Смертный грех 5 страница

— Да, — торжественно произнесла она, до конца не понимая, о чем он говорит.

 

Наконец было получено известие о том, что протестантская армия движется из Хольстена на юг.

Корнелия была безутешна в день отъезда Тарье.

Присев на корточки возле ожидавшего его коня, он обнял девочку.

Она рыдала у него на плече, размазывая слезы.

— Я плачу, Тарье! Я в самом деле плачу. Мне так грустно. Ты мог бы не уезжать?

Он осторожно поцеловал ее волосы.

— Мы ведь друзья, Тарье! — продолжала она. — Ты не имеешь права уезжать!

— Я должен ехать, дорогое дитя.

— Тогда я поеду с тобой!

— Этого ты не можешь сделать, ты же знаешь. Кстати, у тебя течет из носа.

Она быстро вытерла рукавом нос, размазав по щеке слезы.

— Не так, Корнелия! Разве у тебя нет носового платка?

Она вынула платок, и Тарье помог ей высморкаться.

Ему пришлось пообещать, что он вернется, когда «эта дурацкая война» закончится. Она бежала за ним до самых ворот.

Повернувшись, Тарье помахал рукой этому маленькому, заплаканному существу. «Прощай, Корнелия — подумал он. — Мы больше никогда не увидимся, ты это знаешь так же хорошо, как и я».

Полковник Георг Людвиг Левенштейн-Шарффенек проводил молодого Тарье до самой Саксонии, где находилась армия, и представил его главнокомандующему. Армия короля Кристиана с восторгом приняла молодого военного врача. В его распоряжение был предоставлен целый полевой госпиталь, о чем он мог только мечтать. Ведь Тарье Линд из рода Людей Льда всегда знал, чего хочет.

 

От Штейнбурга в Хольстен через всю северную Германию стягивались протестантские войска, словно стаи леммингов. Главнокомандующим был сам Кристиан IV, король Дании, этот пост он получил не без возражений со сторон союзников. В протестантский союз входили Англия, Нидерланды, Бранденбург, Нижняя Саксония и все вольные северо-немецкие города, и никто точно не мог сказать, какие интересы преследовала в этой войне Дания, поскольку войну эту никто, собственно, и не считал религиозной. Для всех это была прежде всего светская кампания. Швеция и Франция по-прежнему оставались в стороне.

И то, что главнокомандующим в конце концов удалось стать Кристиану, объяснялось в первую очередь семейными связями. При голосовании у него оказалось не только два собственных голоса, он воспользовался еще и тем, что его сын был епископом в Шверине, а в Бремене, Вердене и Пфальце у него была родня.

Его ближайшими помощниками в продвигающейся вперед армии были герцог Юхан Эрнст Саксен-Веймар, служивший в кавалерии, и генерал Юхан Филип Фуш, командующий пехотой. К двадцати тысячам человек, стартовавшим в Штейнбурге, присоединились нидерландские кнехты и неожиданно большое количество датских солдат.

Александр Паладин в чине полковника командовал большим кавалерийским подразделением, состоящим, в основном, из наемных солдат, собравшихся со всей Северной Европы.

Среди пехотинцев, находящихся в подразделении Александра Паладина, была небольшая группа норвежцев. А трое из них — братья Тронд и Бранд из рода Людей Льда и тихий, покладистый сын конюха Клауса, Йеспер, — были из церковного прихода Гростенсхольм. И Александр даже не подозревал об их существовании.

И, конечно, они тоже не знали ничего о человеке, который поздним вечером подъехал к самому концу обоза, чтобы устроить там военный госпиталь… Он был принят очень радушно, потому что в армии уже начались эпидемии.

Тронд, Бранд и Йеспер носили великолепную форму — красные камзолы и желтые штаны — которая делала их прекрасной мишенью для врага. Однако оружием они владели слабо.

Тронд был единственным из них, кто считал войну приключением. Остальным просто хотелось домой.

