Я прав, а ты нет

Одна из самых больших трудностей для русских, говорящих по-английски, — то, что я бы условно назвала «проблемой догматизма». Не имея ни малейшего намерения восстановить против себя иностранца, они, однако, легко наживают себе врагов, высказываясь в тоне, который воспринимается в Западной Европе и особенно в Штатах как слишком самоуверенный и категоричный. Хотя и среди американцев есть немало ограниченных и твердолобых людей, их способ изложения своего мнения, особенно если оно отличается от взглядов собеседника, диаметрально противоположен тому, как носители русского языка оперируют понятиями «правильно» и «неправильно».

Предположим, что кто-то из американцев говорит: Russians and Americans are exactly alike. They’re open, honest, friendly, live in huge nations, love their countries(«Русские и американцы очень похожи. Они люди открытые, честные, дружелюбные, принадлежат к великим нациям, любят свою родину»). Другой носитель английского категорически возражает: по его мнению, русские и американцы сильно отличаются друг от друга (Russians and Americans are very different). Каким образом каждый из них выразит свое несогласие с оппонентом? Стиль их возражений друг другу едва ли не всегда оказывается отличным от того, что принято в русском споре. Если русский бросит своему соотечественнику свое короткое и категоричное мнение: «Вы не правы», тот и бровью не поведет. Американец даже в споре, защищая свою точку зрения, вряд ли когда-либо скажет: You are wrong. Такая фраза в США воспринимается как непростительная грубость. В советском тоталитарном обществе полемическая этика была совсем иной. Здесь догматическая идеология так долго господствовала над умами людей, что даже ее оппоненты привыкли думать в рамках антитезы «хорошо — плохо», не видя в промежутке всевозможных оттенков.

Концепция «правильно» — «неправильно» принесла много бед представителям СССР на международной арене. Употребление этих слов советскими дипломатами чуть ли не на каждом шагу было постоянным источником раздражения среди западных дипломатов и помехой для достижения многих соглашений. Американский лингвист Эдуард Гленн дал прекрасное философское объяснение этому явлению:

«Советские дипломаты часто характеризуют позицию своего собеседника как “incorrect” — неправильную. При этом они не обвиняют своих оппонентов в фальсификации фактов, а просто имеют в виду неправильное истолкование этих фактов. Такой подход понятен только в контексте марксистско-гегелевского мышления, которое предполагает, что исторические события развиваются определенным и заранее известным образом. Поэтому любой подход, который не соответствует истории, в равной степени и не соответствует истине; он столь же неверен, сколь неверно решение математической задачи. А наши представления, напротив, обычно поддерживают компромиссы… мысль, что у каждого вопроса есть две стороны, трудно воспринимается теми, кто не знаком с этой концепцией и ее влиянием» [77].

Если не считать религиозных фундаменталистов, а также осатанелых поборников тех или иных мистических теорий, то в среде образованных американцев не пользуются популярностью взгляды, согласно которым философские системы могут объяснить все, что на все вопросы есть «правильные» или «неправильные» ответы. В своем большинстве люди в Штатах склонны считать, что каждый из них должен сам взвешивать разные идеи и выбирать для себя самую приемлемую. Со школьной скамьи они приучены предварять свое мнение словами: It’s possible you may be right, but… («Вполне возможно, что вы правы, но…»). Или: This сап be viewed another way, too («На это можно посмотреть и под другим углом зрения»).

Отстаивая свои взгляды, русские используют действительное наклонение: «Вы не правы», «Это неправда», «Это не так». И хотя американцы даже в языке предпочитают пассивным формам активные, но, высказываясь, они ведут себя по-другому: предваряют свою точку зрения безличными или модальными конструкциями: It seems to me that; In my opinion; There might be; One might think that; It could (also) be said that; We could also look at it this way, и т.д. Это дань вежливым, даже любезным манерам, ибо вместо пассивных здесь можно употребить и личные «активные» конструкции: I think that; I suggest that; We might try another approach.

Если речь идет не о чисто техническом предмете, например, о том, как управлять каким-нибудь механизмом, то абсолютная уверенность говорящего в правильности или неправильности своей теории, идеи, своего подхода к проблеме может довести американца до белого каления. Он всегда танцует от одной печки: у вас свое мнение, у меня свое. Для него неприемлема позиция: «я прав, ты не прав»: кто ты (или я) такой, чтобы судить, чья точка зрения более правильна? Ты любишь ванильное мороженое, а я шоколадное, тебе одно по душе, мне — другое. В том или ином споре у него, конечно, может быть свое мнение, и в таких случаях он не менее русского собеседника способен быть уверенным в своей правоте. Но он выражает это мнение по-другому, оставляя за оппонентом полное право иметь собственные убеждения.

