Общая характеристика современных направлений институционализма

Неудовлетворенность традиционной экономической теорией, уделявшей слишком мало внимания институциональной среде, в которой действуют экономические агенты, привела к возникновению новой школы, выступившей под общим названием "новой институциональной теории".

Такое обозначение может породить ошибочное представление о ее родстве со "старым" институционализмом Т. Веблена, Дж. Коммонса, Дж. Гэлбрейта. Однако совпадения здесь, скорее, чисто терминологические (например, понятие "сделки" (transaction) является исходной единицей анализа, как для Дж. Коммонса, так и для "новых" институционалистов). В действительности корни новой институциональной теории уходят в неоклассическую традицию. Она известна также под множеством иных названий: неоинституционализм (т. е. течение, оперирующее понятием института с новых, отличных от "старого" институционализма позиций); трансакционная экономика (т. е. подход, изучающий трансакции (сделки) и связанные с ними издержки); экономическая теория прав собственности (поскольку права собственности выступают в качестве важнейшего и весьма специфического понятия данной школы); контрактный подход (поскольку любые организации, от фирмы до государства, понимаются как сложная сеть явных и неявных контрактов).

Первая статья, положившая начало этому направлению, - "Природа фирмы" Р. Коуза - была опубликована еще в 1937 г. Но вплоть до середины 1970-х гг. оно оставалось на периферии экономической науки и лишь в последние десятилетия стало выдвигаться на передний план. С этого времени новая институциональная теория начинает осознаваться как особое течение экономической мысли, отличное как от неоклассической ортодоксии, так и от различных неортодоксальных концепций.

На первых порах она разрабатывалась почти исключительно в США. В 1980-е гг. в этот процесс включились западноевропейские, а с начала 1990-х гг. и восточноевропейские экономисты. Признание заслуг нового направления выразилось в присуждении Нобелевской премии по экономике двум его виднейшим представителям - Рональду Коузу (1991) и Дугласу Норту (1993).

1. Методологические особенности и структура новой институциональной теории. Неоинституционализм исходит из двух общих установок. Во-первых, что социальные институты имеют значение (institutions matter) и, во-вторых, что они поддаются анализу с помощью стандартных инструментов экономической теории. Совмещение подобных представлений встречалось в истории экономической мысли нечасто.

Наиболее прочно неоинституционализм связан с неоклассической теорией, от которой он ведет свое происхождение. На рубеже 1950-1960-х гг. экономисты-неоклассики осознали, что понятия и методы микроэкономики имеют более широкую сферу применения, чем предполагалось ранее. Они начали использовать этот аппарат для изучения таких внерыночных явлений, как расовая дискриминация, образование, охрана здоровья, брак, преступность, парламентские выборы, лоббизм и др. Это проникновение в смежные социальные дисциплины получило название "экономического империализма" (ведущий теоретик - Г. Беккер). Привычные понятия - максимизация, равновесие, эффективность - стали прилагаться к несравненно более широкому кругу явлений, которые прежде входили в компетенцию других наук об обществе.

Неоинституционализм - одно из наиболее ярких проявлений этой общей тенденции. Его "вторжение" в сферу правоведения, истории и организационной теории означало перенос техники микроэкономического анализа на разнообразные социальные институты. Однако вне привычных рамок стандартные неоклассические схемы сами начали испытывать изменения и приобретать новый облик. Так происходило зарождение неоинституционального направления.

Как известно, ядро неоклассической теории составляет модель рационального выбора в условиях заданного набора ограничений. Неоинституционализм принимает эту модель как базовую, однако освобождает ее от целого ряда вспомогательных предпосылок, которыми она обычно сопровождалась, и обогащает ее новым содержанием.

2. Теорема Коуза. Теорема Коуза, изложенная в его статье "Проблема социальных издержек" (1960), относится к числу наиболее общих положений новой институциональной теории. Она посвящена проблеме внешних эффектов (экстерналий). Так называют побочные результаты любой деятельности, которые касаются не непосредственных ее участников, а третьих лиц.

С его точки зрения, в условиях нулевых трансакционных издержек (а именно из этих условий неявно исходила стандартная неоклассическая теория) рынок сам сумеет справиться с внешними эффектами. Теорема Коуза гласит: "Если права собственности четко определены и трансакционные издержки равны нулю, то размещение ресурсов (структура производства) будет оставаться неизменным и эффективным независимо от изменений в распределении прав собственности".

Таким образом, выдвигается парадоксальное положение: при отсутствии издержек по заключению сделок структура производства остается той же самой, независимо от того, кто каким ресурсом владеет. Теорема доказывалась Коузом на ряде примеров, частично условных, частично взятых из реальной жизни.

Из нее следует несколько важных теоретических и практических выводов.

