МЕХАНИЗМЫ СОЦИАЛЬНОГО ВОСПРИЯТИЯ

Идея механизма, то есть некоторого более элементарного уровня анализа, к которому не сводима специфика более высокого уровня, но который способен выполнить здесь функцию средства, всегда была заманчива для психологического исследования. Шла ли речь о наследственных, инстинктивных механизмах человеческого поведения (идея, которая в целом оказалась ошибочной) или же о психофизиологических механизмах сенсорных процессов (идея, которая оказалась в высшей степени плодотворной), самая возможность объяснить нечто сложное, неуловимое, ускользающее через нечто более простое, понятное, позволяющее себя зафиксировать, классифицировать, «квантифицировать» и т. д., естественно, казалась в высшей степени привлекательной и разумной. Можно приводить бесчисленное множество примеров подобного объяснения сложного через простое. Простое при этом чаще всего и обозначалось термином «.механизм», а сложное — тем содержательным феноменом, который получает объяснение, когда понятно

действие механизма, лежащего в его основе. Мы не будем останавливаться специально на чрезвычайно важной теоретико-методологической проблеме: почему в одних случаях использование таких объяснительных принципов совершенно правомерно, оправдано и полностью соответствует диалектическим принципам соотношения уровней научного анализа уровням исследуемых аспектов реальности, а в других — оканчивается бессодержательным редукционизмом, не объясняющим решительно ничего и в лучшем случае переводящим специфику закономерностей одного уровня на терминологический язык другого. Эта, повторяем, очень важная и актуальная задача требует специального рассмотрения. Здесь же нас интересует идея механизма лишь применительно к социально-психологическому уровню, а еще более узко, к той его части, которая связана с объяснением закономерностей социального восприятия.

В истории социальной психологии выдвигалось немало психологических процессов, призванных объяснить специфику социального восприятия, его содержательные, структурные и динамические характеристики. Не всегда некоторые из этих процессов обозначались термином «механизм». Не все из них отвечали требованию поуровневой иерархии, то есть тому, чтобы объясняющий процесс (механизм) относился к более низкому уровню, непосредственно лежащему под тем уровнем, к которому относится объясняемое явление. Конкретно это выражалось в том, что в качестве механизмов и объясняемых на их основе феноменов рассматривались явления одного и того же порядка. К сожалению, нередко оказывалось и так, что даже в рамках одного и того же научного труда объясняемое и объясняющее, некоторый содержательный психологический феномен и интерпретирующий его механизм от главы к главе успевали несколько раз поменяться местами. Неудивительно поэтому, что среди работ как теоретического, так и эмпирического плана можно встретить самые различные терминологические варианты для обозначения тех или иных механизмов социального восприятия.

Мы не собираемся здесь давать исчерпывающий обзор всех тех вариантов, которые в разное время и разными авторами выдвигались в качестве механизма, объясняющего те или иные характеристики социального восприятия. Для целей нашего анализа целесообразнее ограничиться лишь немногими из них, причем именно такими, относительно которых существует единство точек зрения. Среди более или менее общепризнанных или, по крайней мере, в большей степени подвергнутых эмпирическому исследованию можно назвать такие механизмы социального восприятия, как идентификация, эмпатия, децентрализация, социально-психологическая рефлексия, каузальная атрибуция и некоторые другие (Андреева, 1980; Гаврилова, 1981; Столин, 1983; Белкин, Емельянов, Иванов, 1986; Кон, 1984; и др.). Хотя в содержательной интерпретации функций и значения каждого из этих механизмов также нет полного единства точек зрения, большинство исследователей бо-

лее или менее согласны в самом их определении. Так, под идентификацией понимается процесс уподобления себя другому, процесс отождествления себя с другим; под эмпатией — процесс эмоционального проникновения во внутренний мир другого человека, в его чувства, мысли, ожидания и стремления. Социально-психологическая рефлексия определяется чаще всего как «осознание действующим индивидом того, как он воспринимается партнером по общению» (Андреева, 1980). С механизмом децентрации — близким, но не тождественным механизму идентификации — связывается способность человека принять точку зрения другого, отойти от собственной эгоцентрической позиции. Под каузальной атрибуцией — механизмом, привлекшим особо большое внимание исследователей в самое позднее время (Андреева, 1979, 1987; Трусов, 1981; Муздыбаев, 1983),— понимаются процесс приписывания причин поведения другого человека, причинная интерпретация социальных событий и т. п. Конечно, для объяснения тех или иных конкретных закономерностей или аспектов социального восприятия предлагался и целый ряд других механизмов. Многообразие этих аспектов отчасти объясняет и большое количество механизмов, выдвигаемых в разное время и разными исследователями для их объяснения.

Итак, каждый механизм качественно специфичен, то есть привлекается для объяснения строго определенных характеристик или закономерностей социального восприятия. Одни из них актуализируются в достаточно широком диапазоне социальных ситуаций, относятся к широкому классу социальных объектов, спектр действия других более ограничен. Но и это еще не все. Самая интересная деталь заключается в том, что любые механизмы — и те, что были перечислены выше, и те, которые могут быть потенциально интерпретируемы в качестве таковых,—можно сравнительно легко разделить по одному критерию, который представляется нам исключительно важным.

