Георгий Федотов, русский философ

 

Еще под шумок «кировского дела» Сталин принялся исподволь, однако достаточно решительно разворачивать страну по совершенно новому курсу. Первым это заметил не кто иной, как Троцкий, внимательнейшим образом отслеживавший любые движения своего врага. Летом 1936 года он закончил книгу «Преданная революция», в которой предавал Сталина анафеме, но на сей раз не просто так, а с точки зрения «мирового революционера».

В 90-х годах первым поворот середины 30-х заметил Вадим Кожинов, который в своей книге «Россия. Век ХХ-й (1901-1939)» цитирует и комментирует «демона революции».

«Троцкий конкретизировал понятия "реакция" и "контрреволюция" непосредственно на "материале" жизни СССР в середине 1936 года: …вчерашние классовые враги успешно ассимилируются советским обществом… - писал он. - Ввиду успешного проведения коллективизации "дети кулаков не должны отвечать за своих отцов"… Мало того: "…теперь и кулак вряд ли верит в возможность возврата его прежнего эксплуататорского положения на селе. Недаром же правительство приступило к отмене ограничений (это началось в 1935 году. - В. К.), связанных с социальным происхождением!" - восклицал в сердцах Троцкий…»

Забавно, что «классовый подход» ввело правительство, состоявшее в основном отнюдь не из детей рабочих и крестьян. В большевистской верхушке первых лет советской власти, куда ни ткни, попадешь либо в дворянина, либо в сына чиновника или торговца, либо, в крайнем случае, в весьма обеспеченного разночинца. Сталин был едва ли не единственным, имевшим «правильное» происхождение. Сам Троцкий тоже в детстве не гусей пас…

«Резко писал он и о другом "новшестве" середины 1930-х годов: "По размаху неравенства в оплате труда СССР не только догнал, но и далеко перегнал (это, конечно, сильное преувеличение. - В. К.) капиталистические страны!.. Трактористы, комбайнеры и пр., т. е. уже заведомая аристократия, имеют собственных коров и свиней… государство оказалось вынуждено пойти на очень большие уступки собственническим и индивидуалистическим тенденциям деревни…" и т. д… С негодованием писал Троцкий и о стремлении возродить в СССР семью: "Революция сделала героическую попытку разрушить так называемый "семейный очаг", т. е. архаическое, затхлое и косное учреждение… Место семьи… должна была, по замыслу, занять законченная система общественного ухода и обслуживания", - то есть "действительное освобождение от тысячелетних оков. Доколе эта задача не решена, 40 миллионов советских семей остаются гнездами средневековья… Именно поэтому последовательные изменения постановки вопроса о семье в СССР наилучше характеризуют действительную природу советского общества… Назад к семейному очагу!.. Торжественная реабилитация семьи, происходящая одновременно - какое провиденциальное совпадение! - с реабилитацией рубля (имеется в виду денежная реформа 1935-1936 гг. - В. К.)… Трудно измерить глазом размах отступления!.. Азбука коммунизма объявлена "левацким загибом". Тупые и черствые предрассудки малокультурного мещанства возрождены под именем новой морали"».

 

О семье разговор особый. В 20-е годы Советская Россия стала полигоном для самых безумных экспериментов. Разрушение «оплота средневековья» шло всерьез и по полной программе. Одно время в среде высокопоставленных партийцев было модно сдавать детей в детские дома - чтобы не мешали строить «светлое будущее». В Москве даже существовал специальный детдом для детей крупных работников. Но это ещё что! На российских просторах, например, резвились последователи «революционного» в ту пору учения товарища Фрейда, которым беспрепятственно предоставлялось для их экспериментов любое количество детей. Даже сын Сталина Василий ходил одно время в детский сад с фрейдистским уклоном. Лишь в конце 20-х годов последователей папы Фрейда из советской педагогики вышибли, а окончательно разделались с ними только в 1936 году.

«Когда жива была ещё надежда сосредоточить воспитание новых поколений в руках государства, - продолжал Троцкий, - власть не только не заботилась о поддержании авторитета "старших", в частности, отца с матерью, но наоборот, стремилась как можно больше отделить детей от семьи, чтобы оградить их от традиций косного быта. Еще совсем недавно, в течение первой пятилетки, школа и комсомол широко пользовались детьми для разоблачения, устыжения, вообще "перевоспитания" пьянствующего отца или религиозной матери… этот метод означал потрясение родительского авторитета в самых его основах. Ныне и в этой немаловажной области произошел крутой поворот: наряду с седьмой (о грехе прелюбодеяния. - В.К.) пятая (о почитании отца и матери. - В. К.) заповедь полностью восстановлена в правах, правда, ещё без бога… Забота об авторитете старших повела уже, впрочем, к изменению политики в отношении религии… Ныне штурм небес, как и штурм семьи, приостановлен… По отношению к религии устанавливается постепенно режим иронического нейтралитета. Но это только первый этап…».

