В годы суровых испытаний

Трудные времена пережила деревня в годы Великой Отечественной войны. Сразу после объявления войны часть мужчин была призвана в армию. Практически все население участвовало с начала июля в оборонных работах. На западной окраине деревни рылись противотанковые рвы. С востока был сооружен дот.19 августа население покинуло деревню и ушло в муттоловские болота, где прожили 3 дня. Когда вернулись, увидели страшное зрелище: многие дома сгорели, полностью выгорел монастырь (от прямого попадания снаряда). Весной 1942 года на землях опытного хозяйства Северо-Западного института растениеводства (до войны в монастыре размещался филиал института) было создано военное немецкое хозяйство. Руководил этим хозяйством (штатсгут) обер-лейтенант Хорст фон Бляйхерт, агроном по образованию. По воспоминаниям Александра Клейна,бывшего военнопленного и служившего переводчиком(«дольчмечером») в Вохонове, «Надо отдать справедливость, он мыслил по-хозяйски. Да, есть в нем жесткость, непонимание чужих страданий и бед. Но прирожденная аккуратность, стремление доводить начатое до конца, причем на совесть, делала его образцовым руководителем». Была восстановлена кузница, построена молочная («молькерай»), выписаны из Германии коровы остфризской породы, племенной бык, жеребец, тонкорунные овцы, свиньи, а также сельскохозяйственные машины, в том числе сеялки, молотилки, плуги и т.д.

Работали в штатсгуте как местные жители, так и немецкие солдаты, большинство из которых были из простых крестьян, а потому нередко занимались тут обычным мирным трудом, иногда даже пахали вместе с русскими.

За малейшее неповиновение немцы жестоко наказывали. В 1943 году началось выселение жителей. Молодежь отправляли в Германию, финнов – в Финляндию.

Настал январь 1944 года. Нарастающая канонада наступления советских войск вселяла жителям надежду на скорое освобождение.3 дня за деревню шел жестокий бой и 25 января Вохоново было освобождено от немецких войск. В боях за деревню участвовали авиация, артиллерия, танки, пехота. Освобождение далось тяжелой ценой. Три братские могилы (после войны они были сведены в одну) остались напоминанием тех страшных событий и той цены, которую пришлось заплатить.227 фамилий наших солдат и офицеров выбиты на гранитных досках, что стоят на братской могиле почти в самом центре деревни.

О вышеупомянутом русском переводчике Александре Клейне просто необходимо рассказать поподробнее. Имя Александра Соломоновича Клейна – писателя, поэта, артиста и драматурга, к сожалению, не очень известно российскому читателю. Между тем изданный еще в 1993 году его роман «Дитя смерти» тем более уникален, что он автобиографичен. На примере небольшой деревни Вохоново в нем раскрывается та страница войны, которая долгие годы была «зоной полного умолчания» - жизнь на оккупированной территории. Ведь почти на три года большинство районов Ленинградской области оказались на территории, где устанавливался «новый порядок».

Когда-то, еще не так давно, ярлык «жил на оккупированной территории» вызывал недоверие и подозрения в «политической неблагонадежности». Попадали в спецхран и надежно прятались от посторонних глаз все документы, связанные с жизнью в оккупации, - они стали доступными только в девяностые годы.

Судьба Александра Соломоновича поистине уникальна. В самом начале войны он, студент актерского факультета Ленинградского театрального института, добровольцем ушел на фронт. В тяжелых боях под Ленинградом был контужен и при выходе из окружения поздней осенью 1941 года попал в плен. Дальше была череда страшных испытаний. Спасло во многом безупречное знание немецкого языка. С другой стороны, остроту ситуации придавало то, что Клейну удалось скрыть свое еврейской происхождение (настоящее его имя – Рафаил). Под угрозой разоблачения он жил все годы плена, причем несколько раз был на грани провала. Почти два года Александр (в деревне его звали Сашка) находился в качестве расконвоированного военнопленного при обер-лейтенанте. Пытался он и бежать, но все четыре попытки закончились неудачей. Как и все жители деревни, ждал и он освобождения. Да, он слышал разговоры, что тех кто был в плену, встречают потом без особой радости, но был уверен, что ему ничего не будет, даже при сверхбдительности «органов». «За что меня сажать? – размышлял он.- Да я наделал фрицам больше, чем тысячи наших листовок. И наших подбадриваю. Из Вохонова ни один при мне не вступил ни в «хиви»(добровольные помощники немецкой армии), ни в РОА (Русскую освободительную армию генерала Власова), никого не повесили, не расстреляли, не упекли к черту на рога, не посадили. Не только из Вохонова, но из всех рабочих штатсгута». Пятый побег, уже во время немецкого отступления в январе 1944 года, казалось принес ему долгожданную свободу. Но не тут-то было: «С каким заданием подослан?» - требовали ответить в СМЕРШе(советская контрразведка времен войны – СМЕРть Шпионам). И добились – путем жестоких избиений, инсценировки расстрела и прочих издевательств – «собственноручного признания» в том, что вербовал во власовскую армию, не верил в победу, участвовал в немецкой пропаганде. И самое циничное – «скрыл происхождение, чтобы…спасти собственную шкуру». А дальше – приговор к расстрелу, замененному двадцатью годами каторги.