Дело в том, что одни из этих механизмов актуализируются в привычных условиях, при взаимодействии хорошо знакомых между собой людей, в то время как другие, напротив, начинают действовать в непривычных условиях, при контактах с малознакомыми или вовсе незнакомыми людьми. Иначе говоря, первые работают при восприятии «ближнего», а вторые — «дальнего». Мы относим первый тип социального восприятия и обеспечивающие его механизмы к межличностным, а второй тип восприятия и соответствующих механизмов — к межгрупповым формам. Лежащая в основе этого расчленения идея чрезвычайно проста: существуют различные— межличностные и межгрупповые— формы социального взаимодействия, которым соответствуют релевантные для них формы социального восприятия, что обеспечивается соответствующими Же для каждого случая психологическими средствами, «орудиями» или «механизмами».

Весьма примечателен тот факт, что межличностные механизмы До самого последнего времени имели безусловный приоритет как

 

в теоретических, так и в экспериментальных исследованиях. Описано и большее количество, полнее анализировались их функции сфера приложения и т. п. Это совершенно естественно, поскольку именно с межличностного восприятия, собственно, и начились исследования социального восприятия в целом (Андреева, Агеев 1984). Однако с ростом интереса к межгрупповым отношениям вообще и к межгрупповому восприятию в частности возник естественный интерес и к соответствующим механизмам.

Одним из первых был описан ингрупповой фаворитизм. (Агеев 1983), заключающийся в тенденции благоприятствования в поведении, восприятии и оценочных суждениях членам собственной группы в противовес, а иногда и в прямой ущерб членам некоторой другой группы'. Основание для интерпретации этого процесса как механизма социального восприятия 'базируется на том, что, как по данным ряда зарубежных авторов, так и по результатам наших собственных исследований, он автоматически включается в достаточно широкий диапазон социальных ситуаций, интерпретируемых их участниками как межгрупповые. Однако в отличие от точки зрения, доминирующей за рубежом, мы вынуждены существенно ограничить объяснительный потенциал данного механизма. В частности, был вскрыт ряд факторов, блокирующих актуализацию этого механизма, причем даже в таких острых ситуациях, как межгрупповое соревнование.

Было установлено, что межгрупповое взаимодействие, организованное по принципу «игры с нулевой суммой», когда выигрыш (успех) одной стороны автоматически означает проигрыш (неуспех) другой, действительно почти неизбежно приводит к тому, что этот механизм непроизвольно запускается в действие. Его актуализации способствует также двойственность, неопределенность тех критериев, на основании которых некими внешними по отношению к данной группе инстанциями выносится решение об успешности ее деятельности. Удельный вес этого механизма в окончательном, результирующем представлении о собственной и другой группах

¹ Интерпретация ингруппового фаворитизма в качестве механизма социального восприятия нуждается в пояснении. Выше мы подробно анализировали и рассматривали те ситуативные детерминанты, которые способствуют его проявлению. Ингрупповой фаворитизм рассматривался нами тогда как результат, как следствие ряда ситуативных факторов. Теперь мы переходим на новый уровень анализа и начинаем интерпретировать уже сам ингрупповой фаворитизм как механизм, то есть как средство, с помощью которого можно пытаться понять и объяснить новый класс явлений. В этой связи необходимо подчеркнуть, что в подобной двойственности нет никакого противоречия. Более того, этот пример прекрасно иллюстрирует сам принцип поуровневого анализа в психологии. То, что на одном уровне требует объяснения, на другом само становится объяснительным принципом. Таково принципиальное соотношение, например, психофизиологического, общепсихологического и социально-психологического уровней анализа. Но и в рамках одного уровня, в данном случае социально-психо^-логического, могут быть выделены подуровни. Задача выделения этих уровней исключительно сложна, но мы считаем такой, поуровневый, подход единственной альтернативой редукционистским тенденциям.

сильно увеличивается в том случае, когда группа испытывает ряд последовательных и стабильных неудач в межгрупповом взаимодействии.

Однако наряду с этим мы выявили также и целый ряд факторов, которые тормозят, блокируют действие механизма ингруппового фаворитизма. К ним, характеризующим объективные условия, в которых находятся взаимодействующие группы, по данным наших экспериментальных исследований, должны быть отнесены:

1) более общие («надгрупповые») цели и социально значимые (не «группоцентрические») ценности межгруппового взаимодействия;

2) однозначное толкование, доступность и очевидность тех критериев, на основании которых выносится извне решение об успехе или неудаче той или иной группы; 3) чередование успеха и неудачи в межгрупповом взаимодействии (Агеев, 1982, 1983). Кроме того, было показано, что действие ингруппового фаворитизма избирательно и в ряде других отношений, например были обнаружены некоторые любопытные различия, в действии этого механизма в за. висимости от фактора половой принадлежности (Агеев, Солодни-кова, 1984).

Приблизительно тогда же мы описали другой механизм межгруппового типа, которому дали название «физиогномическая редукция» (Агеев, 1985). Идея выведения внутренних, психологических характеристик человека, исходя из его внешнего облика, стара как мир. Исследования подобного рода были популярны в психологии уже в XVIII в. То новое, что мы пытались показать рядом экспериментальных исследований, проведенных Фан Чьен-ху,— это опять-таки ограниченность действия этого механизма, в данном случае релевантными социальными и культурными условиями ¹.

