ЭТНИЧЕСКИЕ СТЕРЕОТИПЫ

Под социальным стереотипом обычно понимают упрощенный, схематизированный, эмоционально окрашенный и чрезвычайно устойчивый образ какой-либо социальной группы или общности, с легкостью распространяемый на всех ее представителей. Нередко


при определении социального стереотипа подчеркивают его целостность, ярко выраженную оценочную и ценностную окраску, на-груженность его так называемым «ошибочным» компонентом и т. п. В других случаях акцентируются его динамические характеристики— устойчивость, ригидность, консерватизм, свидетельствующие о способности успешно сопротивляться любой информации, направленной на его изменение. Общим местом в определениях социального стереотипа является также признание его преимущественно негативным феноменом, препятствующим полному, адекватному взаимопониманию людей, трактовка его в качестве своеобразных «шор», искажающих видение социальной реальности.

Впервые термин «социальный стереотип» ввел в употребление У. Липпман (1922), анализируя влияние имеющегося знания о предмете на его восприятие и оценку при непосредственном контакте. Согласно Липпману, стереотипы — это упорядоченные, схематичные, детерминированные культурой «картинки» мира «в голове» человека, которые экономят его усилия при восприятии сложных социальных объектов и защищают его ценности, позиции и права. С тех пор было предложено огромное количество конкретных определений социального стереотипа. В зависимости от теоретической ориентации автора на первый план выдвигаются соответствующие аспекты этого социально-психологического явления. Так, Т. Шибутани определяет социальный стереотип как «популярное понятие, обозначающее приблизительную группировку людей, с точки зрения какого-то легко различимого признака, поддерживаемое широко распространенными представлениями относительно свойств этих людей» (1969. С. 98). Р. Таджури понимает под социальным стереотипом «склонность воспринимающего субъекта легко и быстро заключать воспринимаемого человека в определенные категории в зависимости от его возраста, пола, этнической принадлежности, национальности и профессии и тем самым приписывать ему качества, которые считаются типичными для людей этой категории» (1969. С. 422). По мнению В. Дуаза (1978), стереотипизация представляет собой процесс приписывания сходных характеристик различным членам одной и той же группы без достаточного осознавания возможных различий между ними. Г. Тэджфел ((1978) суммировал главные выводы исследований в области социального стереотипа в виде следующих шести положений; 1) люди с легкостью проявляют готовность характеризовать обширные человеческие группы (или «социальные категории») недифференцированными, грубыми и пристрастными признаками; 2) такая категоризация стремится оставаться совершенно стабильной в течение очень длительного периода времени; 3) социальные стереотипы в некоторой степени могут изменяться в зависимости от социальных, политических или экономических изменений, но этот процесс происходит крайне медленно; 4) социальные стереотипы становятся более отчетливыми («произносимыми») и враждебными, когда возникает социальная напряженность между груп-


пами; 5) они усваиваются очень рано и используются детьми задолго до возникновения ясных представлений о тех группах, к которым они относятся; 6) социальные стереотипы не представляют большой проблемы, когда не существует явной враждебности в отношениях групп, но их в высшей степени трудно модифицировать и управлять ими в условиях значительной напряженности и конфликта.

Следует подчеркнуть, что этнические стереотипы — наиболее частая разновидность социальных стереотипов, подвергающихся психологическим исследованиям на Западе. Во-первых, это обусловлено их яркостью, рельефностью, отчетливостью, представленностью в общественном и индивидуальном сознании, а также их практической остротой и актуальностью. Основной массив зарубежных работ по социальным стереотипам выполнен именно на материале этнических стереотипов. Результаты этих работ, их достоинства и недостатки полно отражены в ряде публикаций (Ши-хирев, 1971; Дейкер, Фрейда, 1979; Кцоева, 1985; Рождественская, 1986; Кон, 1984; Ерофеев, 1982; Хабибулин, 1981; Стефаненко, 1988). Мы не будем поэтому останавливаться на долгой и сложной истории этих исследований, на различных теоретических направлениях и подходах к проблеме, отсылая заинтересованного читателя к указанным публикациям и отмечая лишь самые важные, дискуссионные проблемы. Первая из них — вопрос о том, насколько точно стереотипы вообще и этнические в частности отражают какую-либо реальность. Липпман считал неточность, ошибочность стереотипов одной из важнейших сущностных характеристик. В дальнейшем стереотипы нередко получали в западной психологии еще менее лестные характеристики и интерпретировались как прямая «дезинформация», «совокупность мифических представлений» и т. п. (Шихирев, 1979). Высказываются также различные предположения о том, например, что это «зерно» легко обнаружить в более «отчетливых, интенсивных» стереотипах (Триандис, 1982), что стереотипы более истинны тогда, когда сущствует единодушное мнение двух групп относительно характерных черт третьей (Дейкер, Фрейда, 1979; Триандис и др., 1982; Кэллан, Галлуа, 1983). Признаком истинности стереотипа предлагается считать меру согласованности между аутостереотипами группы и приписываемым ей стереотипом (Триандис и др., 1982). Особенно большое внимание уделяется так называемым «гипотезам контакта», согласно которым чем дольше и глубже контактируют, взаимодействуют между собой группы, тем выше истинность стереотипов. Причем более точно будут стереотипизированы те группы, между которыми происходит больший взаимный обмен индивидами (Кэмпбелл, 1967). Были и попытки найти истинность этнических стереотипов в том, что они, по крайней мере, отражают психические особенности той группы, в которой распространены, то есть если уж не стереотипизируемой, то стереотипизирующей группы (Дейкер, Фрейда, 1979). Таким образом, несмотря на многочисленность исследований и попыток теоретических интерпретаций,


