Глава 24

— Я же люблю тебя, Кэрри. Только из-за того, что я с Венди...

— Знаю, папа. Венди мне нравится. Я уезжаю только потому, что нужно эту пьесу написать. Если сумею довести до конца, её поставят.

— Где? — спрашивает отец. Он теребит руль машины, занятый перестройкой по полосам нашего маленького шоссе. Я уверена, что ему на самом деле всё равно, но всё же, пытаюсь объяснить.

— В космосе. Они так его называют — "космос". На самом деле это что-то вроде чердака в квартире одного парня. Раньше там репетировала группа.

По его взгляду в зеркало заднего вида понимаю, что он уже не слушает.

— Восхищаюсь твоим упорством, — говорит он. — Ты не сдаёшься. Это хорошо.

Теперь уже я не слушаю. "Упорство" — не то слово, которое я надеялась услышать. Можно подумать, я по скале карабкаюсь. Я безнадёжно погружаюсь в сиденье. Ну почему он не может сказать что—то в духе фразы
— Ты очень талантлива, Кэрри, конечно же, ты добьёшься успеха.

Неужели всю оставшуюся жизнь я проведу в попытках получить от него какое-то одобрение, которого он и не намерен высказывать?

— Я хотел заранее рассказать тебе о Венди, — говорит он, сворачивая в проезд, ведущий к вокзалу.

Сейчас у меня возможность рассказать ему о своих трудностях в Нью-Йорке, а он всё уводит тему разговора на Венди.

— Почему же не рассказал? — спрашиваю я без всякой надежды.

— Не был уверен в её чувствах.

— А теперь уверен?

Он останавливается в зоне парковки и глушит мотор. С величайшей серьёзностью говорит, — Она любит меня, Кэрри.

С моих губ слетает циничное "пфa".

— Я серьёзно. Она действительно любит меня.

—Все любят тебя, папа.

— Я знаю что говорю. — Он нервно подёргивает краешком глаза.

— О, папа. — Я глажу его руку, пытаясь понять. Должно быть, последние годы были для него ужасны.

С другой стороны, они были ужасны и для меня. И для Мисси. И для Доррит.

— Я рада за тебя, папа, правда, — говорю я, хотя мысль о том, что у отца серьёзные отношения с другой женщиной, бросает меня в дрожь. Что если он на ней женится?

— Она замечательный человек. Она... — Он колеблется. — Она напоминает мне маму.

Это уже последняя капля в столь мерзкое воскресеньице.
— Нет в ней ничего похожего на маму, — спокойно говорю я, начиная злиться.

— Есть. Похожа на маму в её молодые годы. Ты не можешь помнить, потому что была маленькой.

—Пап, — Я многозначительно замолчала, надеясь, что он наконец-то поймет ошибочность своих рассуждений. — Венди любит мотоциклы.

— Ваша мама тоже очень любила приключения, когда была молодой. Пока у нее не появились вы, девочки

— Еще одна причина, по которой я никогда не выйду замуж, — говорю я, выходя из машины.

— Ох, Кэрри, — он вздыхает. — Я чувствую себя виноватым перед тобой. Я боюсь, что ты никогда не найдешь истинную любовь.

Его слова остановили меня. Я застыла на тротуаре, готовая взорваться, но что-то не давало мне сделать этого. Я думаю о Миранде и о том, как бы она интерпретировала эту ситуацию. Она бы сказала, что мой отец боится, что он никогда не найдет истинную любовь снова, но так как он боится признавать это, он связывает свои страхи со мной. Я вытащила мой чемодан с заднего сиденья.

—Позволь мне помочь тебе,— говорит он.

Я наблюдала за тем, как мой отец тащит мой чемодан через деревянную дверь, ведущую к старому терминалу. Я напомнила себе, что мой отец не плохой. В сравнении с большинством мужчин, он вообще замечательный.

Он отпустил мой чемодан и раскрыл руки.
— Могу я обнять тебя?

—Конечно, пап, — Я крепко обняла его, ощущая легкий аромат лайма. Это наверное новый одеколон, который ему подарила Венди.

Я почувствовала, как во мне нарастает ощущение зияющей пустоты.

— Я хочу лучшего для тебя, Кэрри. Действительно хочу.

— Я знаю, пап, Чувствуя себя столетней старухой, я взяла мой чемодан и направилась к платформе. — Не волнуйся, пап,— сказала я больше для себя, чем для него. —Все будет хорошо.

Когда поезд тронулся, я почувствовала себя немного лучше.

Примерно через два часа, когда мы проехали бедные районы Бронкса, все плохие мысли улетучились. До того как поезд въехал в туннель, на горизонте показался волшебный вид — Измрудный город! Неважно где я путешествую — Париж, Лондон, Рим — я всегда с волнением жду возвращения в Нью-Йорк.

Пока я поднималась на лифте на станции Пенн, я приняла неожиданное решение. Я не хочу ехать домой к Саманте. Вместо этого, я сделаю сюрприз Бернарду. Мне нужно выяснить, что с ним происходит, тогда уже займусь своей жизнью.

Потребовалось две пересадки, чтобы добраться к его дому. C каждой остановкой меня всё больше увлекает перспектива встречи с ним. Когда подъезжаю к станции на "59—я улица", что под магазином "Блумигдейлз", разлившееся по крови тепло, кажется, обварит меня изнутри.

Он должен быть дома.