Исследуя механизм физиогномической редукции, мы пытались сформулировать некоторые более общие характеристики межгрупповых механизмов социального восприятия. В частности, пытались показать, что, как и любой другой механизм подобного рода, он имеет важное приспособительное — и в эволюционном и в социальном плане — значение. На его основе в дальнейшем надстраиваются другие, более сложные и тонкие механизмы социального восприятия, например такие, как упомянутые выше механизмы идентификации, рефлексии, эмпатии и др. Но, как и любой другой механизм, физиогномическая редукция имеет свою оборотную сторону, обладая известными ограничениями, своеобразной «разрешающей способностью». При выходе за пределы этих ограничений, этой «разрешающей способности» приспособительная функция ее меняет свой знак на обратный, и из удобного средства понимания физиогномическая редукция превращается в мощный заслон, препятствующий адекватному познанию другого человека.

Правомерно предположить, что в условиях межкультурного взаимодействия тот диапазон условий и социальных ситуаций, в

¹ Подробнее об этих исследованиях см. гл. 6.

которых механизм физиогномической редукции выполнял бы свою позитивную приспособительную функцию, резко уменьшается по сравнению с тем, что имеет место в условиях одной и той же культуры, а в условиях достаточно сильно различающихся культур вообще может быть сведен к нулю. И наоборот, соответственно резко увеличиваются те случаи социального восприятия, в которых автоматическое включение (а то, что подобное включение происходит автоматически, вряд ли нуждается в доказательстве) механизма физиогномической редукции приводит к негативным результатам, то есть к ошибочному, превратному восприятию и интерпретации другого человека. Мы показали фактически, что диапазон действия этого механизма, как и диапазон действия внутригруп-пового фаворитизма, также ограничен, хотя на этот раз в совершенно другом отношении. Физиогномические ключи, релевантные в условиях одной культуры, оказываются бесполезными в условиях другой.

Несомненно, значительно большим потенциалом обладает третий механизм межгруппового типа, а именно механизм каузальной атрибуции. В зарубежной психологии существует тенденция считать этот механизм важнейшим, а то и единственным; в соответствии с этим все явления и эффекты социального восприятия пытаются объяснить с помощью атрибутивных механизмов (Андреева, 1981; Юревич, 1984). В отличие от этой точки зрения мы полагаем, что механизмы социального восприятия представляют собой некоторую целостную и иерархически организованную систему, состоящую из качественно различных и соподчиненных механизмов. Конечно, не сложно свести один механизм к другому (или целую группу механизмов — к другой группе). Но это отнюдь не помогает анализу, а, напротив, затрудняет его.

Мы полагаем также, что каузальная атрибуция должна быть отнесена именно к группе межгрупповых механизмов. Как уже отмечалось, деление на межличностные и межгрупповые механизмы достаточно условно. Конечно, и при межличностном взаимодействии, при восприятии и понимании «ближнего» нередко актуализируются атрибутивные механизмы. Но межгрупповая ситуация определенно оказывается для этого механизма более релевантной. Дефицит информации, непонимание подлинных побудительных причин поведения характерны именно для ситуации межгруппового взаимодействия. Все это неизбежно компенсируется атрибутивными процессами, т. е. приписыванием, придумыванием, прикладыванием элементов своего прошлого опыта к новизне межгрупповой ситуации. Снять неопределенность, вложить новое в привычные рамки прошлого опыта — такова функция механизма атрибуции.

В наших эмпирических исследованиях мы неоднократно обращались к атрибутивным механизмам. В частности, мы еще в 1978 г. зарегистрировали «группоцентрический» эффект в процессах атрибуции ответственности, выражающийся в том, что успех (неудача) собственной и другой группы объяснялся принципиаль-

но различными причинами (Агеев, 1978). Этот эффект выражался в следующей асимметрии: успех собственной группы объяснялся внутригрупповыми факторами, а неудача — внешнегрупповыми; тогда как успех чужой группы, напротив, внешнегрупповыми, а ее неудача — внутригрупповыми факторами (подробнее об этом см.: Агеев, 1982).

Этот эффект соотносим с уже упоминавшимися данными, полученными в рамках исследований этноатрибуции (см. гл. 4), в которых главным выводом является констатация глубоких различий в интерпретации тех или иных паттернов социального поведения в зависимости от групповой принадлежности (см.: Бистрицкас, 1987).

В экспериментах, проведенных By Тхи Фыонг, мы подвергли атрибутивные процессы сравнительно-культурному анализу, в результате которого были обнаружены чрезвычайно любопытные различия в процессах приписывания ответственности. Эти данные, которые могут быть поняты только в том случае, если мы выйдем за рамки лабораторной ситуации и примем во внимание более широкий, в частности этнокультурный, контекст, позволяют утверждать, что атрибутивные процессы обусловлены не только личностными (мотивационными) или ситуативными факторами, но и факторами более общего, в том числе этнокультурного, порядка.

