Н.Я. ДАНИЛЕВСКИЙ

Данилевский Николай Яковлевич (1822—1885) — русский философ, социолог, естествоиспытатель, публицист, развивавший идеологию панславизма, разрабатывал теорию локальных культурно-исторических типов, смена которых и составляет суть человеческой истории.

В отрывке из главной работы Данилевского «Россия и Европа» представлены рассуждения автора об отличии цивилизаций Европы и России, о самобытности русской истории it культуры, а также о предназначении каждого народа развивать и создавать собственный, неповторимый и несводимый к иным цивилизационный тип.

 

Из работы «Россия и Европа»

...Несправедливо было бы думать, что Европа составляет поприще человеческой цивилизации вообще или, по крайней мере, всей лучшей части ее; она есть только поприще великой германо-романской цивилизации — ее синоним, и только со времени развития цивилизации слово Европа получило тот смысл и значение, в котором теперь употребляется.

Принадлежит ли в этом смысле Россия к Европе? К сожалению или к удовольствию, к счастью или несчастью,— нет, не принадлежит. Она не питалась ни одним из тех корней, которыми всасывала Европа как благотворные, так и вредоносные соки непосредственно из почвы ею же разрушенного древнего мира,— не питалась и теми корнями, которые почерпали пищу из глубин германского духа. Не составляла она части возобновленной Римской Империи Карла Великого, которая составляет как бы общий ствол, через разделение которого образовалось все многоветвистое европейское дерево,— не входила в состав той теократической федерации, которая заменила Карлову монархию,— не связывалась в одно тело феодально-аристократической сетью, которая... не имела в себе почти ничего национального, а представляла собой учреждение общеевропейское — в полном смысле этого слова. Затем, когда настал новый век и зачался новый порядок вещей, Россия также не участвовала в борьбе с феодальным насилием, которая привела к обеспечениям той формы гражданской свободы, которую выработала эта борьба; не боролись и с гнетом ложной формы христианства (продуктом лжи, гордости и невежества, величающим себя католичеством, и не имеет нужды в той форме религиозной свободы, которая называется протестантством. Не знала Россия и гнета, а также и воспитательного действия, схоластики не выработала той свободы мысли, которая создала новую науку; не жила в германо-романской форме искусства. Одним словом, она не причастна ни европейскому добру, ни европейскому злу; как же может она принадлежать Европе? Она не заслужила этой чести и, если хочет заслужить иную, не должна изъявлять претензий на ту, которая ей не принадлежит (С. 60—61).

Но если Россия, скажут нам, не принадлежит к Европе по праву рождения,— она принадлежит к ней по праву усыновления, она усвоила себе (или должна стараться усвоить) то, что выработала Европа: она сделалась (или, по крайней мере, должна сделаться) участницей в ее трудах и ее триумфах. Кто же ее усыновил? Мы что-то не видим родительских чувств Европы в ее отношениях к России; но дело не в этом, а в том, возможно ли вообще такое усыновление? Возможно ли, чтобы организм, столько времени питавшийся своими соками, вытягиваемыми своими корнями из своей почвы, присосался сосальцами к другому организму, дал высохнуть своим корням и из самостоятельного растения сделался чужеядным? (С. 61).

Столь же непримиримым с самим собою... представляется другой взгляд, получивший такое распространение в последнее время. Он признает бесконечное во всем превосходство европейского пред русским и непоколебимо верует в единую спасительную европейскую цивилизацию; всякую мысль о возможности иной цивилизации считает даже нелепым мечтанием; а между тем, однако, отрекается от всех логических последствий такого взгляда... Здесь, очевидно, народное чувство пересилило логический вывод и потому-то этот взгляд более сочувственен. Народное чувство, конечно, не имеет нужды ни в каком логическом оправдании; оно, как всякое естественное чувство, само себя оправдывает; но тем не менее жалка доля того народа, который принужден только им довольствоваться,— который как бы принужден если не говорить, так' думать: я люблю свое отечество, но должен сознаться, что проку в нем никакого нет. Под таким внешним политическим патриотизмом кроется горькое сомнение в самом себе, кроется сознание жалкого банкротства. Он как бы говорит себе: я ничего не стою; в меня надобно вложить силу и вдунуть дух извне, с Запада; меня надобно притянуть к нему; насильно в него втиснуть — авось выйдет что-нибудь вылепленное по той форме, которая одна достойна человечества, которая исчерпывает все его содержание. В нашей литературе слишком тридцать лет тому назад появилась журнальная статья покойного Чаадаева, которая в свое время наделала много шума. В ней выражалось горькое сожаление о том, что Россия, вследствие особенностей своей истории, была лишена тех начал... из развития которых Европа сделалась тем, что она есть. Соболезнуя об этом, автор отчаивается в будущности своего отечества, не видя и не понимая ничего вне европеизма. Статья эта имела на своей стороне огромное преимущество внутренней искренности. В сущности, то же горькое сознание лежит и в основе нашего новейшего, чисто внешнего политического патриотизма; он только менее искренен, сам с собою, менее последователен,— надеется собирать там, где не сеял (С. 66—67).

Прогресс... состоит не в том, чтобы идти всем в одном направлении (в таком случае он скоро бы прекратился), а в том, чтобы исходить все поле, составляющее поприще исторической деятельности человечества, во всех направлениях. Поэтому ни одна цивилизация не может гордиться тем, чтобы она представляла высшую точку развития, в сравнении с ее предшественниками или современниками,— во всех сторонах развития. Так, в отношении идеи красоты греческий мир дошел, можно сказать, до совершенства; и новая европейская цивилизация не произвела ничего такого, что могло бы не только затмить, но даже сравняться с произведениями греческого пластического искусства, которое изучается наравне с природою, как самое полное и лучшее ее истолкование (С. 113—114).

...Правильная, сообразная с законами естественной системы, группировка исторических явлений приводит нас к выводу, что до сих пор развитие человечества шло не иначе, как через посредство самобытных культурно-исторических типов, соответствующих великим племенам, т.е. через посредство самобытных национальных групп;— остается показать, что оно иначе идти и не может (С. 117).

Данилевский Н.Я. Россия и Европа. СПб., 1871

Цит. по: Социальная философия: Хрестоматия. Ч. 2. – М.: Высш. шк., 1994. – С. 89 – 92.