Ремезов Василий Андреевич
аспирант
Православный Свято-Тихоновский Гуманитарный Университет
Кафедра социальной работы Миссионерского факультета
Ключевые слова: Великая Отечественная Война, милосердное служение, материальная помощь, духовная поддержка.
Сегодня, в условиях кризиса культуры милосердия, обращение к историческим примерам самоотверженного служения ближнему представляется в значительной степени актуальным. К счастью, наша история включает в себя множество таких примеров, многие из которых, однако, незаслуженно обделены вниманием исследователей и недостаточно популяризованы. В частности, к таким историческим примерам можно отнести благотворительную деятельность православных христиан – мирян и духовенства – в годы Великой Отечественной Войны.
К сожалению, непосредственно посвященных данной теме исследований на сегодняшний день практически нет. Милосердное служение христиан в военные годы рассматривается в основном в рамках более широкой тематики. Среди таких работ прежде всего необходимо выделить труды д.и.н. М.В. Шкаровского [8;9], д.и.н. В.Н. Якунина[10] и к.и.н. О.А. Рашитовой[4;5]. Среди источников первостепенное значение имеют документы Церкви военного периода, а так же, отчасти, рассекреченная на сегодняшний день документация органов внутренних дел СССР, контролировавших деятельность религиозных организаций [6].
Цель данной статьи – на основании наиболее ярких примеров охарактеризовать основные формы социального служения православных христиан в годы Войны. Наиболее целесообразным представляется рассмотрение социального служения в период Войны в рамках его основных направлений: помощь фронту и тылу, помощь населению на оккупированных территориях, моральная поддержка и духовное окормление солдат и мирного населения.
Обратимся, прежде всего, к примерам помощи фронту и тылу, которую оказывали православные христиане советского государства в годы самой тяжелой в нашей истории войны. Наиболее известными из таких примеров сегодня являются денежные и имущественные взносы, которые организовывались «пережившими» годы гонений приходами и православными общинами. В результате жесточайших гонений и открытого террора Церковь как организационная структура фактически перестала существовать, а, следовательно, не могла обладать даже малой частью внесенных ей на нужды военного времени средств (о которых речь пойдет ниже) [8, с. 57]. Таким образом, взносы на нужды фронта и тыла, осуществленные РПЦ, можно считать прежде всего личной инициативой каждого христианина, живым откликом верующих на страдания сограждан и призывы иерархов Церкви к помощи Отечеству в годы тяжких испытаний. Христиане, зачастую находясь в критических жизненных условиях, вносили значительные суммы и личное имущество на помощь раненым воинам и их семьям, организацию и содержание лазаретов и детских приютов, число подопечных которых в годы войны значительно возросло. Колоссальные суммы были пожертвованы христианами на постройку военной техники.
Следует отметить тот факт, что активная материальная помощь фронту и тылу со стороны христианских общин началась уже с первых дней войны, тогда как разрешение церковной благотворительной деятельности и, вообще, «официальное» изменение курса религиозной политики государства последовали лишь в 1943 году [6, с. 21]. Можно сказать, что, организуя подобные сборы, представители христианских общин в определенной степени действовали на свой страх и риск. Так, уже на третий день войны, 24 июня 1941 года, община Князь-Владимирского собора в Ленинграде обратилась в Ленинградский совет депутатов трудящихся с предложением о внесении всех средств храма на организацию и последующее содержание лазарета для раненых воинов: «В минуты трудно переживаемых обстоятельств военного времени долг каждого гражданина идти навстречу Отечеству в облегчении разного рода затруднений. Этому учит нас и религия наша. Исполняя завет Христов о любви к ближнему, представители верующих – двадцатка Князь-Владимирского собора – выражает свое желание открыть в тылу лазарет для раненых и больных воинов. На оборудование и содержание лазарета двадцатка могла бы предоставить все имеющиеся у нас средства – свыше 700 тыс. рублей. В дальнейшем…двадцатка принимает на себя решение, отказавшись решительно от всех расходов, кроме самых неотложных…ежемесячно субсидировать лазарет в сумме 30 тыс. рублей. Представители двадцатки»[6, с. 40-41]. Учитывая то обстоятельство, что Ленинград уже в первые дни войны оказался в критическом положении (вступление в войну Финляндии сделало город фактически прифронтовой зоной), такое предложение, безусловно, можно считать ярким примером самоотверженной заботы о ближнем.
