Элитарный конфликт и внешнее пособничество

Выше охарактеризованные три типа этнонационального конфликта – защитный, статусный, гегемонистский – имеют своим источником межэтнические проблемы. В этих конфликтах активность лидеров этногрупп является катализирующим или содействующим фактором относительно более глубоких причин межэтнических противоречий. Имеется особый тип этнонационального конфликта, который вызван конкурентной борьбой элит за государственную власть. В этом конфликте экономические и политические проблемы общества трансформируются элитами в межэтнические проблемы. Этот тип этнонационального конфликта мы будем именовать элитарным конфликтом.

Элиты, то есть социальные группы индивидов, занимающих руководящие или лидерские позиции в обществе и пользующиеся признанием неэлитных слоев, имеют отличающиеся интересы[69]. Политические элиты конкурируют за государственную власть и стремятся к ограничению шансов оппонентов. Для расширения своей социальной базы элиты могут пробуждать экзофобию, преувеличивать значение этнической принадлежности и обесценивать гражданскую приверженность к конституционному порядку. Ради достижения или сохранения власти элиты способны использовать национализм для дискредитации сторонников политической толерантности.

В период общественных трансформаций возрастает конкуренция элит в центре и на периферии, а также между ними. В обществе ослабевает традиционная легитимация политического лидерства, зависящая от критериев «правой», «левой» и «центристской» стратегии. Для части элит национализм служит новой основой политических полномочий. Национализм как способ оправдания политического представительства включает обязательную демонстрацию воинствующего этноцентризма, лояльности референтной группе и к иноэтническому окружению. Одновременно этноцентризм является средством элиты для мобилизации сторонников.

Для элит, видящих в этническом конфликте средство борьбы за власть, первостепенное значение имеет борьба за групповой престиж. Элиты, стремящиеся к представительству этнических интересов, могут извлечь выгоду при условии общественной значимости референтной группы. Поэтому националисты охотно выдвигают требования сецессии и ирредентизма, обесценивают гражданскую приверженность конституционному строю. Политические аналитики называют эту тактику элиты «разыгрыванием этнической карты». Д. Горовиц отмечает, что для многих этногрупп, не обладающих статусом титульного этноса, достаточным остается пропорциональное политическое представительство, чтобы влиять на условия контроля ресурсов. Когда элиты побуждают членов этногруппы отказаться от гражданского конформизма, индивиды испытывают двойное влияние – ранней социализации, требующей конформизма и элиты, отрицающие конформизм[70].

По мнению Т.Г. Стефаненко, в трансформируемом обществе возрастают социальные лишения людей и восприимчивость к национализму. Этническая идентичность становится психологической компенсацией нефункциональности общественных институтов и неопределенностью жизненных планов и карьер[71]. Националистическая пропаганда направлена на вытеснение этнофилии этноцентризмом посредством возложения вины за социальные лишения на соседний народ.

Активность элит обусловлена, скорее, внутренней конкурентной борьбой, нежели реальными этническими проблемами. Элиты могут намеренно обострять межгрупповые противоречия, отказываться от классовой мобилизации населения в пользу националистической пропаганды. Тактика «разыгрывания этнической карты» привлекательна для лидеров, вынужденных укреплять свою власть.

Например, в бывшей Югославии сербский лидер С. Милошевич избрал тактику этнической мобилизации, когда страна столкнулась с демократическим вызовом в социалистическом лагере. Перед распадом Югославии группа членов сербской компартии, националистических интеллектуалов, писателей и военных создали влиятельное сербское национальное движение. Лидеры движения, возглавляемого Милошевичем, рассчитывали, что в условиях экономического кризиса националистически настроенный электорат обеспечит победу движения на парламентских и президентских выборах. Несмотря на оппозицию руководства югославской компартии, влияние Милошевича возрастало в 80-х годах. Демонизируя другие этногруппы, он трансформировал политический диалог в этнические разногласия. В начале 90-х гг. хорватские, словенские и другие сторонники сепаратизма провели активную мобилизацию своих этногрупп. Когда этнические организации объединились с вооруженными формированиями и начались гражданские войны, умеренные лидеры местного и федерального уровней оказались безвластными[72].

В период этнической мобилизации националистические элиты используют популизм и очернение оппонента. Шовинистическая риторика преувеличивает внешнюю угрозу этногруппе и призывает к насилию как единственному средству обеспечения будущей безопасности. Внешнее окружение воспринимает риторику этнолидеров «доказательством» враждебных устремлений чужой этногруппы. Рост межгрупповых предубеждений ведет к углублению этнической напряженности и прерывности отношений кооперации.