Во-первых, она раскрывает экономический смысл прав собственности. Согласно Коузу, экстерналии (т. е. расхождения между частными и социальными издержками и выгодами) появляются лишь тогда, когда права собственности определены нечетко, размыты. Когда права определены четко, тогда все экстерналии "интернализуются" (внешние издержки становятся внутренними). Не случайно главным полем конфликтов в связи с внешними эффектами оказываются ресурсы, которые из категории неограниченных перемещаются в категорию редких (вода, воздух) и на которые до этого прав собственности в принципе не существовало.

Во-вторых, теорема Коуза отводит обвинения рынка в "провалах". Путь к преодолению экстерналии лежит через создание новых прав собственности в тех областях, где они были нечетко определены. Поэтому внешние эффекты и их отрицательные последствия порождаются дефектным законодательством: если кто здесь и "проваливается", так это государство. Теорема Коуза по существу снимает стандартные обвинения в разрушении окружающей среды, выдвигаемые против рынка и частной собственности. Из нее следует обратное заключение: к деградации внешней среды ведет не избыточное, а недостаточное развитие частной собственности.

В-третьих, теорема Коуза выявляет ключевое значение трансакционных издержек. Когда они положительны, распределение прав coбственности перестает быть нейтральным фактором и начинает влиять на эффективность и структуру производства.

В-четвертых, теорема Коуза показывает, что ссылки на внешние эффекты - недостаточное основание для государственного вмешательства. В случае низких трансакционных издержек оно излишне, в случае высоких - далеко не всегда экономически оправданно. Ведь действия государства сами сопряжены с положительными трансакционными издержками, так что лечение вполне может быть хуже самой болезни.

Влияние Коуза на развитие экономической мысли было глубоким и разноплановым. Его статья "Проблема социальных издержек" стала одной из наиболее цитируемых в западной литературе. Из его работы выросли целые новые разделы экономической науки (экономика права, например). В более широком смысле его идеи заложили теоретический фундамент для развития неоинституционального направления.

3. Теория экономических организаций. Если институты - это "правила игры", то организации (фирмы) можно сравнить со спортивными командами.

В неоклассической теории понятие фирмы фактически сливалось с понятием производственной функции. Вследствие этого в ней даже не возникало вопросов о причинах существования фирм, особенностях их внутреннего устройства и т. д. Можно сказать, что она ставила знак равенства между фирмой и индивидуальным экономическим агентом.

Трансакционная теория фирмы представляет собой попытку преодолеть такой упрощенный подход. Ее развитие шло под знаком нескольких фундаментальных идей, связанных с именами ряда выдающихся экономистов. В 1937 г. Р. Коузу впервые удалось поставить и частично разрешить вопрос, который традиционной теорией даже не ставился: почему существует фирма, если есть рынок?

Хотя основоположником трансакционной теории фирмы по праву считается Р. Коуз, хронологически ей предшествовала концепция Ф. Найта, изложенная в книге "Риск и неопределенность" (1921). Отличительным признаком фирмы Найт считал отношения найма и связывал ее существование с тем, что она способствует лучшему распределению риска между рабочими (стремящимися избегать риска) и предпринимателями (нейтральными к риску). В обмен на стабильную оплату, застрахованную от случайных колебаний, рабочие соглашаются подчиняться контролю предпринимателя.

Объяснение Коуза было иным. По его мнению, соображения экономии трансакционных издержек являются решающими при выборе организационной формы и размеров фирмы. Раз такие издержки реальны, то всякая хозяйствующая единица встает перед выбором: что для нее лучше и дешевле - брать эти издержки на себя, покупая необходимые товары и услуги на рынке, или же быть свободной от них, производя те же товары и услуги собственными силами?

Именно стремлением избегать издержек по заключению сделок на рынке можно, по мнению Коуза, объяснить существование фирмы, в которой распределение ресурсов происходит административным путем (посредством приказов, а не на основе ценовых сигналов). В пределах фирмы сокращаются затраты на ведение поиска, исчезает необходимость частого перезаключения контрактов, деловые связи приобретают устойчивость.

Но тогда возникает обратный вопрос: зачем нужен рынок, если вся экономика может быть организована наподобие единой фирмы (идеал К. Маркса и других социалистов)?

На это Коуз отвечал, что административный механизм также не свободен от издержек, которые нарастают по мере увеличения размеров организации (потеря управляемости, бюрократизация и т. п.). Поэтому границы фирмы, по его мнению, будут проходить там, где предельные издержки, связанные с использованием рынка, сравниваются с предельными издержками, связанными с использованием иерархической организации.