Осторожность, с которой власти отнеслись к этой инициативе (свой лазарет храму организовать не позволили, разрешено было вносить средства на содержание уже существующих в городе медицинских учреждений)[4, с 49] не остановило христиан Ленинграда – уже к 1942 году денежная сумма, которую верующие ленинградцы, с сентября 1941 года живущие в условиях блокады, внесли в Фонд Обороны, насчитывала 3182143 рублей. Такую сумму называет Ленинградский Митрополит Алексий Симанский в своей телеграмме И.В. Сталину по случаю внесения Ленинградской епархией на постройку танковой колонны «Дмитрий Донской» 500000 рублей: «Православная церковь вместе со всеми народами великого Союза горит одним желанием – всемерно помогать наступающей Красной Армии…Ленинградская епархия, находящаяся в условиях блокады, до сего времени внесла в Фонд обороны страны 3 128143 р. наличными деньгами, а также пожертвования ценными вещами…» [6, с. 46]. Несмотря на тяжелейшие условия жизни в блокадном городе, несмотря на страшный голод, приоритетом для христианских общин оставалась помощь тем, кто находился в более тяжелых условиях – помощь армии.
Милосердное служение христиан блокадного Ленинграда стало одним из факторов, обусловивших жизнестойкость осажденного города. Члены приходских общин по мере сил и средств оказывали материальную поддержку друг другу и, вообще, жителям города. Для многих ленинградцев эта поддержка стала, в буквальном смысле, спасением от смерти. Вот такие свидетельства приводятся в «Очерке о деятельности духовенства и мирян Спасо-Преображенского собора [г. Ленинграда] за 2 года Отечественной войны с кратким описанием и историей — о помощи ленинградцам в дни блокады»: «Ниже мы приводим несколько писем, поступивших на имя администрации Собора от тех лиц, кои получили денежную помощь. Вот, например, письмо певца Галузина Александра от 3.10.41: “Прошу Вас – помогите мне сколько-нибудь. Я нахожусь в ужасном положении. У меня нет на зиму ни сапог, ни пальто, ни одежды. Неужели я погибну. Мать больна, лекарства купить не на что. Прошу Вас – не дайте погибнуть. Помогите выбраться из ужасной пропасти. Галузин.” Галузину было дано 250 рублей. Впоследствии он ушел добровольцем в Красную Армию. Вот письмо помощника регента соборного хора Лебедева Ивана Васильевича от 28.12.41: “Я, можно сказать, понемногу умираю… Одни кожа да кости. Сидим несколько дней на одном хлебе. Конечно, все теперь так существуют, но хочется жить. Со мной вместе голодает жена, дочь и девятилетний внук, отец которого на фронте. Нет ни продуктов, ни денег. Спасите жизнь…” Лебедеву было дано 300 рублей, но спасти его не удалось – он умер… Вот письмо красноармейца Малявичева Василия, бывшего соборного служащего, в ответ на посланную ему 14.12.41 посылку в один из госпиталей г. Ленинграда, где Малявичев находился на излечении (он был ранен в висок и лишился правого глаза): “Примите от меня великое красноармейское спасибо. Очень тронут вашей заботой… Спасибо всему административному органу 20-ки.” По выздоровлении Малявичев вернулся в свою часть. Вот письмо певца Большева Петра Ивановича от 10.01.42: “Я третий день как слег в постель и не могу совершенно встать. Думаю, чувствую, что так и кончу свою жизнь на этом. Ни денег, ни вещей у меня нет…Помогите. Жить хочется”. Большеву было оказано пособие в 300 рублей. По выздоровлении он поступил в Красную Армию, в ансамбль песни и пляски.»[6, с. 65-66] Как мы видим, обращение за помощью к православным приходам становилось для многих последней надеждой на спасение. Однако, как уже было сказано, приоритетом для ленинградских христиан на всем протяжении Войны оставалась помощь фронту: с июля 1941 по июнь 1945 года христиане Ленинграда собрали 15843333 рубля, «отдавая последние средства на оборону страны»[10, с. 148].