Для усилия этнического напряжения и защиты от соперничающих демагогов элиты ведут пропагандистские компании в толпе, привлекающей уголовные элементы. Д. Мюллер отмечает, что в период распада Югославии этнические лидеры всех национальностей распространяли в пропагандируемой толпе бесплатные продукты и спирт. «Первичной целью уголовников, находящихся в толпе, были кражи и грабежи, а не обсуждение этнических вопросов. Свой бандитизм они скрывали борьбой с толерантным населением. Когда головорезы и мародеры становились боевой частью этноорганизации, они создавали беспорядок и усиливали напряжение»[73]. Интенсивное этническое манипулирование сопровождается борьбой с политически терпимой оппозицией. Ею запугивают, заставляют молчать или физически устраняют. Соперничающие лидеры используют головорезов и толпу для запугивания населения, не поддерживающего насилие.

Националистические элиты всегда маскируют свою конкуренцию иной формой конфликта. Элиты предостерегают о политических и военных угрозах, о вероятности дискриминации и гарантиях превосходства этногруппы даже в тех случаях, когда для предостережений нет реальных оснований. Конкуренция элит в этнических конфликтах способна инициировать возобновление насилия при двух условиях - недостаточной легитимности правительства и неспособности правительства контролировать соблюдение конституционного порядка в регионах.

В постсоветском пространстве недостаточная легитимность новых правительств способствовала насильственной борьбе элит за власть. Часть лидеров этноменьшинств избрала путь сепаратизма и ирредентизма. Например, в Грузии националисты, ведомые З. Гамсахурдиа, пришли к власти при поддержки грузинского населения. Две этногруппы, признавшие свой статус меньшинств в СССР, - абхазы и осетины, взялись за оружие, чтобы препятствовать своему включению в унитарное грузинское государство. С ирредентическими требованиями выступили националисты Нагорного Карабаха, что привело к войне государств Азербайджана и Армении. Введение российских вооруженных сил предотвратило распространявшееся насилие между националистами Молдавии и самопровозглашенной Приднестровской республики. Во всех этих случаях просчеты правительств, допускавших региональное господство одной этногруппы, воспринимались ущемлением этнического статуса и вызывали, под влиянием пропаганды, распространение воинственного этноцентризма.

return false">ссылка скрыта

Главной макропричиной возобновления этнического конфликта является неспособность центрального правительства контролировать конституционный порядок на территории государства. Об этом свидетельствует существование в 90-х гг. антиконституционного режима в Чечне. Попытка федеральных властей покончить с этим режимом вылилась в военную компанию 1994-1996 гг. и подписание мирных соглашений 1996 году. Чеченский конфликт не был разрешен. В 1997-1999 гг. в Чечне существовал преступный режим соперничающих вооруженных групп. Они пытались обрасти легитимность через обращение к радикальному исламу, а материальные средства найти через теневую экономику, торговлю людьми и внешние заказы на террористическую деятельность. В 1999 г. с территории Чечни были осуществлены вооруженные вторжения в Дагестан и террористические акты в различных городах России. В ответ последовали массивные военные действия федеральных сил и разгром незаконных вооруженных формирований в Дагестане и Чечне в 2000 г. Хотя антитеррористическая операция остается незавершенной, восстановление конституционного порядка в чеченской республике создает возможность окончательного урегулирования затяжного конфликта.

В этническом конфликте участвует два типа националистических элит – политическая и культурная. Политическую элиту образую лидеры, заинтересованные в принятии решений. Культурная элита состоит из националистической части интеллигенции, создающей и пропагандирующей идеологию. В отличие от культурной элиты, политическая элита может ограничиться показной демонстрацией своего этноцентризма. Оба типа элиты объединяет интерес в повышении статуса этногруппы, способного усилить позицию лидеров в конкурентной борьбе за власть и влияние. Элиты могут ускорять конфронтацию, будучи убежденными в справедливости своей борьбы или заинтересованными в контроле оппонента. Авторитет националистической элиты находится в прямой зависимости от распространенности в массовом сознании этноцентристских установок.

Стереотипные представления о межгрупповых отношениях поддерживаются этническими мифами и идеологиями, содержащими мифы. Э. Смит отмечает, что все националистические идеологии конца ХIХ-ХХ вв. использовали этнические мифы об общем (биологическом) происхождении, этнической родине, общем языковом наследии и миссианизме[74]. Миф предлагает обобщенную картину генетической связи индивидов с этногруппой, благодаря которой они находят историческое местоположение, приобретают самоуважение и формируют чувство нетерпимости к воспринимаемому враждебному окружению. Миф внушает историческое превосходство этногруппы. Он содержит священные воспоминания: о возникновении этноса во времени и пространстве; об общих предках: о миграции и борьбе с врагами; о золотом веке народа, последующем упадке и будущем возрождении. Мифологические вымыслы о генетическом единстве и историческом превосходстве этногруппы поддерживают этноцентристские стереотипы участников конфликта.