 




проблема истинности социальных стереотипов во многом остается открытой.

В операциональном плане она может быть сформулирована очень просто: от чего в большей степени зависит конкретное содержание стереотипа — от реальных особенностей стереотипизиру-емой или стереотипизирующей групп?

Вторая проблема, которая также заслуживает самого пристального внимания, — это упоминавшаяся выше гипотеза контакта. Действительно, как влияют на содержание и динамику стереотипов непосредственные межэтнические контакты? Признавая в целом справедливыми положения теорий этноцентризма о том, что прямые контакты разрушают и размывают этнические стереотипы (Кэмпбелл, 1967), необходимо внести сюда весьма существенные оговорки и коррективы. Дело в том, что далеко не всякое межэтническое общение разрушает межэтнические стереотипы. В ряде случаев предшествующая напряженность в межгрупповых отношениях, недостаток информированности друг о друге, отрицательные социальные установки по отношению друг к другу и т. п. в результате непосредственного общения лишь усугубляют взаимные негативные оценки. Этот эффект может быть снят лишь при соблюдении определенных условий организации контакта: признания безусловного равенства сторон, наличия обстановки открытости и доверия, принятия общих, значимых для обеих сторон целей, уважения к традиционным нормам, ценностям, правилам поведения, образу жизни друг друга и т. д. Только при соблюдении всех этих условий непосредственный межличностный контакт представителей различных групп (стран, народов, политических группировок) будет плодотворен, и можно будет рассчитывать на положительный политический и психологический эффект.

Третья проблема из числа тех, которые представляются нам наиболее важными, касается соотношения понятий «стереотип» и «предрассудок». За рубежом, как уже отмечалось, встречаются попытки отождествить эти понятия, интерпретировать их как синонимы. Такое отождествление представляется нам неверным. Далеко не всякие стереотипы являются также и предрассудками. Аналогичной точки зрения придерживаются также В. П. Трусов и Л. X. Стрикленд, которые прямо заявляют, что негативная оценка социального стереотипа «распространена из-за ошибочного мнения об обязательных деструктивных последствиях стереотипизации, выражающихся якобы в том, что стереотипное восприятие непременно мешает установлению хороших отношений между людьми» (1983. С. 158). Далее эти авторы говорят о том, что социальные стереотипы играют и конструктивную роль: «этнические стереотипы могут быть максимально желательны, если две группы содержат важнейшие черты общей культуры, и каждая имеет особенные черты, которые не мешают другим группам достижению своих целей» (1983. С. 158).

Всегда ли стереотип означает в то же время и предрассудок? И все ли предрассудки непременно стереотипичны? Дискуссии по


этому вопросу продолжаются до сих пор (Кон, 1969; Шихирев, 1979; Рощин, 1979; и др.).

Исследование этнических и расовых предрассудков за рубежом имеет давнюю традицию. Первые попытки психологически объяснить феномен расовой предубежденности относятся к тридцатым годам нашего столетия и связаны с личностным уровнем анализа. Это были, как уже отмечалось, теория «фрустрации — агрессии» Долларда (Доллард и др., 1939), концепция авторитарной личности Адорно (Адорно и др., 1950) и другие, на формирование которых большое влияние оказали идеи 3. Фрейда. Отсутствие учета социокультурных факторов в подобных теориях служило и служит объектом критики со стороны когнитивистского направления в области расовой предубежденности (Тэджфел, 1981; Мил-нер, 1984). По их мнению, одним из важнейших аспектов социально-психологического исследования этой сложной проблемы является поиск межгрупповых механизмов формирования и изменения расовых установок. В процессе этого поиска неизбежно приходится обращаться к анализу социальной ситуации: политических, экономических, правовых отношений между представителями различных рас. Необходимо, однако, снова отметить, что исходной точкой такого анализа становятся для исследователей этого направления внутренние, когнитивные процессы. Согласно основным постулатам теории социальной идентичности в основе расовых, так же как и любых других, межгрупповых отношений лежит стремление к дифференциации и поиску позитивных отличий ингруппы.

