Глава 4. Наследники маршала Тухачевского 66 страница
Как тяжело читать военные мемуары, даже Головко! С трудом приходиться постигать написанное автором? Командующий округом находится рядом, под Кандалакшей, но приходиться докладывать в Ленинград, чтобы разъяснили существо дела. А, как известно, с Поповым, в поездке, был и член Военного совета округа Н.Н.Клементьев. Интересно, что они, обо всем этом, вскоре скажут Арсению Григорьевичу при личной встрече?
Если Головко берет на себя ответственность и переводит флот «на оперативную готовность № 2», как пишет в мемуарах, то это надо понимать, что оперативную готовности № 1, указанием от 17 (18) июня, уже свели, как и на Балтике, к нулю. Но понимая ситуацию на границе, Арсений Григорьевич «на свой страх и риск» и пытается поддержать на флоте, хотя бы повышенную боевую готовность. Во всяком случае, это лучше, чем тупо выполнять невразумительное указание московского начальства.
Вот так и служим своему Отечеству, действуя согласно логике развития событий, а не как того требует воинский закон попранный Мазепами из Наркомата обороны.
Как проходил перевод флота на повышенную боевую готовность № 2 с 17 июня Арсений Григорьевич поясняет ниже.
«18 июня. Посты службы наблюдения весь день доносят о так называемых неизвестных самолетах повсюду — от Полярного до Кандалакши. Один из этих самолетов обстрелян зенитчиками 14-й стрелковой дивизии, прикрывающей подступы к Полярному и Кольскому заливу, после чего скрылся в северо-западном направлении.
Обстановка неясная и тревожная. Люди настороже, хотя держатся спокойно. Шутки почти исчезли, в глазах напряженная внимательность, особенно когда открывают стрельбу зенитные батареи и проносятся истребители, несущие непрерывный барраж.
Шила, как говорится, в мешке не утаишь. Все видят: перевод флота на повышенную готовность сопровождается большой приемкой оружия, боезапаса, продовольствия, сдачей учебных принадлежностей и всего имущества, ненужного для военного времени.
Предполагал, что получим кое-какие разъяснения непосредственно от командующего войсками Ленинградского военного округа генерал-лейтенанта Попова. Он сегодня прибыл в Мурманск. Отправился к нему вдвоем с членом Военного совета. Надежды не оправдались. Разговор шел о мероприятиях, не имеющих прямого отношения к тому, что происходит вокруг. Обсуждались и утверждались места строительства(?) различных укреплений, аэродромов, казарм, складов и т. п. в условиях и по нормам мирного времени. О том же, как складываются отношения между Советским Союзом и фашистской Германией, командующий округом ничего не сказал. Вероятно, знает не больше, чем мы. Печально. Ибо неопределенность — это и есть малоприятная перспектива попасть под внезапный удар. Вечером Попов уехал в Ленинград. Проводили его до Колы. Угостил он нас на прощанье пивом в своем вагоне, тем и закончилась наша встреча.
Из Москвы также ничего определенного нет. Обстановка остается неясной».
Командующим ЛВО Поповым манипулируют из Москвы. Из более ранней главы нам теперь известно, какую перед Поповым поставили задачу? На миноносце, который должен был предоставить Головко из состава флота — к далекому «Северному полюсу» аэродромы проверять.
Это все знакомо по тем делам, когда, к примеру, артиллерию из округов Западного направления, накануне войны приказом свыше отправили на полигонные стрельбы. У нас же, здесь, командующего Ленинградским военным округом отправили за тридевять земель на невесть, откуда взявшиеся учения (за несколько дней до войны!), и никак не хотели возвращать на место. Помните, из главы про Новикова, что Маркиан Михайлович и 22 июня отсутствовал в Ленинграде. Понятно, что из Мурманска дорога оказалась долгой.
По-поводу Москвы, «яснее ясного» — идут разборки властных структур. Предполагал, что автокатастрофу Сталину подстроили с 18 на 19 июня. Если Головко удерживает повышенную боевую готовность «на свой страх и риск» в эти дни, то, понятно, что «пятая колонна» приступила к реализации своего плана действий. Арсений Григорьевич понимает, что боевая подготовка сворачивается и пытается добиться от командующего четкого разъяснения — что делать? Но, к сожалению, Ленинградское начальство ничем не могло помочь: «Разговор шел о мероприятиях, не имеющих прямого отношения к тому, что происходит вокруг».
