Бог и долг

Консерваторы, защищающие теистическую этику, настойчиво утверждают, что без веры в Бога и сильной религиозной традиции моральная ответственность исчезнет, и люди будут делать только то, что им хочется. Это суждение беспочвенно, говорим мы. Достаточно указать на интеллектуальную моральную элиту — Сократа, Аристотеля, Эпикура, Эпиктета, Канта, Милля — которая не приняла традиционную религию и в то же время вела себя морально. Вместе с тем, возникает вопрос, являются ли рациональные основания этики достаточными для большей части человечества? Наполеон и Меттерних, несмотря на их скептическое отношение к требованиям теистов, тем не менее, верили, что сильные религиозные институты необходимы для укрепления морали в широких массах. Верующие склонны усиливать с помощью религии свою специфическую нравственность, столь существенную для поддержания общественно-политической стабильности. Эдмунд Бэк думал, что существует своего рода мудрость рода, закрепленная в социальных институтах, и что определенные исторические практики содержат в себе остатки моральных интуиций многих поколений людей, которые, испытывая тяжесть морального выбора, создавали общие правила, поддерживая их обычаем и законом и освящая религиозными догмами и ритуалами.
На мой взгляд, этот аргумент нуждается в тщательном рассмотрении. Он может в действительности играть очень существенную роль в защите религиозной морали. Определенное множество установленных социальных правил и предписаний, оправдывая допустимое поведение и предусматривая его вероятность и параметры, играет в обществе важную функциональную роль. «Почему я не должен красть у другого?» — спрашивает потенциальный преступник. Ему объясняют, что это является нарушением обычая. Более того, все общество будет считать его негодяем. Моральное осуждение обеспечивает прочную мотивацию подчинения традиции. Но поскольку не каждый склонен подчиняться общепринятым предписаниям, то устанавливается система правил, реально действующих законов. Кража есть зло, потому что она противозаконна, и совершивший ее может быть пойман и наказан за нарушение закона. Это удерживает людей от совершения значительного числа различных социально деструктивных действий. Страх перед последствиями является мощным стимулом не красть.

Но что, если индивид знает, что никто из людей, и никакие государственные органы не в состоянии раскрыть преступление? Должен ли он совершить его, если оно останется безнаказанным? Просчитав риск, выгоду в перспективе, непосредственное получение благ и ценностей, а также последствия нарушения законов или обычаев, он может сделать вывод о том, что суммарная величина наслаждений и удовольствий, увеличение власти и честолюбивых вожделений, полученная в результате совершения аморальных поступков и преступлений, — если он сможет избежать осуждения и наказания — предпочтительнее, чем подчинение закону. Здесь-то и возникает феномен религиозной ответственности. Если земные власти не в состоянии задержать и наказать преступника, то это сделает всемогущий и всеведущий Бог. Так что, оказывается, существует вечный законодатель, который знает, что вы делаете и почему, и ничто не может быть скрыто от Него. После вашей смерти в судный день вам будет вынесен приговор, и высший судия будет судить вас, наказывать вас за ваши грехи, и вознаграждать за добродетели. Социальные обычаи и установленные законы превращаются, таким образом, в законы, данные Богом. Социальное одобрение или осуждение, так же как и предусмотренные законом наказания, заменяются божественными санкциями. Окончательный ответ на вопрос: «Почему я должен соблюдать правила морали?», состоит в том, что Бог установил феномен нравственности и следит за ее соблюдением; ваша обязанность подчиняться Его воле, ибо в противном случае вы будете наказаны. Просчитывая долгосрочные последствия вашего поведения, вы, тем самым, приходите к выводу, что не в ваших интересах нарушать закон, имеющий не преходящую и земную, но божественную силу. Из-за страха совершить грех, продумывая последствия совершенного преступления в жизни, после смерти или даже из-за любви к Богу и готовности выполнить Его волю для обретения спасения, можно прийти к заключению, что мы должны исполнять закон просто потому, что так нам приказывает Бог. Однако вопрос состоит в том, является ли этот довод достаточным для разрешения так называемой тайны долга. Произойдет ли разрушение чувства долга, если Бог, как основание морали, исчезнет? Является ли личность моральной, если она делает что-то или воздерживается от действия просто потому, что Бог желает этого, а не по какой-либо другой причине? Является ли это основанием моральной ответственности? Мой ответ на все эти вопросы — нет.