Специальное направление исследований — анализ изменений расовых установок во времени. Расовые установки претерпевают значительное изменение с течением времени как у доминирующих, так и у подчиненных групп. По мнению Ашмора и Дельбока (1976), в последние годы изменилось само понятие «расовый предрассудок». Существовавшее в течение веков представление о расовом предрассудке как умалении интеллектуальных, моральных, личностных качеств негров, метисов, мулатов нерелевантно для обстановки, складывающейся в современном буржуазном обществе, где предрассудки приобрели более уточненные, с трудом поддающиеся поверхностному анализу формы. Авторы выделяют три современные формы расовой предубежденности: 1) расизм низших слоев общества — «воспринимаемая расовая угроза», в которой гораздо больше страха потерять свое доминирующее положение, чем умаления достоинств другой расы, скорее это признание силы и способности ныне низкостатусной группы занять господствующее положение; 2) «символический расизм жителей пригородов», которые в принципе допускают возможность интеграции, но всячески препятствуют продвижению негров в социальной иерархии; 3) «антирасизм по расчету» — система взглядов высших, образованных слоев общества, которые способны даже оказывать протекцию людям иной расы, если это служит повышению их самооценки или оценки в глазах окружающих, но предпочитают обходиться без


 



 



дружеских, сердечных отношений с ними. Общий вывод, который делают Ашмор и Дельбока, состоит в том, что уменьшение явного пренебрежения и дискриминации еще не означает их полного исчезновения.

Подтверждение этого вывода содержится и в целом ряде экспериментов последного времени. Так, например, установлено, что люди, придерживающиеся антирасистских взглядов, тем не менее объясняют причину дорожного происшествия внешними условиями (погодой, состоянием дороги, особенностями автомобиля и т. д.), если шофер — белый, и с большей вероятностью — личными промахами, если шофер имеет черную кожу (Уонг, Мак-Киллип, 1978). Также с дорожными происшествиями связано исследование влияния посторонних на оказание помощи жертве. Белые испытуемые легче поддаются давлению окружающих и не вмешиваются в происшествие, если его жертвой является негр или мулат, чем в том случае, когда пострадавший — белый (Картнер и др., 1982). Испытуемые в эксперименте Гарсиа и сотр. (1981) в условиях неполной информации скорее высказывали предположение о низкой квалификации абитурента, если он относился к этническому меньшинству.

Приведенные работы иллюстрируют широту и многообразие проблем, концепций и подходов к стереотипам и предрассудкам. В наших эмпирических исследованиях мы затронули значительно более узкий спектр проблем: главным образом вопрос о содержании и структуре этнических стереотипов, а также их функций в процессе регуляции межгруппового взаимодействия.

Как уже отмечалось, в содержании социальных стереотипов вообще и этнических в частности обязательно присутствует некоторое «зерно истины». Но как определить это зерно, как отделить его от плевел? Теперь обсудим некоторые методические вопросы исследования этнических стереотипов и приведем данные исследований, которые демонстрируют наличие связей между содержанием этностереотипа и общим социальным контекстом, объективными характеристиками взаимодействия и взаимоотношений, объединяющих такие большие социальные группы, как нации и народы.

Важность проблем этнических стереотипов обусловила неослабевающий интерес к этническим стереотипам, который в течение многих десятилетий наблюдается в зарубежной психологии. У нас в стране изучением этнических стереотипов занимались по преимуществу не профессиональные психологи, а представители других дисциплин — этнографии, социологии и др. Отечественные авторы до самого последнего времени в большинстве случаев предпочитали вообще как можно реже употреблять этот термин, особенно когда речь шла о межэтническом или межрасовом взаимодействии. По-видимому, это не в последнюю очередь связано с широко распространенным убеждением, что стереотип — это всегда нечто •однозначно негативное, деструктивное, плохое. Лишь в самое последнее время начали появляться собственно психологические ра-


боты — психологические по своим целям, средствам исследования и идентифицирующие себя как таковые (Кцоева, 1986; Рождественская, 1986; Петренко, 1986). Явный дефицит этих работ, несомненно, обусловил неудовлетворительную разработанность целого ряда общих и частных вопросов, затрагивающих именно психологическую сторону проблемы, психологические, а не какие-либо иные аспекты этнических стереотипов. Не ясна, например, сама структура этнического стереотипа и составляющих его элементов, соотношение когнитивного и эмоционального, рационального и иррационального в стереотипе. Непонятно множество вопросов, связанных с динамическими аспектами этностереотипов — закономерностями их генезиса, трансформации, исчезновения. Не до конца ясна роль этностереотипов в регуляции актуального межэтнического взаимодействия, и, наоборот, влияния такого рода контактов на изменение и трансформацию стереотипов. Не ясны и многие другие существенные вопросы, не говоря уже о целом комплексе чисто терминологических неясностей: считать ли, например, этнический стереотип разновидностью социальной установки, тождественны ли понятия «стереотип» и «предрассудки» и т. п.