— Иметь бы лошадь, — сказал как-то Тронд, когда они, после целого лета похода дошли до Хамельна, так и не встретив противника. — Тогда я стал бы командовать небольшим подразделением!

— Почему бы тебе не попросить об этом? — язвительно произнес Бранд, уставший от вечного недовольства брата.

— Я так и сделаю, — ответил Тронд. — Завтра же утром!

Бранд и Йеспер сидели на пригорке и смотрели, как он ходит туда-сюда, раздраженный их непониманием.

Бранд, самый молодой, тяжеловесный и медлительный из трех сыновей Аре, был поистине божьей душой. Но он бывал временами ворчлив, и тогда с ним не было никакого сладу. Из всех внуков Тенгеля он был единственным тугодумом. Он мог часами ни с кем не разговаривать, и когда все уже забывали обиду, он по-прежнему носился с ней, как курица с яйцом, считая, что все должны понять, почему он поступал так или иначе.

Он был высоким и плотным, как и его отец Аре, широкоскулым, с глубоко посаженными глазами, цвет которых трудно было определить. Ему было всего шестнадцать лет, и девушки его не интересовали. Конечно, он был слишком молод, чтобы участвовать в войне.

У сына Клауса, Йеспера, было много общего с Брандом, они подходили друг другу. Волосы Йеспера цвета льна были подстрижены в кружок: его мать Роза обычно надевала ему на голову миску для молока и подстригала волосы по краям. Он был ровесником старшего из братьев, Тарье, но у них не было ничего общего, кроме дружелюбного уважения друг к другу. Йеспер был из тех, кто мог сказать: если взять и сложить вместе все стога сена в один огромный стог, если взять всех батраков в мире и сложить их вместе, чтобы получился один огромный батрак, и если взять все цепы в мире и сложить в один громадный цеп, то черт знает, какая будет пылища!

В натуре Йеспера не было ничего дурного. Всякое зло в мире оставалось для него непостижимым. Всю дорогу он присматривался к девушкам, а по вечерам вздыхал по ним среди храпящих, воняющих потом кнехтов. Тем не менее, он даже не осмеливался поговорить с какой-то из них, как это делали все солдаты. Он только краснел и отворачивался со смущенной и счастливой улыбкой, если какая-то девушка пыталась поймать его взгляд.

Тронд отличался от них обоих. Он всегда был нетерпелив, раздражителен, непоследователен в мыслях, не мог сосредоточиться на чем-то одном, как это делал Тарье. К тому же он был очень непостоянным и с трудом доводил начатое дело до конца. Он знал, что ему предстоит со временем унаследовать Липовую аллею, поскольку старший брат Тарье не имел никаких склонностей к земледелию. Но он знал также и то, что действительно способным в этой области был Бранд. В свои семнадцать лет Тронд имел лишь одно желание: стать профессиональным военным и командовать солдатами — он чувствовал, что создан для этого.

Всегда находясь в тени старшего брата Тарье, Тронд никогда не поднимался до его уровня, хотя и очень хотел этого. С другой стороны, он не собирался становиться поперек дороги своего младшего брата. Возможно, поэтому он и хотел занять командный пост? Чтобы лучше отстаивать свои права? Впрочем, сам Тронд никогда не задумывался над этим. Внешне он был больше похож на Тарье, чем Бранд. Но черты лица были у него тоньше, а взгляд серых глаз — беспокойным, ищущим, бегающим.

Как-то вечером братья лежали и перешептывались, завернувшись в свои шинели; между ними лежал спящий Йеспер.

return false">ссылка скрыта

— Почему же мы никак не встретим противника? — прошептал Тронд. — Я хочу сражаться! Хочу показать, на что я способен!

— А я не хочу, — сказал Бранд. — Мне не хочется умирать.

— А кто говорит о смерти? — сказал Тронд, приподнимаясь на локте. — Умирать должен противник, а не мы, это же ясно.