Следующий шаг в развитии трансакционного подхода был сделан в работе А. Алчиана и Г. Демсеца "Производство, информационные издержки и экономическая организация" (1972). Сущность фирмы они выводили из преимуществ кооперации, когда, совместно используя какой-либо ресурс в составе целой "команды", можно достигать лучших результатов, чем действуя по одиночке.

Однако производство единой "командой" затрудняет оценку вклада каждого участника в общий результат, порождая стимулы к "отлыниванию". Отсюда - потребность в контролере, который вводил бы подобное поведение в жесткие границы. Агент, берущий на себя по соглашению с другими участниками функции контролера, становится собственником фирмы.

Развивая этот подход, У. Меклинг и М. Дженсен определили фирму как "сеть контрактов" (в своей статье 1976 г.). Проблема фирмы понимается ими как проблема выбора оптимальной контрактной формы, обеспечивающей максимальную экономию на трансакционных издержках. Задача сводится к выработке таких контрактов, которые были бы лучше всего приспособлены к особенностям каждой конкретной сделки.

Огромный вклад в трансакционную теорию фирмы был внесен О. Уильямсоном. Его книгу "Экономические институты капитализма" (1985) можно считать настоящей энциклопедией трансакционного подхода.

Фирма обеспечивает более надежную защиту специфических ресурсов от "вымогательства" и позволяет их владельцам быстрее приспосабливаться к непредвиденным изменениям. Эго - лейтмотив его концепции. Однако лучшая адаптация достигается ценой ослабления стимулов. По выражению О. Уильямсона, "если на рынке действуют стимулы "высокой мощности", то в фирме - стимулы "слабой мощности". Границы фирмы проходят поэтому там, где выгоды от лучшей адаптации и большей защищенности специфических активов уравновешиваются потерями от ослабления стимулов".

Близка к этим идеям концепция С. Гроссмана и Г. Xapтa (1986). Они обратили внимание на тот факт, что влияние фирмы на риск "вымогательства" не столь однозначно, как полагал Уильямсон. Допустим, фирма, принадлежащая агенту А, поглотила фирму, принадлежавшую агенту В. При этом В остался руководить своей бывшей фирмой, но уже как наемный менеджер. Очевидно, что если для А риск "вымогательства" сократился, то для В возрос. Соответственно, ослабли и его стимулы к инвестированию (не обязательно денег, но и времени, сил и т. п.) в специфические активы. Если такие потери оказываются значительными и в варианте, когда фирма В поглощается фирмой А, и в варианте, когда фирма А поглощается фирмой В, то экономически выгоднее, чтобы они оставались независимыми и их отношения строились через рынок.

Ту же линию анализа продолжает теория Д. Крепса (1990), строящаяся вокруг понятия "организационная культура". Из-за неизбежной неполноты контрактов критическое значение для любой фирмы имеет вопрос об адаптации к неожиданным изменениям. Но необходимую свободу маневра ей удастся получить, только если ее работники будут твердо уверены, что она не злоупотребит этой свободой во вред им.

Чтобы убедить их в этом, фирма может сама связать себя определенными принципами, пообещав (в явной или неявной форме) руководствоваться ими при приспособлении к непредвиденным обстоятельствам. Скажем, не увольнять работников с длительными сроками службы при внезапном падении спроса.

Набор таких принципов образует, по определению Крепса, "организационную культуру" фирмы: то, что отличает ее от всех остальных фирм. Следование избранному принципу, даже когда это явно невыгодно, закрепляет за ней репутацию "надежной" и "справедливой", что дает ощутимые долговременные преимущества. Организационная культура и связанная с ней репутация - ценный ресурс: их можно продать, продав фирму.

Однако поддержание репутации не обходится без издержек. Всякая организационная культура приспособлена к строго определенной категории случайных событий. При распространении одного и того же принципа на далекие друг от друга области адаптация к изменениям становится все менее эффективной, что оказывается препятствием на пути вертикальной интеграции. "Границы фирмы, - утверждает Крепс, - будут определяться ее организационной культурой и проходить там, где лучшая адаптация в одних видах деятельности станет уравновешиваться худшей адаптацией в других".

Несмотря на множественность подходов, нетрудно убедиться, что трансакционная теория выделяет несколько сквозных характеристик, определяющих сущность фирмы. Это - существование сложной сети контрактов, долговременный характер отношений, производство единой "командой", административный механизм координации посредством приказов, инвестирование в специфические активы. Во всех фирма выступает как орудие по экономии трансакционных издержек.

Конкуренция на рынке организационных форм ведет к тому, что в конкурентной борьбе выживают структуры, в наибольшей степени отвечающие требованиям экономической среды. При этом для каждого типа отыскивается ниша, в пределах которой он оказывается эффективнее остальных.