Мы полагаем, что слабая разработанность психологической стороны проблемы помимо других причин обусловлена недостаточной методической вооруженностью. Именно отсутствие собственных средств исследования приводило к парадоксальной ситуации: в том случае, когда в недавнем прошлом профессиональные психологи «отваживались» все-таки коснуться проблемы этностереотипа, они сразу же утрачивали всю ту строгость, всю изощренность исследовательской техники, к которой стремится психологическая наука, и буквально повторяли образцы работ (причем нередко далеко не лучших), выполненных представителями других областей знания.

Используемые для изучения этнических стереотипов методы могут быть классифицированы по нескольким основаниям. Например, можно подразделить их по предметному источнику, то есть той области знания, в которой и для нужд которой была разработана данная группа методов. Тогда могут быть выделены помимо собственно психологических этнографические, историко-культурные, социологические, литературоведческие и др. Безотносительно к предыдущей классификации можно разделить все методики на качественные и количественные. До недавнего времени доминировала первая группа методов. Но вряд ли требуются какие-либо специальные аргументы для доказательства того очевидного факта, что собственно психологический анализ проблемы предполагает не только качественные, но и количественные средства исследования. Наиболее распространенными из группы психологических методов у нас в стране и за рубежом являются: 1) метод свободного описания (в нескольких его разновидностях); 2) метод прямого опроса (в зависимости от используемого инструментария могут быть выделены такие его разновидности, как: список личностных черт, шкалы социальной дистанции, шкалы этноцентризма,


 



14!


диагностический тест отношений и др.); 3) различные варианты проективных методов; 4) психосемантические методы.

Психосемантические методы, в Частности метод семантического дифференциала, обладают рядом важных преимуществ. Они позволяют не только получить содержательное описание стереотипа, но в количественное измерение составляющих образа другого народа. Унифицированный стимульный материал семантического дифференциала позволяет проводить исследования на большой выборке, формируя ее по любому произвольному основанию. Метод семантического дифференциала порой доступнее для испытуемых: некоторые из них, затрудняясь при свободном описании объектов, выражении мысли в слове, дают адекватные оценки по шкалам семантического дифференциала. Говоря о преимуществах метода, Е. Пронто и Дж. Киин, в частности, отмечали: «Семантическая шкала является более эффективным средством, чем обычное изучение стереотипов, так как многие из прилагательных, приписываемых стереотипу, эквивалентны. Исследование стереотипа обычным образом извлекает только те прилагательные, по которым объект оценивается высоко, и не описывает группу с точки зрения другого континуума» (Пронто, Киин, 1957).

В исследовании Е. Л. Коневой, в котором использовался именно метод семантического дифференциала, мы пытались выяснить содержание ряда этнических представлений советской молодежи, а также проверить так называемую «гипотезу контакта», согласно которой непосредственное межэтническое взаимодействие «размывает» и разрушает этностереотипы. В пилотажном исследовании изучалось, как представляют себе советские студенты и старшеклассники различные зарубежные национальности. Стимульный материал представлял собой бланки с 37 оценочными биполярными шкалами. Шкалы были взяты в основном из перечня, использованного при исследовании вербального семантического дифференциала на базе русской лексики (Петренко, 1983). Такая предварительная работа показала неработающие шкалы, выявила эффект предъявления стимулов-национальностей в мужском роде.

При составлении стимульного материала для основного исследования учитывался анализ испытанных в пилотаже шкал. В результате были исключены некоторые шкалы и добавлены новые пары признаков, а весь объем стимульного материала доведен до сорока биполярных шкал. Самое существенное преобразование состояло в том, что шкалы в форме пар прилагательных были заменены на пары наречий. Это было сделано с целью ослабить момент прямого «наделения» национальностей качествами и таким образом смягчить влияние социальной желательности на ответы испытуемых. В пилотаже весь стимульный материал был традиционно представлен в мужском роде, этим давалась установка на «маскулинный» образ национальности. При анализе, даже без машинной обработки, были выявлены значительные различия в оценках между мужчинами и женщинами по шкалам диморфических признаков (грубый — нежный, твердый — мягкий, сильный — сла-


бый и т. п.). Поэтому в дальнейшем объекты-национальности предъявлялись во множественном числе. В состав исследуемых национальностей вошли американцы, афганцы, индийцы, кубинцы, поляки, русские, финны и японцы. Такой выбор определялся, во-первых, стремлением представить социалистические, капиталистические, и развивающиеся страны с тем, чтобы избежать политического «единообразия», во-вторых, необходимостью использовать те национальности, представители которых обучаются в исследуемом вузе. Что касается испытуемых, то в пилотажном исследовании это были 100 старшеклассников и студентов первого курса Кооперативного института, а во втором —108 студентов-выпускников Медицинского института и медицинского факультета Университета дружбы народов им. Патриса Лумумбы.