— Не так уж это и ясно.

— Разве мы не из рода Людей Льда? Они ведь почти бессмертны, ты знаешь.

— Это преувеличение. Некоторые из них обладают особыми качествами, это так. Но мы-то с тобой — обычные.

Тронд снова лег на спину.

— Знаешь, что я думаю? — многозначительно произнес он. — Ты ведь знаешь, что у Людей Льда есть запасы колдовских трав и всего такого. Среди них есть и корень мандрагоры, а иметь ее, ты ведь знаешь, это уже кое-что! Я думаю, что тот, кто завладеет всем этим наследством, сможет сделаться сильным, бессмертным, возможно, даже невидимым.

— Эх, — недоверчиво ответил Бранд. — Не верю я этим сказкам. Хотя, конечно, не плохо бы иметь корень мандрагоры.

— Вот именно. Но все наследство куда-то исчезло. Бранд некоторое время молчал, потом медленно произнес:

— Нет, оно не исчезло. Я знаю, у кого оно.

— Что? — воскликнул Тронд, вскакивая. — Его кто-то получил? От деда?

— Да. Думаю, он говорил однажды именно об этом. Но мы были тогда еще маленькими и не понимали, что к чему.

— И кто же? — спросил Тронд.

— Тарье.

— Тарье? Зачем ему это? Он и так умный!

Бранд пожал плечами.

— Разве дед не говорил тогда, что Тарье — единственный, кто может использовать его по назначению?

Тронд не слыхал, что говорил дед, и поэтому ничего не мог вспомнить.

— Но ведь Тарье сейчас в Тюбингене, в южной Германии! Не мог же он забрать туда все! Наверняка он спрятал оставшееся дома и спрятал хорошо, потому что я никогда этого не видел.

— Да, — задумчиво произнес Бранд. — Он наверняка припрятал все. Чтобы не нашел этот прохвост Колгрим.

Тронд повернулся к Бранду и пристально посмотрел на него.

— Время от времени у тебя начинают ворочаться мозги, брат. Разумеется, так оно и есть! Ведь ты хорошо знаешь, как относился дед к тем, кто привержен добру. Но все-таки я думаю, что он поступил неразумно. Именно «меченые» в каждом поколении и имеют право на владение колдовским зельем. Такие, как Колгрим.

— Да, — сказал Бранд. — Я думаю, они будут считать это большой несправедливостью с его стороны.

— Я тоже так думаю.

Бранд засмеялся.

— А было бы забавно стать невидимкой! А иметь мандрагору — а? Она ведь дает человеку необыкновенные силы. Но лучше все же стать невидимкой. Представь себе, что может натворить такой человек в лагере врага!

— Да, ты уж скажешь! — засмеялся в ответ Тронд. И они принялись фантазировать о том, что может натворить невидимка.

Один из братьев никак не мог заснуть. Он все время думал о том, как бы разбогатеть нечестным путем. Он глядел, как пылает и колышется на ветру в ночи лагерный костер, а мысли его шли своим чередом, делая неожиданные для него самого повороты.

Его фантазии становились все более и более устрашающими и вместе с тем все более и более заманчивыми. Он все дальше и дальше уходил в неведомые, темные, головокружительные глубины собственной души.

Мандрагора… Невидимка…

Йеспер повернулся, закутанный в шинель, и застонал, открыв во сне глаза. Он тяжело дышал.

— Что с тобой, Йеспер?

— Поберегись! — свистящим шепотом произнес Йеспер. — Я вижу огромную кошку! Громадную пасть! На том самом месте, где ты сейчас сидишь!

— Не болтай!

— Клянусь тебе!

— Ты в самом деле видишь кошку?

— Нет, вообще-то это не кошка. Но пару светящихся глаз, в которых сверкают искры, как это вообще бывает у кошек, я вижу. Они вообще-то как раз находятся на месте твоих глаз, так что зверь где-то позади тебя!

