От «Синтаксических структур» к «Аспектам»

Работа Хомского (1957b) является обзором книги Романа Якобсона и Морриса Халле Основные принципы языка и касается, прежде всего, отношений фонетического содержания к фонологическим репрезентациям. Хомский развивает свою довольно критическую оценку как комбинацию индуктивных и дедуктивных элементов. Первые представлены «набором высказываний» и «заданным корпусом», подвергнутым сегментации и фонологической классификации, последние – ослаблением структуралистского требования взаимнооднозначности в пользу абстрактных фонологических репрезентаций, обработанных фонологическими правилами. В дополнение к корпусам Хомский (1957b) также привлекает «лингвистическое поведение человека» как нечто, подлежащее проверке грамматикой и теорией, на которой оно основано.

Работа Хомского (1957c) – это обзор книги Чарльза Ф. Хоккетта Руководство по фонологии. Здесь сделаны некоторые удивительные заявления о статусе интуиции:

 

(5) «Нельзя спорить с утверждением Хоккетта, что интуитивное владение языком является, по сути, большой помощью лингвисту, так же, как знакомство со своими данными является подспорьем для любого другого ученого. И возможно, верно, что очень мало можно сказать о том, как человек приобретает такое знание, как человек ‘сопереживает’ и приобретает ‘чувство’ языка. Однако важно подчеркнуть, что вся цель методологических исследований состоит в том, чтобы показать, как, в принципе и в решающих случаях, можно избежать интуиции. Мы можем <... признавать...>, что исследование интуитивного процесса открытия (построения гипотезы, ознакомления с данными и т.д.) действительно находится вне области собственно лингвистического метода, и что сама лингвистическая теория должна тщательно избегать всех основанных на интуиции понятий. Другими словами, когда мы сталкиваемся с вопросом обоснования, который, помимо всего, лежит в сердце теоретического и методологического исследования, такие понятия, как ‘сопереживание’, не могут играть никакой роли. Такие операциональные механизмы, как тест на парные высказывания, который случайно упоминает Хоккетт как помощь в полевой работе, фактически формируют эмпирический краеугольный камень фонологической теории. По сравнению с проблемой развития объективных методов такого типа обсуждение интуитивных процедур не имеет большого значения. <...> Я не могу увидеть обоснование для положения, что объективность в лингвистике есть что-то принципиально отличное от объективности в физике, и что основные методы в лингвистике – сопереживание и интуиция. <...> Возможно, что грамматическое исследование может лучше всего быть описано как попытка точно и подробно восстановить ‘лингвистическую интуицию’ носителя языка. Но из этого не следует, что сама грамматическая теория должна быть основана на интуиции. Действительно, только полностью объективная теория, в которой сопереживание, предубеждения, непроанализированные понятия ‘фонетического реализма’ и т.д. не играют роли, будет иметь какую-либо реальную ценность как объяснение ‘лингвистической интуиции’» (Chomsky 1957c, 228; 233-234).

 

Моя трактовка этого отрывка заключается в том, что Хомский путает интуитивные суждения₁, которые порождают молчаливое (невербализуемое) знание, делая возможным врожденное владение языком, с полностью отличными интуитивными суждениями₂, на которые полагается компетентный ученый, когда создает научные гипотезы, теории, тесты, и т.д. Возникает недоумение, когда видишь, что Хомский здесь так открыто осуждает использование интуитивных суждений₁ в лингвистике. В конце концов, именно благодаря своим интуитивным суждениям₁ носителя английского языка сам Хомский способен к производству и оценке, например, предложений (3), которые не исходят из естественных корпусов или «лингвистического поведения» простых носителей языка. Конечно, на протяжении веков в качестве неотъемлемой части методологии написания грамматик грамматистам было разрешено изобретать предложения в качестве примеров, особенно «очевидные случаи» (или «подлинные предложения»: Lees, 1960: 211), такие как Джон спит (John sleeps), основным источником которого определенно являются интуитивные суждения₁ непосредственно самого грамматиста. Конечно, независимо от теоретических и методологических убеждений, все согласятся, что было бы бесполезной формальностью требовать, чтобы грамматист тщательно документировал источники таких самоочевидно грамматически правильных предложений.