А в Севастополе, по воспоминаниям Кулакова, на Черноморском флоте, якобы, тоже, 18 июня объявили повышенную боевую готовность. Понятно, что и там, процесс о боевой готовности пошел в обратную сторону. Было бы неудивительным, если бы это происходило в глубинке, например, на Каспийской флотилии.
А к Черноморскому флоту мы, тоже, еще не раз вернемся.
«19 июня. Получена директива от Главного морского штаба — готовить к выходу в море подводные лодки. Задача: наблюдая за боевыми кораблями вероятного противника, отразить нападение, если оно последует. Приказал рассредоточить лодки по разным бухтам и губам, с тем чтобы вышли в море немедленно, как только будет дан сигнал».
Головко надеется, что как только из Москвы последует сигнал на флота — боевая тревога, то он сразу направит подводные лодки на боевые позиции к вражеским коммуникациям. Скоро узнаете, как Мазепы из Главного морского штаба «обрадовали» Арсения Григорьевича своим сообщением.
«Направил начальнику Главморштаба адмиралу И. С. Исакову доклад об изменении плана использования лодок на случай войны: лодки типа «щука»и часть лодок типа «малютка» послать в район морских сообщений гитлеровцев между северными норвежскими шхерами и Петсамо; остальные «малютки» направить для прикрытия входа в горло Белого моря.
Обосновал изменение плана следующим: «малютки» имеют пониженную мореходность, район их действия более ограничен, чем лодок других типов, стало быть, они по своим данным более пригодны для прикрытия наших коммуникаций. А все «щуки» целесообразнее, по-моему, использовать на морских сообщениях противника. Полагаю, что основной поток грузов и резервов для немецко-фашистских войск, расположенных на плацдарме против нас, будет направляться морем. Сухопутные дороги для этого мало приспособлены. Их всего две. Одна протяженностью шестьсот километров от Ботнического залива через всю Финляндию до Петсамо, другая — от Нарвика до Петсамо — проложена через Финмарк, но слишком узка. Снабжение по сухопутным дорогам потребует очень много автомашин, и конечно же гитлеровцы будут вынуждены производить перевозки морем, через норвежские шхеры, где конвои могут укрываться и отстаиваться в случае необходимости.
Дважды за сутки в главной базе объявлялась воздушная тревога. Сегодня фашисты летают не только для разведки. Один из их истребителей пытался напасть на И-153, но безуспешно.
Постепенно вводим в действие то, что должно в первую очередь обеспечить нужный нам оперативный режим на театре. Установлены дозоры на двух линиях, определяющих охрану подступов с моря к главной базе, а военно-воздушным силам вменено в обязанность производить авиаразведку вдоль побережья от мыса Нордкин до острова Харлова».
return false">ссылка скрыта
Теперь, зная, что Сталина в Кремле нет, и не будет долго — активно зашевелилась наша «пятая колонна». Не хочу бросить упрек в адрес И.С.Исакова, как начальника Главморштаба (в тот момент, его уже не было в Москве), но, тем не менее, из его ведомства — Главного Морского штаба, поступила директива контр-адмиралу Головко: перераспределить подводные лодки «Щ» и «М».
Это сделал тот, кто замещал его на время отсутствия. Более мощные по вооружению подводные лодки — «щуки», у которых четыре носовых и два кормовых торпедных аппарата и запас в десять торпед, отправить в тыл, а «малютки», которые брали на борт всего две торпеды, отправить на коммуникации противника. Неплохо для подставы немцам по началу. Высокое начальство решило «поберечь» наши «щуки». Знали, видимо, в сорок первом, что война продлиться долго.
Но Головко твердо отстаивал свои права и показал характер. Направил в Главный морской штаб изменения по использованию подводных лодок. Сразу видно, что не глядел в рот начальству. «Щуки» должны бить врага, а не прохлаждаться на своих внутренних коммуникациях. Обратите внимание, что Арсений Григорьевич установил морскую авиаразведку от мыса Нордкин, северной оконечности Норвегии (!), чтобы более оперативно реагировать на подвижки врага.