Националистические идеологии способны усилить ригидность этноцентристских предубеждений конфликтных сторон. Идеологии обосновывают высшую ценность нации – этногруппы с желаемым политическим статусом – с помощью квазинаучных аргументов об изначальной потребности людей в этническом присоединении[75]. Этих аргументов оказывается недостаточно для оправдания враждебного отношения к другим нациям в отстаивании политических требований сепаратизма или этнической гегемонии. Поэтому идеологи используют мифологические доводы, опираются на тематизацию хода событий из жизни прошлых поколений, передаваемых устно или эпическими поэмами и летописями. Разработку идеологии политических движений осуществляет националистически настроенная интеллигенция. Она изучает историю, филологию, антропологию своего этноса и приспосабливает цикличную модель социальной истории к целям сецессии и гегемонии. Этническая мифология воплощает ценностные приверженности этих интеллектуалов и их профессионального окружения, для которых личное достоинство связано с политическим успехом радикального движения.

Итак, этнический элитарный конфликт является типом этнонационального конфликта. Он инициируется элитой, борющейся за государственную власть. Для расширения своей социальной базы националистическая элита пробуждает экзофобию у неэлитных слоев, испытывающих социальные лишения, преувеличивает значение этнической идентичности и обесценивает гражданскую приверженность конституционному порядку. Интенсивное этническое манипулирование сопровождается насильственной борьбой с политической оппозицией. Элитарный конфликт становится затяжным в трансформируемом обществе, при обострении конкуренции элит и слабой демократической традиции.

До сих пор мы применяли эндогенный подход, позволяющий объяснить типы и условия этнонационального конфликта внутри территориальных границ государства. Поскольку в этнонациональный конфликт вовлекаются силы внешней среды, необходим экзогенный подход. Он объясняет интернационализацию конфликта. Данным термином мы будем обозначать а) расширение пространства местного этнонационального конфликта за счет вовлечения в борьбу иностранных государств и частных организаций, способствующих б) распространению местного конфликта в регионе пограничных государств.

Среди ученых получила распространение «триада Брубейкера». Р. Брубейкер полагает, что вероятность этнического насилия зависит от трех факторов: а) неадекватный правительственый контроль в трансформируемом обществе; б) проживание на территории государства этноменьшинства, опасающегося быть маргинализированным; в) заинтересованность внешнего государства в пособничестве борьбе этноменьшинства[76]. «Триада Брубейкера» имеет два недостатка. Внешнее пособничество способно обострять все типы этнонационального конфликта, а не только статусный конфликт. Вероятность внешнего пособничества определяется конкурентностью международных отношений – глобальной, например, «холодной войной» или стремлением сверхдержавы к однополюсному международному порядку, и цивилизационной конкуренцией пограничных государств, на которую обращает внимание С Хантингтон[77]. При экзогенном подходе надо применять четырехфакторный анализ (тетраду) этнонационального конфликта. При высокой конкуренции пособничество более вероятно. Клиентами внешнего пособничества являются националистические элиты и лидеры боевиков. При низкой конкуренции вероятнее миротворческое вмешательство в местный конфликт.

Внешние силы способны обострить защитный конфликт. Вероятность трансформации конфликта увеличивается, если внешние силы имеют исторические связи с одним из антагонистов. Например, рост шиитского радикализма в Иране и последовавшая исламская революция 1979 г. вызвала тревогу лидеров суннитских общин Ирака. Они опасались, что устойчивые связи иракских и иранских шиитов к революции в Ираке. Для предотвращения воспринимаемой угрозы Иракское правительство запретило создание шиитских организаций, поддерживающих связи с Ираном[78]. У иракского руководства были для подобных мер основания, поскольку Иран призвал шиитские общины к распространению исламской революции во всех мусульманских странах.

Внешняя поддержка способна усилить позиции сторонников сецессии. В интересах ослабления правительства Ирака, США и Израиль с 1960-х гг. оказывают помощь курдским сепаратистам, вследствие которой курдско-иракский конфликт стал затяжным. В Ливане враждующие этносекты получают финансовую и военную помощь со стороны Сирии, Израиля, Ирана, Ирака, Ливии, ООП и Саудовской Аравии. Внешняя поддержка сохраняет потенциал насильственного конфликта внутри государства. На примере Ливана С.Л. Стоклицкий утверждает, что пособничество внешних сил местному конфликту мотивировано стремлением к региональному влиянию. В случае победы одной из этногрупп, заинтересованное внешнее правительство будет иметь преимущество в контроле региональных ресурсов[79].