Суть в том, что интуитивные суждения₁ составляют минимальное ядро языковой способности, и это должно быть принято за аксиому (также ср. Itkonen 1978). Вопреки тому, что Хомский заявляет в (5), невозможно дать объяснение интуитивным суждениям₁, которое не вызовет те же самые интуитивные суждения₁. Без интуитивных суждений₁ (или чего-то от них производного, например, суждений, верифицированных с помощью информантов) как исходного понятия мы просто не знаем, какое из предложений (если таковые вообще имеются, или, возможно, оба или ни одно из них) Colorless green ideas sleep furiously и Furiously sleep ideas green colorless синтаксически правильно построено. Эта путаница привела к противоречивой онтологической и методологической самоконцепции многих генеративных грамматистов. С одной стороны, использование интуитивных суждений₁ осуждается, что приводит к утверждениям, что порождающие грамматики и порождающая теория будет основываться на корпусах или «лингвистическом поведении». С другой стороны, действительная практика генеративных грамматистов полагается именно на интуитивные суждения₁, обычно в паре с совершенным игнорированием естественных корпусов. Лиз (Lees 1957, 376; 379) в своем обзоре Синтаксических структур действительно дает адекватную характеристику важности интуитивных суждений и написания грамматик как объяснения этих интуитивных суждений, что делает и сам Хомский в нескольких своих более поздних трудах.

В работе Хомского (1957d, 284) грамматика языка определяется как «теория набора предложений, составляющих язык», т.е. с явным онтологическим взглядом на язык как на предложения. Отметим, что здесь нет никакого акцента на интуитивных суждениях как действительном объекте исследования. Работы Хомского (1958a, b, 1959a, b) являются ориентирами в теории формальных языков, но не содержат ничего, имеющего отношение к корпусной лингвистике.

Работа Хомского (1959c, 576) является известной рецензией на книгу Б.Ф. Скиннера Словесное поведение (Verbal Behavior). Здесь есть неожиданное утверждение относительно объекта исследования: «Поведение говорящего, слушающего и учащегося, конечно, предоставляет фактические данные для любого исследования языка». Далее Хомский признает, что порождающая грамматика для любого языка только косвенно характеризует эти способности, но даже в этом случае, при наличии контекста, в котором данное утверждение было сделано, его нужно рассматривать как категориальную ошибку. Исходными данными грамматической теории и описания являются (реальные) предложения (высказывания) и интуитивные суждения по поводу них. Поведение говорящего, слушающего и учащегося изучается эмпирической психолингвистикой, исследованиями по овладению первым языком и т.д.

Первым детальным применением порождающей грамматики к значительной морфолого-синтаксической проблеме была работа Р.Б. Лиза Грамматика английских номинализаций (The Grammar of English Nominalizations) (Lees 1960, xvii). Лиз определяет задачу порождающей грамматики следующим образом: предложить и обосновать максимально простые правила, объясняющие грамматическую структуру «постоянно расширяющегося корпуса типов предложений в английском языке». В то же самое время, его исследование предназначено для того, чтобы объяснить грамматические детали «в соответствии с нашим интуитивным владением механизмами, которые мы используем, чтобы построить новые предложения на английском языке». В предисловии к третьему печатному изданию книги Лиз (Lees 1963, xxvix) отмечает, что существовала широко распространенная путаница в литературе по вопросу: «что именно [порождающая] грамматика имеет целью описывать»? Как мы видели, ранний Хомский не был последователен в этом вопросе, когда привлекал корпусы, интуицию и поведение. Ответ Лиза прост: «грамматика описывает, как создаются правильно построенные языковые высказывания». Во второстепенном и косвенном смысле однажды созданная грамматика также является описанием молчаливого (невербализованного) интуитивного знания носителей языка. Лиз настойчиво подчеркивает, что грамматики не являются описаниями простого лингвистического поведения говорящих. По моему мнению, эти утверждения являются совершенно правильными, и единственно возможное заключение, которое можно сделать исходя из них, состоит в том, что корпусное наблюдение вместе с консультацией о правильности понятий (интуитивными суждениями) есть необходимые основные методы грамматического теоретизирования и описания. Это не является заключением, которое сделал Лиз, так как затем он преуменьшает требование, «что серьезное лингвистическое исследование должно заниматься ‘реальными’ предложениями», и скорее определяет свой объект исследования, снижая его до «принципов, в соответствии с которыми я фактически создаю реальные, правильно построенные предложения на моем диалекте английского языка», тем самым делая опасные шаги в направлении солипсического написания грамматики. Отметим мимоходом, что, когда Лиз нуждается в подлинном материале, он черпает его из богатых информационно-ориентированных грамматик Кёрма (Curme) и Есперсена (Jespersen).