Если не принимать в расчет эту отличительную черту американского мышления, рискуешь показаться фанатиком абсолютному большинству американцев. Их менталитет хорошо виден из самых расхожих фраз: I’d look at it this way или I don’t quite agree with that. Конечно, если кто-нибудь даже из самых терпимых граждан Америки услышит нечто совсем чудовищное, вроде All disabled people should be shot («всех инвалидов надо перестрелять»), можно не сомневаться в его открытой реакции: No, I can’t agree with that / No, I can’t go along with that или No, I’d find that (absolutely) unacceptable. Как верно отмечали два русских соавтора книги об особенностях коммуникации между людьми в Америке, здесь «приветствуется бесконфликтное общение… Если возникает атмосфера несогласия, то обычно вежливо констатируется расхождение во взглядах и разговор переводится на другую тему» [78].

В самом деле, серьезных и острых споров в США даже между друзьями почти не бывает, так как никто от этого не получает удовольствия. Американские политические диспуты за круглым столом чаще всего проходят в спокойном, неагрессивном тоне. Их участники стараются приглушить резкое расхождение во взглядах самыми различными способами, включая компромисс, и подчеркивают свое уважение к чужому мнению, высказываясь во всеуслышание — sine qua non (лат. непременное условие): We agree to disagree, как говорят американцы.

Глубокое убеждение, что «каждый по-своему прав», что «все идеи и ценности относительны», боязнь незаслуженно обидеть собеседника иногда создают у русских представление об американцах как о мямлях и тюфяках. В русском языке слово «компромисс» многозначно; оно может означать отказ от некоторых положений, отстаиваемых двумя конфликтующими сторонами, и принятие взаимоприемлемых уступок. Но оно также означает отказ от фундаментальных принципов, что придает слову отрицательный оттенок. Английский compromise полностью лишен этого второго значения — отступление от «правильного» пути. В английском языке, принятом в США, compromise всегда имеет положительный смысл. Хорошо воспитанный американец вряд ли будет вести спор с такой страстью, с какой обычно спорят в России о многих вопросах, начиная от количества сортов чая и кончая смыслом жизни. И хотя в русском языке уже давно существует понятие «терпимость», слово «толерантность» здесь относительно новое, а оно является фундаментальным для американского менталитета [79].

Нельзя ожидать теплого, сердечного приема в той или иной среде добропорядочных людей Америки, если не избегать таких фраз, как that’s right / correct / objectively true, подразумевающих, что говорящий знает истину в последней инстанции. Эти фразы очень плохо воспринимаются в обществе, где всем правит релятивизм.

Американца может также коробить, когда используют буквальные соответствия русским словам с корнем «коррект-». Если нужна какая-то корректировка, если какой-то взгляд нуждается в поправке, скажите: This may need to be adapted / adjusted / modified / changed, а не corrected. «Некорректное поведение» в английском переводе — inappropriate или improper, но не incorrect или wrong. А «некорректное использование ресурсов» — The improper use / exploitation of resources.

Слова wrong, incorrect / to correct можно и нужно использовать в целом ряде предложений типа:

You solved this math problem the wrong way / incorrectly. That’s why the answer is wrong.

The student defined this word incorrectly, and therefore was wrong in the way he used it in his composition.

This information is correct. There will be no discount for senior citizens in this movie theater on Sunday.

The address and phone number you gave me for the theater are correct. You were right to call me back — otherwise I would have gone to the wrong place.

The figures in this account are wrong and need to be corrected.

The French teacher was correcting the students’compositions.

Самое обычное русское выражение «Это факт», буквально переведенное (This is a fact), тоже может вызвать у американцев праведный гнев. Когда оратор хочет высказать личную убежденность в том, что отстаиваемая им идея подтверждена некими доказательствами, различного рода опубликованными материалами и пр., то вместо This is a fact, лучше, тактичнее было бы сказать: Think that’s been proven / shown или There is a lot of evidence / There are a lot of materials to support / back that… Фраза I know for a fact that… — очень сильное утверждение, которое ставит автора в положение человека, заверяющего: «могу клясться в этом; я был свидетелем этого».

Высказывая свое мнение по какому-нибудь вопросу, старайтесь избежать грамматической ошибки, совершаемой обычно при попытке буквально воспроизвести на английский фразу: