АГРОНОМИЧЕСКАЯ НАУКА В XX ВЕКЕ

чтобы уничтожить вредную чересполосицу и дать крестьянам возможность работать на отрубных участках и перейти к хуторской системе. Кроме того, раз и навсегда были отменены выкупные платежи за надельную землю.

По высочайшему указу от 27 августа 1906 года в распоряжении уезд­ных землеустроительных комиссий оказались казенные земли для продажи крестьянам; кроме того, для этих же целей у них имелись земли Крестьянско­го поземельного банка, предназначенные для организации и под устройство хуторов.

Согласно «ссудных правил 17 ноября 1908 года», крестьянам, выходя­щим на хутора, при расселении выдавались ссуды в размере до 150 рублей. Согласно их же, могли выдаваться и денежные безвозвратные пособия в том же или еще большем размере - это или бедным или показательным хозяй­ствам. Выходящим на хутора, оказывалась также и другая всевозможная по­мощь.

В 1908 году с разрешения главного управления землеустройства и земледелия на далекую окраину России в Белорусский край отправились 8 крестьян-землепашцев из раз­ных уездов Владимирской губернии. По возвращении из поездки шестеро ходоков-кресть­ян прислали во Владимирскую губернскую землеустроительную комиссию записки о своей поездке и о тех впечатлениях, которые они вынесли из нее. На основе этих крестьян­ских размышлений и была составлена книжка, изданная в 1909 году.

В ее преамбуле говорилось: «В нашей губернии, где хуторских хозяйств почти нет, нередко приходится слышать от крестьян, что и на хуторах живется не лучше, чем в селениях с общинным землепользованием.

Так ли это?

Пусть крестьяне прочтут эту маленькую книжку и послушают рассказы своего брата-мужика о том, где лучше живется крестьянину - на хуторе или в обществе».

Вот, например, впечатления, вынесенные Иваном Алексеевичем Бабаковым - хо­доком от крестьян села Весь Суздальского уезда:

«Руководитель наш по осмотру хуторов, Николай Павлович Костерин, привел нас сначала на худшие хутора. Хутора эти были действительно бедные, но, как потом ока­залось, хутора эти только еще устраиваются. На наши вопросы - где лучше вести кре­стьянское хозяйство? - мы всегда слышали ответы, что жизнь на хуторе гораздо воль­готнее, чем в общине. Работает хуторянин, не тратя времени на переезды с одной поло­сы на другую, так как вся земля у него расположена возле хутора; тут же у него садик, а на паровом поле засеян клевер, чего в общине сделать нельзя. Хутора, где мы были, сначала основали латыши, а потом и русские крестьяне. Увидели они, что хуторская жизнь лучше и начали из общины добровольно расселяться на хутора, и теперь, куда ни взгляни, виднеются хутора. Мы видели там только две деревни, да и те уже возбудили ходатайства о расселении на хутора. До настоящего времени они пользовались землею чересполосно; полоски были узенькие, и обрабатывать землю было очень неудобно, а те­перь, расселяясь на хутора, они получают землю в одном месте.

На границе Витебской и Могилевской губерний были мы уже на благоустроенных хуторах и, между прочим, на хуторе латыша: дом у него барский, в комнатах чистота, на окнах цветы, под окнами клумбы и аллеи, в каретном сарае - тарантас, дрожки, те­лежки, молотилка, жнейка, железные бороны -словом, прекрасно живут на хуторах. Господин Костерин, между прочим, заметил нам, что латыши - народ трудолюбивый, трезвый и умный. Латыш получает доходы и от земледелия и от скотоводства. Да и на самого латыша приятно поглядеть: одет он прилично, все у него в порядке. Всего нами осмотрено свыше 50 хуторов, и от всех хуторян мы слышали, что жизнь на хуторе не­сравненно лучше, чем в общине. И сами мы, ходоки, лично убедились, что хуторское хо-

274__________________________________________ 7. АГРОНОМИЧЕСКАЯ НАУКА В XX ВЕКЕ

зяйство много лучше общинного. Хуторянин, что захотел, то и посеял - никто ему это не запретит, а в обществе надо делать то, что делают все. Хуторянин обрабатывает зем­лю для себя, а в общине часто приходится работать для других; поэтому в обществе и работают кое-как. И теперь, когда мы увидели, как живут хуторяне, не приходится со­мневаться, что община - крепостное право, и она должна кончиться так же, как кон­чилось крепостное право по слову Великого Освободителя Императора Александра Вто­рого».