В обзоре работы Лиза (Lees 1960) Мэттьюс (Matthews 1961, 205-207) не соглашается с утверждением Лиза о том, что интуитивные суждения являются необходимыми в грамматическом анализе. Мэттьюс выступает против любого использования интуиции, так как ее было бы невозможно отличить от прямого обращения к значению. Мэттьюс также дает детальное описание (которых немного в генеративной литературе) основных технологий трансформационного анализа. Первым шагом является «взять текст, скажем, (i), the dog was bitten by the cat». Но, конечно, этот самый шаг предполагает, что Мэттьюс советуется со своими интуитивными суждениями₁, чтобы быть уверенным, что этот текст (очевидно составленный им самим) прежде всего грамматически правилен, и не является, например, the the by bitten was dog cat.

Хомский в работе (1961 a, 121; 127-128) все еще для вида говорит о корпусах: «мы спрашиваем, как может быть построена лингвистическая теория <...>, чтобы, получив корпус, грамматики, выбранные процедурой оценки <...>, соответствовали данным эмпирическим условиям адекватности», но на практике он использует свои интуитивные суждения₁, чтобы выдумать примеры, когда это нужно. Например, many more than half of the rather obviously much too easily solved problems и Why has John been such an easy fellow to please?

Хомский в работе (1961b, 221-223; 233-239) делает несколько важных замечаний по поводу корпуса, а также рассматривает степени грамматической правильности. Он делает различие между данными и фактами. Данные лингвиста состоят из наблюдений за формой и использованием высказываний. Факты лингвистической структуры, которые он надеется обнаружить, идут «гораздо дальше» этих наблюдений. Грамматика определенного языка – это гипотеза о принципах создания предложений на этом языке. О правдивости и ошибочности гипотезы судят, между прочим, путем оценивания, насколько грамматика преуспевает в организации данных и как успешно она размещает новые данные. Лингвист, который ограничивается только данными (в указанном смысле), весьма ограничивает рамки своего исследования. Грамматическое описание, которое дает только «компактное представление один к одному о количестве высказываний в корпусе» (здесь Хомский цитирует Харриса (Harris 1951, 376), является неполным. Хомский отмечает, что самым очевидным является интуитивный характер грамматических описаний на уровне синтаксиса и что, в конечном счете, сбор данных касается обнаружения основания для интуитивных суждений. Он предлагает следующий список типов данных, которые используют генеративные грамматисты:

 

(6) a. фонетические транскрипции;

b. суждения о соответствии словоупотреблений высказывания;

c. суждения о формальной правильности;

d. двусмысленность, которая может восходить к структурным источникам;

e. суждения о сходстве или различии типов предложений;

f. суждения относительно уместности определенных классификаций и разделов.

 

Однако Хомский также подчеркивает, что такие данные используются только для того, чтобы определить достоверность отдельных предложенных грамматик и лингвистической теории, но не для построения грамматик или выбора среди имеющихся грамматик. Это замечание в сочетании со списком (6a-f), где только (6a) представляет межсубъектные данные, существенно преуменьшает роль корпусных данных в форме действительного языкового материала. Такие данные как (6a-f) могут также быть дополнены результатами экспериментальных или поведенческих тестов. Эти два подхода не являются альтернативными, но они также и не предполагают друг друга.