return false">ссылка скрытаЗначительную денежную сумму на помощь воинам и мирному населению собрали христиане Сталинградской области. Испытав на себе все тяготы и лишения войны, верующие не пожалели средств для армии и сограждан, оказавшихся в более тяжелом положении. Так, на нужды фронта и тыла – в Фонд обороны и на подарки бойцам Красной армии, на военный заем, на пострадавших от немецкого нашествия и на восстановление Сталинграда, на помощь семьям фронтовиков и сиротам, на помощь эвакуированным из оккупированных мест – от Сталинградской епархии к 1943 году поступила сумма в 1366036 рублей [6, с. 99].
Не остались в стороне от дел милосердия и верующие Курской области: прихожане Введенской церкви города Курска, несмотря на тяжелые условия жизни в полуразрушенном городе, собрали 126060 рублей на содержание госпиталей, помощь раненым и поддержку военной промышленности [6, с. 90-91]. А к середине 1944 года сумма, пожертвованная христианами всей Курской епархии в пользу пострадавшего мирного населения и на помощь воинам, составила 1198808 рублей [6, с. 105].
В 1944 году от христиан Московской епархии в Фонд помощи сиротам войны поступила сумма в 1225000 рублей [6]. В том же году христиане освобожденного Киева, пережившие оккупацию, нашли в себе силы пожертвовать в Фонд обороны 150000 рублей [6, с. 93]. Жертвовали деньги и не закрытые в годы гонений монастыри. В частности, известно о внесении Киево-Покровским женским монастырем в том же 1944 году 70000 рублей в различные фонды на оборону страны [10, с. 150].
Особая форма сбора денежных средств практиковалась православной общиной Ростова. Там духовенство и верующие в церквях стали устраивать духовные концерты, сборы от которых шли в пользу Красной Армии [10, с. 149].
В 1942 году с одобрения властей митрополит Сергий (Старогородский) благословил верующих жертвовать деньги на строительство танковой колонны «Дмитрий Донской». За два года на специальный счет в Госбанке было перечислено 8 миллионов рублей и уже в 1944 году под Тулой, у деревни Горелки состоялась торжественная передача 40 новых танков Армии. Помимо боевых машин, бойцам были вручены подарки от имени верующих [6, с. 21]. По свидетельству д.и.н. М.В. Шкаровского, в сборе средств на колонну «Дмитрий Донской» приняли участие даже верующие, находившиеся на оккупированных территориях: усилиями священника Псковской миссии Федора Пузанова в селах Заполье и Бородичи Псковской области была собрана и передана через партизан в Ленинград сумма в 500000 рублей [9, с. 301].
1 миллион рублей пожертвовали верующие московского храма Илии Пророка в Черкизове на строительство самолетов. И.В. Сталин лично ответил на это пожертвование благодарственной телеграммой [6, с. 21].