Кстати, начальника Главморштаба Исакова, «своевременно» удалили на учения в акваторию Черного моря. А ведь, война на носу! Но кто-то же, ведь, задумал провести эти учения! А что? Как говорил выше — своеобразная разминка перед боем.
Промелькнул в рассказе Головко самолет И-153 (Чайка). Об упомянутом выше самолете, сообщит нам, в своих мемуарах нарком Н.Г.Кузнецов. Запомните дату — 19 июня.
«20 июня. Обстановка прежняя. Над Ваенгой (пос. в Кольском заливе, будущий Североморск. — В.М.)пролетел и был обстрелян зенитчиками неизвестный самолет. Данные разведки еще раз предупреждают о накапливании гитлеровцами войск в приграничных пунктах — Петсамо, Киркенесе, Варде. Немецкий гарнизон Киркенеса насчитывает двадцать тысяч человек. Гитлеровцы решили избавить себя от лишних глаз: движение иностранных торговых судов от Тромсё до финской границы закрыто.
Сегодня в Полярном были командующий 14-й армией генерал-лейтенант В. А. Фролов и начальник штаба армии полковник Л.С.Сквирский. Части этой армии прикрывают границу вплоть до Кестеньги (Огромное расстояние протяженностью в сотни километров на юг. — В.М.) На участке, примыкающем к району Мурманска, Полярного и Кольского залива, по-прежнему находится только одна 14-я стрелковая дивизия неполного состава. Договорились, что армия для защиты этого участка выделит еще одну стрелковую дивизию, переброску которой в район Западной Лицы и Титовки (приграничные населенные пункты. — В.М.) должны обеспечить мы».
Обратите внимание, что командующий Северным флотом по собственной инициативе, как грамотный в военном отношении начальник, договаривается с командующим 14-й армией Фроловым, чьи стрелковые части прикрывают приграничную зону, заблаговременно выделить еще дополнительные силы на опасный участок Мурманского направления. Ведь, только что был командующий округом М.М.Попов, который должен был решать эти поставленные задачи, но видимо, у того были «связаны» руки. А может молчаливо дал согласие и благословил на ратные дела, тем более что рядом с ним был член Военного Совета округа Клементьев.
Головко и Фролов договорились, как говорят, «полюбовно» в интересах дела. Северный флот морем перебросит пехоту в район прикрытия.
В конце концов, в случае чего, спросили бы именно с них, но они не побоялись ответственности. На наше счастье, что именно Арсений Григорьевич, оказался на этом месте, в нужное время. Да и Валериан Александрович не подкачал в оказании помощи боевому другу.
Это ведь, тот самый В.А.Фролов, командующий 14 армией, до которого никак не мог дозвониться 26 июня товарищ Ватутин из Генштаба. Помните, приезд Сталина в Наркомат обороны, чтобы разобраться с военными по поводу Финляндии?
Наступает самый ответственный момент в нашей истории.
«21 июня. В течение суток над нашей территорией появились два фашистских самолета — один у полуострова Рыбачьего, второй в районе Териберки. Это значит, что гитлеровцы просматривают побережье Мурмана. Думаю, что они хотят выяснить, идут ли у нас перевозки из Белого моря и готовимся ли мы к отражению удара. Над Кольским заливом чужих самолетов не было, поэтому обошлось без воздушных тревог и стрельбы зениток…»
А что им там делать, немецким-то, самолетам? Уже авиаразведка выяснила, где находятся корабли и подлодки. Рассредоточил ли, на свой страх и риск, корабли по заливу Арсений Григорьевич, вот в чем вопрос? Судя, по твердости характера Головко, хочется верить, что это произошло.
Сейчас читатель столкнется с характерным явлением тех дней. Об этом упоминалось и в главе о Черноморском флоте. Сейчас на очереди — Северный.
«В Полярном находится на гастролях Московский музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко. Сегодня вечером состоялся очередной спектакль этого театра. Показывали «Периколу». Когда мы втроем — член Военного совета Николаев, начальник штаба Кучеров и я — пришли в театр, зрительный зал был переполнен: всем хотелось посмотреть игру москвичей. Наше присутствие сразу же было замечено.