Процедура факторного анализа предполагает произвольную факторизацию по любому заданному числу факторов. В нашем исследовании использовалось десять факторов, то есть десять измерений, по которым на всей выборке дифференцируются образы исследуемых национальностей. Обозначим их следующими условными названиями:

1) «Близость» («Сходство»)

2) «Сила»

3) «Стабильность»

4) «Оценка»

5) «Комфортность»

6) «Алертность»1

7) «Активность»

8) «Безопасность»

9) «Темперамент»

10) «Сложность» («Предсказуемость»)

Факторы 2), 4) и 7) идентичны классическим осгудовским фактором. Полученный фактор «Сложность» впервые был выделен Бентлером и Лавойе, а фактор «Комфортность» — В. Ф. Петренко (1983). Остальные пять факторов прямых аналогов не имеют. Входящие в факторы шкалы имеют достаточно высокие факторные нагрузки, в среднем 0,750. Относительно независимыми оказались факторы «Сила», «Сложность», «Стабильность» и «Алертность». Отношения между другими факторами представлены на рис. 8 (стрелки обозначают корреляцию свыше 0,5).

Сравнительный анализ этнических стереотипов по выделенным факторам отражен в табл. 11, в которой представлено ранжирование образов, использованных в исследовании национальностей по суммарным факторным показателям. Более детальная интерпретация полученных данных по каждому в отдельности дает следующую дополнительную информацию.

Фактор 1)—«Близость». Наиболее близкими в восприятии наших испытуемых оказались, как и ожидалось, русские. Однако

1 От англ. alertness — бдительность, проворство, бойкость, боевая готовность.


 





около четверти испытуемых отнесли русских к «далеким», а некоторые даже к «очень далеким». Все остальные национальности воспринимаются скорее как «далекие и непохожие». Очевидно, что ведущей детерминантой здесь оказываются политические отношения, ибо иначе не объяснить, почему японцы более «близки», чем американцы, или кубинцы, чем финны. Ведь те же финны ближе к русским и территориально, и исторически, и этнически.

Распределение по фактору «Сила» дает яркую поляризацию американцев как «очень сильных» со значительным отрывом от всех остальных.

По третьему фактору «Стабильность» («Единство») заметно выраженное смещение всех стереотипов к полюсу «нестабильности», конечно, кроме русских. «Стабильность» аутостереотипа интерпретировать достаточно просто, этот фактор наиболее полно отражает столь значимый параметр этнического самосознания как сознание внутригрупповой сплоченности, единства, консолидации. «Расчлененность» образа других национальностей, зарегистрированная в исследовании, может иметь самую различную природу: политическую, религиозную, культурную и т. д.

Фактор «Оценка» —один из самых показательных, ибо «оценка» _основная модальность приятия другой группы на эмоциональном уровне. Распределение национальностей по этому фактору таково: первенство, конечно, принадлежит аутостереотипу, «приятными» оказались также кубинцы и индийцы, «нейтральными»—финны и японцы, далее стереотипы идут в порядке убывания «приятности» (см. табл. 11).

Фактор «Комфортность» («Гармонии»), несмотря на высокую корреляцию с «Оценкой», дает совсем иное распределение национальностей. «Комфортность», в отличие от «Оценки», несет не межгрупповую содержательную нагрузку, а внутригрупповой смысл, то есть гармоничность, упорядоченность внутри «Них», а не для «Нас». Японцы, финны, русские, американцы получились с выраженной «комфортностью», кубинцы, поляки, индийцы нормально распределены по фактору, «некомфортно» —афганцы.

Интересным оказался также фактор «Алертность»: распределение национальностей, на наш взгляд, отвечает интерпретации этого фактора как «боевой готовности». Очень алертными получи-



-лись американцы, кубинцы; далее следуют русские, близки к ним афганцы; поляки и финны «нейтральны»; индийцы и особенно японцы поляризованы как «неалертные».

По «Активности» первенствуют кубинцы, затем идут американцы, слабо выражена «активность» у русских, относительно японцев не получено достаточной согласованности в оценках, далее идут по убыванию «активности» афганцы, поляки; индийцы и финны — уже «неактивные».

Фактор «Безопасность» обнаруживает значительную корреляцию с фактором «Близость», и в данном случае ранжирование национальностей показало, что для испытуемых эти факторы близки по смыслу. По «безопасности» получен следующий порядок: очень «безопасные» русские, индийцы и кубинцы, далее идут «нейтральные» поляки и финны. В противоположный полюс слегка смещены афганцы, а японцы и тем более американцы дают образ уже «опасный».

Фактор «Темперамент» несмотря на корреляцию с «Оценкой», «Активностью» и «Безопасностью», дает свою, индивидуальную картину. За самыми «темпераментными» кубинцами следует ауто-стереотип русских, американцы и индийцы нейтральны по этому фактору. Далее идут стереотипы по нарастанию «грусти, равнодушия, пессимизма»—финны, японцы, поляки и афганцы.

