Postscriptum

 

Достижение светлого будущего требует, по Жюлю Верну, следующей классификации рода людского: сначала идут изобретатели и реализаторы научных идей; затем преданные работе рабочие и не менее преданные матери и жены; далее сыновья и дочери, продолжающие дело отцов; далее негры и китайцы, надрессированные до собачьей преданности. Все это неплохо для социалиста-утописта или автора научно популярных брошюр, но скучновато для романиста. Художественной прозе столь же трудно обойтись без инъекции зла, как музыке без диссонанса. Однако в интересах социальной гармонии Жюль Верн убивает злодеев безнадежных и перевоспитывает крайних индивидуалистов вроде Айртона из «Детей капитана Гранта» или… капитана Немо.

Жюля Верна всегда воодушевляла греза об электричестве: «В природе существует могущественная сила, простая в обращении… Эта сила — электрическая энергия». Добавим: не просто «сила», но модификация фаллической стихии огня.

От сухой и холодной земли до сухого и горячего огня идет нарастание мужской активности. Но если в теллурической среде мужская энергия (заимствована?) сугубо подчинена матери-земле, в морях и океанах дело обстоит иначе. Океан ближе к воздуху и огню, океан не зависит от матери-земли, фаллическая жизнь в океане более свободна, что соответствует девизу «Наутилуса» — mobilis in mobile — подвижный в подвижной среде. «Морская соль — сперма океана — творящий огонь» (Авиценна). На песчаных берегах, омываемых морской водой, растет пальма — древо жизни, согласно вавилонской мифологии, ее корни питаются солью. Морская богиня Тетис никогда не совладает с Посейдоном, Тиамат не победит Дагона. Свободное и неукротимое мужское начало беспрерывно оплодотворяет женскую субстанцию, регулярно ослабляя ее концентрическую тенденцию к захвату, пожиранию и конечной неподвижности. Отсюда другое качество жизни в океане.

Знаменитый английский химик Хэмфри Дэви писал в «Философии химии» (1811 г.): «Морская вода насыщена электричеством, вопрос, как его добыть». Капитан Немо, очевидно, сумел решить эту проблему: «Хлористый натрий содержится в морской воде в значительном количестве. Вот этот-то хлористый натрий я выделяю из морской воды и питаю свои элементы… В соединении с ртутью он образует амальгаму… Ртуть в элементах не разлагается». Сомнительно с точки зрения «земной» электротехники, но дает повод к совсем иной интерпретации. Мы далеки от мысли о серьезных алхимических интересах Жюля Верна, однако некоторые совпадения интересны. Не только Авиценна, но и Бернар Тревизан, Сент-Дидье, Ириней Филалет акцентировали «тайный творящий огонь морской соли». «При воздействии западной Дианы на морскую соль высвобождается ignis secretis, постоянный и недоступный восприятию огонь», — писал в книге «Сверкающий фонтан» английский мастер семнадцатого века Томас Воган. «Западная Диана» — одно из названий «всепроникающей и пожирающей черный сульфур materia prima» (Томас Воган).

Только мощью «тайного огня» можно обосновать возможности «Наутилуса», который движется со скоростью пятьдесят миль в час (примерно восемьдесят км.) и способен опускаться на любую глубину. При этом «Наутилус» нисколько не напоминает современную субмарину с ее кротовыми норами, «Наутилус» — подводный дворец: роскошный фонтан, библиотека, музей. Но главное — личность и ситуация его творца. «Наутилус» не просто выдающееся техническое достижение, это, так сказать, электро-металлическая проэкция капитана Немо, «человека воды», мужчины, свободного от матери-земли. Он похож на представителя подводной флоры в интерпретации профессора Аронакса: «Я заметил, что все особи растительного мира лишь прикрепляются к грунту, а не растут из него. Не имея корней, они требуют не жизненных соков, а только опоры; они равно произрастают на камнях, ракушках, песке или гальке. Все нужное для их существования заключается в воде, вода их поддерживает и питает». Свобода недостижима на земле, кочевники, отшельники, бродяги связаны разного рода условиями и условностями, но: «для меня не существует ни дня, ни ночи, ни солнца, ни луны — только искусственный свет, которым я озаряю морские глубины». «Подвижный в подвижной среде», экзистенция сугубо мужская, фаллический апофеоз. Сигарообразной формы «Наутилус» горит собственым светом. Этот вечный двигатель снабжен смертоносным тараном[51].