— Ты, я вижу, не силен в употреблении слов, Йеспер: ты сказал слово «вообще» целых три раза за одну минуту.

— Но разве ты не видишь, что это опасно? Это же дикий зверь!

Они осмотрели все, но никого не нашли.

Йеспер снова лег, взволнованный и возбужденный.

— Наверное, это был страшный сон… Но вообще-то я видел…

Он замолчал. Опять он употребил это слово.

Его собеседник лег на свою шинель, улыбаясь и думая: «Теперь я знаю! Я знаю! Я знаю, что это я — избранник Людей Льда! И дед знал это. Однажды он с таким удивлением посмотрел на меня… Я один из них! Как прекрасно наконец узнать об этом! Но я сохраню это в тайне. Никто не должен об этом знать».

 

На следующий день молодой Тронд, к удивлению остальных, пошел к своему командиру обер-лейтенанту Крузе.

— Что? — презрительно усмехнулся офицер, в хорошем настроении после сытного обеда сидевший в кругу собутыльников. — Стать офицером? Что это за самонадеянный норвежец? Как тебе это удастся, а?

— Благодаря моим навыкам, только и всего, — пояснил Тронд. — Я знаю, что у меня есть качества командира.

Господа офицеры, бывшие в хорошем настроении, рассмеялись.

— Тебе придется выполнить одно поручение, — весело сказал Крузе. — Если это тебе удастся, будем говорить по существу. Впрочем, нет, два поручения. Ты согласен?

— Да, обер-лейтенант, — радостно ответил Тронд.

— Хорошо. У нас есть небольшой отряд наемных кнехтов, которых никто не может обуздать. Если тебе удастся укротить этих скотов, — это будет первое задание, — а потом повести их на разведку в маленькую деревушку к югу от Хамельна, где, как говорят, находятся агенты католической армии, и выведать все, но так, чтобы противник вас не заметил и чтобы кнехты не разгромили всю деревню, — вот тогда ты будешь офицером.

Тронд сиял от счастья, но товарищи Крузе были озабочены.

— Не слишком ли это рискованно? — сказали они, когда Тронд ушел. — Мальчишку может ожидать ужасный конец.

— Вовсе нет! Во-первых, ему не удастся уломать наемников, они поколотят его. А во-вторых, никаких католических агентов нет в радиусе многих миль. Тилли не издавал приказов к наступлению.

Лидером Католической лиги, которую поддерживал кайзер, был курфюрст Максимилиан Байерн. Главнокомандующим у них был аскет и фанатик граф Тилли, который еще в 1622 году сделал католическим весь Пфальц. В 1623 году он победил герцога Брауншвейга-Вольфенбюттеля, а в 1624 году был в Гессене. С тех пор протестанты на севере стали бдительнее.

Тилли прославился тремя характерными чертами: никогда не пил вина, не пользовался расположением женщин, и никогда не бывал побежден с первого удара.

Теперь он занял выжидательную позицию, хотя мог бы без труда преследовать протестантов.

Другим великим полководцем был герцог Валленштайн из Фридланда. Он был полной противоположностью Тилли. Его наемники собрались из десятка стран, чтобы — с его благословения — жестоко грабить немецкие государства. Валленштайн любил роскошь и разврат. Ради пропитания своей огромной армии он разрешал солдатам грабить все подряд и сам вел расточительную жизнь разбойника. Наемники любили его. Многие из них, в том числе и офицеры, были протестантами, но это не волновало ни его, ни их самих. Главными для них были нажива и грабеж мирного населения.

Валленштайн был невзрачен на вид, темноволос, с горящим, пронзительным взглядом и неустойчивым, свирепым характером. Католицизм был для него всего лишь пустым звуком. Он верил предсказаниям астрологов — другой формы религии для него не существовало.

Валленштайн и его армия были еще слишком далеко, чтобы угрожать протестантам короля Кристиана.

Третьим католическим военачальником был молодой фон Паппенхейм. Но его имя оставалось неизвестным еще много лет.