Но его преимущества могут сводиться на нет условиями, преобладающими в других секторах. Какие-то сектора экономики могут быть заселены в основном корпорациями, какие-то - партнерствами, какие-то - кооперативами и т. д. Картина распределения организационных форм не остается неизменной. Поиск новой ниши, вызванный резкими технологическими или институциональными сдвигами, бывает и болезненным, и длительным. Если он заканчивается безрезультатно, данная opганизационная форма начинает встречаться все реже и постепенно сходит со сцены.

Таким образом, не существует абсолютных преимуществ одного вида фирм перед всеми остальными. Каждая форма собственности имеет свой набор трансакционных издержек, который при определенных условиях может превращать ее в наиболее эффективную.

4. Экономика права. Особый раздел неоинституциональной теории образует экономика права, выделившаяся в самостоятельное направление уже в середине 1960-х гг. Эта дисциплина лежит на стыке экономической теории и права. Наряду с Р. Коузом, ключевыми фигурами в ее формировании и развитии были профессора Р. Познер и Г. Калабреш. Огромное значение имели также работы Г. Беккера по экономическому анализу внерыночных форм поведения, в частности - преступности.

Экономика права не стала ограничиваться какими-то отдельными отраслями права, имеющими дело с явными рыночными отношениями, а попыталась распространить экономические понятия и методы на весь корпус юридического знания. За прошедшие четыре десятилетия не осталось, наверное, ни одной правовой нормы или доктрины, ни одного процессуального или организационного аспекта правовой системы, которые она не подвергла бы анализу.

Концептуальный каркас экономики права можно представить в следующем виде. Она исходит из того, что агенты ведут себя как рациональные максимизаторы при принятии не только рыночных, но и внерыночных решений. Таких, например, как нарушать или не нарушать закон, возбуждать или не возбуждать судебный иск и т. д.

Однако, как показали критические исследования, принцип максимальной экономической эффективности - и при определении субъекта собственности, и при выборе форм ее правовой защиты, - в социальном плане отнюдь не нейтрален. Он, в частности, тяготеет к сохранению статус-кво (на том основании, что существующие нормы уже прошли многолетний естественный отбор и потому доказали свою эффективность), он ставит производителей в более выгодное положение по сравнению с потребителями, а состоятельных членов общества - в более выгодное положение по сравнению с малоимущими. Вместе с тем тезис Познера о "подражании" юридической системы рынку помогает обнаруживать и устранять нормы, мешающие эффективной работе экономики.

5. Новая экономическая история. Особенности институтов и их изменения находились в центре внимания традиционной экономической истории. Однако она была чисто описательной дисциплиной, без прочного теоретического фундамента. В этом сказалось определяющее влияние, оказанное на нее немецкой исторической школой.

Поворот произошел на рубеже 1950-1960-х гг. с проникновением в историко-экономические исследования понятий неоклассической теории и строгих количественных методов (так называемая "клиометрическая революция"). Эклектичные "повествования" начали вытесняться формальными моделями с точной формулировкой гипотез и их эконометрической проверкой. Но социальные институты при этом выпали из поля зрения исследователей: использование предпосылки нулевых трансакционных издержек оставляло для них мало места.

Вновь предметом активного изучения институты стали благодаря "новой экономической истории". Лидером этой историко-экономической дисциплины считается американский ученый Д. Норт. Из многочисленных работ самого Норта и его последователей вырисовывается широкая концепция институтов и институциональной динамики, опирающаяся на понятия прав собственности, трансакционных издержек, контрактных отношений и групповых интересов и претендующая на объяснение самых общих закономерностей развития человеческого общества.

Она исходит из того, что, будучи "правилами игры", институты задают систему стимулов (положительных и отрицательных), направляя деятельность людей по определенному руслу. Этим они снижают неопределенность и делают социальную среду более предсказуемой. Когда люди верят в надежность и справедливость законов, договоров и прав собственности, они воздерживаются от попыток мошенничества, кражи, обмана. Так, институты выполняют свою главную функцию - экономии трансакционных издержек. Однако создание и поддержание общих "правил игры" в свою очередь требует немалых затрат. Толчок к разработке новой экономической истории дало именно осознание небесплатности действия институтов.

В составе институтов Д. Норт выделяет три главные составляющие:

• неформальные ограничения (традиции, обычаи, всякого рода социальные условности);
• формальные правила (конституции, законы, судебные прецеденты, административные акты);
• механизмы принуждения, обеспечивающие соблюдение правил (суды, полиция и т. д).

Неформальные институты образуют как бы подводную часть айсберга. Они складываются спонтанно, без чьего-либо сознательного замысла, как побочный результат взаимодействия множества людей, преследующих собственные интересы. Многое в этом процессе прояснила теория игр, ставшая сегодня наиболее популярным инструментом неоинституциональных исследований.

