Отрывок из книги П. Кейсмента «Обучаясь у пациента»

Проводя длительный курс анализа в течение нескольких месяцев, я обнаружил, что регулярно испытываю буквально смертельную скуку с одним пациентом-мужчиной. Я стал присматриваться к нему более тщательно, пытаясь понять, не являются ли мои чувства обычным личностным контр-переносом на пациента как на трансферентный объект… Но даже после такого самоисследовательского экскурса скука в работе с ним продолжала оставаться.

Тогда я начал изучать более пристально сам феномен скуки и обнаружил свою реакцию на то обстоятельство, что пациент обращался не ко мне. Казалось, он говорит сам с собой, а я как бы и не присутствую. Но это не все. Пациент относился ко мне как к присутствующему физически, но отсутствующему эмоционально. Он считал, что все это мне мало интересно, хотя я и не давал никакого повода. И тогда я увидел, что он рассматривает меня как человека, интерес которого он не может завоевать, или лицо, не желающее им интересоваться. У меня возникла новая идея.

Вся та пестрая картина чувств, жившая во мне, сохраняла образ этого больного, относящийся ко времени его нахождения в психиатрической лечебнице. Он рассказывал мне, как мать регулярно навещала его там. Она демонстрировала свою заботу и в то же время постоянно оправдывала ситуацию, почему ее сын вынужден оставаться в больнице…

Нахождение пациента в больнице объяснялось длительной ярко выраженной депрессией. Депрессия, в свою очередь, во многом объяснялась той согласованностью, с которой вся семья сплотилась против него… Родители намеренно игнорировали основную причину, по которой их сын оставался там. Они знали, что ему некуда больше идти кроме своего дома, в котором были они, родители, чувствовавшие, что не могут справиться с его хроническим состоянием.

С этим реактивированным воспоминанием как ключом я стал думать, не переживает ли пациент вновь со мной то пустое взимодействие, в котором он частенько пребывал, находясь в больнице. Он обращался к своей матери, которая почти не слушала. А мать, в свою очередь, говорила в его сторону, но не с ним.

Когда я начал фокусировать свое внимание на пациенте в этом новом смысле, то смог увидеть и множество других моментов, подтверждавших мой вывод. Теперь я смог показать пациенту, как он разговаривает со мной, так, как будто он не думает, что мне действительно интересно, или что я готов серьезно воспринимать то, что он мне говорит. Я подумал, что так и происходило во время визитов его матери в больницу, когда сами посещения лишались всякого содержательного общения.

Как только я смог истолковать эту пустоту в переносе, пациент начал говорить со мной и относиться ко мне так, что наше общение наполнилось смыслом. Перенос перестал быть незначащим общением, таким как с физически присутствующей, но эмоционально отсутствующей матерью. Вместо этого пациент увидел во мне человека, присутствующего и физически, и эмоционально; и больше я не испытывал скуки при работе с ним.