Тот, кто любит коров, получит и хорошее стадо

Мой характер был таков, что я должен был непременно знать обо всем, что попадается мне на глаза. Я не мог пропустить ни одной детали и тут же начинал гадать: «А как называется вон та гора? И что там есть наверху?» Мне нужно было пойти туда и увидеть все своими глазами. В детстве я облазил сверху донизу все горы в радиусе пяти миль от дома. Я бывал везде и всюду, даже за горами. И когда я видел гору, сияющую в лучах утреннего солнца, я уже представлял себе, что это за гора и что на ней растет, поэтому я мог спокойно любоваться ею. Мне не хотелось даже смотреть на те места, о которых я ничего не знал. Я должен был лично узнать обо всем, что попадалось мне на глаза, и даже сверх этого. Иначе я просто не находил себе места и эта неизвестность превращалась в пытку.

Отправляясь гулять в горы, я хотел прикоснуться к каждому цветку и каждому дереву. Мне недостаточно было просто глядеть на окружающий мир: я должен был непременно потрогать каждый цветок, понюхать его и даже пожевать. Мне так нравилось прикасаться к цветам, вдыхать их аромат и ощущать их вкус, что я вполне мог бы засунуть нос в цветущий куст и просидеть так весь день! Я так сильно любил природу, что мог целыми днями бродить по горам и долинам, позабыв о том, что пора возвращаться домой. Когда старшие сестры собирались в горы на сбор диких овощей, я отводил их туда и собирал овощи вместе с ними. Благодаря этому я многое узнал о самых разных дикорастущих плодах и овощах, которые и приятны на вкус, и питательны. Особенно мне нравилось растение из рода подсолнухов, которое у нас называли «сымпаги» (по-научному – Ixeris dentatа). Его плоды можно смешать с порошком из сушеных бобов и добавить вместе с кочхуджаном в пибимпап для аромата. Чтобы съесть сымпаги, нужно положить его в рот и задержать дыхание на несколько секунд, и тогда присущая ему горечь уйдет, уступив место сладкому вкусу. Чтобы сполна ощутить чудесный аромат сымпаги, придется приноровиться к этой его особенности.

Еще я любил лазать по деревьям. Чаще всего я взбирался на огромный двухсотлетний каштан, росший у нас во дворе. Мне очень нравилось любоваться пейзажем, открывавшимся с верхних веток дерева. Я видел даже то, что происходило за пределами нашей деревни. Стоило мне забраться туда, и я ни в какую не хотел слезать вниз. Иногда я сидел на том дереве до глубокой ночи, и тогда моя самая младшая сестренка выходила во двор и начинала суетиться вокруг, приговаривая, как это опасно, и пытаясь заставить меня слезть с дерева.

«Ёнг Мён, пожалуйста, спускайся вниз! – умоляла она. – Уже так поздно, иди домой и ложись спать!»

– «Если я захочу спать, я могу уснуть прямо здесь!»

Она могла говорить что угодно; я и с места не двигался, продолжая сидеть на ветке каштана. В конце концов она выходила из себя и кричала в ярости: «Эй ты, обезьяна! А ну-ка, слезай сейчас же!»

Может быть, мне так нравилось лазать по деревьям из-за того, что я родился в год Обезьяны? Когда на каштане появлялись колючки, свисающие целыми гроздьями, я брал палку и прыгал под деревом, пытаясь сбить их на землю. Это было так весело! Мне очень жаль детей, которые выросли вдали от природы и не узнали всех этих радостей.

Меня также интересовали и птицы, порхающие в небесах. Порой мое внимание привлекали особенно красивые птички, и тогда я старался разузнать о них все, что можно – к примеру, как выглядит самец и как выглядит самка. Тогда у нас не было книг, из которых я мог бы почерпнуть информацию о различных видах деревьев, кустарников и птиц, поэтому мне приходилось исследовать все самому. Я частенько пропускал обеды и ужины, бродя по горам и долам в поисках зимовок перелетных птиц.

Однажды я несколько дней подряд каждое утро влезал на дерево, чтобы понаблюдать за сорочьим гнездом. Мне так хотелось увидеть, как сороки откладывают яйца! В конце концов мне это удалось, и мы даже подружились с птицей. В первые дни при моем приближении сорока начинала истошно трещать и суетиться, но потом она стала спокойнее и смогла подпустить меня ближе.

Я дружил и с насекомыми, которые водились в наших краях. Каждый год в конце лета на верхние ветви хурмы, росшей за моим окном, усаживалась звонкоголосая цикада и устраивала настоящий концерт. Я был так рад, когда к началу осени наконец-то замолкали пронзительные трели других цикад, раздражавшие нас все лето, и вместо них начинала петь та самая звонкоголосая цикада. Ее голос напоминал о том, что влажный летний сезон подходит к концу и скоро сменится осенней прохладой.