Внешнее вмешательство, вызывающее рост этнического беспокойства за безопасность, приводит к обострению межэтнических споров о групповом статусе. Сравнение членов общества по этническому статусу является базовой причиной возникновения статусного недовольства. Оно может служить поводом внешнего вмешательства в местные этнические споры и вызывать беспорядки. Внешние силы могут объявить себя защитником этнорелигиозных меньшинств и настаивать на изменении существующего порядка. Например, начиная с 80-х гг., иранское правительство призывает шиитские общины всего мира к утверждению шиитского политического преобладания. Иранский режим организовал и вооружил шиитов в Ливане. В результате произошла милитаризации шиитских групп в различных частях мира, особенно в Ливане. Привилегии этногруппы в одном регионе вызывают демонстрационный эффект в других регионах. Внешнее пособничество местной этнической войне имеет деструктивные последствия, выходящие за пределы одного географического района.

У соперничающих местных этногрупп внешняя националистическая пропаганда вызывает опасения за свой статус в обществе. Инициированное в 60-х годах президентом Египта Г.А. Насером суннитское движение панарабизма усилило межэтническое напряжение в арабском мире. Евреи, берберы, курды, шииты усматривали в арабском национализме принижение своего статуса. В Ираке курды и шииты выступили против панарабизма из-за опасения культурной ассимиляции. Этнические меньшинства Сирии видели в панарабизме средство преобладания суннитов. Внешняя панарбская пропаганда обострила отношения ливанских христиан и суннитов. Лидеры христианских общин полагали, что присоединение ливанских мусульман к широкому арабскому миру приведет к ограничению прав немусульман. Внешняя националистическая пропаганда, провоцировала гегемонистский конфликт. Египетская пропаганда арабского национализма привела к принудительной арабизации стран Ближнего Востока. В Ираке и Сирии пришедшие к власти арабские националисты стали проводить политику принудительной ассимиляции. Страны Запада поддерживали эту политику оказанием материальной помощи режимам и замалчиванием нарушений гражданских прав[80].

Внешние силы могут обострять конкуренцию элит, способных возобновить насильственный этнонациональный конфликт. Элиты используют международные аудитории, предоставляемые внешними силами, для мобилизации сторонников. Индия поддерживает тибетских сепаратистов, чтобы ослабить распространение международного влияния Китая. После подавления иракских курдов в 80-х гг., их лидеры официально принимаются Ираном и получают поддержку. Внешние силы могут вмешиваться в суверенную сферу государства для защиты этнических лидеров, позволяя без особых помех проводить мобилизацию сторонников. Когда в 1982 г. Израиль ввел свои войска в Ливан для подавления вооруженных групп ООП, иранцы ответили посылкой «Стражей исламской революции», которые стали действовать под именем «Хезболла», наладили связи с шиитской террористической группировкой «Исламский джихад» и оказывали ей финансовую и организационную поддержку. «Исламскому джихаду» принадлежат «новинки» в технологии террора: зонтичная организационная структура, широкомасштабное использование смертников-взрывников и индивидуальные похищения[81].

Внешние силы могут ослабить центральное правительство, уменьшить его способность к миротворческим акциям и защиты одной этногруппы против гегемонистских амбиций другой. Регулярные бомбардировки израильских ВВС палестинских лагерей в Ливане и неподконтрольность вооруженных палестинских организаций на ливанской территории ослабили ливанское правительство. В результате враждующие этносекты объединились с вооруженными этногруппами не только для самозащиты, но и для борьбы за власть. После проведения в начале 90-х гг. военной операции США «Буря в пустыне» против Ирака, ослабление иракского правительства выразилось в росте антиправительственной активности курдских и шиитских организаций.

Вовлечение внешних сил приводит к регионализации местного конфликта, выходящего за пределы государственных границ. Во второй половине XX в. Турция неоднократно применяла военную силу вдоль иракской границы для разрушения баз курдских боевиков. Судан и Эфиопия постоянно поддерживали в соседней стране сепаратистов[82]. Через этнические связи местные конфликты вызывали насилие в соседних странах. Сражения в лагерях беженцев Пакистана были реакцией на возобновление активных военных действий между этническими фракциями Афганистана[83].