Мы попытались также исследовать атрибутивные процессы нетрадиционными методами, расширив методический арсенал, обычно используемый для этих целей, и выйдя за рамки прожектив- ных ситуаций, где испытуемые выступают только в роли наблюдателя. В частности, мы пытались соотнести типы атрибуции (атрибутивные стили, атрибутивные ожидания) с реальным поведением испытуемых. Такой подход позволил получить ряд очень интересных данных. Так, в работе А. В. Кузнецова (Агеев, Кузнецов, 1986) были обнаружены любопытные связи между успешностью совместной деятельности и характером приписываемых партнеру оценочных характеристик. В частности, было показано, что успешное взаимодействие в рамках совместно индивидуальной деятельности уменьшает количество «грубых» ошибок приписывания в оценке партнера и никак не сказывается на количестве «тонких» ошибок. Успех же партнеров в совместно взаимодействующей деятельности в первую очередь сказывается именно на снижении «тонких» ошибок атрибуции. В исследовании Е. В. Тугаревой, посвященном выяснению связи между успешностью деятельности и выраженностью эффектов ингруппового фаворитизма в поведении испытуемых, наглядно было продемонстрировано различие между подлинным мотивом деятельности и ее мотивировкой. В частности, в одном из экспериментальных исследований Тугаревой было обнаружено, что между теми, кто демонстрирует «альтруистическую» стратегию поведения, и теми, что демонстрирует эгоистическую стратегию, существует большое различие в том, что касается Целей и действительных мотивов деятельности, но нет никаких раз-

 

личий в том, что касается атрибуции: и те и другие приписывают партнерам одни и те же интенции.

Связь различных типов каузальных ожиданий со спортивным стилем и игровым результатом спортсменов-хоккеистов была продемонстрирована в исследовании Т. Ф. Дубовой (Агеев, Дубова Рыжонкин, 1987). Это исследование помимо всего прочего имеет непосредственный практический выход, поскольку, выявив различные игровые стили и соответствующие им атрибутивные ожидания, Т. Ф. Дубова смогла дать каждому из них оценочную характеристику, выявить наиболее предпочтительный, позволяющий спортсмену совершенствовать свое мастерство (а это возможно как оказалось, только при адекватной атрибуции ответственности за неудачу, то есть развитой способности взять ответственность за неудачу на себя) и тем самым дать в руки тренера совершенно конкретные и операциональные практические рекомендации по работе со спортсменами, обладающими различными атрибутивными стилями.

Все эти данные позволяют уточнить природу этого механизма социальной перцепции. То, что многие исследователи (см.: Андреева, 1981) интерпретируют этот механизм как базовый, основной для социальной перцепции, имеет под собой глубокие основания. Так как он действительно актуализируется в широчайшем диапазоне социальных условий и обстоятельств. Трудно представить себе ситуацию, в которой его актуализация была бы невозможной. Всегда, когда информация недостаточна, ситуация неопределенна, побудительные мотивы действий тех или иных людей непонятны, мгновенно срабатывает механизм каузальной атрибуции, расставляя все по полочкам, все объясняя, избавляя нас от мучительного диссонанса и неопределенности.

Совершенно ясно, однако, что, одинаково легко актуализируясь как на межличностном, так и на межгрупповом уровне, этот механизм гораздо более характерен именно для последнего. Ведь в межгрупповых ситуациях неопределенного, неизвестного, непривычного значительно больше, чем в межличностных. Именно это дает нам основание интерпретировать каузальную атрибуцию как преимущественно межгрупповой механизм и с большой долей уверенности предполагать, что, зная групповое членство субъекта атрибуции и его множественную социальную идентичность, можно достаточно легко предсказать его вероятные объяснения, оценки и действия в различных социальных ситуациях, ранее для него незнакомых.

Широким спектром действия обладает и четвертый из группы межгрупповых механизмов, подвергнутый нами систематическому изучению. Речь идет о механизме стереотипизации. Термин «стереотип»— один из наиболее часто встречающихся на страницах книги. Различные социальные стереотипы — этнические, профессиональные, полоролевые — явились предметом целого ряда наших исследований, проанализированных выше (см. работы Е. Л. Коневой, И. В. Солодниковой, Ю. Б. Захаровой, А. Н. Маш-

 

талера, Л. И. Голяткиной, А. А. Тенькова и др.). В этих работах речь шла главным образом именно о стереотипах как о некотором субстанциональном, хотя и чисто ментальном, образовании. Значительно меньше внимания уделялось самому процессу стереотипизации. Сейчас настало время рассмотреть именно этот — динамический, процессуальный — аспект.

Как уже отмечалось, социальные стереотипы как у нас в стране, так и за рубежом трактовались всегда как неизбежное зло, помеха, встающие на пути точного и полного взаимопонимания людей, как свидетельство чуть ли ни неполноценности или испорченности «человеческой природы». Однако полученные в наших исследованиях данные, подробно изложенные выше, позволили уточнить и пересмотреть многие важные моменты, связанные как с самим термином, так—-и это главное — и с тем аспектом реальности, к которому он относится. Эти данные дают все основания полагать, что рассмотренный с социально-психологической точки зрения процесс стереотипизации не релевантен этнической антиномии «хорошо — плохо». Сам по себе этот процесс не плох и не хорош. Подобно другим межгрупповым механизмам, он выполняет объективно необходимую функцию, позволяя быстро, просто и достаточно надежно категоризовать, упрощать социальное окружение индивида. Такой процесс можно сравнить с устройством «грубой настройки» в таких оптических устройствах, как микроскоп или телескоп, наряду с которым существует и устройство «тонкой настройки», аналогами которых в сфере социального восприятия выступают такие тонкие и гибкие механизмы межличностного восприятия, как например описанные выше идентификация, эмпатия, социально-психологическая рефлексия и т. п.