Формальные институты и механизмы их защиты устанавливаются и поддерживаются сознательно, в основном - силой государства. Они выстраиваются в определенную иерархию: правила высшего порядка изменить труднее, чем правила низшего порядка (конституцию труднее, чем закон, закон труднее, чем административный акт). Формальные правила допускают резкую одномоментную ломку (в периоды революций), тогда как неформальные меняются лишь постепенно.

Как отмечает Д. Норт, "российская революция в октябре 1917 г. стала, возможно, самой решительной перекройкой всей институциональной структуры общества, какую только знала история". Но и она не смогла отменить множество прежних обычаев, привычек, стандартов поведения, сохранявшихся еще очень долго.

Как и почему меняются институты? Д. Норт предлагает следующую концепцию.

Технический прогресс, открытие новых рынков, рост населения и т. д. - все это ведет либо к изменению цен конечного продукта по отношению к ценам факторов производства, либо к изменению цен одних факторов по отношению к ценам других. При изменении цен один или оба участника сделки начинают понимать, что им было бы выгоднее пересмотреть ее условия. Однако организационные формы вписаны в правила более высокого порядка. Если переход к контракту нового типа требует пересмотра какого-либо фундаментального правила, участники обмена могут пойти на затраты ради того, чтобы попытаться его заменить. Для понимания теории институтов, свойственной "новому" институционализму, надо сделать два важных разъяснения.

Во-первых, этим течением разделяются понятия "институтов" и "организаций". Последние представляют собой некую субъективизацию институтов, их источник и, если необходимо, поддерживающую их силу (так, государство есть важнейший субъект конституционного права, источник законов и материализация силы, обеспечивающей их неукоснительное исполнение). В итоге образуется некий "институциональный синтез" как единый объект исследования, что крайне продуктивно для целей экономического анализа и объяснения многих важнейших явлений в хозяйственно-управленческой и социальной стороне современных экономических систем.

Во-вторых, это - понимание современным институционализмом того особого механизма, при помощи которого происходит воздействие институтов на экономическое развитие общества. Таким механизмом у представителей "нового" институционализма формулируется фактор издержек.

"Институты, - пишет Д. Hopт, - влияют на экономический процесс тем, что оказывают воздействие на издержки обмена и производства. Наряду с применяемой технологией они определяют трансакционные и трансформационные (производственные) издержки, которые в совокупности составляют общие издержки производства".

На этой основе представители институциональной теории предлагают некий особый вариант двухсекторной модели экономики: трансформационный сектор (надо сказать, по сути, очень близко к принятому у нас термину "реальный сектор") и трансакционный сектор, который "ничего не производит", но обеспечивает продвижение продукта в рыночной среде до его конечного потребителя.

Отдавая должное традиционной приверженности представителей институционализма к теории трансакционных издержек и желанию "новых" институционалистов отмежеваться от социально-психологической атрибутики традиционной теории, тем не менее нельзя не видеть, что "фактор издержек" в достаточно упрощенной и даже огрубленной форме представляет тот сложный механизм, при посредстве которого происходит воздействие институтов (или синтеза "институты-организации") на социально-экономическую жизнь современного общества.

Вместе с тем представляет немалый интерес подход, обозначенный данной теорией и основанный на оценке эффективности институциональных изменений в экономике именно через динамику трансакционных издержек.

Значительные особенности в трактовке категории института предлагают и другие представители "нового" институционализма (М. Олсон, О. Уильямсон, Р. Нельсон и др.).

Институционализм неизменно оставался внутренне неоднородным, постоянно эволюционировал, неизбежно вбирая в себя фрагменты иных теоретических школ, синтезируя вместе с ними некие новые подходы к анализу и объяснению сложной и постоянно видоизменяющейся социально-экономической действительности. То, что сегодня характеризуется понятием "институциональная теория", является в преобладающей мере отражением взглядов не какого-либо одного ученого (даже теоретика-лидера, как, например, это может быть достаточно достоверно принято для кейнсианства или монетаризма ), а некоей сублимацией научных идей целого ряда экономистов разных эпох, причем сублимацией, выполненной в той логической содержательности и подчиненности, которая может характеризоваться как выдержавшая эмпирическую проверку и действительно давшая приращение значений о законах и тенденциях развития экономики цивилизованного мира.

Разумеется, первая мысль, которая при этом приходит, состоит в следующем: а что же это за такие таинственные "институты", которые были поставлены новой теорией в центр осмысления ею процессов долговременного экономического развития и экономической жизни общества в целом? К сожалению, ответ на этот вопрос дать не так просто.

"Социально-экономический институт, - пишет А. Нестеренко, - центральный элемент анализа в институционально-эволюционной теории".