Наемники из армии короля Кристиана были не намного лучше наемников Валленштайна. И хуже всех была группа, которую предстояло усмирить молодому Тронду. Они не признавали никакой военной дисциплины. Они тащили за собой толпу женщин и детей и выполняли приказы лишь в том случае, если это было выгодно им самим. И когда — в тот же вечер — Тронд появился среди них; его встретили презрительными улыбками.

Но он был заранее готов к такому приему. Он знал, что с кнехтами шутки плохи, поэтому нацепил на свою красочную униформу нашивки различных подразделений, которые все вместе ничего не означали, зато хорошо смотрелись.

Но когда он увидел, что ему предстоит, он побледнел. Усложняло его задачу и то, что солдаты говорили на разных языках. Там были немцы и итальянцы, поэтому ему пришлось взять с собой датского толмача. Тот представил Тронда как разведчика Его Величества. И то, что разведчик одет в такую яркую униформу, не навело их ни на какие мысли. На войне тогда одевались щеголевато, почти крикливо. О защитных тонах никто понятия не имел — это было бы воспринято как убожество.

Но Тронд знал, что обладает качествами лидера. Хотя до этого дня никто, кроме него самого, в это не верил.

Как бы там ни было, но во взгляде его было что-то властное, и без всяких колебаний он указал на одного здоровенного детину, возившегося с девкой.

— Ты, — холодно произнес он. — Ты будешь передавать им мои распоряжения.

С интуитивной уверенностью он сделал правильный выбор: это был их неофициальный лидер. Парень отпустил девку и изобразил на лице гримасу.

— Что это за петушок? — попробовал возразить он, но голос его звучал неуверенно, и Тронд счел это доказательством того, что может влиять на людей.

Через переводчика молодой норвежец объяснил им, какая стоит задача. Единственное, что вредило его авторитету, так это использование переводчика, но Тронд ни на секунду не сводил с наемников глаз.

И он оказался прав: он был прирожденным лидером. Возможно, лидером только на войне, потому что война интересовала его. Ведь человек обычно добивается успеха в том, что его интересует. Дома же, в Линде-аллее, Тронд, напротив, не пользовался влиянием. Любая работа по хозяйству казалась ему скучной.

Наемники невольно прислушивались к его словам, потому что он подчинил себе их предводителя, и в голосе его слышались властные нотки, а взгляд был серьезен.

— Никакого грабежа, — предупредил он. — Только осторожные расспросы местного населения. Мы должны завоевать их доверие. А этого не добьешься воровством.

— Нет, только приставив нож к горлу, — усмехнулся один из них.

Тронд строго посмотрел на него.

— Какая польза от таких допросов? От страха люди говорят все, что угодно, лишь бы их отпустили. Мне нужны люди, умеющие задавать деликатные вопросы и достаточно мужественные, чтобы ходить среди противников без оружия.

Неотесанные наемники, которым вовсе не хотелось слушать такого зеленого юнца, неохотно кивали. Им было невдомек, кто он такой, униформа свидетельствовала о его принадлежности к «красному полку», но датчане там не служили. И они не могли определить, каков его офицерский чин. Разведчик? Да, это было почетное звание. Но такой молодой…

Однако то, о чем он говорил, было весьма заманчиво. Наконец-то им представлялась возможность действовать, вместо надоевшей до смерти муштры.

Он выгнал двух кнехтов, показавшихся ему подхалимами и хулиганами. И здесь он сделал правильный ход: оставшиеся смотрели теперь на него с уважением.

— И еще: я не желаю видеть в лагере женщин и детей, — сказал он. — Это война, а не воскресная прогулка! И чтобы я не видел среди вас ни одного штатского! Такое бывает только в распущенной, ни к чему не пригодной армии Валленштайна. Пусть убираются прочь!

Кнехты и женщины зашумели.

— Вы будете сражаться или развлекаться здесь с бабами? — крикнул он.

