ТИХАЯ ГАВАНЬ

Как честный человек он тут же отправился на моби­лизационный пункт, хотя как человек умный абсолютно не желал этого делать. К счастью для мировой науки, нежелание совпало с невозможностью. Здоровенный канадец оказался на два с половиной дюйма выше того роста, который армия была способна обмундировать, да и вообще воспринять хоть каким-либо образом.

Гэлбрейт тем не менее еще поработал на дядюшку Сэма. В первое послевоенное время он был экспертом

по разрушенной Германии. Затем работал в Госдепарта­менте, где его не подпускали к реальным делам, памятуя об «успехах» младореформаторства. Наконец, он бросил все и ушел с госслужбы. Характер его деятельности ока­зался теперь связан с совершенной новой сферой — жур­налистикой.

Гэлбрейт стал членом редколлегии одного из ведущих экономических изданий мира журнала «Fortune». Напи­сав целый ряд статей по актуальным экономическим воп­росам, он изрядно напрактиковался в популярном жанре. Хороший легкий стиль письма наряду с глубоким пони­манием сути хозяйственных проблем стали залогом успе­ха его будущих книг. Да и статус одного из ведущих стол­пов экономической мысли среди американских демокра­тов, обретенный еще за время работы в команде Рузвель­та, оказался чрезвычайно важен для того, чтобы страна прислушалась к голосу Джона Кеннета Гэлбрейта.

Прислушивалась она, правда, весьма своеобразно. «Fortune» при ближайшем рассмотрении оказался изда­нием, которое все уважают, но никто не читает. Для журналистов это, кстати, очень удобно, поскольку рек­ламные доходы и соответственно размер гонораров оп­ределяются первым фактором, а не вторым.

Но Гэлбрейту хотелось большего, и вскоре он вер­нулся в Гарвард. Судя по всему, деньги для него уже не имели основного значения, как в то время, когда он впервые переступил порог этого университета. Чета Гэлбрейтов купила себе «скромный домик» с территори­ей примерно в 100 га, включающей луга, леса, малень­кие озерца, а также живность — множество лосей и бобров. В этой обстановке хорошо думалось о рефор­мах, необходимых для помощи бедным.

Впрочем, сам по себе переход из сферы бурной об­щественной жизни в тишь профессорского кабинета прошел не гладко. В 1952 г. Гэлбрейт принял участие в

неудачной президентской кампании Эдлая Стивенсона. Демократы проиграли и впервые за 20 лет должны были покинуть Белый дом. Гэлбрейт, привыкший уже, не со­знавая того, думать о себе как о части постоянно дей­ствующего правительства, потерял доступ в вашингтон­ские коридоры власти.

Этот удар обернулся жесточайшей депрессией, от которой не спасало даже виски. Для того чтобы заснуть, требовалось все больше снотворного. Занятия со сту­дентами по-прежнему были профессору безразличны. Пришлось тайно (чтоб не испортить репутацию) обра­титься к психотерапевту.

Но по-настоящему из депрессии вывела не психоло­гическая помощь, а наука. Потеряв интерес ко всему ос­тальному, Гэлбрейт стал писать книгу за книгой, и именно новое 20-летие (примерно 1952-1973 гг.) сдела­ло его всемирно известным ученым.