Жизнь в воде, текучие многоцветные пейзажи, очарованное царство. Прогулки в подводных лесах: «Над нашими головами плыли физалии с колыхающимися бирюзовыми щупальцами, медузы своими опаловыми и нежно-розовыми зонтиками с лазоревой окраиной защищали нас от солнечных лучей, а фосфоресцирующие медузы освещали б дорогу, если бы нас настигла ночь».

Нам в принципе непонятен этот уровень экзистенции, поскольку «людям земли» необходима периодичность — чередование покоя и движения, отдыха и работы, равнодушия и страсти, трезвости и опьянения, а главное — убежище, дом, стабильность. Оторванные от матери-земли, мы погибаем, словно Антей, и даже без помощи Геракла. Деньги, убеждения, привязанности — разве можно существовать без всего этого, скажем, почти без всего этого?

В этом смысле любопытен конфликт гарпунера Неда Ленда, случайного пленника «Наутилуса», и капитана Немо. Нед Ленд силен, отважен и, понятно, рвется на свободу. Вспомним Ницше: не спрашиваю, «от чего» ты свободен, спрашиваю «для чего». Нед Ленд хочет посидеть в таверне, выпить джина и т. д. За скромным желанием темнеет тоска по привычному укладу и стабильности. Обычные люди получают энергию от матери-земли, это, в известном плане, земной «электрический» процесс: покой и стабильность «заряжают», «аккумулируют» жизненную энергию. «Человек земли» пассивен, его динамика провоцируется беспокойством, заботой, целью, стимулом, возлюбленной, любимым делом, словом, всегда чем-то внешним, говоря в общем и целом, «молоком матери-земли». Иное дело «человек воды», живущий в активно-энергетической среде. С точки зрения Неда Ленда, капитан Немо ведет жизнь высоко бессмысленную. Полярность этих людей хорошо проявлена в эпизоде охоты на касаток. Защищая китов, представляющих в любой морской мифологии фаллическую ось мира, капитан Немо нападает на касаток, «у которых только и есть, что пасть да зубы». Таран «Наутилуса» вонзается в этих монстров, кромсает на куски эти воплощения беспредельной хищности материи: «Мы плыли среди гигантских тел с голубоватой спиной, белым брюхом, вывороченными внутренностями. Несколько перепуганных касаток обратились в бегство. Вода на несколько миль в окружности окрасилась в пурпур, и „Наутилус“ шел по морю крови». Для Неда Ленда это бойня, бессмысленная, т. е. бесполезная, для капитана Немо — ритуальное действо.

Конфликты капитана Немо с хищной женской субстанцией жестоки и бескомпромиссны. «Наутилус» прошел подо льдами к Южному полюсу — в этом романе Жюль Верн предложил гипотезу открытого моря вместо материка. На полюсе ничего примечательного, только удовольствие от точности наблюдений, что и понятно: географические полюса — только воображаемые точки пересечения воображаемых меридианов, истинные полюса — нечто совсем иное. Кошмар Антарктиды поджидал «Наутилус» на обратном пути, когда этот автономный стальной фаллос намертво сковала ледяная вагина южного океана. Под прожекторами подводного корабля концентрическая смерть сверкала мириадами изумрудных, сапфировых, алмазных отражений. Характерна реакция Неда Ленда: «Если хотите знать, Господь запретил людям видеть такую красоту». Только находчивость капитана Немо, достойная хитроумного Одиссея, спасла положение.