»⁶⁷. В качестве последних в деле фигурировали продовольст-

⁶⁷ ГАРФ. 10035/1/п-60950-п-60952, п-60958-п-60960. 170

венный склад, дом отдыха и колхоз «Свободный труд».

Сочинение подобной фантасмагории было еще половиной дела — следователь должен был заставить арестованных подписать весь этот бред. После первого допроса в следствии по делу шестерых Пресновых на­ступил более чем недельный перерыв. Известно, что период «интенсивной обработки» арестованных не протоколировался, и мы можем только гадать, какими методами малограмотных крестьян заставляли соз­наться в не содеянном преступлении. Первой не вы­держала Татьяна — 2 февраля она подписала протокол допроса с признанием своей шпионской деятельности. В последующие два дня были получены аналогичные признания и от остальных арестованных. Каждый из протоколов, умещавшийся на двух страницах маши­нописного текста, был как две капли воды похож на своих собратьев. Практически неотличимы друг от друга были и подписи крестьян, возможно, сфальси­фицированные самим следователем.

20 февраля 1938 г. «двойка» приговорила всех шестерых Пресновых к расстрелу. Спустя несколько дней все они оказались на полигоне смерти в Бутово. Для следователя Кунцевского райотдела НКВД сер­жанта госбезопасности Б.Д. Смирнова это дело, при­ведшее обычную крестьянскую семью к роковому ито­гу, оказалось последним успехом. 26 февраля 1938 г. в своем служебном кабинете он покончил жизнь само­убийством.

Трагическая история семьи Пресновых получила еще одно неожиданное продолжение. После их ареста единственным хозяином большого крестьянского дома остался шестилетний сын Ивана и Татьяны Витя, ко­торого забрал к себе дедушка. Дом стоял опечатанным

до начала дачного сезона, когда в него вселился... все тот же Каретников. Новоявленный дачник не только не собирался платить за наем жилого помещения, но и не пускал в дом мальчика и его опекуна. Дед Павел Иванович Морозов не побоялся написать по этому поводу возмущенное заявление в суд, отправив копию наркому внутренних дел Ежову. Арест Каретникова разрешил вопрос в пользу последнего из Пресновых.

Дело семьи из Крылатского было далеко не един­ственным, где аресты проводились по принципу род­ства. В условиях сельского района семейный принцип был очень удобен — помимо очевидной экономии времени при арестах и обысках не приходилось выду­мывать связь между арестованными. С июля 1937 г. по март 1938 г. Кунцевским райотделом НКВД по не­полным данным было сфабриковано более сорока следственных дел, в которых фигурировали ближай­шие родственники.

В один день, 26 января 1938 г., были арестованы в своем доме в деревне Теплый стан Семен Козлов и Александр Шувалов, приходившиеся друг другу тестем и зятем. В один день ровно через месяц из Тропарево были доставлены на улицу Загорского отец и сын Складновы⁶⁸. Вместе арестованных, их вместе вели к расстрельному рву в Бутово. Кто знает, удалось или нет им перекинуться прощальными словами перед ре­вольверным выстрелом.

В один день, 16 августа 1938 г. были расстреляны три брата, Иван, Иосиф и Бронислав Этминусы. Все трое работали в Кунцево на игольном заводе, ходили в передовиках и строили планы на будущее. Их пере­черкнула польская национальность, хотя родились

⁶⁸ ГАРФ. 10035/2/23854-23857. 172

братья еще в пределах Российской империи⁶⁹. В рам­ках той же шпионской группы были репрессированы брат и сестра Болтруковичи, отец и сын Цихотские. Отца и сына Бревдо, вместе работавших на патронном заводе, арестовали в разное время, но в Таганской тюрьме им довелось оказаться в одной камере⁷⁰.

Целыми семьями согласно приказу НКВД № 00593 репрессировались «харбинцы», т.е. лица, проживавшие ранее в Манчжурии и работавшие на Китайско-Восточной железной дороге (КВЖД). 20 ноября 1937 г. в Кунцево были арестованы Евдокия Михайловна Балыкова и ее сын Василий. Второй из близнецов Петя, студент одного из столичных вузов, на следующий день нашел пустую квартиру (отец се­мейства был репрессирован ранее). Он тут же напра­вился в райотдел, чтобы выяснить судьбу матери и брата. Выяснение завершилось трагично — после бе­седы с Каретниковым Петя был также арестован⁷¹. Близнецы получили по десять лет лагерей, их мать приговорили к расстрелу. Сестры Евдокия и Ульяна Пода, муж одной из них Артемий и сын Леонид прие­хали в Кунцево уже после того, как КВЖД была воз­вращена Китаю. У «харбинки» Веры Михайловны Чу-прик, вначале были арестованы сын и муж, затем она сама и ее брат⁷².

Порой достаточно трудно установить степень род­ства людей, попавших в список кунцевских жертв. Особенно это касается жителей деревень, где все при­ходились друг другу дальними родственниками. Семь Ремизовых из деревни Аминьево являлись друг другу

« ГАРФ. 10035/1/П-24984, п-26041, 29143.

70 гарф. Ю035/1/П-50029.

⁷¹ ГАРФ. 10035/1/П-63240.

⁷² ГАРФ. 10035/1/П-63233.

братьями, дядьками, сыновьями, племянниками. О самом молодом из них, Коле Ремизове, речь уже шла выше. Если выйти за рамки «массовых операций», то число Ремизовых, репрессированных по политическим мотивам, вырастет почти вдвое. Все они оказались в числе кулаков, сопротивлявшихся насильственной кол­лективизации. Михаил Иванович и Иван Егорович в 1932 г. были высланы на три года, брат последнего Ни­колай, являвшийся председателем Аминьевского сель­совета, продержался до 1935 г. Накануне июльского приказа 1937 г. получил срок за контрреволюционную агитацию Александр Павлович Ремизов. Все эти дела вел следователь Рукоданов, который специализировал­ся на классовой борьбе в деревне. Кто знает, может быть особая «урожайность» исторического села Аминь­ево была связана с тем, что оно находилось в двух ша­гах от центра Кунцево, где располагался райотдел НКВД⁷³.