Аргументы совести

Репортер и сенсация, честь издания, нарушения гражданских прав лично­сти, прямой вред обществу, наносимый неловкими шагами полупрофессио­налов — проблемы, требующие постоянного внимания. В профессиональной журналистской среде постепенно меняется отношение к способам добычи информации, к способам претворения факта в «новость». Это отражается в создании системы «сдержек и противовесов» внутри коллективов и профес­сиональных корпораций в виде разнообразных Кодексов журналистской этики, призванных предупреждать нежелательные действия коллег, конкрет­ных изданий и программ, подрывающих репутацию профессии.

Начиная с первых попыток сформулировать принципы и «коды поведе­ния» репортеров, предпринятых еще в XIX веке, и до сегодняшнего дня жур­налисты пытаются отметить в своей работе моменты, щекотливые в этичес­ком отношении и, особенно, опасные в плане правовом. Делается это и в рамках национальных корпораций печати, и в плане международного со­трудничества журналистов с целью определить корпоративные права, обя­занности и этические нормы.

Среди профессиональных этических правил есть и всеми признаваемые рекомендации и предостережения, но есть и очень специфичные, хорошо работающие лишь в условиях какой-то одной, конкретной общественной си­стемы и неприемлемые в других вариантах взаимоотношений: «пресса — общество». (Например, многим покажется странным прямое распоряжение одной из газет своим сотрудникам: не принимать подношения ...в виде при­гласительных билетов. Или предписание руководства небольшой американ­ской телекомпании своим интервьюерам: «Интервью должно быть спонтан­ным и неподготовленным. В противном случае необходимо особое распоря­жение президента компании»).

Некоторая «экзотика» отдельных национальных кодексов журналистской этики вполне естественна для пестроты современного мира. В целом, однако, основные требования совпадают, указывают на наиболее нежелательные проявления «активности» журналиста. И пункты кодексов и хартий, перечис­ляющие этические правила, фиксирующие профессиональные нормы пове­дения, группируются на ряде принципиальных направлений, уже нами упо­мянутых, давших название предыдущим главам, но которые стоит повторить:

«искажение» — фактов, слов, событий (при якобы зеркальном их ото­бражении в кратких новостях, и посредством некорректных попутных комментариев при оперативном комментировании, в заголовках);

«вторжение» в частную жизнь и профессиональные тайны людей без их ведома и согласия; неловкая работа с «приватными» сведениями;

«присвоение» права говорить от имени других, переиначивая их слова и рассуждения; проблемы поведения репортера («маски», скрытый диктофон, провокационное общение).

Дополним приведенные в предыдущих главах рассуждения по поводу вольных и невольных нарушений журналистской этики в этих профессио­нальных «зонах риска» еще рядом соображений.

 

Я говорил не так!

Изменение смысла высказываний источника — заметный и опасный этико-профессиональный «риф». Пренебрежение обстоятельствами разговора, нежелание понимать подтекст и вслушиваться в интонацию собеседника приводят и к курьезам, и к обидам, возмущению, яростному отрицанию че­ловеком своей причастности к творению журналиста (вплоть до суда), если реплика подана «с точностью до наоборот».

Стоит постараться сразу же после окончания разговора скорректировать свои записи, облегчая дальнейшую литературную обработку интервью, ук­репляя уверенность в правильности своей интерпретации ответов собесед­ника и общей ситуации беседы. Не мчаться сразу же в редакцию, а посидеть на скамейке, в своей машине, приводя в порядок записи по горячим следам беседы, разбираясь в значках, восклицательных знаках и звездочках, кото­рыми испещрен блокнот, дополняя то, что бесстрастно зафиксировал дикто­фон, воссоздавая эмоциональную ауру беседы.

Промежуток времени, необходимый для первичной корректировки запи­сей, неодинаков для разных репортеров и разных материалов, но он обяза­тельно должен предшествовать работе за столом, окончательной версии ли­тературной записи беседы.

Весьма серьезная проблема — профессиональное «изготовление ку­пюр», компиляция. Главное, чтобы в результате не пострадал общий смысл. Опасность — в компилятивности, в пропуске вопросов или отве­тов, их необдуманном сокращении или объединении. Ясно, прямые искаже­ния нежелательны, но ведь их так легко заметить, вовремя понять, что «сочиняешь»... (Э. Церковер.)

Труднее справиться с возможностью двоякого восприятия слов собеседни­ка, что легко пропускается «саморедактором» журналиста как вполне допус­тимые шероховатости, однако, может совершенно исказить «фон восприятия» материала читателем. Тут необходим очень наметанный профессиональный глаз и особо точное этическое чутье, позволяющее уловить опасные моменты.

Как будто естественны, а потому особенно опасны искажения речи в тех случаях, когда журналист вынужден представить читателю людей, у которых совершенно не схожие с ним мнения, совершенно иное отношение к жизни и своему месту в ней. Умение «входить в систему мыслительных координат», принципиально отличную от собственной, признак высокого профессиона­лизма, а не просто беззаботно-легкой «коммуникабельности» интервьюера.