Однако такое признание не означает, что этот центральный элемент институциональной теории легко поддается некоей логической дефиниции или некоему перечислительному описанию. Это связано с тем, что понимание "института" в данной теории не только эволюционно видоизменяемо, но и индивидуализировано у различных представителей этой теории и ее современных течений.

Близкий к социально-психологическим аспектам анализа, Т. Веблен называл институтами привычки и стереотипы мышления (мышления и поведения), разделяемые большим числом членов общества. Подобное понимание "институтов", может быть, несколько более развернуто к реалиям экономической жизни (через анализ поведенческих структур и определяющих их факторов) и сегодня остается в научном арсенале такого течения как "старый" или "традиционный" институционализм.

Более развернутое определение (понимание) институтов содержится в работах представителей "нового" институционализма.

"Институты - подчеркивает Д. Норт, - это "правила игры" в обществе, или, выражаясь более формально, созданные человеком ограничительные рамки, которые организуют взаимоотношения между людьми".

В результате институты оказываются далеко не нейтральным фактором: они "загоняют" общество в определенное русло, с которого потом трудно свернуть. С этим Д. Норт связывает феномен расходящихся траекторий развития.

В одной из своих работ он предпринял попытку сравнительного анализа экономической истории Англии и Испании.

В XVI в. они находились в очень схожих стартовых условиях. Но в Англии мощное противодействие дворян и купечества произволу королевской власти помогло раннему упрочению частной собственности и связанных с ней институтов. Напротив, в Испании победа оказалась на стороне короны и государственной бюрократии. Это задало расходящиеся траектории дальнейшего развития: восходящего - в Англии, стагнирующего - в Испании. Более того, перенос "материнских" институтов в английские и испанские колонии в Новом Свете привел к тому, что столь же отличными оказались затем пути развития Северной и Южной Америки.

"В реальных обществах, - заключает Норт, - всегда существует "смесь" из эффективных и неэффективных институтов. Одни поощряют инвестиции и нововведения, другие - борьбу за льготы и привилегии, одни способствуют конкуренции, другие - монополизации, одни расширяют поле взаимовыгодного обмена, другие - сужают его. Все решает соотношение между первыми и вторыми". Таким образом, "институты имеют значение".

Итак, развитие неоинституциональной теории было далеко не беспроблемным, многие экономисты оценивают ее скептически и даже остро критически.

Одна из ее слабостей усматривается в недостаточной строгости выводов, поскольку большинство неоинституционалистов отдают предпочтение неформализованному анализу. Определенное сопротивление вызывает и само понятие трансакционных издержек, которое упрекают в излишней расплывчатости. Критики отмечают также, что упор на трансакционных издержках оборачивается подчас игнорированием производственных издержек.

Состояние институционального равновесия Д. Норт определяет как ситуацию, когда никто из агентов не заинтересован в перестройке действующего набора институтов (с учетом издержек, которые им при этом пришлось бы понести). Но всегда ли такое состояние будет одновременно и эффективным? Именно это составляет центральную проблему всей новой экономической истории.

Формулируется обобщенная теорема Коуза: если трансакционные издержки малы, то экономическое развитие всегда будет идти по оптимальной траектории - независимо от имеющегося набора институтов. Такую макроверсию коузовской теоремы предложил норвежский экономист Т. Эггертсон.

Из обобщенной теоремы Коуза следует, что всякое общество обречено на процветание. Технический прогресс и накопление капитала (физического и человеческого) должны автоматически и повсеместно обеспечивать экономический рост. По этой же причине любые исходные различия в экономическом развитии должны сглаживаться по мере того, как отставшие общества cтанут перенимать институты передовых.

Институты отличает значительная экономия на масштабах: когда какое-то правило установлено, его можно с минимальными затратами распространять на все большее число людей и сфер деятельности. Но само создание институтов требует крупных первоначальных вложений, являющихся необратимыми (sunk costs). Потому "новые" и "старые" институты находятся в неравном положении.

"Старый" институт свободен от издержек, которые пришлось бы нести при установлении "нового", так что сохранение менее совершенного института, если учесть возможные затраты по его замене, часто оказывается более предпочтительным.

Кроме того, субъективные модели и организационные формы "притираются" к особенностям существующих "правил игры" и при других правилах могут полностью обесцениваться. На освоение действующих норм и законов люди затрачивают огромные ресурсы.

В целом можно заключить, что, несмотря на более чем столетнюю историю институционально-эволюционной теории, в отечественной и зарубежной научной литературе не сложилось однозначного понимания категории социального института.

Обобщая подходы различных течений и школ институционализма к определению данного термина, можно с более прагматичной точки зрения сформировать два доминирующих типа понимания сути института: "ограничительный" и "расширительный".