Этнонациональные конфликты, распространяющиеся в регионе, втягивают в борьбу великие державы и приобретают международный характер. В период «холодной войны» США постоянно выступало союзником в этнических войнах в Афганистане, Анголе, Сомали и других регионах. В этот период СССР участвовал в этнической войне в Афганистане и поддерживал просоветские силы на всех континентах. К концу 80-х гг. после окончания «холодной войны» ослабла конкурентность международных отношений. Уменьшилось пособничество этнической войне, усилились правительственный контроль этнического насилия и миротворчество. Этническое насилие снизилось вследствие военного поражения сепаратистов, правительственных уступок или успешного посредничества. Отдельные затяжные конфликты завершились мирными соглашениями, например, в Северной Ирландии, на Филиппинах. В других случаях были прекращены военные действия и этнические чистки. В отсутствие соперничества великих держав не имел успеха контроль этнического насилия на Ближнем Востоке, в Бирме, Индии и Шри-Ланка.

Тенденция к локализации этнонациональных конфликтов была прервана распадом СССР и Югославии в 90-е гг. Распад общественных связей и государственных структур в посткоммунистическом мире привели к ослаблению социального контроля этнонациональных конфликтов. Первые неудачи рыночных реформ, глубокое расслоение общества подрывали гражданскую приверженность демократическому конституционализму и делали популярной националистическую альтернативу. Конфликт в Нагорном Карабахе свидетельствовал, что внешнее пособничество сепаратистам способно привести к межгосударственным войнам[84]

В 90-х гг. на Юге России внешние силы поддерживали экстремизм – главное средство сторонников сецессии и ирредентизма. К внешним силам относились: международные организации исламских радикалов, поддерживающих сепаратистов поставками оружия, денег, наркотиков и вербовкой наемников; международные террористические организации, преуспевшие созданием в Чечне баз по подготовке террористов; апологетика вооруженной сецессии со стороны западных либерал-националистов, что является рудиментом старого мышления «холодной войны». Активности враждебных России внешних сил способствовали региональные и федеральные причины: травма сталинской депортации кавказских народов и псевдонаучная мифология об истории народов Юга России, ставшие источником этноцентризма и мобилизационной основой вооруженной сецессии; длительное существование преступного режима в Чечне; дотационность Юга России, расширяющая социальную базу экстремизма. К федеральным причинам относится неспособность Центра в середине 90-х гг. контролировать конституционный порядок на Юге России. После проведения федеральным Центром в 1999 – 2000 гг. военной и антитеррористической операции в Чечне, на Юге России наметилась тенденция локализации этнонациональных конфликтов и перевода их в легитимное русло.

Следовательно, внешнее пособничество внутригосударственному этнонациональному конфликту осуществляется через помощь националистическим элитам и лидерам этноорганизаций. Внешнее пособничество затяжному конфликту усиливает страх этногрупп за свое выживание, статусное недовольство национального меньшинства и гегемонистские притязания национального большинства. Внешнее пособничество ведет к усилению борьбы этнических элит за власть и духовное преобладание в обществе. Вероятность внешнего пособничества повышается при обострении конкуренции международных отношений. Пособничество снижается по мере ослабления этой конкуренции на глобальном и региональном уровнях.

Все типы этнонационального конфликта, мотивированные дилеммой безопасности, статусной заинтересованностью, гегемонистскими амбициями и конкуренцией элит, имеют потенциал насильственной борьбы. Достижение одной этногруппой желаемого положения в обществе ставит ее в конфликтные отношения с периферийными группами. Если правительство способно предотвратить или разрушить условия, содействующие этническому насилию, тогда конфликт может быть урегулирован мирными средствами.

Во второй половине ХХ в. – начале XXI в. в результате распада социальных систем, модернизации обществ и усиления международной конкуренции произошло расширение пространства этнонациональных конфликтов. До 80-х гг. по мере появления новых государств наблюдалась тенденция роста статусных и элитарных конфликтов. Она была связана с деколонизацией стран Азии и Африки. Национальное строительство в постколониальных странах сопровождалось гегемонистскими конфликтами. С распадом СССР и коммунистических режимов в Европе распространились статусные конфликты в переходных государствах. В начале 90-х гг. в институционально слабых государствах и в государствах, осуществлявших политику этнического гегемонизма, возросло число защитных конфликтов (в странах Африки и на Ближнем Востоке). В постхолодный период наметилась тенденция отказа великих держав от пособничества местным конфликтам. К концу 90-х гг. уменьшилось число затяжных конфликтов за счет военных побед или уступок правительства, достижения мирных соглашений (Босния, Северная Ирландия, Филиппины). Отсутствие соперничества сверхдержав привело к урегулированию конфликтов в Латинской и Центральной Америке. Ослабла тенденция регионализации конфликтов на Северном Кавказе. Она сохраняется в Закавказье. Многие этнонациональные конфликты, возникшие в период холодной войны, остаются сегодня неурегулированными (в странах Африки, на Ближнем Востоке, в ряде азиатских стран). В следующей главе мы обратимся к стратегиям правительственного контроля этнического насилия.

