Состязательный диалог

Для увлекательного рассмотрения проблем и ситуации журналистика давно и успешно применяет древний способ доказательства — обсуждение во время спора, расклад проблемы на голоса.

Спор, отталкивание «от противного» — легко читаемый материал, иногда наилучшим образом скрывающий логические недостатки (провалы заполня­ются риторикой и эмоциональными всплесками).

«Новое» преподносится не в готовом виде, а в процессе спора, который вы­глядит как совместное добывание знания (как бы усилиями и самих спорщиков, и читателя, следящего за процессом спора) — все очень наглядно и очень увле­кательно. Читателю и любопытно, и полезно увидеть, что человек, его современ­ник, способен свое убеждение отстоять и сделать его достоянием другого.

Можно сказать: проблема сложна. Можно объяснить, в чем сложности заключаются. А можно представить сложную проблему в диалоге: опора на документальные факты не исключает опоры также и на индивидуальные мнения, ценностные доводы.

Современность поощряет вариативность мышления, способствует разви­тию диалогической и, в частности, полемической форм. Пускай в спорах слышна мировоззренческая разноголосица, зато действует принцип много­образия мысли, попытки отстоять свою позицию показывают неодномер­ность взгляда на важнейшие события общественной жизни. Материалы под рубриками «Позиция», «Диалог» и т.п., занимают заметное место в газетах, журналах и телепередачах. В них перед аудиторией предстают собеседники — проводники разных взглядов, интересные не только тем, что они волей случая, или благодаря служебному положению владеют информацией.

Задача журналиста — провести читателя через наглядность

воссозданных противоречий к обновленному взгляду

на событие или проблему

В материале, представленном читателю, желательно, чтобы прочерчивалась история противоречий, как бы раздвигался «горизонт связей» этой проблемы с другими, и были видны ее оттенки («переливы», говоря словами Герцена) точ­ки зрения представали достаточно сложными, не огрубленными, а спорящие, введенные в диалог журналистом как источники разных мнений, выглядели не просто авторитетными, но и достаточно оригинально мыслящие людьми.

«Расклад проблемы на голоса» создает своеобразную инсценировку, позволяющую следить за состязательностью мнений. Она равно интерес­на и для тех, кто склонен, прочитывая материал, к соразмышлению, при­соединению к спору, и для тех, кто движим простым любопытством «зри­теля», очевидца конфликтной «сшибки мнений». Главное, что при этом достигается: проблема предстает вариативной, ситуация противостояния взглядов — более сложной, а следовательно, чуть более близкой к истин­ному положению вещей.

Мотивы появления публичных дебатов в газетах и на телеэкранах связа­ны с определенными потребностями аудитории:

потребность в общении;

потребность в «устойчивости» (безопасности);

потребность в вооруженности («быть вовремя умными»...).

Принцип равной безопасности

Как ведется спор? Как спорят? Не как обычно, и не как при публичных открытых дискуссиях или во время парламентских дебатов. Спор, предназ­наченный для печати, имеет свои особенности.

Читатель должен не только понять смысл противоречий, но и отчетли­во представлять существо «совместных действий» спорящих, тон, об­становку, уровень беседы

Журналист за это в ответе, организует ли он публичный обмен мнениями или сам участвует в диалоге или полемике. В полемическом интервью долж­ны быть прояснены разные стадии и уровни общения:

Вначале происходит обмен информацией — взаимодействие.

Благодаря оценке информации формируется взаимооценка.

Затем становится возможна координация.

Постепенно вырабатывается тактика компромисса.

Все это замечается, поддерживается, стимулируется при умелом, про­фессиональном проведении интервью — проблемного диалога, а затем отражаются в тексте, чтобы читатель получил совершенно ясное пред­ставление о «факте состоявшейся беседы» как о реальном, не выдуман­ном происшествии.

Необходимую тактику компромисса определяет «принцип равной бе­зопасности». Без этого диалог попросту невозможен, нужно идти на вза­имные уступки, чтобы можно было, сохраняя свое «я», сотрудничать с партнером (хотя бы и для отторжения его точки зрения...). Только так можно достичь взаимодополнения позиций, ради чего, собственно, и сто­ит публиковать споры.

Такая перспектива чаще остается всего лишь перспективой, желанной целью. Итоги публичного диалога, организованного и проведенного журна­листом, оказываются куда скромнее. И вовсе не обязательно проблески ис­тины, «вдруг» проясненные спором, являются перед читателем. Результаты, возможно, таковы:

представление о важности разногласий;

представление о характере конфликта (разрешим он, или неразрешим и ситуация тупиковая? Не преувеличены ли сложности, нет ли смеши­вания разных мотивов?);

представление о профессионализме участников спора;

представление о личности спорящих, об их характерах;

представление о нравственно-интеллектуальном уровне спора.

Противники и единомышленники

На суд аудитории современные СМИ часто представляют дискуссии спе­циалиста с журналистом, совместное «перекрестное» обсуждение пробле­мы, организованное интервьюером — «дилетантом».