В стремлении оказать посильную помощь соотечественникам православные верующие и духовенство не ограничивались только денежными взносами. В качестве пожертвований на нужды фронта и тыла христиане по возможности отдавали все, что представляло в годы войны какую-либо ценность. В военные фонды, на помощь армии, в пользу госпиталей и детских домов отдавались продукты, предметы быта, семейные драгоценности. Так, в отчете о пожертвованиях Введенской церкви города Курска от 29 января 1944 года содержатся следующие сведения: «Кроме денежных средств собрано…32 кг картофеля, 16 кг свеклы, 4 пуховых подушки, ложек 97 штук, чашек 13 штук, блюдечек 48 штук, чайников 10 штук…книг 48 штук, тетрадей 8 штук…кружек 11 штук, стаканов 3 штуки, ваза 1 штука, карандашей 10 штук, ручек 4 штуки, газет 12 штук, табаку 7 стаканов, открыток 11 штук, конвертов 42 штуки, пепельница 1 штука» [6, с. 91]. А в справке церковной общины Никольского собора г. Ленинграда о пожертвованиях верующих в Фонд обороны и в Фонд Красной Армии с 23 июня 1941 по 31 декабря 1942 года содержится информация о том, что, помимо денег, в качестве пожертвований были внесены личные вещи и драгоценности: «Золотые дамские часы, золотая нательная цепочка, золотая монета старой чеканки 10 рублей, серебро банковское 24 рубля, серебро разменное царской чеканки 54 рубля»[6, с. 59]. Интересную информацию приводит к.и.н. О.А.Рашитова, цитируя дневниковую запись прихожанина одного из храмов блокадного Ленинграда: «Однажды в середине зимы, поздно вечером, обходя храм, владыка едва не упал, споткнувшись об узелок, лежавший на полу перед иконой Божией Матери…Развязали узелок: там сверкнуло золото – набор семейных драгоценностей, и никакой записки…» [5, с. 78].
Помимо сборов и внесения средств на нужды фронта и тыла были распространены и другие формы помощи: «Верующие покупали больным красноармейцам подарки, нанимали парикмахеров, баянистов. Силами церковных хоров в госпиталях устраивались концерты с программой русских народных песен и песен советских композиторов» [10, с. 149]. Несмотря на противодействие властей адресной помощи и принимаемые НКГБ меры по предотвращению попыток со стороны верующих входить в непосредственные контакты с командованием военных госпиталей и ранеными, во многих из действующих монастырей устраивались госпитали, находившиеся на полном содержании и обслуживании монашествующих [10, с. 150]. Монахини обслуживали больницы, работали в прачечных, госпиталях, пекарнях и на других работах. Так, монахини уже упоминавшегося Киево-Покровского женского монастыря взяли шефство над тремя отделениями эвакгоспиталя и самоотверженно трудились, помогая раненым [10, с. 150]. Священники крупных городов, оказавшихся в прифронтовой зоне (Москвы, Ленинграда и т.д.) часто организовывали в своих храмах бомбоубежища, создавали на приходах группы противовоздушной обороны и во главе таких групп принимали активное участие в тушении пожаров от зажигательных бомб [10, с. 144].