 

Примечания к главе II

[1] Ожиганов Э.А. Баланс власти и этнополитические конфликты в России // Этничность и власть в полиэтничных государствах: Материалы международной конференции. 1993. М., 1994, с. 276.

[2] Авксентьев В.А. Этническая конфликтология: в поисках научной парадигмы. Ставрополь. 2001, с. 211.

[3] Elmer G. and Elmer E. Ethnic Conflicts Abroad: clues to American future? Monterey, VA, 1988, p. 7.

[4] Сепаратизм // Большой юридический словарь. М., 1997, с. 620.

[5] Альтерматт У. Этнонационализм в Европе. М., 2000, с. 145 – 147.

[6] Денисова Г.С., Радовель М.Р. Этносоциология: Учебное пособие. Ростов-на-Дону. 2000, с. 200.

[7] Ethnicity. Intercosta glossary. Concepts and terms ethnicity research. Ed. By F.W. Riggs, p. 91.

[8] Фролов С.Ф. Социология: сотрудничество и конфликты. М., 1997, с. 190.

[9] Запрудский Ю.Г. Региональные конфликты на Северном Кавказе// Региональный политический конфликт. Отв. Ред. В.Н. Коновалов. Ростов н/Д: Изд-во СКНЦ ВШ. 2003, с. 64.

[10] Сикевич З.В. Социология и психология национальных отношений. С.-Пб., 1999, с. 54.

[11] Дробижева Л.М. Этнополитические конфликты. Причины и типологии (конец 80-х начало 90-х гг.) // Россия сегодня… Трудные поиски свободы. М., 1993, с. 227.

[12] Авксентьев В.А. Этническая конфликтология. Ставрополь. 1994. 4.2, с. 110.

[13] Jervis R. Cooperation under the Security Dilemma//World Politics. V. 30, № 2, 1978, p. 209.

[14] Kaufman S. An “ International” Theory of Inter-Ethnic War//Review of International Studies.V. 22, № 2, 1996, p. 155.

[15] Гаджиев К.С. Геополитика Кавказа. М., 2001, с. 7 – 8.

[16] Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте (этнография чеченской войны). М., 2001. с. 35 – 40, 46 – 51.

[17] Posen B.R. The Security Dilemma and Ethnic Conflict//Survival. 1993. Vol. 35, № 1, p. 27 – 47.

[18] Jervis R. Cooperation under the Security Dilemma//World Politics. V. 30, № 2, 1978, p. 167 – 213.

[19] Posen B.R. The Security Dilemma and Ethnic Conflict, p. 30 – 31.

[20] Byman D.L. Keeping the Peace., p. 16.

[21] Walter B. The Critical Barrier to Civil War Settlement/International Organisation. 1997, Vol. 51, № 3, p. 335 – 364.

[22] Posen B.R. The Security Dilemma and Ethnic Conflict, p. 32.

[23] Snider J. Vrom Voting to Violence. N.Y.: W.W. Norton. 2000, p. 101 – 102.

[24] Evera Van S. Primed for Peace after the Cold War//International Security. 1999. Vol. 15, № 3, p. 5 – 57.

[25] Стоклицкий С.Л. Ливан: время событий, с. 55.

[26] Black D. Social Control as Dependent Variable//Toward a General Theory of Social Control. Vol. 2. Ed. by D. Black. London: Academic Press. 1984, p. 17.

[27] Социальный порядок и толерантность. Сборник тезисов III Всероссийской научной конференции. В 2-х частях. Ч. 2. Краснодар: Краснодарский юридический институт МВД России. 2002, с. 264 – 266.

[28] De Figueuredo R. and Waingast B. The Rationality of Fear: Political Opportunism and Ethnic Conflict//Civil Wars, Insecurity and Intervention. Ed. by B. Walter and D. Snyder. N.Y.: Columbia University Press. 1999, p. 263.

[29] Стоклицкий С.Л. Ливан: время событий. М.,1990. с. 167.

[30] Howe H. Lessons of Liberia: ECOMOG and Regional Peacekeeping/International Security. 1997. Vol. 27, № 3, p. 145 – 176.

[31]Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте (этнография чеченской войны). М., 2001. с. 161.

[32] Чернобровкин И.П. Терроризм на Юге России: этнонациональный аспект // Международная безопасность и проблемы терроризма. Учебное пособие. Ростов-на-Дону. Изд-во СКНЦВШ, 2002, с. 123.