Фактор «Сложность» («Предсказуемость») относительно независимый тем не менее расположение национальностей по нему изоморфно расположению объектов по фактору «Близость». За «сложными» японцами и американцами идут индийцы, афганцы и кубинцы. «Простыми и предсказуемыми» получились финны, поляки и, конечно, русские. Таким образом, сравнивая этот фактор с фактором «Близость» (rs = 0,047), можно говорить об общей стратегии представления образов как «близких и простых», с одной стороны, и «далеких и сложных» — с другой.

Анализируя результаты по всем факторам, мы получили хорошо выраженную дифференциацию между мужскими и женскими .представлениями о других народах. Обобщая эти различия, можно констатировать следующее: 1) женщины более крайни в своих суждениях; 2) женщины более тревожны, чем мужчины, так как преувеличивают «Сложность», «Алертность», «Опасность», «Активность» объектов, особенно это касается американцев; 3) фактор «Сила» в целом у женщин более устойчивый и значимый, менее коррелирует с другими факторами; 4) мнения женщин по сравнению с мнениями мужчин более согласованы между собой, то есть в буквальном смысле более стереотипичны.

Интегральный образ каждой национальности, отраженной в ранговом месте по каждому фактору, дан в табл. 12, которая представляет собой десятимерную систему субъективных когнитивно-эмоциональных координат. Так, например, американцы предстают в субъективной системе представлений у наших испытуемых как самые далекие, сильные, умеренно стабильные, негативно оцениваемые, умеренно комфортные, самые алертные и активные, очень


пасные, достаточно темпераментные и почти самые сложные. На сновании табл. 12 аналогичные характеристики по всем десяти факторам можно сделать и относительно других национальностей. Вопрос о детерминантах существующих образов-стереотипов требует специального анализа. Можно сделать вывод, что наиболее ярко причины общественно-политического и историко-культурного порядка отражаются на таких факторах, как «Близость», «Активность», «Сложность», «Безопасность». Восприятие исследу-

емых национальностей по этим факторам прямо отражает ситуацию в сегодняшнем мире1. В частности, самая высокая корреляция (0,666) получена между «Оценкой» и «Безопасностью», то есть «приятны» в первую очередь те, кто «безопасны».

В этой связи мы предлагаем подразделить все факторы на две группы: внутригрупповые и межгрупповые. Первые характеризуют национальности, так сказать, «внутри себя», вторые — в ее отношениях с другими. Однако полученные данные позволяют утверждать, что именно межгрупповые факторы, куда мы прежде всего-относим наряду с четырьмя вышеназванными также и фактор «Оценка», как более тесно связанные с межгрупповыми взаимодействиями, с межэтническими, межнациональными отношениями, во-первых, отражают эти отношения и, во-вторых, определяют само содержание этнических стереотипов.

Для других факторов, прежде всего относящихся к выделенной нами подгруппе внутригрупповых, детерминация социального и культурного порядка оказывается не такой явной, однозначной и прямой. В этом, может быть, и состоит один из главных выводов Нашего исследования, что далеко не ко всем субъективным измерениям, по которым строится образ других национальностей, мож-

Данное исследование проводилось в 1985-86 гг.

 


но «приложить» лежащие якобы на поверхности причины объективного— исторического, социального, культурного и др. порядка. В конечном счете такая цепочка, возможно, и может быть обнаружена. Но процесс этот — и детерминации, и ее обнаружения -— может быть очень сложным, многоступенчатым и опосредствованным. Не этим ли обстоятельством определяется такая общепринятая характеристика этнического стереотипа, как его амбивалентность.

Общую позитивность или негативность отношения не всегда можно уловить: ведь могут быть родственные, но не импонирующие социальные объекты; далекие по культуре, но очень симпатичные; недруги, но внушающие уважение. Например, японцы у наших респондентов, определенные по оценкам, но противоречивые по содержанию, «далекие, комфортные, неалертные, сложные, опасные». В этой связи вряд ли можно согласиться с Г. У. Кцо-евой (1986), связывающей амбивалентность стереотипа со степенью его эмоциональной определенности. Направленность — положительная или отрицательная — сама по себе не является определяющим измерением стереотипов. Они отражают противоречивую реальность, значит, не могут не быть амбивалентными. Амбивалентность в восприятии этнических групп нельзя считать неизменным спутником эмоциональной неопределенности.