Сказанное нисколько не противоречит частым негативным оценкам социальных стереотипов как социального явления, поскольку речь идет здесь не только о двух различных уровнях социальной реальности, но и о двух различных уровнях познания этой реальности: социологическом и психологическом. Вне всякого сомнения, социальные стереотипы, полные этноцентризма, предрассудков, враждебности,— явления сугубо отрицательного порядка. Однако было бы очень серьезным заблуждением видеть детерминанту содержательной стороны стереотипов в психологическом процессе стереотипизации. Конечно, этот процесс имеет самое прямое отношение к формированию подобного рода стереотипов, но только как механизм формирования и ни в коем случае как их причина. Детерминанты содержательной стороны стереотипов кроются, конечно же, в факторах социального, а не психологического порядка. Утверждать обратное означало бы психологизировать социальную реальность. Прекрасной иллюстрацией вышесказанному может служить тот элементарный факт, что представления о своей собственной группе, как правило, не наполненные враждебностью и предубежденностью (хотя, конечно, и здесь бывают исключения), а, напротив, характеризующиеся весьма благоприятной оценочной окраской, являются в такой же точно степени

 

стереотипными, как и самые негативные аутгрупповые стереотипы.

В социально-психологическом плане также возможны оценочные характеристики по поводу стереотипизации, но только как о психологическом механизме социального восприятия, а не о явлениях социального порядка, так, например, если спектр действия этого механизма неоправданно расширяется и переносится из межгрупповой плоскости, для которой только он и является адекватным, в межличностную, тем самым он подменяет собой или «вытесняет» более гибкие, тонкие, эволюционно новые — собственно межличностные— механизмы восприятия. Продолжая начатую аналогию, можно сказать, что, подобно тому как в оптических устройствах механизмы тонкой и грубой наводки являются взаимодополнительными, но не заменяют друг друга, в сфере социального восприятия механизмы межличностного и межгруппового восприятия соотносятся между собой по принципу дополнительности, но не взаимозаменяемости. Подмена механизмов одного уровня другим всегда означает деструкцию нормального человеческого общения, причем одинаково пагубны оба варианта: и замена межличностных механизмов межгрупповыми (случаи ригидности, стереотипности в оценках и восприятии «ближнего») и замена межгрупповых межличностными (например, случаи ложной идентификации или рефлексии, создающие иллюзию понимания «дальнего»). Некоторые формы психической патологии могут быть под таким углом зрения интерпретированы именно как деструкция способности актуализировать релевантные механизмы: в межличностной сфере — межличностные, в межгрупповой — межгрупповые.

Являясь универсальным механизмом межгруппового восприятия, стереотипизация актуализируется на любом уровне межгруппового взаимодействия. Данные наших собственных исследований, так же как и огромный массив данных, полученных другими авторами— отечественными и зарубежными, дают для такого вывода весомые доказательства.) Идет ли речь о межэтнической, половой, профессиональной, региональной или возрастной межгрупповой дифференциации, везде мы сталкиваемся с одним и тем же феноменом— тенденцией максимизировать воспринимаемое различие между группами и минимизировать различия между членами одной и той же группы. Именно это и является самой существенной психологической характеристикой и отличительной чертой процесса стереотипизации, а отнюдь не враждебность, предубежденность или другие негативные характеристики. Это лишь частный случай (хотя и весьма распространенный) конкретного содержания стереотипа, но не сущностная характеристика стереотипизации как механизма социального восприятия. Абсолютная и относительная выраженность этой тенденции, так же как и степень поляризации оценочных суждений, относящихся к собственной и другой группе, можсет сильно варьировать в зависимости от типа групп и уровня межгруппового взаимодействия. Именно поэтому, очевидно, термин «социальный стереотип» и не применялся к целому ряду меж-

групповых уровней, что на некоторых из них межгрупповые представления стереотипы не несут в себе такого заряда поляризации, противопоставления и враждебности, который может иметь место на уровне (межнациональных и межэтнических отношений и который многими авторами имплицитно признавался главной сущностной характеристикой этого явления.

Несмотря на то что социальные стереотипы неизбежно упрощают, схематизируют, а то и прямо искажают видение социальной реальности, стереотипизация выполняет объективно необходимую и полезную функцию, поскольку сами эти упрощение и схемати- зация объективно необходимы и полезны в общей психической ре- гуляции деятельности. Грубость, упрощенность, схематизм — это оборотная сторона медали, неизбежные «издержки» таких абсолютно необходимых для психической регуляции человеческой деятельности процессов, как селекция, ограничение, стабилизация, категоризация и т. п. поступающей из внешнего мира информации. На психофизиологическом и общепсихологическом уровнях эти процессы изучены достаточно основательно, и их целесообразность ни у кого не вызывает сомнений. Действительно, достаточно представить себе на секунду, что эти в высшей степени полезные, но «консервативные», по сути механизмы вдруг перестали бы действовать. Человек немедленно «утонул» бы в хаосе информации, поступающей как из внешнего мира, так и от его собственного организма. Одна из главных идей, выдвигаемых в этой работе, состоит именно в том, что и на социально-психологическом уровне действуют аналогичные механизмы, одним из важнейших среди которых является механизм стереотипизации.