[33] Альтерматт У. Этнонационализм в Европе. М., 2000, с. 3 – 17.

[34] Horowitz D. Ethnic Groups in Ethnic Conflict. Berkeley: University of California Press, 1985, p. 167.

[35] Куропятник А.И. Мультикультурализм: проблемы социальной стабильности полиэтнических обществ. С-Пб, 2000, с. 167.

[36] Альтерматт У. Этнонационализм в Европе. М., 2000, с. 9 – 25.

[37] Azar E. and Barton J. (ed.). International Conflict Resolution. Boulder, 1986, p. 3 – 5.

[38] Соловьев В.А. Реконструкция социально-политического пространства этнотерриториального конфликта. Ростов-на-Дону. 2001. с. 3.

[39] Смит Э. Национализм и историки//Нации и национализм. Б. Андерсон и др. М., 2002, с. 236 – 263.

[40] Дробижева Л.М. Социальные проблемы межнациональных отношений в постсоветской России. М., 2003, с. 303.

[41] Brubaker R. and Laitin D. Ethnic and Nationalist Violence// Annual Review of Sociology. 1999, № 24, p. 423-452.

[42] Гаджиев К.С. Геополитика Кавказа. М., 2001, с. 160.

[43] Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте (этнография чеченской войны). М., 2001, с. 142.

[44] Boyman D. Keeping the Peace, p. 33.

[45] Rosenbaum H. Jon and Sedeberg P.C., Vigilante Politics. Philadelphia: University of Pennsylvania Press. 1976; Gonzalez N.L. and McCommon Ch. Conflict, Migration, and Expression of Ethnicity. University of Maryland, College Park, 1989; Riggs F.W. (Ed.). Ethnicity. Intercosta glossary. Concepts and terms ethnicity research. Honolulu, Hawaii, 1985.

[46] Bobo J. 1983. Whites’ opposition to busing: symbolic racism or realistic group conflict? Journal of Personality and Social Psychology. 45: 1996-2100; Carminesm E.J. and NcCurley C. 1995. Mobilization and politics of race. Political geography, 14: 601-619; Glaser J.M. 1994. Black to the belt: racial environment and white racial attitudes in the South. Journal of Politics, 56: 21-41.

[47] Bohme G, Chakraborty R., Weiler F. Mobilization und Auslanderfeindlich keit. Darmstadt; Todd, 1994/ Multiculturalism//Dictionary of Race and Ethnic relations. Ed. By Cashmore E. London, New York: 216-217; Wieviorka, 1998. Is the multiculturalism the solution?//Ethnic and racial Studies. Vol. 21,2: 881-910.

[48] Булатов Б.Б., Рамазанов Д.Ш. Деятельность органов государственной власти Республики Дагестан в области межнациональных отношений. Махачкала, 2001; Дзазиев А.Б. Республика Северная Осетия-Алания. Современная этнополитическая ситуация. Информационно-аналитический сборник, № 9. Владикавказ-Назрань, 2000; Хоперская Л.Л., Харченко В.А. Республика Ингушетия: Современная этнополитическая ситуация. Информационно-аналитический сборник, № 9. Владикавказ-Назрань, 2000.

[49] McCommon Ch. Refugees in Belize: A Cauldrom of Ethnic Tensions/Conflict, Migration, and Expression of Ethnicity. Ed. L. Gozalez and Ch. McCommon. San Francisco, London, 1989, p. 91 – 102.

[50] Там же, р. 93; Страны мира: краткий полит.-эконом. справочник. Под ред. И.С. Иванова. М., 1997, с. 40.

[51] McCommon Ch. Refugees in Belize: A Cauldrom of Ethnic Tensions/Conflict, Migration, and Expression of Ethnicity. Ed. N. Gozalez and Ch. McCommon. San Francisco, London, 1989, p. 94.

[52] Там же, р. 96.

[53] Там же, р. 96.

[54] Там же, р. 97 – 99.

[55] Sharif H. South Lebanon: Its History and Geopolitics/South Lebanon. Ed. E. Hagopian and S. Farsoun. Special Report № 2. Detroit. 1978, p. 15.

[56] Saygh R. Palestinians: From Peasants to Revolutionaries. London, 1979, p. 14.

[57] Там же, р. 108.

[58] Там же, р. 125.

[59] Там же, р. 105.

[60] Petran T. The Struggle over Lebanon. N.Y. 1987, p. 74.

[61] Mandel R. Ethnicity and Identity among Migrant Guestworkers in West Berlin/Conflict, Migration, and Expression of Ethnicity. Ed. N. Gozalez and Ch. McCommon. San Francisco, London, 1989, p. 60 – 74.