Это был особый напев, что-то типа «Сулу сулулулулулу!».

Каждый раз при звуках этой песни я запрокидывал голову вверх, глядел на хурму и думал: «Конечно, такой певице нужно забраться повыше, чтобы ее пению порадовалась вся деревня! Кто бы услышал ее, вздумай она спуститься в яму и петь оттуда?»

Очень скоро я понял, что и летние пронзительные цикады, и эта звонкоголосая певунья исполняли свои песни ради любви.

Что бы они ни пели – и «Мем-мем-мем», и «Сулу-сулу», - они хотели своим пением привлечь партнеров. Как только я понял это, меня начал разбирать смех при первых же звуках букашечьих трелей!

«Ага, тебе нужна любовь, верно? Тогда продолжай петь, и ты найдешь себе хорошего партнера!»

Я постепенно учился дружить с природой и делиться любовью со всем, что меня окружает.

Мы жили примерно в двух с половиной милях от побережья Желтого моря. Это было достаточно близко, и я мог увидеть море с любой возвышенности около дома. На пути к морю тут и там было разбросано множество прудов и озер, меж которых пробегал извилистый ручей. Я частенько залезал в один из этих прудов со стоячей зловонной водой и ловил в тине угрей и пресноводных крабов. В поисках самых разных озерных жителей я облазил множество озер и болот и хорошо знаю, где водятся те или иные виды рыб или пресмыкающихся. Угри, к примеру, не любят быть на виду и поэтому прячут свое длинное тело в крабьих норах или других отверстиях. Иногда им не удается целиком пролезть в слишком маленькую дыру, поэтому их хвосты остаются торчать снаружи. Я с легкостью ловил их, хватая за хвост и вытягивая из норы. Если к нам приходили гости и хотели полакомиться запеченным угрем, для меня было сущим пустяком пробежать три с половиной мили до пруда и обратно и притащить с собой штук пять угрей. Во время летних каникул я мог поймать больше сорока угрей в день!

Что я действительно не любил делать, так это кормить корову. Обычно, когда отец просил меня покормить ее, я выводил корову на луг соседней деревни, привязывал ее к колышку и убегал по своим делам. Однако через некоторое время я начинал помаленьку беспокоиться о ней. Прибежав поглядеть, как у нее дела, я видел, что она по-прежнему стоит там, где я ее привязал, мычит и ждет, пока кто-нибудь не придет и не покормит ее. Она могла простоять и прождать на одном месте полдня или даже больше. Слыша издали ее мычание, я жалел ее и думал: «Ну что это за корова! И что мне теперь с ней делать?» Только представьте, как нелегко мне было игнорировать ее мычание! И все же вечером, когда я приходил отвязать ее, она не сердилась и не пыталась боднуть меня рогами. Нет, она была счастлива видеть меня! Благодаря этому я понял, что наше видение главной цели нашей жизни должно быть таким же, как у этой коровы. Ждите и будьте терпеливы, сколько бы времени ни потребовалось, и в вашей жизни непременно произойдет что-то хорошее.

У нас дома была собака, которую я очень любил. Она была такая умная, что к тому времени, когда я обычно возвращался из школы, она выбегала из ворот и бежала встречать меня, хотя я был еще далеко. Каждый раз при виде меня она прямо прыгала от счастья! Я всегда гладил и трепал ее за ухом правой рукой. Поэтому, даже оказавшись слева от меня, она тут же перебегала на правую сторону и терлась своей мордой, упрашивая меня погладить ее. И я гладил ее по спине и трепал за ушами. Если бы я не приласкал ее, она так и бегала бы вокруг меня, поскуливая от обиды, всю дорогу до дома.

«Ах ты, разбойница! – приговаривал я. — Ты ведь знаешь, что такое любовь, верно? Тебе она по душе?»

Животные знают о любви. Вы ведь видели, как курица высиживает яйца, пока не вылупятся цыплята? Она ни на миг не смыкает глаз и буквально прирастает к кладке, чтобы никто не посмел потревожить ее гнездо. В такие моменты я любил входить и выходить из курятника, зная, как сильно это злит кур. Стоило мне войти в курятник, как куры вытягивали шеи и пытались напугать меня. Но я вместо того, чтобы уйти, пугал их в ответ. После нескольких таких проделок куры переставали реагировать и делали вид, что не замечают меня, тихо свирепея и держа наготове острые когти. Каждая курица была на взводе и выглядела так, словно она вот-вот со свистом рассечет воздух и нападет на меня. Однако бедным птицам нельзя было даже шелохнуться из-за яиц. Поэтому им приходилось сидеть и молча злиться про себя. Я мог даже подойти к ним и погладить перышки, но им нельзя было и пошевелиться. Казалось, каждая курица была исполнена решимости не сдвинуться с места до тех пор, пока не вылупятся цыплята, даже если кто-нибудь выщиплет ей все перья из хвоста. Благодаря такой непоколебимой любви и привязанности к яйцам куры занимают особое положение, и даже петух не может вести себя с ними как вздумается. Куры имеют полную власть над всем, что происходит вокруг, словно говоря: «Кем бы ты ни был, не смей трогать мои яйца!»