К счастью своему, Троцкий не дожил до окончательного изменения этой политики, которое последовало уже во время войны (возможно, произошло бы и раньше, если бы не «тридцать седьмой год»). «Попов» он ненавидел со всей страстью. И не потому, что еврей - эти его чувства вполне разделял и русский дворянин Ульянов, - а потому, что революционер.

«Наконец, возмущался Троцкий, «советское правительство… восстанавливает казачество, единственное милиционное формирование царской армии (имелось в виду постановление ЦИК СССР от 20 апреля 1936 года. - В. К.)… восстановление казачьих лампасов и чубов есть, несомненно, одно из самых ярких выражений Термидора! Еще более оглушительный удар нанесен принципам Октябрьской революции декретом (от 22 сентября 1935 года. - В. К.), восстанавливающим офицерский корпус во всем его буржуазном великолепии… Достойно внимания, что реформаторы не сочли нужным изобрести для восстановляемых чинов свежие названия (в сентябре 1935 года были возвращены отмененные в 1917-м звания "лейтенант", "капитан", "майор", "полковник". -

В. К.)… В то же время они обнаружили свою ахиллесову пяту, не осмелившись восстановить звание генерала». Впрочем, Троцкий, который был убит 20 августа 1940 года, успел убедиться в последовательности "реформаторов": 7 мая 1940-го и генеральские звания были возрождены...»

Троцкий первым назвал изменения, происходящие в Советском Союзе, контрреволюцией. Первым, но не единственным.

«В том же 1936 году, когда Троцкий писал о громадных изменениях, произошедших за краткий срок в СССР, о том же самом, но с прямо противоположной "оценкой" писал видный мыслитель Георгий Федотов, эмигрировавший из СССР осенью 1925 года. «Общее впечатление: лед тронулся. Огромные глыбы, давившие Россию семнадцать лет своей тяжестью, подтаяли и рушатся одна за другой. Это настоящая контрреволюция, проводимая сверху. Так как она не затрагивает основ ни политического, ни социального строя, то её можно назвать бытовой контрреволюцией. Бытовой и вместе с тем духовной, идеологической… право юношей на любовь и девушек на семью, право родителей на детей и на приличную школу, право всех на "веселую жизнь", на елку (в 1935 году было "разрешено" украшать новогодние - бывшие "рождественские" - елки. - В. К.) и на какой-то минимум обряда - старого обряда, украшавшего жизнь, - означает для России восстание из мертвых…» ». Кстати, запретили елку не большевики. Обычай украшать дома новогодними елками был отменен в 1916 году, как немецкий. У каждого времени своя шиза…

Но ведь контрреволюция означает ещё и уничтожение революционеров. Термидор - название месяца французского революционного календаря, в который началась расправа над основными фигурантами Французской революции, - давно уже стало нарицательным понятием. И уж оно-то было большевикам-ленинцам знакомо, это был вечный страх, преследовавший их с самого Октябрьского переворота. Каждое движение властей они тщательно проверяли на признаки термидора.

Федотов пишет: «Начиная с убийства Кирова (1 декабря 1934 г.) в России не прекращаются аресты, ссылки, а то и расстрелы членов коммунистической партии. Правда, происходит это под флагом борьбы с остатками троцкистов, зиновьевцев и других групп левой оппозиции. Но вряд ли кого-нибудь обманут эти официально пришиваемые ярлыки. Доказательства "троцкизма" обыкновенно шиты белыми нитками. Вглядываясь в них, видим, что под троцкизмом понимается вообще революционный, классовый или интернациональный социализм… Борьба… сказывается во всей культурной политике. В школах отменяется или сводится на нет политграмота. Взамен марксистского обществоведения восстановляется история. В трактовке истории или литературы объявлена борьба экономическим схемам, сводившим на нет культурное своеобразие явлений… Можно было бы спросить себя, почему, если марксизм в России приказал долго жить, не уберут со сцены его полинявших декораций. Почему на каждом шагу, изменяя ему и даже издеваясь над ним, ханжески бормочут старые формулы?.. Отрекаться от своей собственной революционной генеалогии - было бы безрассудно. Французская республика 150 лет пишет на стенах "Свобода, равенство, братство", несмотря на очевидное противоречие двух последних лозунгов самим основам её существования… Революция в России умерла…»

(Оба они: и оплакивавший революцию Троцкий, и приветствовавший контрреволюцию Федотов - предвосхитили события. Революция была ранена - а раненый зверь становится особенно опасен.)