В этой связи представляется важным специально подчеркнуть, что к психологическим процессам вообще не применимы оценочные категории. Нелепым было бы считать все творческое, новое, гибкое и т. п. в психической организации человека хорошим, ценным, полезным, а все консервативное, устойчивое, эволюционно древнее, напротив, плохим, второсортным, ненужным или излишним. Может быть, в этом и состоит «мудрость природы», что творчество, инновация, гибкость, индивидуализация, рассмотренные не как универсальные этические или эстетические ценности, а как операциональные характеристики нормальных психологических процессов, размерены и распределены ею достаточно скупо и избирательно. В противном случае осуществление самых элементарных актов жизнедеятельности, не говоря уже о более сложных формах человеческого взаимодействия, представляло бы значительные сложности как для отдельного человеческого индивидуума, так и целых сообществ, и, вообще говоря, наш мир был бы уже не совсем таким, каков он есть на самом деле. В этом смысле не так уже далеки от истины утверждения французского социального психолога С. Московичи (Московичи, 1961) о том, что одна из главных функций «социальных представлений» и заключается как раз в переводе всего нового, необычного, непривычного, объединенного

 

общим термином «etrange» (странное) в привычное, обычное, банальное, знакомое.

До сих пор речь шла о когнитивном базисе процесса стерео-типизации. Однако в психологическом плане не меньшее, если не большее, значение имеет и его мотивационная основа. Тот факт, что мы здесь очерчиваем лишь самые общие контуры этой проблемы, ни в коей мере не должен свидетельствовать о нашей недооценке этой стороны проблемы. Отчасти это объясняется тем, что этой стороне вопроса посвящалось больше внимания и конкретных разработок. Во всяком случае, пристрастность социальных стереотипов, их явная оценочная поляризация в пользу собственных групп — это как раз то, что и бросается в глаза прежде всего. Формирование такого рода пристрастных представлений о собственной и других группах может быть легко понято, если мы воспользуемся вышеприведенной операциональной формулировкой процесса стереотипизации в его когнитивном аспекте. Максимизация межгрупповых различий и внутригруппового сходства в реальных условиях, конечно же, накладывается на имеющиеся мотивы и смыслы человеческой деятельности, как индивидуальной, так и коллективной. И не нужно слишком богатой фантазии или специального постулата об универсальной потребности в «позитивной социальной идентификации», важным моментом которой является возможность «позитивно отличаться от других групп» (Тэджфел, 1978), чтобы представить себе результат — оценочную поляризацию со знаком «плюс», относящуюся к «Мы», и знаком минус, относящуюся к «Они». Тем не менее мы еще раз и с полной определенностью должны подчеркнуть, что содержательная сторона социальных стереотипов, куда мы относим и их оценочную направленность, не определяется ни когнитивными, ни мотивационными закономерностями психологических процессов человека. Главные детерминанты содержания стереотипов — объективные условия, которые связывают социальные группы. Они, эти условия, могут как нивелировать психологические тенденции к максимизации межгрупповых различий и стремлению к позитивному отличию собственной группы от других, так и акцентировать их. Иначе говоря, социально-психологические закономерности выступают как некоторый универсальный и константный фон, накладываясь на который объективные условия, в которых находятся взаимодействующие группы, могут приводить к совершенно различным конечным результатам: от вполне мирной и безобидной иронии над некоторыми «Они» до откровенной и интенсивной враждебности и агрессивности.

3. МЕЖЛИЧНОСТНЫЕ И МЕЖГРУППОВЫЕ МЕХАНИЗМЫ

Конструируемая оппозиция между межличностными и меж-групповыми механизмами социального восприятия имеет не полярно-дихотомический, но континуальный характер, то есть точнее было бы говорить в каждом конкретном случае о степени при-

ближения к одному из двух полюсов единого континуума «межличностный — межгрупповой», а не просто о принадлежности данного механизма к группе межличностных или межгрупповых. Такая классификация, разумеется, достаточно условна. Прекрасный тому пример — механизм каузальной атрибуции, который может быть интерпретирован и в межличностном и в межгрупповом смыслах, хотя, как это уже отмечалось, мы все-таки склонны отнести этот механизм к межгрупповому типу. Очень важным является также и тот достаточно очевидный факт, что межличностные и межгрупповые механизмы взаимодополняют, но не дублируют друг друга.

Межгрупповые механизмы обслуживают взаимосвязь группы с другими группами. Ингрупповой фаворитизм, стереотипизация, атрибуция, в меньшей степени физиогномическая редукция — вот те психологические механизмы, с помощью которых устанавливаются различия между группами и происходит осознание своей принадлежности к одной из них. Ясно, что от своевременной актуализации этих механизмов во многом зависит социальная идентич-ность личности и группы. Именно этим, кстати говоря, и объясняется тот факт, что социальные стереотипы усваиваются очень рано. Например, как отмечал Г. Тэджфел, они используются детьми задолго до возникновения ясных представлений о тех группах, к которым они относятся (Тэджфел, 1978). В данном случае речь шла об этнических стереотипах. Наши исследования свидетельствуют о том, что это полностью справедливо и в случае профессиональных стереотипов (Агеев, Теньков, 1986). В частности, нами было обнаружено, что многие важные черты профессиональных стереотипных представлений, связанных, например, с оппозицией «естественники — гуманитарии», отчетливо демонстрируются уже студентами первого курса соответствующих факультетов. Аналогичная картина наблюдается и на любых других уровнях межгрупповой дифференциации — возрастной, половой, региональной и т. п. Иначе говоря, соответствующие стереотипы начинают усваиваться одновременно с началом идентификации себя с группой, с процессам осознания себя ее членом. Можно предположить, что эти процессы идут рука об руку и обусловливают один другой — групповая идентификация и усвоение групповых стереотипов. Можно высказать и другое предположение: успешность адаптации в новых условиях прямо связана с успешностью (скоростью, объемом, «точностью») овладения стереотипами новой группы. Несколько иная функциональная нагрузка — при тождестве главной задачи по обеспечению социальной идентичности группы и ее отличий от других групп — ложится и на другие межгрупповые механизмы, что частично уже было проиллюстрировано выше, а в полном объеме потребовало бы специального рассмотрения выходящего за рамки настоящей главы.