Сторонники ограничительного подхода (это уже не просто современный, но и достаточно прагматизированный институционализм) склонны трактовать социальные институты как функциональные органы общества, такие как государство, судебная система, система самоуправления и т. д., а также как систему формальных юридических норм. Сторонники расширительного (и более традиционного!) подхода понимают социальные институты также и как совокупность формальных и неформальных норм, ценностей, правил, фактически действующих в обществе и принимаемых большинством его членов в качестве руководства к действию.

Наиболее универсальным определением понятия социального института является следующее: социальные институты - это относительно устойчивые компоненты общественной жизни, включающие:

1. социально признанные нормативно-ценностные системы;
2. эталоны социального поведения;
3. формы организации социальных связей людей;
4. функциональные органы управления и регулирования, обеспечивающие кодификацию социальных норм и контроль за их соблюдением, формулирующие общественные цели и потребности и организующие процесс их реализации.

Как можно заключить из вышесказанного, "расширительного" подхода придерживается и Д. Норт. В своих различных работах он дает не одно, a целую систему определений социальных институтов.

Обобщая эти определения, можно сформулировать точку зрения Д. Норта следующим образом: институты представляют совокупность правил и норм, которую люди накладывают на свои отношения, определяя, таким образом, стимулы и механизмы контроля, которые наряду с бюджетными, ресурсными, технологическими и иными ограничениями очерчивают границы выбора в деятельности экономических агентов.

Институты включают в себя как формальные правила и неформальные ограничения (общепризнанные нормы поведения, достигнутые соглашениями, внутренние ограничения деятельности), так и определенные характеристики принуждения к выполнению тех и других.

Принуждение осуществляется, во-первых, через внутренние самоограничения субъекта в силу его убеждений, менталитета; через механизм неформальных соглашений и договоренности и пр., во-вторых, с помощью угрозы наказания за нарушение соответствующих формальных (правовых) норм, в-третьих, через прямые общественные санкции или государственное насилие.

Социальные институты, являясь своеобразными общественными благами, которыми располагает каждая зрелая или только складывающаяся экономическая (рыночная) система, выполняют ряд функций.

Во-первых, наличие общеизвестных правил поведения в сфере экономической деятельности снижает уровень неопределенности в системе рыночных взаимоотношений партнеров, увеличивает степень информированности о вероятных изменениях внешней среды, вызванных поведением других субъектов. В той мере, в какой рациональность поведения субъекта зависит от степени его информированности и способности использовать имеющуюся информацию для принятия решений, нормы и правила являются условием поведения (действия) человека в рыночной среде. Субъектам хозяйствования становится доступным прогнозирование реакции контрагентов на собственные действия и, соответственно, формируется более ясная база для планирования своей деятельности по взаимодействию с "окружающим миром". Этот аспект действия социальных институтов принято называть координационным. Этот аспект имеет не только теоретическое, но и практическое значение - все экономически развитые страны мира имеют сегодня высокоразвитую систему институтов рыночной инфраструктуры, позволяющих субъектам хозяйствования с высокой информированностью и минимальным риском действовать на рынке, ограничивая свои трансакционные издержки.

Во-вторых, система социальных институтов и характер их действия оказывают непосредственное воздействие на распределение экономических ресурсов в обществе. Речь идет не только о воздействии на структуру "платежного оборота" (т.e. проще говоря, товарооборота) в рамках общей относительно свободной экономической игры, но о возникновении определенных типов формальных институтов, обеспечивающих движение ресурсов по жестко определенным правилам. Так, с институциональной точки зрения, биржа (как рыночный институт) - это отнюдь не помещение, где совершаются сделки. Биржа - это, прежде всего, кодекс правил, по которым совершаются трансакции, причем установленные правила совершения именно биржевых трансакций (во внебиржевых сделках они могут быть иными) неукоснительно соблюдаются всеми участниками торгов по формальным и неформальным соображениям. То же самое с институциональной точки зрения можно сказать о банках, индустриальных и финансово-промышленных группах и других финансовых институтах рыночной экономики. Таким образом, выявляется распределительная функция институциональной системы, которая реализуется не только через самоограничения в действиях хозяйствующих субъектов и не только при посредстве организаций, которые стоят над экономикой (как, например, правовая система), но и через организации, которые сами являются "коллективными" экономическими "игроками" и которые стоят над отдельными экономическими агентами.

Вместе с тем чисто рыночные институты ни в одном современном обществе не являются единственными носителями правил и норм, обеспечивающих координационные и распределительные функции в хозяйственном (рыночном) oбopoтe. Соответственно, стереотипы поведения людей в сфере экономической деятельности определяются не только "рыночным кодексом" действий (когда они вступают во внешние, по отношению к данному хозяйствующему субъекту, рыночные отношения с контрагентами), но и "кодексом внутренней самоорганизации" данного хозяйствующего субъекта (внутрифирменный хозяйственный оборот). Точно так же рыночные принципы распределения ресурсов отличаются от критериев и принципов их распределения внутри организации (например, крупной промышленной корпорации).