…Всё это совершалось постепенно, исподволь, перемежаемое борьбой с уже, в общем-то, разгромленной «оппозицией». Явственным стал и идеологический поворот. Еще в 1932 году были распущены знаменитые «левые» творческие объединения, типа РАППа (Российская ассоциация пролетарских писателей). «Реабилитировались» классики русской литературы, страна всерьез готовилась к годовщине смерти Пушкина. Процесс шел уже достаточно давно, когда произошло событие, ставшее вехой на этом пути, которое заметили все - как водится, сущая мелочь, свисток по ходу паровоза. В 1936 году комитет по делам искусств запретил постановку комической оперы по либретто Демьяна Бедного «Богатыри». Причем приказ комитета был утвержден Политбюро, настолько важным посчитали это дело.

 

Вадим Кожинов пишет: «Пресловутая "опера" по пьеске Демьяна Бедного-Придворова была беспримерным издевательством над "золотым веком" Киевской Руси, - над великим князем Владимиром Святославичем, его славными богатырями и осуществленным им Крещением Руси. "Опера" эта была поставлена впервые ещё в 1932 году и всячески восхвалялась. Журнал "Рабочий и театр" захлебывался от восторгов: "Спектакль имеет ряд смелых проекций в современность, что повышает политическую действенность пьесы. Былинные богатыри выступают в роли жандармской охранки. Сам князь Владимир… к концу спектакля принимает образ предпоследнего царя-держиморды" и т. п. (1934, №1, с. 14). Через четыре года, в 1936-м, один из влиятельнейших режиссеров, Таиров-Корнблит, решил заново поставить в своем театре эту стряпню, - явно не понимая, что наступает иное время. "Спектакль" был, если воспользоваться булгаковскими образами, зрелищем, организованным Берлиозом на стишки Ивана Бездомного (ещё не "прозревшего")».

И вот 14 ноября 1936 года «Правда» печатает следующий документ:

«О пьесе "Богатыри" Демьяна Бедного

Ввиду того, что опера-фарс Демьяна Бедного "Богатыри", поставленная под руководством Л. Я. Таирова в Камерном театре с использованием музыки Бородина:

а) является попыткой возвеличения разбойников Киевской Руси как положительный революционный элемент, что противоречит истории и насквозь фальшиво по своей политической тенденции;

б) огульно чернит богатырей русского былинного эпоса, в то время как главнейшие из богатырей являются в народном представлении носителями героических черт русского народа;

в) дает антиисторическое и издевательское изображение крещения Руси, являвшегося в действительности положительным этапом в истории русского народа, так как оно способствовало сближению славянских народов с народами более высокой культуры.

Комитет по делам искусств при СНК Союза ССР постановил:

Пьесу "Богатыри" с репертуара снять, как чуждую советскому искусству».

Это был такой плевок в лицо революции и революционерам, что уж его-то заметили все. Стало ясно: страна поворачивает куда-то не туда. Впрочем, все те, кто мог возмутиться с идейных позиций, давно уже выступили по другим поводам и были разбиты. Интересы же «партийных баронов» этими преобразованиями не так уж и затрагивались. Их интересовали совсем другие вещи: собственная власть и собственная веселая жизнь. Они ещё не поняли сути процесса: государство начинает отделяться от революции. А значит, и от них…

Эти преобразования проводила сталинская команда, популярность которой чем дальше, тем более возрастала. 18 февраля 1935 года Троцкий записал в дневнике: «Победа Сталина была предопределена. Тот результат, который зеваки и глупцы приписывают личной силе Сталина, по крайней мере его необыкновенной хитрости, был заложен глубоко в динамику исторических сил. Сталин явился лишь полубессознательным выражением второй главы революции, её похмелья».

Насчет динамики исторических сил - это очень верно сказано. Можно на какое-то время увлечь народ чем-то экзотическим, ярким, броским, но долго держать его в таком состоянии нельзя. Рано или поздно он повернет на тот путь, который является для него органичным. Горе тому, кто попытается этот процесс сдержать, а победителем станет тот, кто сумеет оседлать эту волну. С одной поправкой: чтобы оседлать волну, надо её

почувствовать. Теории тут не помогут, а чувствовать стремления народа не всякому дано.

 

Насчет «второй главы» и «похмелья» революции - тут можно спорить, да и не суть, как назвать. Мне больше по душе назвать это по-простому: контрреволюция.

Но, Лев Давидович, почему же полубессознательным-mo? Если несколько по-иному сгруппировать проводимые преобразования, то видно, что они преследуют вполне определенные цели…