«Похоже, что обстановка разрядилась, поскольку начальство здесь», — читал я на многих лицах. Если бы это было так…
Играли артисты хорошо. На какой-то срок, следя за игрой, отвлекся от навязчиво-тревожных мыслей. То же самое, судя по репликам, испытывали Николаев и Кучеров. Да и всю дорогу на обратном пути из театра в штаб мы толковали о спектакле. Возможно, потому, что хотели заглушить тревогу в себе».
Лишний раз приходится повторять, что это прибытие артистов во все части западных округов и, как видите, флотов, даже на Севере, — заранее спланированная акция, с целью рассеять внимание командного состава и отвлечь его от выполнения поставленных перед ним боевых задач оборонительного характера. Ничего другого вразумительного, по артистам, как по случившимся событиям тех лет, трудно придумать. Получилась, к тому же, лишняя головная боль для местного начальства. Среди прибывшего на спектакль руководства флотом отсутствовал по «уважительной причине» один человек. Об этом, чуть позже, он нам сам расскажет.
«Возвратились — и действительность неумолимо напомнила обо всем.
Просмотрел за чаем вечернюю сводку. Привлекли внимание данные воздушной разведки. В течение дня были обнаружены: на подходах к губе Петсамо тральщики; в самом порту, на рейде, пятнадцать тральщиков; на рейде Варде — транспорт; в Перс-фиорде — транспорт. В общей сложности за сутки из Петсамо вышли восемь транспортов и вошли в гавань три транспорта, два рыболовных траулера, один сторожевой катер. Пока размышлял над сводкой, принесли радиограмму особой срочности.
Николаев, Кучеров и заглянувший «на всякий случай» начальник управления политической пропаганды флота Торик забыли и про спектакль и про чай, когда я начал читать вслух радиограмму. В ней сообщалось, что немецко-фашистское командование стянуло войска (около двухсот дивизий) к нашей границе и что с часу на час надо ожидать их вторжения на территорию Советского Союза. Нам предписывалось перевести все части флота на боевую готовность № 1.
Фактически флот уже в готовности. Остается, как только последует сигнал о всеобщей мобилизации, принять положенные по моб(илизационному)плану различные вспомогательные суда и помещения, а также принять запасников, приписанных к флоту. Мало сил, недостаточно техники, но, по существу, мы готовы».
В данном случае боевая готовность № 1 означала полную боевую готовность, по которой личный состав кораблей должен находиться на боевых постах, а всё вооружение и технические средства готовы к немедленному использованию по отражению внезапного нападения противника.
Хорошо написано в радиограмме. Только не Жуковско-Тимошенковская ли это Директива, которую, якобы, сочиняли эти «друзья» весь вечер 21-го июня? Тогда, ничего путного в ней не было, а Арсения Григорьевича подправили в рукописи, чтоб весомо выглядело сообщение из Москвы. Дескать, Кремль, шибко обеспокоен, как там дела на границе? Нет ли, где поблизости врага?
В данной Директиве морякам, вообще, ничего конкретного, указано не было. Просто, с ее копией должен был ознакомиться нарком ВМФ Кузнецов. Вот и все. Поверьте, совсем «пустой» был документ. К счастью Головко мух не ловил от безделья. Во всяком случае, думается, его нахождение в штабе флота, соответствует действительности, в отличие от других морских военачальников. Что там было мудреного в этой «радиограмме особой срочности», читатель узнает, чуть позже, когда будем рассматривать балтийские дела. А вот как на нее отреагировало командование Северного флота, прочтет ниже.
Головко продолжает дневниковые записи.
«22 июня. Дата, памятная каждому советскому человеку, — начало войны с гитлеровской Германией. Ясно, что борьба предстоит беспощадная. Это смертельная схватка с фашизмом. Кто кого. Приказание наркома Военно-Морского Флота о немедленном переходе на оперативную готовность № 1, переданное в адрес Военного совета, исполнено прежде всего сигналом по флоту».
Редактура решила подыграть Наркому ВМФ. Помните, ранее, Н.Г.Кузнецов вспоминал, что он, как будто, послал Алафузова «дать тот самый условный сигнал, к которому мы в течение этих двух лет готовились». Написано топорным языком, оно и понятно, чтобы затушевать действия Москвы.