[62] Там же, р. 68.

[63] Там же, р. 67.

[64] Там же, р. 67.

[65] Там же, р. 66.

[66] Coogan T. The I.R.A. N.Y. 1990, p. 6 – 9.

[67] Verbun G. Minderheiten and Sozialwissensehaften in Frankreich/Ethnizität. Hrsg. E. Dittrich, F. Radtke. Opladen, 1998, s. 73 – 83.

[68] Wordemann F. Terrorism, Motive, Täter, Strategien. Frankfurt, 1989, s. 208 – 209.

[69] Элита // Социологический словарь. М., 1999, с. 364.

[70] Horowitz D. Ethnic croup’s in Conflict. Berkeley, 1985. P. 167.

[71] Стефаненко Т.Г. Этнопсихология. М., 2000. С. 22.

[72] Gagonon V.P. Ethnic Nationalism and International Conflict: The Case of Serbia // International Security. 1995. V. 19. № 3. P. 130-166.

[73] Muller J. The banality of Ethnic War // International Security. 2000. V. 25. № 1. p. 45.

[74] Смит Э. Национализм и историки // Нации и национализм. М., 2000. С. 258-259.

[75] Хабермас Ю. Европейское национальное государство: его достижения и пределы. О прошлом и будущем суверенитета и гражданства // Нации национализм. М., 2002. с. 371.

[76] Цюрхер К. Мультикультурализм и этнополитический порядок в постсоветской России: некоторые методологические замечания/ Полис, 1999, № 6, с. 113.

[77] Хантингтон С. Столкновение цивилизаций // Полис, 1994, № 1, с. 9.

[78] Алиев А.А. Иран и Ирак: история и современность. М., 2002, с. 39 – 42.

[79] Стоклицкий С.Л. Ливан: время событий. М., 1990, с. 166 – 169.

[80] Byman D.L. Keeping the Peace. London: The Johns Hopkins University Press. 2002. p. 41-42.

[81] Кудряшова И.В. истоки ближневосточного терроризма//Международная безопасность и проблемы терроризма. Учебное пособие. Отв. ред. А.Г. Володин, В.Н. Коновалов. Ростов-на-Дону. 2002, с. 111.

[82] Страны мира: краткий полит.-эконом. справочник. Под ред. И.С. Иванова. М., 1997, с. 374.

[83] Byman D.L. Keeping the Peace. London: The Johns Hopkins University Press. 2002, p. 32.

[84] Гаджиев К.С. Геополитика Кавказа, с. 123-124.

 

Контрольные вопросы

 

1. Что такое типология этнонационального конфликта? Для чего она применяется при анализе конфликта?

2. Какие основные критерии типологии этнонационального конфликта применяются в научной литературе?

3. Дайте характеристику целевой типологии этнонационального конфликта.

4. Каковы особенности уровневой типологии этнонационального конфликта?

5. Что собой представляет стадиальная типология этнонационального конфликта?

6. Каковы особенности мотивационной типологии этнонационального конфликта?

7. Назовите характерные причины защитного конфликта.

8. Каковы основные причины статусного конфликта?

9. Назовите типичные признаки и причины гегемонистского конфликта.

10. Дайте определение вигилантного конфликта. Какие контексты проявления вигилантного конфликта привлекают внимание конфликтологов?

11. Какие переменные необходимо учитывать при конфликтологическом анализе элитарного конфликта?

 

Задания для самостоятельной работы

 

1. Используя дополнительную и другую справочную литературу, попытайтесь определить предметы спора и мотивационные причины обращения к насилию в 3-4 случаях участников этнонационального конфликта (на ваш выбор).

2. Еще раз перечитайте раздел, посвященный типологиям этнонационального конфликта. Заполните таблицу основных критериев и типов конфликтов.

 

 

Автор(ы)	Критерии типологии	Основные типы этнонационального конфликта

 

 

Рекомендуемая литература

 

1. Аклаев А.Р. Этнополитическая конфликтология: Анализ и менеджмент. М., 2005. С. 58-2.

2. Гулиев М.А., Коротец И.Д., Чернобровкин И.П. Этноконфликтология. М., 2007. С. 28-55.

3. Дробижева Л.М. Социальные проблемы межнациональных отношений в постсоветской России. М., 2003. С. 209-262.

4. Конфликты в современной России (проблемы анализа и регулирования). М., 1999.

5. Левин З.И. Менталитет диаспоры. М., 2001.

6. Fox J. The Rise of Regions Nationalism and Conflict. Ethnic Conflict and Revolutionary Wars, 1945-2001 // Journal of Peace Research. 2004. V. 41. № 6. P. 659-676.