В стремлении подать пример пастве представители православного духовенства принимали активное личное участие в деле материальной поддержки мирного населения и армии. Так, с июня 1941 по июнь 1942 года представители ленинградского духовенства в Фонд обороны и Фонд Красного Креста лично от себя внесли: митрополит Алексий Симанский – 50000 рублей, священник Лев Егоровский – 49000, протоиерей Павел Тарасов – 44000, протоиерей Б.Монинский – 29000, протоиерей Павел Фруктовский – 24000, протоиерей Павел Ломакин – 17840 [10, с. 146]. Подавая пример мирянам, митрополит Алексий Симанский отдал свою дачу на станции Сиверская под детский дом для детей-сирот воинов Красной Армии [10, с. 146]. Игуменья Анатолия (Букач), настоятельница Одесского Михайловского монастыря, вместе с сестрами в зоне боевых действий помогала солдатам продовольствием, медикаментами, одеждой [10, с. 151]. Протоиерей Георгий Никитин, фронтовик и инвалид войны, после демобилизации в 1943 году назначенный настоятелем Богоявленской Церкви села Подвалье, организовал группу верующих на уборку урожая и, несмотря на полученную на фронте инвалидность, сам шел впереди своих прихожан с косой четыре дня подряд. А во время подготовки к посевной он неоднократно выручал свой колхоз, организуя сборы средств на покупку горючего для тракторов и семян хлеба для посева [10, с. 149]. Ярким примером самоотверженного милосердного служения является биография врача-епископа Луки (Войно-Ясенецкого). С установлением Советской власти он неоднократно подвергался арестам и отправлялся в тяжелые ссылки. С началом Войны, отбывая очередную ссылку под Красноярском, епископ Лука направил председателю президиума Верховного совета СССР Михаилу Калинину телеграмму: «Я, епископ Лука, профессор Войно-Ясенецкий… являясь специалистом по гнойной хирургии, могу оказать помощь воинам в условиях фронта или тыла, там, где будет мне доверено. Прошу ссылку мою прервать и направить в госпиталь. По окончании войны готов вернуться в ссылку. Епископ Лука» [7]. Просьба хирурга с мировым именем была частично удовлетворена – Войно-Ясенецкого назначили главным консультантом всех госпиталей Красноярского края и главным хирургом эвакгоспиталя, куда поступало множество раненых с фронта. В шестидесятилетнем возрасте епископ Лука работал по 9 часов в день, успевая сделать до четырех операций: им были спасены десятки тяжелораненых солдат. В 1944 году за разработку новых хирургических методов лечения гнойных заболеваний епископу Луке была присуждена Сталинская премия первой степени. Большую ее часть он передал в пользу детей-сирот [1, с. 87].
Полна примеров личного мужества и самопожертвования история социального служения православного духовенства на оккупированных территориях. Священники оккупированных деревень и городов помогали прихожанам и всему населению переносить тяготы оккупации, рискуя жизнью, спасали от расправы евреев, оказывали материальную и медицинскую помощь партизанам.
За помощь евреям был казнен в Бабьем Яру Киевский священник Александр Вешняков. Еще до вступления немецких войск в город до Киева стали доходить слухи о расправах над еврейским населением в Житомире и Виннице. В надежде избежать жестоких репрессий, к о. Александру стали обращаться киевские евреи с просьбой крестить их в православие и выдать свидетельство о крещении. «Движимый чувством христианской любви, батюшка крестит евреев и выдает им свидетельства о крещении на сохранившихся у него церковных бланках. Таким образом ему удалось спасти от расстрела многие еврейские семьи, в числе которых пианист Райский, солист оперного театра Иванов, зубной врач Паин с семьей, дирижёр Раклин» [3, с. 215]. С приходом немцев и началом расстрелов в Бабьем Яру о. Александр продолжает деятельность по спасению еврейского населения. Вот так об этой деятельности свидетельствует в своей книге прот. Николай Агафонов: «…начались расстрелы в Бабьем Яру. К отцу Александру прибежал запыхавшийся сосед. Это был мадьярский еврей, который жил на той же улице с женой Симой и тремя детьми. Еще в первые дни войны о. Александр крестил всю его семью. Теперь немцы отправили их всех в Бабий Яр. Яну удалось убежать. Он просил батюшку, чтобы тот засвидетельствовал перед немцами, что его семья крещена в православии…Батюшка с Яном пробирается к немецкому офицеру, показывает свидетельства о крещении семьи…Он разрешает отыскать в огромной толпе обреченную семью Яна. До ночи ходит о. Александр среди обезумевших от страха людей, утешая и ободряя их. Среди евреев много военнопленных. Батюшка поддерживает их дух, благословляет. Наконец находятся жена и двое детей Яна. Третьего ребенка найти так и не удалось. Немцы разрешают уйти» [3, с. 217]. Впоследствии эта деятельность, а также упорное нежелание о. Александра читать молитвы о здравии Гитлера и победе германской армии приводят к гибели самоотверженного священника в Бабьем Яру.