Межличностные механизмы выполняют совершенно иные функции. Они являются средством, которое обеспечивает интеграцию индивидуальных действий в совместной групповой деятельности и

 

общении. Без понимания партнера, его намерений, смыслов, планов, интенций, замыслов, чувств и т. п. сколько-нибудь целесообразная совместная деятельность, межличностное общение попросту невозможны, это лишь механическая пародия на полноценную в психологическом смысле, совместную деятельность. Точность восприятия другого, обеспечиваемая этими механизмами, понимание его отношений с остальными членами группы, конечно, небезразличны для различных аспектов совместной деятельности. В одном из экспериментальных исследований, посвященных этому вопросу, мы обнаружили, например, обратно пропорциональную зависимость между успешностью совместной групповой деятельности и точностью межличностного восприятия (Агеев, 1983б). Однако проводимые в настоящее время исследования свидетельствуют о том, что характер подобных зависимостей значительно сложнее. Успешность совместной деятельности в каждом конкретном случае, то есть в зависимости от ее типа, содержания и структуры, требует специфического оптимума (а отнюдь не максимума) перцептивной точности, а следовательно, и некоторой оптимальной работы, обеспечивающей данную степень точности механизмов. Излишняя степень точности (полнота, глубина и т. д.) восприятия так же отрицательно сказывается на эффективности совместной деятельности, как и недостаточная.

В рамках одной и той же группы механизмов, как межличностных, так и межгрупповых, как уже отмечалось, возможны замены одного механизма другим, причем это не представляет такой серьезной опасности для адекватности социального восприятия, какой чревата замена механизмов, принадлежащих к разным группам. Почему же компенсаторная замена в одном случае представляет угрозу для взаимопонимания, а в другом — нет? В заключение мы в самых общих чертах попытаемся ответить на этот вопрос, что одновременно, как мы надеемся, прояснит и некоторые важные различия между межличностными и межгрупповыми механизмами в целом.

В самом общем виде этот ответ должен был бы сводиться к констатации принципиальных различий в тех задачах, которые призваны решать межличностные и межгрупповые механизмы: координация индивидуальных усилий в некоторой совместной деятельности в первом случае, и обеспечение межгрупповой дифференциации— во втором. Конечно, в каком-то смысле эти задачи между собой связаны. Однако в очень большом диапазоне конкретных условий решение одной из них не приводит автоматически к решению второй. Например, координация совместной деятельности может осуществляться на основе различных межличностных механизмов. В конечном счете безразлично, за счет чего была осуществлена успешная интеграция индивидуальных вкладов в совместную деятельность — за счет вербальной обратной связи или невербальной эмпатии, за счет углубленной, многоступенчатой рефлексии или непроизвольной и непосредственной идентификации и т. п. Равным образом социальная идентичность группы, ее «са-

мооценка», видение отличий от других групп могут быть достигнуты различными путями, в том числе проанализированными выше механизмами фаворитизма, физиогномической редукции (там, где это чисто «физически» оказывается возможным), атрибуции или стереотипизации. Но даже успешное решение целей внутри-групповой деятельности не означает в то же самое время и решения задач второго рода, которые также с необходимостью встают перед любой группой. Справедливо и обратное: межгрупповая перцептивная дифференциация отнюдь не обусловливает прямо и автоматически эффективности внутригрупповой деятельности. Именно поэтому компенсаторная замена одного механизма другим в рамках одной и той же группы механизмов правомерна и оправдана, она не вызывает нарушения в общении и деятельности, поскольку оба этих механизма релевантны задаче. Напротив, в том случае, когда по 'каким-либо причинам актуализируются нерелевантные механизмы, вероятность ее успешного решения резко снижается.

Однако все это лишь одна сторона ответа на поставленный вопрос. Вторая же связана с принципиальными различиями в самой природе межличностных и межгрупповых механизмов, их генезисе и способе актуализации. В предшествующем изложении мы уже затрагивали некоторые из этих различий и теперь нам остается лишь подчеркнуть главное. Межличностные механизмы более тонки, гибки, индивидуализированы. Это — новое в эволюционном смысле приобретение человеческого разума. Они в большей степени соответствуют этическим и эстетическим идеалам современного человека — творчеству, новизне, свободе и т. д. Диапазон индивидуальных различий в степени овладения этими механизмами огромен, причем это обусловливается как психологическими, так и социальными факторами. Свобода в «пользовании» такими механизмами порой достигается путем серьезных испытаний, напряжений и кропотливой внутренней работы, путем мучительных «поисков себя».