— В таких солдатах мы не нуждаемся! Я найду других.

Он повернулся, чтобы уйти.

— Нет, постой, почтенный юнкер, — неторопливо, с угрозой в голосе произнес их лидер.

Тронд тут же остановился.

— Да, вот что еще: ты будешь отвечать за то, чтобы все твои люди были в сборе завтра рано утром. Если увижу среди вас штатских, то доложу об этом лично Его Величеству.

Сказав это, он ушел, не дожидаясь перерастания недовольства в бунт.

«Они так и не догадались, кто я, — возбужденно думал он, возвращаясь в свое подразделение. — Если бы они узнали, что я всего лишь крестьянский сын из Гростенсхольма, они разорвали бы меня на части!»

В назначенное время Тронд вместе с дюжиной своих кнехтов был у Крузе.

— Обер-лейтенант, разведчик Его Величества прибыл со своими людьми в Ваше распоряжение. Уведомляю Вас также о том, что лагерь полностью очищен от штатских. Мы готовы тронуться в путь. Какие будут распоряжения, обер-лейтенант?

Крузе от удивления лишился на мгновение дара речи, но виду не подал. Потом сказал несколько слов об осторожности и с тем отпустил их.

— Вот это да, — произнес один из его сотоварищей. — Этого юнца не вышвырнули вон! Ты видел его нашивки?

Крузе расхохотался.

— Не парень, а порох! Боюсь только, что кнехты намнут ему бока и втопчут в грязь, когда обнаружат, что все это лишь ложный маневр.

— Но если ему удастся перехитрить их, он, как мне кажется, по праву заслужит почет и уважение.

— Так что же я ему пообещал?

— Звание лейтенанта, — пошутил его офицер, зная, что Крузе был тогда пьян.

Обер-лейтенант пришел в ужас.

— Боже сохрани! Что скажет Его Величество? Неужели я и в самом деле мог такое сказать?

— Не совсем так, — засмеялся тот, — но очень близко!

— О, Господи, — вздохнул Крузе. — Впрочем, об этом вряд ли пойдет речь. Этот юноша никогда не получит звания.

 

На следующее утро подразделение снова было у обер-лейтенанта, рассеянно слушающего рапорт Тронда.

— Да, да, я знаю, что Тилли стоит под Падерборном, — нетерпеливо произнес Крузе. — Это довольно далеко отсюда.

— Но двое моих людей слышали, что он собирается идти в наступление.

— Что? Курфюрст Максимилиан идет в наступление?

— Возможно. Тилли намеревается переправиться через Весер возле Хекстера, обер-лейтенант.

Лицо офицера застыло, словно стало деревянным.

— А Валленштайн?

— О нем ничего не слышно, обер-лейтенант.

— Тилли уже тронулся в путь?

Тронд повернулся к одному из кнехтов, который сказал:

— Об этом ничего не известно, обер-лейтенант. Слухи очень расплывчаты.

— Благодарю! Вы проделали большую работу. Я немедленно доложу об этом его Величеству.

Крузе ушел, не дав Тронду возможности напомнить о вознаграждении.

Но Тронда это не смутило. Радуясь такому блестящему результату, он пустился в пляс вместе с двумя своими товарищами, прыгая и ликуя. Не меньше, чем Крузе, были удивлены и другие офицеры, услышав о храбрости Тронда.

Среди них находился и Александр Паладин. Он тоже засмеялся, узнав про поступок этого храброго сумасброда, не имея ни малейшего понятия о том, что находится с ним в родстве.

Слухи оказались верными. Тилли готовил наступление. Наконец-то он решился нанести удар безбожной протестантской армии. Как обычно, будучи глубоко религиозным человеком, он обратился с молитвой к своей Мадонне. И попросил ее перед ликом Господа даровать ему победу над безбожниками.

А в это время король Кристиан и его ближайшие соратники преклонили колена в молитве к Господу, чтобы тот поддержал их в борьбе против отрицающих Бога папистов.