Разделение институциональных норм и правил "рыночного" и "организационного" типа свойственно многим представителям современной институциональной теории. Однако наиболее последовательно концепция разделения "рыночных" и "нерыночных" институтов и адекватных им норм и "правил игры" представлена в течении, получившем название "нового французского институционализма". Основоположники этого течения предложили свой особый взгляд на законы взаимодействия между рыночными и иными институтами, обеспечивающими координацию действий членов общества. Это взгляд, основанный на вычленении особых институциональных подсистем или "миров". Так, в ключевых работах Л. Тевено, С. Лафайе, Л. Болтянски выделяется семь институциональных подсистем, каждой из которых соответствуют свои объекты, свои требования к поведению людей и свои процедуры регулирования (координации) их действий в той или иной экономической среде.

Первая подсистема - рыночная. Она имеет объектом товары и услуги, продаваемые на коммерческих условиях, а также такие требования к поведению хозяйствующих субъектов, как рациональность и ответственность. Эта подсистема содержит особые процедуры координации рыночных отношений (правила совершения трансакций на рынке).

Вторая институциональная подсистема - индустриальная - включает в себя отношения по поводу производства товаров и услуг. Она основана на унификации (стандартизации) функций субъектов (людей, подразделений) внутри крупной производственной системы (корпорации). Эта подсистема строится на определении базовых параметров производимой продукции; она же предъявляет особые требования к таким нормам поведения хозяйствующих субъектов, как функциональность, согласованность, лояльность "своему" предприятию и пр.

В числе других рассматриваются также такие институциональные подсистемы, как:

• традиционная (традиции и персонифицированные связи субъектов хозяйственного оборота);
• гражданская (основанная на принципе подчинения частных интересов общим в силу гражданского менталитета или, как принято говорить у нас, - гражданской сознательности);
• подсистема институтов общественного мнения, где взаимодействие хозяйствующих субъектов на рынке строится на основе публичности или открытости событий и возможности привлечения к ним (точнее - к неким негативам или отклонениям от норм и правил) внимания общества;
• подсистема творческой деятельности;
• экологическая подсистема, основанная на принципе всеобщей заинтересованности всех экономических агентов в сохранении установившегося в природе равновесия и нормальном воспроизводстве природного потенциала социально-экономического развития.

Очевидной слабостью нового французского институционализма является недостаточная проработанность критериев выделения институциональных подсистем для создания их сколько-нибудь стройной классификации, в том числе и для целей аналитического исследования.

Если вычленение рыночной и индустриальной подсистем является наследием неоинституциональной теории, то структура и конкретное содержание остальных подсистем в принципе могут быть сформулированы и иначе (что, в отсутствие теоретически обоснованных критериев вычленения данных подсистем, зависит только от фантазии исследователя).

Однако важнейшей заслугой нового французского институционализма является последовательное отстаивание концепции не просто множественности, но и принципиальной неоднородности институциональных подсистем общества. В условиях же неоднородности неизбежны конфликты между подсистемами и теми нормами и "правилами игры", которые они диктуют экономическим агентам.

Это - не просто теоретическое продвижение, но и важный шаг к углубленному пониманию закономерностей развития и функционирования той социально-институциональной среды, в которой функционирует экономика современного мира.

Данное положение позволяет также наиболее естественным образом объяснить истоки происхождения институциональных кризисов в переходные периоды развития общества. Здесь надо еще раз отметить, что особое внимание к переходным или транзитивным состояниям общества и экономики относится к числу несомненных достоинств и преимуществ современной институциональной теории. При этом принципиально важной особенностью здесь является то, что данная научная школа видит в институтах не только результат или предпосылку, но и очевидный исходный генератор процессов эволюционного обновления в обществе и экономике. Один из важнейших выводов теории институционализма состоит в том, что тенденции эволюционного социально-экономического развития общества все более определяются не столько соображениями текущей экономической и политической выгоды тех или иных общественных групп или индивидов, сколько общественными институтами - закрепленными в их сознании и в организационных формах их деятельности устойчивыми традициями и нормами поведения, соответствующим и ментальным особенностям населения.

Этот вывод вполне корреспондирует высказанному ранее предположению о сужении субъективного фактора российских реформ, об их переходе в тy стадию, когда успех в наибольшей мере определяется способностью и готовностью новых институтов рынка и государства к рационализации и постоянному совершенствованию.

Однако низкая способность российских институтов к такому самообновлению в значительной мере определяется характером их формирования, в частности, присущим российским реформам "процессом институционального импортирования".