Возникающую здесь проблему иллюстрирует библейская история об Аврааме и Исааке (Быт. 22:1-19). Пришло время, когда Бог решил проверить, насколько Авраам покорен Ему. Бог приказал Аврааму взять его единственного сына Исаака, которого он горячо любил, и принести его в жертву в земле Мориа. Авраам был готов подчиниться. Однажды утром он нарубил дров для сожжения, оседлал осла и взял с собой Исаака и двух отроков. Пошел Авраам один с Исааком к месту сожжения и построил жертвенник. Он связал Исаака, положил его на жертвенник и занес нож над своим сыном, следуя велению Господа. В это время появился Ангел Господень и сказал ему: «…Не поднимай руки твоей на отрока и не делай над ним ничего; ибо теперь Я знаю, что боишься ты Бога и не пожалел сына твоего, единственного твоего, для Меня» (Быт. 22:12).

Зададимся вопросом: было ли справедливым готовое свершиться жертвенное убийство Авраамом своего сына? Очевидно, что нет. Но что, если бы Бог действительно приказал ему совершить это действие? Было ли оно правильным в этом случае? Приходится снова сказать нет, ибо если Исаак был совершенно невиновен, то Бог не имел права приказывать убить его, а Авраам со своей стороны не был обязан подчиняться этому аморальному требованию. Бог был не прав, требуя совершения убийства (даже если принять версию о том, что Бог убил или позволил убить Иисуса, своего единородного сына, то можно сказать, что это был поступок, достойный морального осуждения!). Но когда Бог дает знать Аврааму, чтобы он не убивал Исаака, то мы облегченно вздыхаем. Если задуматься над этой историей, то нельзя не придти в смятение от того, что Бог подверг Авраама столь жестокому испытанию и что Авраам согласился на убийство Исаака. Принесение отцом в жертву своего сына является очевидным моральным злом. Но мы снова спрашиваем: является ли это злом просто потому, что так определено и предписано Богом или это есть зло независимо от того, что Бог говорит об этом?

Любая морально развитая личность понимает, что убийство отцом своего невинного сына (который не предавал его, не совершал преднамеренного убийства или государственной измены и не умирает от неизлечимой болезни) не имеет оправдания, не важно, является ли оно повелением Бога или нет. Позже, в третьей части своего исследования, я буду доказывать существование свода общих моральных правил, которым следует высокоразвитая личность. Они обладают некоторой моральной силой, как внутренне, являясь основой человеческого общества, так и инструментально, как принципы, ориентирующие нас в жизни. У нас нет необходимости в каком-нибудь потустороннем существе — реальном или воображаемом — для того, чтобы сформулировать для себя эти правила.
Я не намерен защищать общие этические принципы, ограничиваясь простой апелляцией к их интуитивным основаниям или к их самоочевидности. Хотя они действительно встроены в саму природу человека как одновременно животного и социального существа. Существуют объективные этические интуиции и истины, утверждаю я, которые обнаруживаются в рефлексии и осознаются морально развитыми людьми.

Позволю себе проиллюстрировать эту мысль историей об Аврааме и Исааке. Давайте вообразим человека, пришедшего к выводу о том, что убийство отцом своего единственного сына есть величайшее зло, но на вопрос об основаниях такого заключения отвечающего: «Потому что Бог приказал нам не делать этого».

«Это единственное или даже главное основание вашего утверждения?» — мог бы я спросить его. Если бы он ответил да, то мы не смогли бы не изумиться специфике его нравственного сознания, тому, что есть некая моральная неполноценность, не позволяющая этому человеку увидеть свое собственное заблуждение.

Живя в обществе и семье, мы осознаем, что мы нуждаемся в других человеческих существах, а они нуждаются в нас, и что у родителей есть особая обязанность оберегать жизнь и здоровье своих детей. Более того, между родителями и детьми, сестрами и братьями, мужьями и женами, между друзьями и даже среди незнакомых людей, между членами нашего общества и за его пределами может или должно существовать чувство сопереживания. Легко заметить, что существуют основные человеческие правила, которые мы обязаны соблюдать, например, избегать причинения не необходимого страдания другим, пытаться быть честными, искренними и справедливыми. Существует целый каталог таких моральных правил.