В работе Хомского (1961b, 234) понятие “грамматическая регулярность”, насколько я могу судить, используется им впервые, хотя и не ясно, обозначает ли оно что-то, помимо того, что обычно понимают под грамматическими правилами. Обсуждая природу ненормативных предложений, Хомский цитирует два подлинных примера: пример Дилана Томаса (Dylan Thomas) a grief ago и пример Торстейна Веблена (Thorstein Veblen) perform leisure. Мне встретилась лишь горстка подлинных примеров в работах Хомского 1950-х и 1960-х, во всяком случае, их намного меньше, чем программатических ссылок в более ранних работах на использование корпусов как входной информации для грамматического анализа. Хомский отмечает, что a the ago и perform compel более неправильны, чем a grief ago и perform leisure. Здесь есть краткая ссылка на корпусы: «Также легко избежать ограничения <...>, если корпус является конечным» (ibid., 388).

Доклад Хомского (1964 [1962]), первоначально сделанный на конференции в 1958 г., утверждает, что грамматика должна характеризовать все высказывания языка. В этом докладе Хомский никак не упоминает и не привлекает интуитивные суждения носителя языка или лингвиста. Обсуждая повторяющиеся применения трансформаций, он выбирает метод (введенный в Синтаксических структурах, ср. (4)) создания чрезмерно сложных примеров и объявления их абсолютно грамматически правильными, например, My being prompted to try to visualize myself forcing him to come by this event (ibid., 239-245).

В отличие от доклада Хомского (1964 [1962]), его работа (1962, 533) представляет собой доклад, прочитанный в 1960 г., где автор подчеркивает, что формализованная грамматика – это теория лингвистической интуиции носителя языка. Операциональные тесты на грамматическую правильность и описание (теоретическое) английской структуры должны сходиться на лингвистической интуиции носителя языка. Общая теория может быть оценена путем определения, насколько хорошо ее структурные описания согласуются с интуитивными суждениями носителя языка. «<...> Существует огромное разнообразие совершенно очевидных случаев, которые обеспечивают очень сильное, хотя и косвенное, эмпирическое условие адекватности для этой общей теории. Неспособность удовлетворить этому общему условию означает, что теория должна быть пересмотрена». Хомский (1964b, 928) даже утверждает, что теория порождающей грамматики может предложить объяснение лингвистической интуиции говорящего.

Работа Лиза и Клима (Lees/Klima 1963, 18; 21)) посвящена генеративным правилам английской прономинализации. Авторы испытывают трудности с методологией, основанной преимущественно на интуиции. У них есть неуверенность по поводу своих данных, что засвидетельствовано в утверждениях типа: «правила, которые мы формулируем <...>, характеризуют предложения, относящиеся только к нашему собственному диалекту» и «найдутся читатели, которые по-другому рассудят некоторые примеры, которые мы приводим». Их смиренное отношение отражено в утверждении, что «также лучше всего, без сомнения», отклонять такие предложения как ^(*)John is shaved by himself, где круглые скобки вокруг звездочки сообщают, что авторы искренне сомневаются, как интерпретировать (очевидно, выдуманное) предложение.

Работа Хомского (1963, 326) содержит (насколько я знаю) его первое упоминание понятия компетенции. В этой статье использование грамматически неправильных предложений играет важную роль в качества доказательства, например, *John saw the play and so did Bill the book; *That one is wider than this one is wide (ibid., 378). Миллер и Хомский (1963, 471) настаивают на полной грамматической правильности таких предложений и фраз, как: That the fact that he left is unfortunate is obvious и the cover that the book that John has has, хотя и говорится, что предпочтительнее их преобразовать в It is obvious that it was unfortunate that he left и John’s book’s cover.

Приблизительно в 1963 г. генеративная опора на интуитивные суждения лингвиста в составлении примеров предложений, очевидно, переступила через границы того, что является методологически позволительным (т.е. создание явных ситуаций таких, как Sue sleeps на основе интуиции лингвиста). Так, Хомский и Миллер (1963, 286-287) говорят, что английское предложение:

 

(7)The rat the cat the dog chased killed ate the malt.

 

«конечно, сбивает с толку и кажется невероятным, но это совершенно грамматически правильное предложение и имеет ясный и однозначный смысл», и затем они продолжают: «Чтобы проиллюстрировать более полно сложности, которые должны в принципе быть объяснены реальной грамматикой естественного языка, рассмотрим (8).

 

(8) Anyone who feels that if so-many more students whom we haven’t actually admitted are sitting in on the course than ones we have that the room had to be changed, then probably auditors will have to be excluded, is likely to agree that the curriculum needs revision.

