Шестой день.

Утром меня разбудил резкий звонок в дверь. С недавних пор, мне больше по душе телефонная мелодия звонка, которая подчиняется нажатию одной кнопки. С дверью все несколько сложнее. Это был Лоран. Я его, конечно, люблю, но не в такое же время суток. Пришел бы он ко мне чуть попозже, моя любовь к нему значительно бы возросла и приобрела яркие оттенки. Сейчас же на это не стоило надеяться. Он старательно вглядывался в мое лицо и через несколько секунд сделал безутешное заключение:

- Все еще молчишь. – Лоран прошел на кухню и достал из пакета купленные суши.- Делай что хочешь, я тебе мешать не буду, но сегодня мы с тобой идем на спектакль. Да, да, не удивляйся. Знакомая достала два билета, долго думал, кого бы с собой взять. Жребий пал на тебя, так что не возражай.

Я и не собирался вступать в дискуссию со своим другом, тем более, я знал, что его пресловутый жребий, о котором он так любил говорить, пал на меня из-за отсутствия других кандидатур. Лорану больше не с кем было идти, и он согласен терпеть немого собеседника, чем полное одиночество. К тому же, я люблю театр. Мне нравится наблюдать за игрой актеров. Я восхищаюсь их способностью в одно мгновение изменять свою сущность. Иногда, глядя на очередного актера, изображающего дамского угодника, жестокого убийцу либо безгрешного праведника, я задаюсь вопросом, может ли этот спектакль растянуться на всю жизнь? Может ли актер не замечать падающего занавеса, многолюдного зала, фальшивую игру своих коллег? Может ли он постоянно придерживаться характера заученной роли? Может ли он забыть, что одежду, которая сейчас на нем, ему придется вернуть для будущих последователей? Ведь впасть в забвение не так уж и сложно. Правда?

Спектакль, на который меня пригласил Лоран, претендовал на комедийный жанр, но претензий явно было недостаточно для удачной постановки. Два с половиной часа мы наблюдали за бесконечной сменой актеров, вплетенных в надуманный сюжет пьесы. Лоран безуспешно старался найти хоть какие-то преимущества нашего пребывания в тесном и жарком зале, но после первого действия, стало однозначно понятно, что мы совершили ошибку.

- Ну, ничего, проветрились. Билеты – то бесплатно достались. – Мы вышли из театра, и Лоран старался как-то себя реабилитировать.

«Еще бы за них пришлось платить» - промелькнула мысль у меня в голове.

- Еще бы за них пришлось платить. – Тут же озвучил мою мысль Лоран, не смотря на очевидное противоречие его слов.

Я где-то читал, что каждая мысль, которая мимолетом проноситься у нас в голове, посещает двух человек одновременно. Эти люди могут находиться на разных континентах или совсем рядом, для мысленной энергии границ не существует. Она возникает в голове у этих людей, и дальнейшая ее судьба зависит только от них. О ней могут благополучно забыть или просто не заметить, либо она может задержаться в уме лишь одного человека, а второй ее незамедлительно прикроет новой мыслью, которую он делит с кем-то другим. Гениальные идеи, которые сначала являются вполне посредственными, тоже умножают свою вероятность реализации на два. Кто-то на нее обращает внимание, а кто-то безнадежно машет головой. В этот раз, я делил свою мысль (хотя притяжательное местоимение здесь явно не к месту) с Лораном, и мне было приятно осознавать, что наши умы на мгновение слились воедино.

По правде говоря, мне повезло больше, чем Лорану. Во время спектакля я погрузился в себя и совершенно потерял интерес к происходящему на сцене. Я слушал свое безмолвие, наполняющее мою душу покоем. Моему же другу была неведома та тайная дверь, помогающая мне скрыться от человеческой бездарности и претенциозности, поэтому он послушно следил за действием спектакля.

Вечером я снова пошел в Старый Порт. Да, вы правы меня туда тянуло, как магнитом. Прекрасный вид, спокойствие водной глади в соединении с непрекращающимся пустословием Жюли Кляндестин пробуждали во мне приятные чувства. Она снова прибыла туда раньше меня.

- Привет, Жак. – Жюли обворожительно улыбнулась. – А у меня хорошая новость. Их все-таки двадцать девять. Я говорю о звездах на моем плакате. Их двадцать девять. Сегодня я раз десять их пересчитала и окончательно убедилась, что все же была права. Видимо, вчера Сесиль заслонила звездочку своей спиной, поэтому я и не досчиталась одной. Я так рада. – Жюли Кляндестин замолчала и неожиданно прикрыла лицо руками. – Ты считаешь меня сумасшедшей, Жак?

Нет, как по мне, так она была одной из немногих здоровых людей на нашей планете. Да, она несла полный бред, но он был искренний и исходил от ее измученной души. Жюли не лукавила, не прикрывала ничем свою действительность и говорила все, что приходило ей на ум. В ее речи не было стесняющих пределов, и те слова, которые она произносила, свидетельствовали лишь о чрезмерном загромождении ее ума. Нужно очистить его от обременяющего мусора и хлама, который она постоянно носит с собой.

После продолжительной паузы, Жюли внимательно посмотрела на меня.

- Почему ты молчишь, Жак? Ты болен? Я, конечно, знаю, что ты не ответишь, но мне очень хочется услышать твой голос. Я раскрываю перед тобой свою душу, и даже не знаю твоего настоящего имени.

Почему я молчу? Если бы я сам знал правильный ответ на этот вопрос… Я просто чувствую, что мне сейчас это необходимо и не могу поступить иначе. Словами не сумею объяснить все, что ощущаю, наверное, поэтому и предпочитаю молчать. Прости, Жюли.

- Хотя, знаешь, Жак, твое имя может все испортить.- Она громко засмеялась. – А вдруг тебя зовут Жан- Люк? Я просто ненавижу это имя. Или того хуже, Альбер. Я считаю, что это имя имел право носить только Камю. Ему одному оно шло безукоризненно. Стефан? – Жюли старательно вглядывалась в мое лицо. – Нет, не Стефан. О, только не говори, что тебя зовут Пьер! Это имя моего первого мужа и я готова вычеркнуть из алфавита эти ужасные четыре буквы. Ладно, пожалуй, ответа я от тебя не дождусь. Мне пора идти, Жак. У меня завтра важный день. – Жюли встала и добродушно окинула меня взглядом. – Спасибо тебе, Жак.

Она мне нравилась. Она мне действительно нравилась.