Читателя хотят заставить поверить в то, что наркомат ВМФ озаботился положением с флотами и успел передать сообщение об оперативной готовности № 1. Да флот уже находился в полной боевой готовности, еще 18-го июня, но ее отменили, вернув флот на повседневную, то есть оперативную готовности № 3. Теперь тужатся представить это дело так, как будто бы полная боевая готовность и явилась панацеей от всех бед, позволяющей встретить врага во всеоружии. Когда немцы нанесли бомбовый удар по нашим базам, то тут не шифрограмму о приведении флота в состоянии полной боевой готовности посылать надо, а поднимать флота по боевой тревоге. И в каком состоянии находились боевые экипажи кораблей, в таком они и будут встречать врага. Для чего отменили полную боевую готовность деятели из «пятой колонны»? Чтобы флот (как и войска) был(и) в разобранном состоянии. Смогут ли подводные лодки, если не были заправлены боезарядами, топливом, сжатым воздухом, питанием — выйти на боевые позиции в море? Конечно, нет! Также и в отношении кораблей, чьи экипажи отпущены в увольнительные на берег вместе с командованием слушать выступления артистов.
Сам нарком ВМФ Николай Герасимович Кузнецов, когда писал мемуары, то свою вторую книгу посвященную началу войны, так и озаглавил «На флотах боевая тревога». Но он в ней много понаписал вразрез с установкой военно-политического руководства страны. Пришлось срочно менять название книги и перерабатывать содержание. В новом варианте книга стала иметь бодрое название «Курсом к победе». Мы с Кузнецовым и его книгой встретимся чуть попозже.
Скорее всего, ни какой Наркомат обороны, ни сам нарком Кузнецов не поднимали ни войска, ни флота — по боевой тревоге.
А о чем же тогда писал адмирал Головко? Подразумевается, что именно то, что надо было военно-политическому руководству Вооруженных Сил и, соответственно, страны. Все, дескать, было в ажуре, дорогие наши товарищи и уважаемые гости страны. Врага встретили, как положено, во всеоружии и как результат, в мае 1945 года водрузили Победное Знамя над Берлином. Все нормально — Григорий, все отлично — Константин! — как говорил наш известный сатирик Михаил Жванецкий.
Хотя, сказать открыто ключевое слово — сигнал, по которому Черноморский, Балтийский и Северный флота, а также соответствующие флотилии поднимались бы по боевой тревоге адмирал Кузнецов не решился, или не дали возможности написать, как и не дали отправить сигнал на флота.
Тогда, что же печатать по этому поводу в книге Арсению Григорьевичу? Или точнее, что же отправили из Москвы на флота? Эту самую «радиограмму особой срочности», которую Головко и получил. Однако, о ней, адмирал Кузнецов, в раннем упоминании, не скажет ни слова. Но мы о ней узнаем из других источников.
Думается, что на Северном флоте была проявлена, в определенной мере, чистой воды, самодеятельность. Когда немцы утром 22-го начали бомбардировку города и его окрестностей, то Головко и безо всяких Директив из Центра стало ясно, что это война. Поэтому он, как командующий, не раздумывая, отдал по Северному флоту сигнал боевой тревоги.
Сигнал был такой: «Павлин — один». С автором воспоминаний, откуда почерпнута эта информация, мы столкнемся, чуть ниже, а пока продолжим рассказ самого Арсения Григорьевича.
«А пограничные посты доносят: в течение только первых полутора часов сегодняшних суток уже шесть самолетов (четыре немецких, один финский и один неопознанный) появлялись над нашей территорией на высоте около тысячи метров.
Другая директива наркома, адресованная Военному совету: к семи часам утравыделить для обороны горла Белого моря две подводные лодки (тип не указан), эскадренные миноносцы «Грозный» и «Сокрушительный», эскадрилью морских бомбардировщиков МБР-2».
По-поводу подводных лодок хотелось сказать следующее. Адмирал Головко, видимо, ранее вскрыл свое мобилизационное предписание, где и была указана несуразица по дислокации «Щук» и «Малюток». Заодно отправлялись в тыл и те, немногие разведывательные самолеты. Там, в тылу, видимо, были «нужнее».