— Мистера Сингера нет дома, — говорит консьерж, как мне кажется, не без некоторого удовольствия.

Все консьержи в этом доме меня недолюбливают. Я всегда ловлю на себе их косые взгляды, будто у них ко мне претензии.

— Вы знаете, когда он вернётся?

— Я не его секретарь, мисс.

— Ладно.

Я окидываю взглядом гостиную. У мнимого камина стоят два кожаных кресла, но я не хочу там садиться — в поле зрения консьержа. Вываливаюсь через вращающуюся дверь и пристраиваюсь на уютной скамейке по другую сторону улицы. Укладываю ноги на чемодан, будто времени у меня хоть отбавляй.

Я жду.

Я говорю себе, что я буду ждать его только полчаса, и потом я уйду.

Проходят полчаса, сорок пять минут, час. По прошествии почти двух часов начинаю задумываться, не попала ли я в любовную ловушку.

Неужели я превращаюсь в девочку, которая ждет у телефон, в надежде, что он зазвонит, которая просит друга позвонить ей, чтобы проверить, что телефон работает? Кто, в конечном счете, забирает из химчистки мужскую одежду, чистить его ванную, и покупает мебель, которой никогда не будет владеть? Да. И мне все равно. Я могу быть той девушкой, и однажды, когда я выясню все это, я не буду.

Наконец, через два часа и двадцать две минуты появляется Бернард.

—Бернард! — Говорю я, бросаясь к нему с огромным энтузиазмом. Может быть, мой отец был прав: я живучая. Я не так легко сдаюсь..

Бернард смотрит искоса.
— Кэрри?

— Я только что вернулась? — говорю я, как будто бы я не ждала его около трех часов.

— Откуда?

— Касслберри. Где я выросла.

—И вот ты здесь, — он нежно обнимает меня за плечи.

Как будто ужина с Мегги никогда не было. Ни моих отчаянных телефонных звонков. Ни то, что он не перезванивал, хоть и обещал. Но, может быть, потому, что он писатель, он живет в несколько иной реальности, где вещи, которые мне кажутся из ряда вон, для него являются ничем.

— Мой чемодан, — я шепчу, оглядываясь назад.

—Ты въезжаешь? — он смеется.

— Может быть.

—Как раз во время, — он дразнит. — Мою мебель наконец-то привезли.

Я ночевала у Бернарда. Мы спали в огромной двухспальной кровати.И это было очень-очень приятно.

Я сплю как младенец, а когда я просыпаюсь, милый Бернард находится рядом со мной, уткнувшись лицом в подушку. Я ложусь на спину и закрываю глаза, наслаждаясь роскошной тишиной, пока я мысленно пересматриваю события вечера.

Мы начали дурачиться на новом диване. Затем мы перебрались в спальню и дурачились, пока смотрели телевизор. Потом заказали китайской еды. А закончили мы пенистой ароматной ванной.

Бернард был очень нежным и милым, и он даже не пытался взяться за старое. Или по крайней мере, я была уверена не собирался. Миранда говорит, что парень действительно должен затереться там, так что я сомневаюсь, что я могла пропустить его.

Интересно, если Бернард узнает, что я девственница. Что если я как-то себя выдаю

—Привет, бабочка, — говорит он, вытянув руки к потолку. Поворачивается ко мне и тянется с утренним поцелуем.

—Ты принимаешь противозачаточные? — Спрашивает Бернард, делая кофе, в своей новой кофе-машине.

Я зажгла сигарету и дала ему.
— Пока нет.

—Почему нет?

Хороший вопрос.
— Я забыла?

— Тыковка, ты не можешь пренебрегать такими вещами, — отчитывает он мягко.

—Я знаю. Но это только потому, что у моего отца новая девушка, я позабочусь об этом на этой неделе. Я обещаю.

—Если бы ты это сделала, то могла бы чаще ночевать здесь.

Бернард ставит две чашки кофе на гладкий обеденный стол.
— И могла бы получить небольшой саквояж для своих вещей.

—Как моя зубная щетка?— я хихикаю.

—Как все, что ты захочешь, — говорит он.

Чемодан, да? Это слово заставляет ночевку выглядеть спланированной и гламурной, не такой неожиданной и небрежной. Я смеюсь. Саквояж, наверно, очень дорогой.

— Не думаю, что могу позволить себе саквояж.

— О-о, ну тогда. — Он пожимает плечами. — Что-то другое. Чтобы швейцар ничего не заподозрил.

—Они могут что-то заподозрить, если я буду нести пакет, а не саквояж?

—Ты знаешь, что я имею в виду.

Я киваю.

—Я встретила твоего агента. На вечеринке, — сказала я легко, стараясь не испортить настроение.

— Вот как?— Он улыбается, явно не заботясь об инциденте. — Была ли она дракон леди?

—Она практически разорвал меня в клочья своими когтями,— я говорю в шутку. — Она всегда такая?

— В значительной степени, — он гладит по моей голове. — Может быть, мы должны пообедать с ней. Таким образом, вы сможете узнать друг друга.

— Всё что пожелаете, Мистер Сингер, — я мурлыкаю, забираясь к нему на колени. Если он хочет, чтобы я обедала с его агентом, это означает, что наши отношения протекаю не только в нужное русло, но и набирают скорость, как Европейский поезд. Я поцеловала его в губы, воображая, что я Кэтрин Хёпберн персонаж в романтическом черно-белом кино.