Юристы о языке закона

Выбор и функционирование терминов в праве определяются внеязыковыми (экстралингвистическими) факторами, относя­щимися к реальной действительности, в условиях которых функционирует язык. В результате этого нередко обнаружива­ется семантическая и терминологическая «двойственность» лексических единиц, а также наличие разговорных и эмоцио­нально окрашенных элементов. Вероятно, этим и определяется интерес юристов к языку закона¹.

Некоторые авторы указывали на отдельные речевые недоче­ты в Уголовном кодексе, справедливо отмечая, что важной за­дачей права является улучшение текста законодательства, ис­ключение устаревших и неточных терминов. В связи с этим до­вольно часто выражалась мысль о точности языка закона.

Многие исследователи отмечают наличие синонимии среди юридических терминов. «Очень заманчиво добиться полного исключения синонимии из терминологии законодательства», — писал В. М. Савицкий [133, с. 191 — 198].

В работе «Язык закона» (1990) выражено мнение, что в тек­сте закона не употребляются эмоционально окрашенные и многозначные слова, так как «многозначное слово может при­вести к ошибкам при применении законов» [174, с. 11].

Современные авторы поднимают вопрос об унификации терминов, которая понимается как «применение логико-семан­тического анализа всей структуры отрасли права, пересмотр су­ществующих понятий... проверка их научных определений и соответствующего терминирования» [82, с. 25].

Но, говоря о недостатках языка закона, юристы прежде все­го имеют в виду «юридическое понятие», т. е. тот смысл, кото­рый вкладывается в слова правом, и не вдумываются во все тонкости значения слова, в его способности сочетаться с други­ми словами. Отдельные ученые-юристы, ратуя за «точность, од­нозначность» юридических терминов, не разграничивают линг­вистических понятий, таких, как многозначность и омонимия; допускаются ошибки в их определении [см. 174, с. 23, 24, 81].

Наша задача — проверить наиболее важные выводы, сделан­ные юристами, и оказать будущим законодателям посильную помощь в вопросах языка.

^[1] См., например: М. Презент — 1931; Н. Н. Полянский — 1938; М. Д. Шаргородский — 1948; Г. И. Шатков — 1960; М. И. Ковалев — 1962; Д. А. Керимов — 1962; А. А. Касаткин — 1964; Е. А. Прянишни­ков — 1966; А. А. Ушаков — 1967, 1968; А. С. Пиголкин — 1972, 1981; Т. А. Бушуева — 1973; Н. Ф. Кузнецова — 1973, 2001; С. С. Алексе­ев — 1973; А. Ф. Черданцев — 1979, 1993; И. Б. Стерник — 1982; Т. А. Соловьева — 1986; В. М. Савицкий — 1987; Н. В. Сильченко — 1993; Н. А. Власенко - 1997, 2002.