По-поводу указанных в директиве самолетов. Само название, приведенного Арсением Григорьевичем самолета, расшифровывалось так: Морской ближний разведчик (МБР). Когда Головко доложил в Главморштаб, что он установил авиаразведку (см. его запись от 19 июня), то сразу последовало указание свыше — эскадрилью МБР-2 отправить в тыл. Его, ко всему прочему, лишали возможности следить за перемещениями немцев. Понятно, что данные самолеты были многофункциональны: могли при случае и немного побомбить, но в данный момент, они были нужны именно, как разведывательные самолеты.
Подправили мемуары, чтобы не бросалось в глаза, такое, ничем необъяснимое указание Центра, которое, явно, играло на руку врагу. Разумеется, запрос Головко в Главморштаб требовал от ведомства пересмотреть данное решение, с чем московское начальство никак не хотело соглашаться. Не желая проявлять себя, как явного пособника врага, отделалось молчанкой. Однако тихо спустило вниз еще одно дополнительное указание, не меняющее существа дела.
«Стиснув зубы, ведем счет неопознанных самолетов, проносящихся за облаками над Кольским заливом вплоть до рассвета (по календарному времени суток).
И вот около четырех часов утра первый раскатистый гул взрывов: в районе Полярного сброшены бомбы. Гул взрывов слышали все. По городу засновали люди в поисках убежищ. Многие из тех, кому не обязательно оставаться здесь, кинулись, несмотря на ранний час, к стоявшим у причалов буксирам и пароходам, чтобы переправиться в Мурманск и оттуда выехать поездами вглубь страны».
Отчего это стиснуло зубы командованием Северным флотом? Оттого, что им, этой «радиограммой особой срочности» запретили открывать огонь по немецким самолетам. А читатель, что подумал? Потому что, дескать, самолетов не видать за облаками? А как же тогда Головко с товарищами вели счет этим самолетам? Вот Арсений Григорьевич и зашифровал свою запись неопознанными самолетами за облаками. Стиснутые зубы командующего о многом говорят.
А вот когда на базу в Полярном сбросили бомбы, то ситуация сразу «прояснилась». Чего же гадать? Война! Как всегда вопрос: «Где были корабли?» Успел ли их рассредоточить, уважаемый Арсений Григорьевич? Хотелось бы верить в лучшее.
«Всполошились артисты-москвичи. В течение двух часов из Полярного выбрался весь состав театра, позабыв взять декорации и реквизит. Удивляться и досадовать не к чему: привыкнуть, вернее, приспособиться к бомбам сразу нельзя, для этого требуется известное время».
Сколько страданий выпало на долю этих артистов, горемык в гриме, которых явно подставляли с неблаговидной целью. Их вины, конечно же, не было в том, что они невольно отвлекали командиров и бойцов, в такой напряженный момент, от их основной задачи: обороны вверенного им уголка земли нашей Родины. Подло сыграли на лучших душевных качествах человека, его любви к искусству и людям, его представляющим.
«Отовсюду поступают донесения о фашистских самолетах, о неопознанных силуэтах надводных судов, о перископах подводных лодок. Береговые зенитные батареи и корабельная артиллерия то и дело ведут яростный, но все еще бесполезный огонь по самолетам: по чужим и по своим. Еще не умеют ни стрелять в боевой обстановке, ни различать типы самолетов».
Но, ведь, не напишешь же, что сидели и смотрели в небо? Когда немцы отбомбились по Мурманску, около четырех утра, тут уж, и дураку ясно стало, что надо стрелять, пока жив. А почему «бесполезный огонь по самолетам»? Это была уже стрельба вдогонку. Немцы-то, свое дело сделали, нанесли бомбовый удар по городу. Стрелять-то, нашим, сначала запретили. А уж, когда поняли, что немцы не шутят, тут и наша истребительная авиация, видимо, подоспела. Поэтому и получилась суматоха в воздухе. И немецкие самолеты в воздухе, и наши.
«На телефонные запросы нам отвечают из Главморштаба, что началась война, однако ничего другого пока сказать не могут».