return false">ссылка скрыта

В ноябре 1955 года Александр Клейн был освобожден по амнистии, но только спустя 11 лет реабилитирован. Жить остался в Воркуте. Куда занесла его лагерная судьба. Живет ныне в Сыктывкаре, автор сборника стихов, книг, пьес-сказок для детей. Побывал он и в Вохонове, переписывается с местными жителями.

 

Уже больше шести десятилетий отделяет нас от начала войны. Сегодня мы все больше понимаем, что у той войны было много ликов. Раньше все казалось понятным: наши - не наши, свои - враги. А теперь мы открываем для себя новые страницы войны, и они разрушают прежние представления, на которых выросло несколько поколений. Зона полного умолчания К числу таких страниц относится жизнь в оккупации. Это было зоной полного умолчания - если только речь не шла о партизанских отрядах или о зверствах захватчиков. А всё остальное автоматически попадало в спецхран и надежно пряталось от посторонних глаз.

Ведь на войну зачастую смотрели глазами либо высшего командования, либо человека, принесшего жертву. А тут - обычные обыватели, которые просто хотели выжить, работали ради 500-граммового пайка хлеба, учились в школе... Почти на три года многие районы Ленинградской области, всего-то в часе-полутора езды от города, оказались на территории, где устанавливался "новый порядок". О том, как складывались отношения между местными жителями и захватчиками, на примере небольшой деревеньки Вохоново под Гатчиной

рассказывает писатель Александр Клейн на страницах своего романа "Дитя смерти". Эта автобиографическая книга увидела свет несколько лет назад в Сыктывкаре и, к сожалению, сегодня мало известна в России. ""Белых пятен" в ней нет, нет ни слова выдумки, - говорит автор. - Все события и люди описаны такими, какими они были в действительности". Он вспоминает, как на основе бывшего совхоза немцы устроили "штатсгут", то есть государственное имение - для обеспечения армии продовольствием. На работу в нем устраивались беженцы, крестьяне и бывшие рабочие совхоза. Приехавший из Германии помещик, агроном по образованию доктор Хорст фон Бляйхерт задумал полностью перестроить и обустроить штатсгут. "Надо отдать справедливость, он мыслил по-хозяйски, - вспоминает Александр Клейн. - Да, есть в нем жесткость, непонимание чужих страданий и бед. Но прирожденная аккуратность, стремление доводить начатое до конца, причем, на совесть, делала его образцовым руководителем". Была восстановлена кузница, построена молочная ("молькерай"), выписаны из Германии коровы остфризской породы, племенной бык, жеребец, тонкорунные овцы, свиньи, а также сельхозмашины: сеялки, молотилки, плуги и т.д.

Ничего удивительного: немцы считали себя хозяевами на завоеванной земле, и с присущей им пунктуальностью и педантичностью обустраивали хозяйство на свой лад. "Война есть война, служба есть служба". "Сегодня мы заново открываем для себя ту войну, - говорит председатель Санкт-Петербургского центра международного сотрудничества "Примирение" Юрий Лебедев. - Да, был фашизм, нельзя забывать про зверства фашистов на нашей земле, но вместе с тем было и совсем другое. В этом трагедия войны: люди не принадлежат себе, они вынуждены превращаться в винтики безжалостной военной машины".