Для таких вариантов спора характерна демонстрация понимания, жела­ния слушать и вслушиваться. Тут «третий» — нелишний; журналист, органи­зовавший встречу, сумевший персонифицировать мнения, подобрав собе­седников, помогает выдерживать направление спора, берет на себя необхо­димую оглядку на читателя, «популяризируя» прозвучавшие идеи.

Он следит, чтобы положение партнеров по диалогу было равноправным и происходило постепенное движение к комплексному, системному виде­нию проблемы.

Открытая полемика — это выступление с указанием каждого

конкретного оппонента, с изложением его позиций

Диалог спорщиков — это наглядность совместного рассуждения. Перед читателями должны предстать не два резонера («спинами друг к другу»), но увлеченные совместным поиском истины полемисты.

Положительные последствия для обоих спорящих — уточнение смысла проблемы, более реальное видение самого себя и партнера, с которым, воз­можно, еще предстоит спорить, понимание того, что участие в споре требует не только эрудиции, но и способности стать, хотя бы временно, на точку зре­ния противника.

Что же касается роли журналиста в открытии и проведении такого дис­пута, то она хоть не особенно заметна (журналист намеренно отстраняется, выдвигает на первый план спорщиков), но первостепенно важна. Предпола­гаются поправки по ходу дела, пунктир предварительно подготовленных ключевых вопросов, редкие, но точные, необходимые вмешательства в раз­говор для его коррекции.

Почти всегда перед профессионалом общения — интервьюером, кото­рый организовал, поддерживает и косвенно направляет дискуссию автори­тетов, стоит проблема уточнения смысла понятий, которыми оперируют «эксперты». Ведь журналисту предстоит не только продемонстрировать ау­дитории расхождения в позициях, но и, часто, расшифровывать непонятное, выступать в качестве научного популяризатора, для чего уже во время бесе­ды как бы делать синхронный перевод «с научного».

Журналист, представляя дискуссию, не должен вводить в заблуждение читателя, да и в общении с дискутирующими иной раз полезно напомнить, что истина конкретна, то есть весьма относительна, истинна только теперь и сейчас и повернется какой-то новой гранью завтра и в иной ситуации. (Ког­да заходит разговор об относительности сиюминутного знания, вспоминают о том, что среди всех греческих богов и богинь одна только богиня истины не имела «своего лица» — изображений и изваяний — уж слишком это ли­цо казалось переменчивым...)

«Диалог в монологе»

Во многих журналистских материалах используется скрытый диалог, противоречие со сложившимся мнением. (Ведь, как писал философ Г. Померанц, диалог вообще — «это кружение вокруг истины, дающее смысл жиз­ни... Подлинный диалог — с собой... В истории хорошо известен диалог пророческих монологов...»)

Приведем пример такого «диалога в монологе»:

...— Сегодня невежественные или просто недалекие люди могут гово­рить ветеранам: «Ну и что толку? Победили вы Германию, а она живет лучше нас». Да, немцы живут лучше. Наша победа освободила их от фашиз­ма, и они от тоталитаризма пришли к демократическому обществу, что и дало им достаток. Но мы-то, воюя, знали, что может принести Гитлер нам... Мы обязаны были спасти свою страну и свой народ.

Другие, из шибко радикальных демократов, тоже порой бросают упрек: «Вы своей победой спасли сталинский режим». Да, спасли. И не только

спасли, но и укрепили его. Что было, то было. За всю историю советского государства впервые и в единственный раз интересы народа совпали с ин­тересами правящей партии.

Видны истоки авторских рассуждений, чужие позиции, от которых оттал­кивается его мысль. И, кроме того, хорошо заметна «разговорность» произ­ведения, прямые обращения к читателю.

В косвенной полемике противник и его точка зрения

предполагаются, но не обозначаются непосредственно.

Во внутренней полемике автор как бы спорит сам с собой,

выставляя на суд читателя свои сомнения, противоречивые

позиции в системе мысли.

Перед читателем последовательно разворачивается «цепочка» рассуж­дений, многие из которых — результат сопоставления точек зрения. Суще­ствует понятие «полемико-диалогическое начало». Оно означает ориен­тацию на внутренний спор, альтернативное решение вопроса, сосредоточен­ность на том, что нужно отстаивать.

Для остроконфликтного диалога выбирается тема, в связи с которой уже сформировались противоположные мнения; журналист ведет «войну» с реаль­ным, конкретным, либо воображаемым противником (со сложившимся мнени­ем), с теми оценками и суждениями, которые хотел бы кардинально изменить.

Мысль журналиста и тех, кого он вовлек в обсуждение, движется полемично­стью во всех вариантах публичных споров — и открытых, и косвенных.

Выбирается тема, содержащая полемическое зерно.

Идет в ход полемический повод.

Цитата или мнение дают «полемический старт».

«...Один из эмигрантов сказал мне: «Ну и дураки вы, что боролись за права человека. Сидели бы, и выжидали, как мы, когда эти права начнут соблюдать!» Может, он и прав, только вот могло ли вообще наступить такое время?..»