Господь Бог наверняка чувствовал себя растерянным.

 

18 июля 1625 года граф Тилли переправился через Весер возле Хекстера и продолжал свой победоносный грабительский поход вдоль течения реки. Кристиан IV не мог ему сопротивляться. К тому же 20 июля он упал с лошади и получил сильное сотрясение мозга. Ему пришлось видеть отступление своей армии, уходившей без единого боя, пока Нинбургская крепость не преградила дорогу Тилли.

Армия протестантов вынуждена была ждать, пока король выздоровеет.

Это длительное отступление в отсутствие главнокомандующего наглядно показало, насколько неподготовленной к войне была протестантская армия. К тому же наемники не соблюдали дисциплину. А за стенами Нинбургской крепости было тесно.

Тронд Линд из рода Людей Льда получил звание капрала, — до лейтенанта он еще не дорос, — и теперь у него была долгожданная лошадь. Это разлучило его с братом Брэндом и другом Йеспером. Но он находился недалеко от них. Его глаза сияли счастьем: простой юноша, которого всегда во всем ущемляли, теперь кое-что значил. Он нашел свое место в жизни.

Теперь ему надо было проявить себя.

И Тронд готов был на все ради этого.

 

В Дании, во Фредриксборге, Сесилия стояла перед домоправительницей и упрямо настаивала на своем.

Нет, она не может в этот раз поехать в Далумский монастырь. Она ждет ребенка, а поездка будет очень утомительной. Она не сможет больше заниматься королевскими детьми, ведь ей нельзя поднимать их, возиться с ними.

Домоправительница была в ярости.

— Тогда отправляйтесь к себе, в Габриэльсхус, маркграфиня. Нам не нужны болезненные люди. Уходите! Немедленно!

— Я думала закончить сначала мою работу. Да и карета будет только вечером.

— Это неважно. Вы можете поехать верхом.

— Но она, в ее положении, не может ехать верхом так далеко, — укоризненно произнесла одна из придворных дам.

— Глупости, — сказала домоправительница, считавшая себя выше по рангу, чем маркграфиня Паладин, по крайней мере, когда это касалось службы в замке. К тому же на ее стороне всегда были Кирстен Мунк и Эллен Марсвин. — Я ездила верхом каждый день, когда была в таком же счастливом положении. Ведь маркграфиня хорошая наездница, насколько мне известно. Она может взять Флорестана.

— Но ведь это не лошадь, а сущее наказание, — сказала придворная дама.

— Вы умеете ездить верхом или нет? — сурово спросила Сесилию домоправительница. — Другой лошади в данный момент нет. Или идите пешком.

Пройти пешком такой длинный путь?

— Не могу ли я побыть здесь, пока не придет карета?

— Вы отказались выполнить поручение. Отказываетесь сопровождать детей Его Королевского Величества в Далумский монастырь. Для Вас не может быть никаких снисхождений. Подите прочь!

Наконец-то у домоправительницы появился повод отомстить этой упрямой норвежской девушке, которую так любили при дворе и которая, в довершение всего, вышла замуж за человека, имеющего такое высокое положение! Обычная норвежская девица из низшего сословия вдруг стала носить имя Паладин! Мысль об этом была просто невыносима.

Сесилия вздохнула. Она-то умеет скакать верхом, но Флорестан…

Однако выбора у нее не было, если она хотела попасть домой.

Торопливо собрав вещи, она простилась с молодыми горничными, с которыми дружила.

Домоправительница имела теперь неограниченную власть над своим штабом: король находился в Германии, а Кирстен Мунк, удивив всех, последовала за ним.

При дворе говорили, что супружеское счастье Кристиана IV и фру Кирстен находится в стадии расцвета и что фру Кирстен настаивает на том, чтобы разделить с мужем все тяготы войны. Во всяком случае, королю это было приятно, ведь он так ценил семейные узы.