В целом, оправдывая хуторские хозяйства, кое-кто из ходоков замечает в них и существенные недостатки, которые впрочем, идут «от неумения, а не от принципа».

Вот что написал по этому поводу ходок из деревни Сменок Вязниковского уезда Павел Парфенович Парфенов:

«Я считаю для себя большим счастьем, что своими глазами увидел хуторскую жизнь, и теперь могу пожелать каждому общиннику переходить на хутора. По-моему, только не следует на хуторе вести трехпольные севообороты, а надо вводить четырех­польные или, еще лучше, многопольные. Это я высказал и хуторянам в Белорусском крае, у которых ведется трехпольное хозяйство. Надо заводить лучшей породы и домашний скот - у хуторян скот мелок, тощ и малоудойлив. Нельзя не отметить у хуторян еще и того неудобства, что скот пасут у них малолетки без всякого порядка: много напрасно затаптывается травы... Заметил я еще и то, что упряжка лошадей у хуторян ведется неумело: у редкой лошади не сбиты плечи, благодаря большому не по лошади хомуту; гу­жи неравномерны, тяжи и дуга пристроены слабо. При такой упряжи порожнему ехать и то неудобно, а с поклажей - настоящее горе».

Такие высказывания говорят о том, что у владимирских крестьян к этому време­ни уже была более высокая культура земледелия.

А вот что написал ходок Иван Глебов (его письмо самое обстоятельное).

«Все ходоки, собравшиеся ехать в Белорусский край для осмотра хуторов, оказа­лись общинниками, т. е. такими крестьянами, которые, живя в деревне, пользуются зем­лею сообща, чрезполосно. Из разговоров в пути можно было заключить, что общинно-чрезполосное хозяйство пустило в нас глубокие корни; говорили, что иного хозяйства у нас во Владимирской губернии и быть не может, потому что качество земли не везде одинаково, такую землю на хутора не уровнять...».

Далее идут удручающие впечатления от посещения только что устраивающихся хуторов: «На что ни посмотри - остается только сожалеть или плюнуть. Начали даже говорить, что пора ехать домой». Скоро, однако, это настроение улетучилось.

«...Скажу несколько слов о хуторе крестьянина Клима Посконьева, имеющего зем­ли 20 десятин. Дом его имеет две большие половины и переднюю комнату. В одной из этих половин помещается кухня, где семья обедает, а другая половина разделена цвет­ным занавесом на две части - спальню и гостинную. В гостинной на окнах расставлены цветы, окна украшены узорчатыми занавесками, стол накрыт цветной салфеткой, по сторонам расставлено несколько стульев простой работы; убрано все по-праздничному: вымыто, вычищено. У Клима есть две дочери, учительницы, и сын, только что кончив­ший фельдшерские курсы. Одет сын на городской фасон: в шляпе, носит очки. С хутором при 20 десятинах он имел возможность вывести своих детей в хорошие люди. Земля у Клима - суглинок, удобрена не вся. У меня, пишущего эту записку, земля нисколько не ху­же его по урожайности и не меньше, но вывести детей в учительницы и фельдшера мне не было возможности, а приходилось от своей земли посылать детей на фабричный за­работок - иначе жить нечем. И я полагаю, что это вот отчего. Живу я в общине и поль­зуюсь землей чрезполосно, поэтому мне приходится держать лишнюю лошадь и рабо­чего, т. к. полосы находятся далеко одна от другой: на лишнюю лошадь нужна лишняя сбруя и другие снасти, а на содержание лишнего рабочего требуются лишние расходы. Благодаря дальнему расстоянию полос, я и обувь ношу в несколько раз больше Клима По­сконьева, т. к. у него все поле под рукой, и в день он не исходит и версты, а я как только