За укрывательство евреев был насмерть затравлен собаками настоятель храма деревни Кобыльники Вилейской области священник Петр Бацян [3, с. 244].
Семья священника Косьмы Раины, настоятеля храма в селе Хойно Брестской области, в начале войны помогала солдатам отступающей советской армии и беженцам. « Матушка по благословению отца Кузьмы давала им хлеб, вареную картошку, одежду, обувь, лекарства… После пасхального богослужения отец Косьма объявлял сбор подарков для детей, раненых и партизан» [3, с. 232]. За помощь партизанам и призывы помогать партизанскому движению о. Косьма едва не поплатился жизнью.
Священник деревни Ятра Барановичской области Борис Кирик, имевший образование фельдшера, под полом своего дома вырыл большой погреб и организовал в нем потайной госпиталь на десять коек для раненых партизан [3, с. 238]. Подобную деятельность осуществлял настоятель церкви в Старом Селе Ровенской области, о. Николай Пыжевич, оборудовав свой дом под содержание раненых солдат и партизан, «которых впоследствии лечили всем миром» [3, с. 244]. В 1943 году на о. Николая донесли – он и вся его семья были расстреляны. За организацию «дома отдыха» для партизан, где раненые и больные поправляли здоровье, были казнены вместе с женами священники деревни Блячино Барановичской области Николай и Георгий Хильтовы [3, с. 244].
Уже упоминавшийся священник Николай Пузанов помимо материальной помощи партизанам оказывал помощь продуктами детям-сиротам, призывая к тому же односельчан. А с отступлением немецкой армии ему удалось спасти от угона на принудительные работы в Германию более 300 советских граждан. Командование отступающей германской армии назначило о. Фёдора старшим по колонне уводимых в Германию мирных жителей. Когда вооруженный конвой в спешке ушел далеко вперед, о. Федор, рискуя жизнью, увел односельчан в ближайший партизанский лагерь [3, с. 224-225].
Настоятель Свято-Успенского храма Ивановского района Пинской области священник Василий Копычко организовывал среди прихожан сборы продуктов питания, одежды и обуви в пользу местного партизанского отряда. Узнав о готовящейся карательной акции, о. Василий увел большую часть жителей родной деревни в отдаленный партизанский лагерь. Каратели сожгли церковь и дом о. Василия, однако самого священника захватить не успели – его на свой страх и риск укрыли прихожане, а затем вместе с семьей переправили к партизанам [3, с. 227-228].
Отец Павел Горшков, игумен Псково-Печерского монастыря, впоследствии несправедливо осужденный за сотрудничество с немцами, в период оккупации организовал сборы продуктов для Лагерного пункта № 134 города Пскова, в котором в тяжелейших условиях содержались советские военнопленные. Такая деятельность не одобрялась оккупационными властями – организуя помощь пленным, о. Павел серьезно рисковал. Кроме того, по личному свидетельству ветеранов, игумен укрывал в монастырских пещерах советских разведчиков. Оказывал о. Павел посильную помощь и мирным гражданам – в частности, собирал продукты для больных и престарелых Псковского дома инвалидов [2].
Говоря о той моральной, духовной поддержке, которую в годы войны оказывало армии и мирному населению православное духовенство, следует прежде всего упомянуть следующий факт: по данным проведенной в 1937 году в СССР переписи большая часть населения Советского государства (1/3 городского и 2/3 сельского), несмотря на официальную позицию властей, продолжала считать себя православной [10, с. 155]. В этом плане духовная поддержка со стороны Церкви – от патриотических воззваний к армии и мирному населению до причащения раненых бойцов – имела огромное значение.