Люди недооценивали Кирстен Мунк, называя ее служанкой: это было не так. Она происходила из очень известной семьи. Ее отцом был могущественный Людвиг Мунк из Нерлунда, который в свое время был наместником короля в Норвегии и накопил большие богатства, а потом, в 1596 году, был смещен молодым королем Кристианом. Ее матерью была Эллен Марсвин, одна из самых богатых и влиятельных женщин Дании — и одна из самых коварных. Обе, мать и дочь, были интриганками и хапугами, но фру Кирстен была к тому же — в отличие от своей матери — глупа и легкомысленна.

Так что большинство не считало ее внезапное решение сопровождать мужа в Германию особым проявлением любви. Скорее это была жажда приключений. Но во Фредриксборге никто не жалел о ее отъезде.

Когда Сесилия спустилась в конюшню за Флорестаном, конюх тоже выразил свое беспокойство:

— Держите его крепче, маркграфиня! Но не слишком сильно. С ним сладить нелегко.

— А другой лошади нет?

— Двор выехал на охоту, Ваша милость.

— Тогда пожелай мне удачи, — сказала Сесилия, садясь на коня. — Прислать лошадь обратно?

— Я об этом позабочусь. Удачи Вам, Ваша милость!

Флорестан просто танцевал под ней, но ей удалось совладеть с ним — и она поскакала.

Ей постоянно приходилось бороться с этим непослушным конем, чтобы он держал правильное направление. Но вот, наконец, она въехала в ворота Габриэльсхуса.

Навстречу выскочили с лаем собаки, и конь поднялся на дыбы. Сесилия не смогла удержать его.

Она почувствовала с ужасом, что сползает и падает вниз головой на землю.

Конь выскочил за ворота и поскакал обратно во Фредриксборг.

Собаки лизали ее лицо. Слабым голосом она позвала на помощь. Прибежал слуга Александра, потом еще несколько человек.

— Помогите, — прошептала Сесилия, — я упала с лошади.

— Мы видим… — взволнованно произнес слуга. — Это такой своенравный конь. Почему же…

— Я была вынуждена ехать на нем, — с трудом произнесла Сесилия, — потому что я… не захотела ехать в Долум… Разве я должна была ехать, Вильгельмсен?

— Конечно, нет, Ваша Милость. Давайте руку…

Сесилия вскрикнула от боли.

— О, ребенок! Помогите мне!

Они быстро внесли ее в дом и уложили на широкую кровать.

— Пошлите за акушеркой или как там ее называют, — сказал слуга. — И быстрее!

Боль волнами проходила по ее телу. Из-за ушиба головы она потеряла сознание.

Она очнулась от резкой боли. Ее золовка Урсула сидела возле ее постели.

— Ребенок, — прошептала Сесилия, не открывая глаз. — Ребенок Александра. Я потеряла его!

— Ну, ну, — решительно произнесла Урсула. — Лежи спокойно! Знахарка сейчас придет. Все хорошо.

— Нет, — в полузабытьи произнесла Сесилия. — Не хорошо. Я чувствую это.

Она зарыдала, трепеща всем телом.

— Я так хотела… дать Александру… ребенка… И он… был так рад… Его род… продолжился бы… А теперь… все кончено…

Сесилия лгала Урсуле не намеренно: она в самом деле считала, что это ребенок Александра. Посредничество господина Мартинуса было для нее несущественным. Ведь тогда, в кладбищенской сторожке, она думала об Александре.

Невольно тронутая этим, Урсула взяла ее за руки.

— Дорогая Сесилия, — тихо произнесла она. — Дорогая Сесилия!

В момент приступа боли Сесилия вцепилась в нее.

— Я была просто чудовищем, — слезы бежали по щекам Урсулы. — Ты простишь меня, Сесилия? Простит ли меня Александр? Я ненавидела его за то, что он позорит наше имя. А теперь я вижу, что все это — злые сплетни.