Межгрупповые же механизмы, напротив, более ригидны, консервативны, менее личностны: это архаичное, а потому и более устойчивое образование. Если соотносить их, как в первом случае, с некоторыми этическими ценностями, то это будут ценности традиционных обществ — стабильность, постоянство, ритуал, покой. Они в большей мере задаются социальным и культурным контекстом, нежели межличностные. Усвоение их — пассивный и автоматический процесс, не требующий особых индивидуальных усилий. Поэтому индивидуальные вариации в способностях актуализировать эти механизмы значительно уже, и требуются некоторые экстраординарные условия или достаточная личностная незаурядность, чтобы противостоять непроизвольной актуализации этих механизмов в тех условиях, для которых они перестали быть релевантными. Иначе говоря, в данном случае усилия требуются не для того, чтобы овладеть этими механизмами, а для того, чтобы им противостоять.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

То, что социальные психологи изучают в основном межлично-стные отношения, межличностные формы взаимодействия, закономерно и оправданно. Человек, личность, межличностные отношения, непосредственное взаимодействие, общение людей — вот естественный предмет интереса психологов. Взаимодействие и отношения между группами, напротив, традиционно рассматриваются как предмет научного анализа других дисциплин.

Однако между группами не только связи производственного, экономического, социального порядка, не только опосредованные формы взаимодействия связывают, например, нации, народы, классы и т. д. Здесь также существует очень важный психологический пласт проблем, до сих пор редко затрагивавшихся профессиональными психологами. О национальной психологии, например о национальном характере, или классовой психологии говорят и пишут очень многие, но среди них редко встречаешь специалистов-психологов.

Такое абсолютное противопоставление кажется нам неверным. Научная социальная психология имеет все основания (и обязана!) заниматься не только микропроблемами, но и макропроблемами, не только «ближними», но и «дальними». Кстати говоря, такого противопоставления не было в XIX в., когда границы между науками были более расплывчатыми, а требования верифицируемо-сти, доказательности, научности выводов были значительно менее строгими. Тогда межличностный и социальный аспекты в понимании человека были связаны более тесно и органично, а психологическим детерминантам межгруппового взаимодействия предавалось более важное значение.

Спекулятивный, поверхностный уровень этих первых объяснительных моделей, если говорить о ситуации за рубежом, сменился в начале XX в. позитивистской парадигмой. Научная строгость, опора на эмпирическую проверку выводов, требование верифицируемости, воспроизводимости получаемых данных — все эти положительные стороны новой психологии имели оборотную сторону: снижение масштаба, значимости, социальной релевантности изучаемых проблем. Экспериментировать в лаборатории на диадах, триадах и т. д. значительно проще, чем на таком же уровне научной строгости изучать, например, межэтнические контакты в естественных условиях. Исследовать внутригрупповую динамику проще, чем динамику межгрупповую и т. д. Так получилось, что начиная с 20-х годов именно «ближний», «свой», непосредственно взаимодействующий в диаде, в группе, и сами эти группы, малые, управляемые, легко формируемые в лаборатории, а потому во всем подвластные экспериментатору, стали главным предметом исследования (и профессиональной гордости!) социальной психологии за рубежом.

История советской социальной психологии противоречива и непроста, и до сих пор не все ее сложности, поворотные пункты на-

шли отражение в научной печати. Вынужденный перерыв в развитии этой отрасли знания, насчитывающий почти три десятка лет отмечается всеми исследователями. Но в полной ли мере мы оценили все последствия такого перерыва? Как бы то ни было, ситуация у нас в стране оказалась в этом отношении очень любопытной,, запутанной и противоречивой.

На теоретико-методологическом уровне практически все советские авторы едины в своих требованиях подвергнуть научно-психологическому анализу все аспекты деятельности и сознания человека, выяснить психологические механизмы регуляции всех форм социального поведения. Все без исключения подчеркивают огромную важность психологического анализа именно макросоциальных процессов, изучения именно больших групп. Однако эти верные пожелания и суждения до сих пор не подкреплены соответствующими исследованиями, методическими разработками, да и собственно теоретическими тоже.

В результате разрыв между макро- и микроуровнем в исследовании социального взаимодействия продолжает сохраняться. Параллельно этому трактовка человека как уникальности, индивидуальности, неповторимости, целостности, автономности и т. д. и трактовка его как члена группы, как элемента более широкого целого со всеми вытекающими отсюда последствиями остаются также оторванными друг от друга. Социально-психологический анализ малых и больших групп также оказывается совершенно различным по форме, содержанию, по целям и по методам.

Закономерен вопрос: а совместимы ли эти трактовки, эти уровни анализа в принципе? Настоящая книга мыслилась как попытка утвердительного ответа на этот вопрос. Иерархия задач, стоящих перед личностью и группой как субъектами социальной деятельности, иерархия типов социального взаимодействия закономерным образом соответствуют, а точнее говоря, порождают иерархически организованную систему психологических регулятивных механизмов. Мы сосредоточили усилия на одном из пластов этой иерархии, а именно на межгрупповом взаимодействии и соответствующих механизмах и эффектах, то есть как раз на том, что до сих пор привлекало значительно меньшее внимание психологов. Мы пытались всячески показать и доказать, что без этого пласта в обозначенной иерархии наши представления о человеке, о группе, о социальной действительности были бы неполными и

односторонними.

Наверняка, некоторые из предлагаемых нами решений окажутся дискуссионными, а возможно, и вызовут возражения коллег. Но дискуссия не противопоказана науке, это ее неотъемлемая черта, более того, право, привилегия. Полемичность, дискуссион-ность — это как раз то, чего не хватало в последние годы нашей психологической науке. Поэтому все замечания в наш адрес, какими бы критическими они ни были, будут восприняты нами с искренней благодарностью.