Уже в первый день войны «неофициальный» глава Русской церкви митрополит Сергий (Старогородский) обратился к верующим и всему населению Советского государства с патриотическим призывом к защите Родины [6, с. 39]. Впоследствии за первые два года войны он написал свыше 20 подобных воззваний, в которых воодушевлял армию, упоминая о подвиге великих русских святых-защитников родины, призывал к мужеству и терпению гражданское население. Последовали примеру Сергия и другие первоиерархи Русской Церкви – митрополиты Алексий (Симанский) и Николай (Ярушевич) [4, с. 48].
О значении этих посланий свидетельствует множество фактов. В частности, д.и.н. В.Н. Якунин в своей работе приводит следующий факт: «С фронтов в Москву посылались телеграммы с просьбами направить в действующую армию материалы с проповедями духовенства РПЦ» [10, с. 141]. Одно из посланий митрополита Сергия, адресованное жителям занятых немцами территорий, и, по инициативе партийного руководства (осознавшего значение таких посланий), распространенное в виде листовок за линией фронта, в оккупированных областях «переходило из рук в руки, несмотря на то, что фашисты расстреливали всех, у кого находили его текст» [10, с. 136]. Интерес представляет письмо партизана Голицына митрополиту Алексию Симанскому, в котором Голицын благодарит митрополита за его Пасхальное обращение к жителям занятых врагом территорий (также распространенное там в виде листовок) с призывами к мужественному перенесению тягот оккупации и посильной помощи партизанам: «В день всенародного Праздника 1 мая шлю свой привет и желаю Вам здоровья и укрепления веры Христовой…Ваш агитлисток, который Вы засылали в тыл к своим единоверным братьям, временно попавшим в немецкое рабство, сыграл немалую роль среди оккупированного населения в деле оказания помощи партизанам, а вместе с этим и борьбе против фашизма. Этот листок – среди населения – как Божье письмо, и за него немецкие коменданты в своих приказах грозили смертной казнью… Довожу до Вас, что он сыграл немалую роль» [6, с. 103-104].
С 1943 года органы внутренних дел НКГБ начинают тайно отслеживать реакцию советских граждан на смену курса религиозной политики (в частности – на данное властями разрешение Церкви избрать себе предстоятеля и на прием Сталиным руководства РПЦ): особый интерес представляют докладные записки сотрудников НКГБ, в которых приводятся прямые цитаты из высказываний простых граждан. Они служат дополнительным подтверждением той важной роли, которую играла духовная поддержка Церкви в годы войны. Вот наиболее характерное из мнений (из спецсообщения начальнику 2-го управления НКГБ Федотову): «Мать двух сыновей, находящихся на фронте, Чижикова Н.Я., среди своих соседей говорила: Товарищ Сталин понимает, что нам, матерям, отправившим своих детей на фронт, Церковь принесет моральное облегчение» [6, с. 213].
Следуя призыву митрополита Сергия поддерживать бодрость духа страдающего народа, «ободрять малодушных и колеблющихся, утешать огорченных», [10, с. 145] православное духовенство самоотверженно исполняло свой пастырский долг. С каждым новым днем войны увеличивалось количество прихожан храмов, что требовало от духовенства мобилизации усилий: мирные жители «искали утешение и моральную поддержку в ежедневных молитвах о даровании победы, в молитве о здравии родных и близких» [5, с. 41].
Ленинградский митрополит Алексий Симанский отказался от предоставленной ему возможности покинуть осажденный город и остался с паствой. «Оставаясь в осажденном городе, митрополит Алексий делил с паствой все горести и трудности… Сам иногда больной, владыка в любое время дня принимал приходивших к нему…Для каждого он находил ласку, умел ободрить малодушных и подкрепить слабых…Часто владыка отпевал усопших от голода и истощения мирян с особой торжественностью…» [5, с. 45]. Прихожане о. Алексия, чувствуя в митрополите духовную опору, в самые тяжелые дни блокады пытались оказывать ему помощь продуктами. Однако о. Алексий, зачастую с трудом стоя на ногах, постоянно отказывался от подношений и призывал к тому же других священников [5, с. 46].
