Трансформация философии

как Сократ-Платон в борьбе против софистов, релятивистским образом манипулирующих языковыми значениями. Он отличает чистые «идеальные значения» как вневременное небо неподвижных звезд (хотя они метафизически и не гипостазируются у Гуссерля) от значений, случайно релятивизирующихся в потоке исторического языка. Эти значения - языковые содержания - точно так же, как у Платона (7-е письмо), вообще могут функционировать только благодаря причастности (μέθεξις) вечным чистым значениям. М. Шелер и Н. Гартман, разрабатывавшие эту платоновскую позицию для этических ценностных понятий, позднее использовали для этой идеи причастности образ прожектора исторически обусловленного интереса, который на вечном небе идей всякий раз направляется на ту область, которая оказывается выделенной тем или иным историческим языком: грандиозная концепция подлинно платоновской блистательной силы, особенно если мы заметим, что с этим связано преодоление логического и этического релятивизма. Но извлечем со всей отчетливостью выводы в отношении философии языка: язык здесь является все же только вторичным средством обозначения и закрепления того, что до всякого времени и истории установлено как смысловая структура мира. Психофизическая реальность, служившая для науки 19-го столетия «единственной» действительностью, из которой должно было «объясняться» все смысловое содержание, является теперь внешней и вторичной для конституции смысла мира. Философ - это относится как к Платону, так и к современному сущностному видению — может принципиально независимо от исторически сложившихся языков усматривать уже различенную структуру идей, сущностей, чистых значений, которые он, в принципе, лишь дополнительным образом закрепляет в сознании средствами языка. Возникает вопрос, можно ли вообще избежать этой концепции, если не желают впадать обратно в номинализм и психологизм, разрушающий любую смысловую значимость? Примечательно во всяком случае то, что когда культурный кризис угрожает всеобщим смысловым релятивизмом, наблюдается возрождение платоновской концепции.

Вторая фаза феноменологии (в определенном отношении - уже поздний Гуссерль) все же попыталась дать новый ответ, который бы учитывал и историчность, и смысл, и творческий аспект языка. До того, как мы обратимся к этому, рассмотрим сперва понимание бытия поэзии, как оно развивалось классической феноменологией. Общая переориентация постановки этого вопроса к началу 20-го века протекала параллельно с переориентацией постановки вопроса в языкознании. Поэтому как в языкознании поднимается вопрос о действительности языка - как он есть для нас здесь во вневременном измерении в