Изумительная по значимости фраза Головко. Ну, прислали сообщение из Москвы, что Германия напала на страну. Дальше-то, что? Боевой тревоги по флоту — нет! Приказа о вскрытии «красных» пакетов — нет! Стрелять по немцам — видимо, по своему усмотрению? Слепо выполнять указания ранее присланных директив Главного морского штаба: все, что может нанести урон немцам — в глубокий тыл. Что же прикажите делать в таком случае командующему флотом?
Теперь-то, читателю, станет более понятной ситуация на Северном флоте. Это ему не Главморштаб «ничего другого пока сказать не смог», а товарищи из Ленинграда, где обосновалось Главное командование Северо-Западного направления. Теперь им, должен был подчиняться Арсений Головко. А те ответят, когда получат указание из Москвы. Куда спешить? Войны на всех хватит.
Головко думает, что товарищи из Ленинграда поймут его положение и отменят московский приказ по подводным лодкам. Дудки! Они сошлются на указание москвичей. Головко заставят плутать в трех соснах. Вот так мы отбивали первый натиск врага. В каждом начальственном кабинете — по «патриоту», с карандашом в руках.
«Тогда я запрашиваю относительно плана использования подводных лодок. И вдруг начинается перепалка. Главморштаб категорически настаивает, чтобы к входу в Белое море, вернее в горло Белого моря, были направлены большие лодки, то есть «щуки», а не «малютки». Никакие мои доводы не принимаются. Переговоры насчет лодок возобновляются несколько раз. Дело заканчивается тем, что Главморштаб категорически предписывает мне послать к горлу Белого моря «щуки», ссылаясь при этом на личное указание И. В. Сталина. Проще говоря, не сумев доказать свою правоту, мотивировали таким образом».
Ясно, что и повышенную боевую готовность на Северном флоте пытались свернуть, оставив повседневную. Да, но что делать при начале войны? Можно ли стрелять? Как, видите, ответа из Москвы нет. К тому же, по поводу использования подводных лодок — видимо, данное указание высокого начальства шло вразрез с мобилизационным предписанием, которое известно Головко. А вскрывать пакеты, о чем сказал выше, разрешения не давали.
Наверное, вместе с Жуковым утром Сталину звонил, еще и нарком Кузнецов? Если, как говорит Головко, было «личное указание И.В.Сталина» по поводу подводных лодок. (Шутка).
Понятна и реакция Головко на подобную присланную чушь. А как озлобились в Москве (а в Ленинграде?) на строптивого командующего Северным флотом! Фактически играют в пользу фашистов, позволяя тем безнаказанно перебрасывать морскими транспортами военные грузы и подкрепление на Мурманское направление. Это уже не саботаж высокого начальства, а нечто иное, за что, в военное время полагалось «к стенке». Тут же обозначился «товарищ Сталин со своим указанием». Чувствуете, иронию Арсения Григорьевича? Он же прекрасно понял, что никакой Сталин и близко не стоял около Главного морского штаба ВМФ.
Зная о созданных главных направлениях, с высокой степенью вероятности можно предполагать, что подобная «глупость» скорее всего, могла исходить и из Ленинграда, где обосновалось Главное командование Северо-Западного направления, во главе с Мерецковым. Оно и блокировало вскрытие мобилизационных пакетов на Северном флоте, а совокупи с Мазепами из Главного Морского штаба, срывало выход на боевые позиции подводных лодок «щук», отправляя их в тыловые районы.
После войны в 1948 году группу военных из высшего состава ВМФ передали Суду чести Министерства Вооруженных Сил СССР. Суд признал их виновным и постановил ходатайствовать перед Советом Министров СССР о предании виновных суду Военной Коллегии Верховного Суда СССР. Одним из осужденных был В.А.Алафузов, который на тот момент (22 июня 1941 года) был заместителем начальника Главного Морского штаба, а фактически, выполнял функции самого начальника.
Фигуранты послевоенного уголовного дела были осуждены по ст. 193 (Преступления воинские), за преступную халатность в отношении своих служебных обязанностей. Но это могло быть представлено, как бы, для широкой общественности, не более того. А что там было, на самом деле, «подчищала» реабилитационная комиссия, приступившая к работе, вскоре, после смерти Сталина.