По результатам исследования были составлены восемь этнических характеристик-портретов. Применив простую процедуру сложения рангов, можно показать общий порядок близости полученных стереотипов к аутостереотипу: русские — кубинцы — финны — индийцы — японцы — поляки — американцы — афганцы. Таким образом, можно заключить, что образы иноэтнических общностей определяет множество детерминант: от внутренних национальных особенностей объектов до ситуационных факторов межгруппового взаимодействия; от очевидных причин сегодняшнего дня до латентных факторов культурно-исторического порядка; от личного опыта до некритически усвоенных представлений массового сознания. Последняя группа данных относится к проверке так называемой «гипотезы контактов», согласно которой этнические стереотипы становятся менее выраженными, «размываются» при непосредственном межэтническом общении. Мы имеем возможность проверить эту гипотезу, сравнив данные двух подгрупп испытуемых. Из числа исследуемых национальностей в Университете дружбы народов им. Патриса Лумумбы обучаются афганцы, индийцы и кубинцы. Сравнение велось с результатами контрольной группы — выпускниками Медицинского института, где иностранцы не обучаются. Анализ полученных данных не показал сколько-нибудь значимой разницы между студентами этих вузов. Единственным дифференцирующим фактором оказался фактор «Стабильность». У студентов университета наблюдаются большие неустойчивость, неопределенность, расчлененность исследуемых образов, чем у студентов мединститута. Некоторое «размывание» стереотипов можно объяснить за счет межличностного общения студентов универ-


ситета. Менее «стабильны» у респондентов университета получились также русские и американцы. Ни по какому другому фактору, ни по одному из объектов значимой разницы между студентами двух названных вузов не обнаружено. Таким образом, гипотеза контактов (подчеркнем, в нашей трактовке) в целом не подтвердилась. В ряде работ, например Р. Нойман (1985), Г. Кцо евой (1986), экспериментально установлено влияние совместной деятельности на динамику этнических стереотипов. Однако в указанных работах исследовалось влияние совместной трудовой деятельности, и даже не всякой, а определенных форм ее организации. Обучение в вузе не всегда развивается до уровня совместной деятельности. В частности, в Университете дружбы народов иностранные студенты (две трети от общего числа учащихся) живут в основном отдельно, то есть достаточно автономно. Таким образом, совместное обучение с иностранцами существенно не влияет на «размывание» этнических стереотипов, несмотря на наличие непосредственных межэтнических контактов. Можно предположить, что, оставаясь в родной этнической среде, студенты гораздо более подвержены общим факторам влияния на стереотипы. Изменение стереотипов наблюдалось бы, наверняка, в случае достаточно длительного «погружения» в иноэтническую среду. Этноадаптация скорее всего должна изменить стереотипы. Иначе говоря, в межэтнических непосредственных контактах при прочих равных условиях скорее изменяются стереотипы меньшинства, а стереотипы большинства остаются более стабильными, неизменными.

Завершая обсуждение полученных результатов, целесообразно сделать следующие выводы.

1. Наиболее адекватными методами изучения этнических стереотипов на уровне образа, то есть собственно психологического их изучения, являются семантические методы, в частности метод семантического дифференциала. Факторный анализ результатов позволяет выделить факторы, продуктивные с точки зрения психологического анализа стереотипов, так как они реально отражают его содержание — те субъективные измерения (основания), по которым происходит межэтническое восприятие.

2. Детерминация содержания этнических стереотипов сложна, полимодальна и многоуровнева. Одни аспекты стереотипа тесно, прямо и непосредственно связаны с причинами социального, исторического, политического и культурного порядка в сфере отношений между группами. Связь с другими аспектами менее определенная и, очевидно, прямая. Мы считаем полезным условно подразделить все субъективные измерения этностереотипа, фиксируемые нашими инструментальными факторами, на две условные группы: внутригрупповые и межгрупповые. При этом главным в этнических стереотипах являются не их «внутригрупповые», но именно межгрупповые измерения, в первую очередь те, которые сигнализируют, как «Нам» с «Ними» взаимодействовать.

3. Межгрупповое восприятие идет по пути прежде всего отдифференцирования от собственной группы: иноэтнические группы во-



спринимаются скорее как «далекие» и «непохожие», чем «близкие» и «сходные». При этом очень значимым для аутостереотипа является фактор «Стабильность», что свидетельствует о важности осознания своей этнической группы единой и сплоченной.

4. Существуют определенные «диморфические» особенности межэтнического восприятия. Женщины более «стереотипичны», более тревожны в своих ответах по отношению к «иноземцам», более полярны в своих оценках.

5. С точки зрения отношения к стереотипу как к знанию нельзя считать общую однозначную направленность безусловным атрибутом стереотипа. Когнитивная и эмоциональная амбивалентность, по-видимому, является неотъемлемой, сущностной характеристикой этностереотипа как такового.

6. Непосредственное межэтническое общение может и не оказать влияния на изменение содержания стереотипа, если действуют другие более важные детерминанты этнической стереотипизации, например социально-политические или культурно-исторические. «Гипотеза контакта» должна быть уточнена. Для позитивной модификации этностереотипов необходимы не любые межэтнические контакты сами по себе, но контакты, отвечающие определенным условиям.

Можно предположить, что при прочих равных условиях изменение, «размывание» стереотипов при непосредственных межэтнических контактах наблюдается в большей мере у этнического меньшинства, тогда как стереотипы (и аутостереотипы и гетеро-стереотипы) оказываются более стабильными и неизменными. При этом чем более соответствует гетеростереотип этнического меньшинства аутостереотипу большинства, тем более легким оказывается вхождение иностранца в новую для него этнокультурную среду.