То, что родители не должны убивать своих детей, является одной из наших высших моральных заповедей. Тот, кто убивает своего ребенка, тот нарушает все нормы человеческого поведения, необходимые для совместной жизни в обществе. Нам вовсе не нужен Бог, требующий от нас этого. Сама идея, что Авраам должен был желать убить своего сына, исполняя Божью волю, достойна всяческого осуждения. Он должен был протестовать и не соглашаться с Богом. Он должен был попытаться изменить Его решение. И если бы Бог отказался сделать это, то Авраам должен был отказаться повиноваться Ему. Неповиновение тем божественным заповедям, которые очевидно аморальны, непредосудительно, ибо мы научены опытом, что моральные принципы обладают своей собственной автономией, совершенно независимой от Бога.

Во времена Авраама запрет на жертвоприношение детей означал продвижение к менее примитивной морали, чем та, которая позволяла и практиковала это. Переполненные злом, а, возможно, и по причине безрассудства, некоторые племена практиковали человеческие жертвоприношения для умиротворения богов. Ветхий Завет признал это заблуждением, хотя сам характер этого признания соответствовал ограниченному моральному сознанию того времени.

Примечательно, что в библейских историях человеческие жертвоприношения разрешается заменять жертвоприношениями животных. Так, Авраам увидел овна, запутавшегося в чаще своими рогами, поймал его и принес в жертву Богу вместо Исаака. Об этом рассказывается как о действии достойном одобрения. Но по таким же моральным основаниям можно возражать и против необоснованных актов жертвоприношения животных. Мы могли бы сказать, что они то же имеют определенные права на жизнь. Их нельзя ловить и убивать без веских на то причин. Поэтому злом является умерщвление невинного овна просто ради религиозного ритуала. Не случайно жертвоприношения животных были прекращены на большей части света. Однако главная идея этой истории состоит в том, что Авраам морально добродетелен только потому, что он готов повиноваться Богу несмотря ни на что. Бездумная и безропотная покорность божественным заповедям считается высшим религиозным долгом и моральной добродетелью. Это краеугольный камень религиозной морали; мы обязаны повиноваться просто потому, что так приказывает Бог. Достаточно зрелые люди, без сомнения, должны спрашивать о причинах или оправданности человеческих поступков. Если же эти поступки не имеют своего человеческого этического оправдания, то их нельзя считать действиями, совместимыми с моралью.

За многие годы чтения курсов по этике в университете я часто ставил перед своими студентами дилемму «Авраама – Исаака» и спрашивал их: прав ли был или заблуждался Авраам? Почти все соглашались с тем, что Авраам поступал несправедливо, принося в жертву Исаака. Я могу вспомнить одно примечательное исключение. Один студент искренне упорствовал в своем мнении, считая, что все, что Бог приказывает нам, должно рассматриваться как справедливое, и если Бог на самом деле ради проверки на покорность требовал от Авраама принесения в жертву Исаака или от отцов убийства своих сыновей, то было правильным поступить именно так, как того, требовал Бог. Он не мог предложить никакого другого аргумента кроме аргумента веры в то, что заповеди Бога трансцендентны всем нашим рассуждениям. Но никто не смог согласиться с этим мнением. Казалось, что слова этого студента свидетельствуют о неразвитости его морального сознания. Сомнительным было его суждение, что высшей добродетелью является повиновение моральному закону, защищенному религиозной традицией. Но существует еще одна сторона вопроса: если Бог прикажет нам, например, насиловать, красть или убивать, то будут ли эти действия справедливыми? Или напротив, если Бог говорит: не насилуйте, не крадите, не убивайте, то делает ли это тем самым такие действия непорочными? Безусловно нет! Существует определенный круг моральных принципов и ценностей, которые мы как цивилизованные существа осознаем и храним и от которых мы никогда не откажемся. Нельзя оставить без ответа вопрос о том, что значит быть развитой моральной личностью. Чувство долга и ответственности имеет собственно человеческую основу и взывает к независимости от теологических обоснований. Те, кто не видит этого, обнаруживают тем самым собственную моральную неполноценность.

Каков человеческий фундамент нравственности? Или скажем несколько иначе: если Бог умер или не существует, то каковы основания нашей приверженности морали? Вот те вопросы, которые мы и должны теперь исследовать.