Примеру самоотверженного пастырского служения митрополита Алексия следовали и другие священники Ленинграда. Так, о. Владимир Дубровицкий на протяжении всей блокады каждый день ходил в храм, не пропуская ни одной службы. В своей работе к.и.н. О.А. Рашитова приводит воспоминания дочери о. Владимира: «Бывало, качается от голода, я плачу, умоляю его остаться дома, боюсь – упадет, замерзнет где-нибудь в сугробе, а он в ответ: “Не имею я права слабеть, доченька. Надо идти, дух в людях поднимать, утешать в горе”…Однажды в церковь младенца принесла бабушка… После крещения она протянула о. Владимиру что-то завернутое в тряпицу. Он властно отстранил приношение: так всегда поступал митрополит Алексий и требовал того же от других…» [5, с. 47-48]. Усилиями таких священников, как о. Владимир, храмы Ленинграда даже в самые тяжелые дни продолжали функционировать, что было крайне важно: в условиях, когда постоянные лишения и смерть стали обыденностью, христианское отношение к этим явлениям привлекало в церкви даже самых отдаленных от религии людей. Об этом свидетельствуют воспоминания переживших блокаду ленинградцев. Вот отрывок дневниковой записи одной из блокадниц: «Я, комсомолка из комсомолок! А, бывало, после работы забегу в храм и, как умею, помолюсь за победу, чтобы мама была жива и чтобы все мы были живы, и успокоюсь» [4, с. 93]. Можно сказать, что храмы Ленинграда в период блокады стали центрами консолидации жителей осажденного города.
Не менее значимой представляется та духовная поддержка, которую оказывали мирному населению, солдатам священники оккупированных территорий. Именно духовенство, наряду с партизанами, сыграло первостепенную роль в распространении среди населения листовок с патриотическими воззваниями первоиерархов [3]. В стремлении постоянно поддерживать в людях надежду на скорое освобождение многие священники не боялись произносить на службах молитву «О стране нашей, властех и воинстве ея…», что вызывало недовольство у оккупантов [3, с. 231].
Уже упомянутые белорусские священники Александр Романушко и Косьма Раина по просьбам родственников и по личной инициативе совершали отпевания погибших партизан и жертв карательных операций. Кроме того, о. Косьма, подвергая себя серьезной опасности, посещал расположенный в районе его деревни партизанский лагерь, где причащал раненых и больных, крестил детей, отпевал погибших и умерших [3, с.229, 232].
Известен подвиг священника села Хоростово Пинской области – настоятеля храма Покрова Богородицы о. Иоанна Лойко. Когда стало известно о готовящейся против деревни карательной акции, партизаны начали выводить жителей в безопасное место. Однако о. Иоанн отказался покидать деревню, пожелав остаться с теми, кто не имел возможности уйти – с больными, инвалидами, стариками. Священник всеми силами утешал и ободрял оставшихся. О. Иоанн Лойко вместе с оставшимися и не успевшими покинуть деревню односельчанами был заживо сожжен в деревенском храме. По свидетельству осужденных впоследствии полицаев-участников карательной операции, из храма до последних минут раздавалось молитвенное пение… [3, с. 242-243]
Можно сказать, что духовная поддержка, которую оказывало в годы войны православное священство солдатам, партизанам, мирному населению, стала одним из важных факторов, обусловивших потрясающую народную стойкость и долготерпение.
Таким образом, мы рассмотрели три основных аспекта социального служения православных христиан (мирян и духовенства) в годы Великой Отечественной Войны: помощь фронту и тылу, помощь населению оккупированных территорий, духовную поддержку армии и гражданского населения. Помощь фронту и тылу включала в себя прежде всего такие виды деятельности, как: денежные и имущественные пожертвования в пользу армии, пострадавшего мирного населения, медицинских и социальных учреждений, в Фонды обwidth='50%'> следующая ==> Библиографический список