Как ни покажется это странным, но отношения между русскими жителями Вохонова и немецкими солдатами складывались нормально - если, конечно, это слово может быть применимо к условиям оккупации. Приписанные к штатсгуту немецкие солдаты были из простых крестьян, а потому нередко занимались тут обычным мирным трудом, работая по хозяйству в штатсгуте, иногда пахали вместе с русскими. Многие из этих крестьян в шинелях после первых недель совместных полевых работ начинали видеть в местных жителях таких же крестьян, как и они сами. Ведь большинство из немцев вовсе не по своей воле пошло на войну. Во многих не было той патологической ненависти к русским, которую так стремилось вселить в них руководство "Третьего рейха". Некоторые довольно скептически относились к нацистской партии и Гитлеру, но, как говорится, "война есть война, приказ есть приказ, солдат есть солдат, а служба есть служба". "Немцы, почти все они были из крестьян, - вспоминает Александр Клейн, - когда пахали или боронили, я видел, наклонялись и жадными умелыми руками брали землю, разминали и тяжело вздыхали". "Если б мы имели такую землю!" - говорили многие из них. По воскресеньям в деревне устраивались танцы, на которые ходили не только все вохоновские девушки, но и многие расквартированные в деревне немецкие солдаты, а также немцы из штатсгута хозяйства Зайделя. Сходную картину создают воспоминания жителя поселка Кикерино Анатолия Дмитриевича Кошкина. Он рассказывает, что как только немцами был занят Волосовский район Ленинградской области, то в бывшем совхозе "Кикерино", практически не пострадавшем от военных действий (бои прошли стороной), было организовано немецкое хозяйство для нужд армии. Там выращивали овощи, а также были созданы фермы - немцы привезли из Германии два стада коров, которые давали очень хорошее молоко. Возглавлял это хозяйство приехавший из фатерлянда помещик-управляющий по фамилии Зайдель, в распоряжении которого был взвод немецких солдат, следивших за порядком. "Как только начали организовывать хозяйство, - вспоминает Анатолий Кошкин, - немцы стали собирать по близлежащим деревням всех, кто ранее работал в сельском хозяйстве. В основном обязывали на переезд в хозяйство многосемейных, так как им было легче следить, чтобы никто не сбежал, и работники отвечали друг за друга. Все взрослые выполняли различные сельскохозяйственные работы в хозяйстве Зайделя. Если кто плохо работал, то был установлен "порядок" - били розгами, от 5 до 25 розг. Мы, малолетки, следили за скотом и помогали взрослым: кто на скотном дворе, в конюшне, кто в поле". Детские воспоминания - очень яркие, они врезались в память на всю жизнь. Cпрятавшийся в лесу раненный краснармеец, которому ребята тайком носили продукты. Испанские вояки, испытывавшие патологическую страсть к воровству кур. Немцы, менявшие местным жителям одежду на яйца, кур и самогонку. Местные, которые работали, чтобы прокормиться.

Не будешь работать на немцев - нечего будет есть, другого выхода не оставалось. И детские "шалости", в которых подспудно был свой, мальчишеский протест против захватчиков. Анатолий Кошкин вспоминает эпизод, как ребята ради любопытства подложили патроны на рельсы перед идущими немецкими поездами. Первый раз это сошло им с рук, и второй раз они подложили уже побольше патронов, а заодно - еще и запал от мины. Машинист успел затормозить, но затем вызвал охрану с собаками. На счастье ребят, пошел сильный дождь, и собаки не смогли взять след -словно Божье провидение спасло детей от неминуемой расправы. На следующий день немцы собрали жителей села и объявили: мол, мы знаем, что никакие это не партизаны. А потому на первый раз прощаем подобные детские шалости, но в следующий раз - реакция будет по законам военного времени... Тоска о довоенном времени Однако, несмотря на то, что ни в Вохоново, ни в Кикерино оккупанты не зверствовали, жители ждали освобождения. "Как бы сносно ни жилось при оккупантах, но каждый согласен жить в сто раз беднее, чем при чужеземцах, - пишет Александр Клейн. -Одно присутствие их заставляет с тоской вспоминать о довоенном времени, даже прощать коллективизацию...". Да и сами немцы, несмотря на то, что обустраивались с германской основательностью и педантичностью, не особенно верили в долговечность оккупационного режима. Крича о собственных победах, они ощущали, пусть и подсознательно, зыбкость своего положения на нашей земле. Конец немецких "штатсгутов" на ленинградской земле был практически одинаков: сперва - угон населения на запад, потом - бегство новоявленных хозяев. Так было и в Вохоново, и в Кикерино. Уже после прорыва ленинградской блокады гитлеровцы, стали отправлять население эшелонами в Германию. Тех, кто работал в Кикерино у Зайделя, тоже хотели перевезти эшелоном, но немецкий фронт затрещал, и оккупанты, собрав всех силой, стали отправлять скот и людей обозом в сторону Прибалтики. "Но обоз прошел только Волосово, как был сильный налет нашей авиации, - вспоминает Анатолий Кошкин. - Много людей погибло". Боясь попасть в окружение, Зайдель со своими солдатами в спешке сели в машины, бросили обоз и умчались вместе с отступавшими войсками... * * *

«Открывая сегодня неизвестные страницы войны, очень важно не метаться из крайности в крайность: раньше все гитлеровцы были врагами и извергами, теперь вдруг все разом станут жертвами войны, невинными исполнителями преступных приказов. Как бы то ни было, но они пришли на нашу землю как захватчики, и забывать этого ни в коем случае нельзя. Как нельзя забыть бомбежки и обстрелы Ленинграда, как нельзя забыть тысячи сожженных деревень (в том числе - в Ленинградской области), как нельзя забыть карательных акций против мирного населения. Но в том-то и дело, что на войне было и то, и другое..»

Сергей Глезеров, газета

"Санкт-Петербургский Курьер".