Последнее предположение легло в основу исследования, проведенного Л. И. Голяткиной. Объектом исследования послужили советские и иностранные студенты одного из провинциальных политехнических институтов с первого по четвертый курс. В экспериментах приняли участие 70 иностранных (47 болгарских и 23 кубинских) и 74 советских студента. Критериями адаптации были выбраны: продуктивность обучения и удовлетворенность студентов условиями обучения и жизнедеятельности в СССР. Респонденты должны были оценить представителей своей и другой национальности по наличию или отсутствию у них ряда качеств, размещенных на специальном бланке. В их число вошли: доброжелательность, честность, лень, сообразительность, жизнерадостность, патриотизм, настойчивость, небрежность, гостеприимство, трудолюбие, воспитанность, сдержанность, аккуратность, добродушие.

Для определения взаимосвязи выбираемых качеств был использован коэффициент ранговой корреляции Спирмена. Результаты исследования представлены на рис. 9.

Таким образом, исследование выявило значительно большее совпадение образа советского студента у кубинских и советских


студентов и меньшее совпадение образов у советских и болгарских студентов. Полученные данные оказались в известном смысле неожиданными, учитывая историческое, культурное и этническое родство болгарского и русского народов. Однако важно не только совпадение образов, но и степень стереотипичности этих образов. Одним из свойств стереотипа является поляризация оценки (Ши-

хирев, 1985). Если нет усредненности выбора качества и качество выбирается или не выбирается большинством членов группы, можно говорить о стереотипичности этого качества для данной группы. Более детальный анализ результатов показывает, что по этому критерию образ советского студента у кубинцев стереотипичнее, чем у болгар. Если кубинец выбирает качество, по его мнению присущее советскому студенту, то это мнение разделяется большинством членов группы. У болгар, напротив, большой внутри-групповой разброс в выборе качеств для советского студента, что говорит о небольшой степени стереотипичности образа.

Что касается адаптированности иностранных студентов, то об успеваемости можно отметить следующее. Несмотря на то что качество успеваемости болгар превышает, хотя и незначительно, качество успеваемости кубинцев, преподаватели отмечают значительно более серьезное отношение кубинских студентов к занятиям, чем болгарских. И если учесть языковые трудности кубинцев в процессе обучения, то можно сказать, что по критерию успеваемости обе группы иностранных студентов адаптированы приблизительно одинаково. Уровень удовлетворенности — второй критерий адаптации, использованный в нашем исследовании, — определялся по специальной шкале, которую заполнял каждый испытуемый из болгарской и кубинской подгрупп. По этому критерию адаптиро-


ванности наблюдаются резкие различия: 91,3%—удовлетворенность кубинцев и 40,1% — болгар. Большая адаптированность кубинских студентов к вузу, чем болгарских, объясняется, возможно именно совпадением стереотипных образов советских и кубинских студентов и несовпадением советских и болгарских. Одна из основных функций стереотипа — охрана групповых ценностей и оправдание групповых действий. Поэтому принятие стереотипов группы, к которой происходит адаптация, позволяет быстрей принять ценностные ориентации этой группы, а значит, и облегчает выход в нее.

Исследование выявило также асимметрию представлений друг о друге группы меньшинства и группы большинства, в которой происходит адаптация. Образ болгарского студента у советских совпадал с образом болгар самих себя, а образ кубинского студента не совпадал с представлениями кубинцев о самих себе. Но эти различия как будто никак не повлияли на процесс адаптации. Видимо, значение имеют только принятие и усвоение стереотипов группы, к которой происходит адаптация, а не простое совпадение стереотипов социальных групп. По всей видимости, как уже отмечалось, для успешного вхождения в иноэтническую среду главную роль играют необходимые изменения адаптирующегося меньшинства: именно оно начинает изменять свои взгляды и формировать новый для себя образ большинства, тогда как стереотипы последнего с точки зрения успешности адаптации могут оставаться неизменными.

Итак, исследование Л. И. Голяткиной выявило большую адаптированность кубинских студентов к советскому вузу, чем болгарских. Объясняется это тем, что у кубинцев образ советского студента более стереотипичен и близок к аутостереотипу советского студенчества. Это и позволило кубинским студентам быстрее принять ценностные ориентации, нормы и традиции новой для себя этнокультурной среды.

Полученные данные заставили нас пересмотреть традиционно негативную трактовку этнических стереотипов и признать за ними полезную адаптивную функцию. В дальнейшем мы постараемся доказать это, рассматривая общую систему межгрупповых механизмов социального восприятия. Одновременно эти данные побудили нас более пристально и детально посмотреть на процесс вхождения иностранцев в иноэтническую среду, проанализировать причины, способствующие или препятствующие этому процессу. Этим вопросам мы посвятили два специальных исследования. Их изложению посвящен следующий параграф.