 

<...> Конечно, мы спокойно можем предсказать, что (8) никогда не будет произведено, кроме как в качестве примера, так же, как мы, с равной уверенностью, можем предсказать, что такие совершенно правильно построенные предложения как birds eat, black crows are black, black crows are white, Tuesday follows Monday и т.д., никогда не встретятся в нормальной беседе взрослых людей. Как и другие предложения, которые слишком очевидно верны, слишком очевидно неверны, слишком сложны, слишком нескладны или которые не могут применяться в повседневной жизни человека по другим бессчетным причинам, они не используются. Тем не менее, (8) является совершенно правильно оформленным предложением с ясным и однозначным смыслом и грамматика английского языка должна быть в состоянии объяснить его, если грамматика должна иметь какую-либо психологическую значимость».

Но межсубъектного соглашения по поводу статуса артефактов типа (7), (8), конечно же, трудно достигнуть. Статус грамматической правильности / приемлемости таких предложений неопределен из-за недостатка его поддержки в реальном использовании.

Работа Хомского (1964c) является пересмотренной и расширенной версией доклада (Chomsky 1964b), прочитанного на Девятом Международном Конгрессе Лингвистов в 1962 г. Введено новое, связанное с корпусом понятие «первичные лингвистические данные», которое относится к подлинным образцам речи, противостоя уровню овладевающих языком детей (ibid., 61-64). Сделаны важные различия между тремя уровнями успеха для грамматических описаний: наблюдательная, описательная и объяснительная адекватность. Уровень наблюдательной адекватности достигнут, если грамматика правильно представляет наблюдаемые первичные данные. Уровень описательной адекватности достигнут, когда грамматика дает правильную оценку интуиции носителя языка. Объяснительный уровень достигнут, когда объединенная лингвистическая теория преуспевает в обеспечении принципиального основания для определения, какая из нескольких конкурирующих альтернативных грамматик, каждая из которых удовлетворяет критерию описательной адекватности, должна быть выбрана в качестве оптимальной. Работа Хомского (1964c, 79-81) содержит интересное обсуждение (и одно из немногих подробных в истории порождающей грамматики) проблемы «объективности лингвистических данных». Хомский подчеркивает, что интроспективные суждения не являются неприкосновенными, равно как не являются бесспорными, но пренебречь ими можно только ценой разрушения дисциплины (обратите внимание на контраст с представлениями, выраженными в (5)). Согласованность между говорящими различного происхождения является такой же релевантной информацией, как и согласованность для определенного говорящего в различных случаях. Ключевым является следующее утверждение: «Возможность построения систематической и общей теории для объяснения этих наблюдений также является фактором, который нужно принимать во внимание при оценке вероятной правильности отдельных наблюдений». Операциональные тесты, которые последовательно поддерживали интроспективные суждения в очевидных случаях, также считались бы значимыми при определении правильности отдельных наблюдений.

Генеративное совершенствование методологического статуса лингвистической интуиции может в значительной степени быть прослежено именно в этих параграфах. В последующие несколько лет теоретическое и методологическое обсуждение главным образом коснулось уровней описательной и объяснительной адекватности, и в работах, посвященных порождающей грамматике, буквально никакого внимания не было уделено уровню наблюдательной адекватности, которая могла бы быть областью подлинных примеров и реального языкового использования.

Когда Хомский представил эти идеи на Девятом Международном Конгрессе Лингвистов в 1962, они вызвали активное обсуждение, задокументированное Лантом (Lunt (ed.) 1964)). Хэллидей (Halliday 1964, 988; 990) отметил, что он как носитель английского языка нашел многие из утверждений Хомского об английском языке «контр-интуитивными», например, правило S → NP VP и производные слова, включающие удаление. Хэллидей также указал, что были использованы еще не все возможности ориентированного на наблюдение таксономического описания. В своем ответе Хомский (1964d, 990) не говорил прямо об этих замечаниях, но подчеркнул важность построения субстантивной теории языка с достаточной ясностью, для того чтобы ее «эмпирическая адекватность» могла быть проверена, а выбор между конкурирующими теориями был сделан на «эмпирических основаниях». Пайк (Pike 1964, 991) сделал важное замечание, что интроспективные суждения менее полезны, когда речь идет о дописьменных культурах и их языках, чем «исследование объективно наблюдаемых реакций носителей языка» (акцентируется в оригинале). В своем ответе Хомский (1964e, 994) не обращался к этой специфической проблеме. На той же самой конференции Шахтер (Schachter 1964) сделал доклад, посвященный ядерным и неядерным предложениям. Во время обсуждения И. Хан (E. Hahn 1964, 697) воскликнул: «Я потрясен предложением, что мы должны доверять интуиции! Разве это наука?» (выделено в оригинале).