А с какой любовью свиноматка дает рождение поросятам! Я как-то наблюдал за одной свиньей и видел, как она производит на свет потомство. Во время родов мать выталкивает поросенка из себя с громким хрюканьем, и тот выскальзывает наружу. Затем свинья снова издает громкое хрюканье, и на свет появляется еще один поросенок. Точно так же рождаются и котята, и щенки. Мне так нравилось смотреть, как появляются на свет крошечные слепые малыши! Это зрелище всегда вызывало у меня только радостный смех.

И так же сильно я горевал, когда видел, как умирают животные. Неподалеку от нашей деревни была скотобойня. Как только туда заводили корову, тут же откуда-то появлялся мясник и зарубал животное стальным топором длиной с полруки. Корова падала наземь. В тот же миг с нее сдирали шкуру и обрубали ноги. Однако животное так отчаянно цеплялось за жизнь, что обрубки ног все еще продолжали мелко подрагивать. Я не мог без слез смотреть на эту сцену и начинал громко плакать...

С самого детства у меня была одна «странность»: я знал то, чего не знали другие, словно у меня были какие-то сверхъестественные способности. Если я говорил, что пойдет дождь, шел дождь. Я мог заявить, сидя у себя дома: «Такой-то дедушка из соседней деревни сегодня неважно себя чувствует». И я оказывался прав. С восьми лет я получил известность как лучший советчик в вопросах сватовства. Мне было достаточно взглянуть на фото предполагаемых жениха и невесты, и я уже мог сказать о них все. Если я выносил вердикт: «Эта пара не подходит друг другу», но они все равно вступали в брак, в будущем их брак неизбежно распадался. Я занимаюсь этим до сих пор – а ведь мне уже 90 лет! – и я могу многое рассказать о человеке, лишь взглянув на то, как он сидит или смеется.

Хорошенько сосредоточившись, я мог сказать, чем занимаются мои старшие сестры в тот или иной момент. Поэтому они и любили меня, и немного побаивались. Они чувствовали, что я знаю все их секреты. Может показаться, что я обладал какими-то сверхъестественными способностями, но на самом деле в этом не было ничего удивительного. Даже муравьи, которые для нас не более чем мелкие букашки, заранее чуют наступление сезона дождей и прячутся туда, где их не замочит вода. Если человек настроен в унисон с природой, он должен уметь предугадывать, что ждет его впереди. Это не так уж и трудно.

Например, чтобы вычислить, куда подует ветер, внимательно приглядитесь к сорочьему гнезду. Вход в гнездо этой птицы всегда расположен с противоположной стороны от потока ветра. Сороки натаскивают побольше веток и причудливо переплетают их между собой, а потом приносят в клюве глину и грязь и промазывают крышу и дно гнезда, чтобы его не замочил дождь. Сорока вплетает прутья так, чтобы все они смотрели в одном направлении, как водосточные желоба на крыше. И тогда дождевые струи стекают мимо гнезда. Если даже сорокам даны такие способности, которые помогают им выжить, неужто человек не может обладать подобным чутьем?

Если мы ходили с отцом покупать корову, я мог сказать ему: «Отец, не бери эту корову. У хорошей коровы должен быть мощный загривок и хорошо развитые передние ноги, а также крепкий зад и спина. Эта корова совсем не такая!» Разумеется, эту корову так никто и не покупал. И тогда отец говорил мне: «Как ты узнал об этом?», на что я отвечал: «Я знал это еще в утробе матери!» Конечно же, я шутил...

Если вы любите коров, вы можете многое рассказать о них. Любовь – это самая могущественная сила в мире; и нет ничего более пугающего, чем единство души и тела. Успокоившись и сосредоточившись, вы обнаружите в себе неизведанные глубины, где ваша душа сможет обрести покой. Пусть же душа заполнит эти глубины. Если вы направите туда свою душу и пойдете спать, наутро вы проснетесь с обостренной чувствительностью к окружающему миру. Именно в этот момент вам нужно отбросить все посторонние мысли и сфокусировать свое сознание. И тогда вы сможете мысленно соотнестись со всем, с чем пожелаете. Не верите – попробуйте прямо сейчас! Любая форма жизни в нашем мире хотела бы соотнести себя с тем, кто дарует ей больше любви. Поэтому если у вас есть что-то, что вы не любите по-настоящему, вы не можете считаться его истинным хозяином и рано или поздно лишитесь этого.