И тут единственное противоядие против естественного «этического отторже­ния» взглядов непонятных и неприятных.

Есть проблемы и в освоении, интерпретации пространных ответов (кото­рые поневоле приходится сокращать, если этого не удалось добиться во вре­мя интервью, деликатно прервав собеседника, переключив его внимание на развитие темы). Неумелое, непрофессионально поведение во время сбора информации, накладывается на процесс литературной обработки текста («надо сокращать, а что делать?!»), вынуждает делать купюры, кромсать от­веты, искажая смысл, представляя журналиста некорректным собеседником в глазах читателей и возмутительным наглецом в глазах недавнего, вполне доброжелательного «ответчика».

Безусловно, требует повышенного внимания и этика авторского попутно­го комментария к словам собеседника, уточнений, как именно он отвечал на вопросы. Тон и форма этих попутных замечаний могут очень больно ранить недавнего собеседника и выставить в неблагоприятном свете перед читате­лями самого журналиста. Причем, как показывает практика, особой осто­рожности требуют так называемые «репризы», односложные пометки типа: «раздраженно», «прищурясь», «устало», «с воодушевлением», «лукаво сме­ясь», «хихикнув» и пр.

Чтобы не ввести в заблуждение читателя и самому не попасться на удочку сенсации, надо четко различать (и стараться это различие подчеркнуть в тек­сте): где собеседник точен в формулировках, а где он «увлекся», высказал мысль приблизительную, эмоционально «подогретую» (возможно, поддав­шись на журналистскую «провокацию»), или же, попросту, оговорился. Справ­ляясь со своим блокнотом, помогавшим диктофонной записи, сосредоточить­ся не на формальной сути ответа, но на его интонации. Уж кому-кому, а само­му интервьюеру следует точно знать, где собеседник был убедителен и серьезен, а где просто «сболтнул», и в последнем случае — не выпячивать яв­но случайные слова, не выдавать всплеск эмоций за позицию собеседника.

return false">ссылка скрыта

Очень ответственна работа по расшифровке не записанных бесед с людьми. Редактируя слова источников, с которыми он разговаривал, рабо­тая под маской и без диктофона, журналист часто грешит против истины, за­бывая задуматься над тем, насколько соответствует манера высказыва­ния характеру собеседника. И ставит под сомнение свою добросовест­ность («Это не его манера рассуждать... Это явно не его слова!»). Как наиболее безопасный прием, в таких случаях рекомендуется использовать косвенную речь, а не прямую, сосредотачиваясь на смысле высказывания, а не его форме. Особенно, если передается мнение. В целом, идентифициро­вать в восприятии читателей мнение с человеком, его высказавшим, задача непростая и этически очень ответственная.

Точность и неточность цитирования касается не только журналистской «кухни», непрофессионализм в этом деле нередко влечет за собой судебную

ответственность. Одно дело — неосторожный отзыв кого-то о своем родст­веннике, его партийной принадлежности, религиозных предпочтениях, о его интимных привычках, а другое — публичная огласка этих слов...

Осторожность и осмотрительность

Не рекомендуется:

употреблять без проверки сведения, рассылаемые специальными организациями по газетам и журналам;

«выносить приговор» людям до судебного разбирательства

(В случае с публикацией «Паша-Мерседес», о которой шла речь, редак­ция была права по сути подозрения, но не права в том, что взяла на себя не­свойственные ей полномочия — давать оценку до суда);

обижать, вольно или невольно, своих коллег по цеху

(Одно из корпоративных соображений, с которым согласно большинст­во. Журналисты — ранимые люди. Самое неприятное для них в чужих ин­тервью и репортажах — нелицеприятные оценки их собственных творений и изданий, где они работают. Хороший урок в этом плане преподнесла ис­тория с очередным перевоплощением «короля расследований» середины XX века Гюнтера Вальрафа, когда он представил всему свету результаты сво­его внедрения в среду репортеров таблоидного («желтого») издания — газе­ту «Бильд». Хотя материал был очень добротным (Вальраф работал под ма­ской более полутора лет, собирая разоблачительные сведения), на сей раз коллеги его «не поняли» и не поддержали, как обычно, при судебном раз­бирательстве. Более того, началась настоящая травля, организованная «своими», от которой Вальраф, по-настоящему, так и не оправился);

злоупотреблять резкими и «ответственными» эпитетами

(Характерен «Список слов, которые употреблять нежелательно», разрабо­танный одной из американских газет для своих сотрудников в 60 годы XX ве­ка, имевших, по мнению редакции, эффект «красной тряпки для быка» для тогдашней публики и потому квалифицированных как запретные и подлежа­щие более мягкой словесной обработке. В этом списке были такие слова, как «глупец», «фашист», «коммунист», «непрофессионал», «бандит» и пр.);

оставлять в окончательном тексте без оговорок и пояснений мате­риал, содержащий обвинения (донос)

(Не стоит забывать: именно в тех случаях, когда «иpan>


Дата добавления: 2015-04-30; просмотров: 151; Опубликованный материал нарушает авторские права?.