Пааво Сиро (Paavo Siro 1964, 165) был первым финским лингвистом, который заинтересовался генеративной грамматикой. Он также посетил съезд 1962 г. Сиро занимался проектированием единого описания финской системы форм локальных падежей, проблемой, которая в тот период очевидного англоцентризма генеративной грамматики не слишком подходила для исследования. В конце своего доклада Сиро делает интересное замечание, что его модель для описания простых предложений может быть расширена в нескольких направлениях, но «выбор решений должен зависеть от эмпирического анализа большого лингвистического материала». Такие требования нелегко найти в литературе по генеративной лингвистике, ни в ранней, ни в более поздней. На практике Сиро не продолжил эту линию исследования на основе корпусной лингвистики.

Кац и Постал (Katz/Postal 1964, ix; 75; 123; 144; 148) четко различают язык и речь. Язык – это система абстрактных объектов, аналогичных в значительной степени такому культурному объекту как симфония. Речь – это фактическое словесное поведение, проявляющее лингвистическую компетенцию того, кто выучил подходящую систему абстрактных объектов. Методология использования грамматически неправильных выдуманных предложений в качестве примеров широко употребляется, например, в обсуждении, касающемся генеративной деривации повелительной конструкции: *go home, did you; *go home, must he; *kill herself. Легко заметить спорные суждения о грамматической правильности, например, this washing of the car of John’s. Постал (Postal 1964, v) утверждает, что генеративная грамматика – это «методологическая структура», которая представляет собой предложение о том, в каком направлении должно продвигаться лингвистическое исследование, и о целях, которые оно должно достичь. Затем он заявляет, что эта структура «эмпирически нейтральна» и не исключает возможного заявления о природе языка. Постал говорит о важности согласования теории с «эмпирическими лингвистическими данными» и «наблюдаемыми данными», но сам он нигде не объясняет и не использует такие данные, если не считать использование примеров, выдуманных им самим. То же самое касается работы Фодора и Каца (Fodor/Katz 1964 b, vii-ix), в которой авторы неоднократно подчеркивают эмпиричность лингвистики и важность эмпирического доказательства, но не используют ничего, кроме интуитивных суждений, и не упоминают, из чего еще могло бы состоять эмпирическое доказательство.

Доклад Клима (Klima 1964, 264-265) об английском отрицании широко цитировался. Это было одно из самых ранних всесторонних исследований сложной синтаксико-семантической проблемы. Как обычно, данные были основаны на интуиции. Клима был одним из первых лингвистов, отметивших случайную неопределенность интуитивных данных и разрешивших эту проблему, постулируя два различных идиолекта, т.е. продвигаясь на один шаг дальше, чем Лиз и Клима (1963), которые, как уже было отмечено, ограничили свои утверждения определенными (интуитивно предположенными) диалектами английского языка. Так, Клима утверждает, что в менее дифференцированном Идиолекте А все отрицательные превербы (pre-verbs) допускают neither, как в предложении:

 

(9) Writers will seldom accept suggestions, and neither will publishers.

 

тогда как во втором, более дифференцированном идиолекте, Идиолекте B, neither может встретиться только с not и never, но не с seldom и т.п. Таким образом, (9) было бы грамматически правильным в Идиолекте A, но грамматически неправильным в Идиолекте B. Некоторые его суждения о грамматической правильности являются спорными, например, заявленная грамматическая неправильность *Did John drink any bourbon? или *a not clear formulation (поиск в Интернете добавляет еще некоторые подлинные примеры последнего типа, например, a not clear enough definition). Эти меры по ограничению спорных основанных на интуиции генеративных суждений о грамматической правильности и базирующихся на них теоретических утверждений диалектами и даже идиолектами были методологически ошибочными.