В этом фрагменте есть и полемический повод (один эмигрант сказал мне...) и полемический старт (Ну и дураки вы...). В данном случае с ауди­торией общается лишь автор, защищающий свою точку зрения, идет его спор с воображаемым противником, а гипотетический читатель предполагается стороной, дружественной автору, «читателем-единомышленником», кому и адресуются диалогические фрагменты, предвосхищающие возражения.

В целом же, в любых публичных диалогах, как правило, всем движет поле­мичность — сопоставление взглядов, утверждение точки зрения методом «от противного». Основные моменты полемической организации текста (полеми­ческое зерно, полемический повод и полемический старт) свойственны как скрытой (косвенной), так и открытой полемике. И в том, и в другом случае воз­можна вторичная линия обсуждения: новая тема из последовавших откликов на публичную полемику, возникает эффект полемической эстафеты.

В журналистике, этой «скорой помощи» читателю в социальной ориента­ции, полемика — и косвенная, и открытая — «цепляет» читателя сильнее других журналистских материалов. Во-первых, потому, что дает возмож­ность «наглядно увидеть» позицию. А еще и потому, что позволяет почувст­вовать несогласие сразу с обоими спорящими.

«Многие убеждения мы выносим как результат сопоставления своих точ­ки зрения с мнениями других людей. Причем это сопоставление происходит или при нашем непосредственном участии в словесном состязании — спо­ре, или тогда, когда мы являемся свидетелями спора». (М. Стюфляева).

Воссоздание хорошо проведенного состязательного диалога во всех его вариантах — это «противоядие» против спрямления проблем, упрощения си­туаций (Всего того, что слишком часто преподносит читателю журналистика. Особенно, репортерская журналистика проблемных интервью и отчетов).

Главная сложность работы над таким материалом, его оформлением совер­шенно очевидна: представить спор надо таким образом, чтобы читатель не усомнился, что ему стоило обо всем этом прочитать, а не было просто спрово­цировано нездоровое любопытство к публичным скандалам и склокам.

Чем занят полемист?

Полемист старается показать, что:

приведенные противником факты недостаточны;

они односторонни; они неверны;

не приведены противоположные факты;

декларируемые противником принципы противоречивы;

возможны нелепые последствия этих принципов;

декларируемые противником принципы ведут к определенному обще­ственному злу.

Доказывать все это надо с определенной оглядкой на устоявшиеся нор­мы цивилизованной полемики.

В глубине веков возникло правило: прежде чем «озвучить» свою мысль, установи сначала точку зрения оппонента, попытайся ее опровергнуть, и только затем — выкладывай свои контр-мнения и их доказательства. Совре­менным полемистам эта последовательность вовсе не так очевидна, как древним индусам... Вдобавок, кроме нарушения ведущих правил полемики, заметны в деятельности прессы и телевидения и такие, якобы «профессио­нально оправданные» моменты, как:

поверхностность полемики;

отвлечение внимания на процесс спора;

подмена дискуссии демагогией;

намеренная растянутость обсуждения... очевидных фактов;

азартная поспешность обсуждения того, что требует обстоятельности;

предельная резкость противопоставления позиций;

уклонение от сопоставлений (Каждый остается «при своем»);

уклонение от совместных поисков («Все слишком сложно.. .»);

ссылки на «естественное течение событий» (Излюбленная журналист­ская «примиряющая концовка» к непримиримым спорам: дескать, «все из­менится к лучшему в отдаленном будущем, с благоприятными изменением общественной ситуации в целом»).

Следует иметь в виду, что в остро-полемичных материалах отчетливее их своеобразная драматургия (конфликт, столкновение разных характеров, мнений). Действие сосредотачивается на том, что нужно горячо отстаивать, доказывать, защищать. И тут-то как раз и стоит внимательнее вглядеться в профессиональные приемы и этические сложности журналистской работы.

Блеск полемики и «перехлесты»

Главная сложность — в широком распространении полемических «пере­хлестов», в превышении этически дозволенного. А как рассчитать количест­во «достаточных» и «излишних» ударов в драке? Ведь полемика — это из­начальная острота трактовки. Неожиданность и повышенная эмоциональ­ность аргумента. Резкость контр-мнения или контр-цитаты.

Известно, что Пушкин, отзываясь о Вяземском, видел поверх мыслей не всегда завершенных и выводов не всегда бесспорных, как автор «сердит...», заставляет спорить и мыслить читателя, и утверждал, что «острота, хотя бы и спорная — важное достоинство, особенно для журналиста». Эмоциональный накал доводов (логически и этически грамотных) не только допустим, но и желателен. Благодаря ему создается и поддерживается «эффект внушения».

...Сегодня любая власть побаивается народа. Она всегда отступит пе­ред каждым, кто сможет — пусть на миг! — опереться на народ. Она от­ступит просто перед всяким, кто сможет с наглой улыбкой посмотреть ей прямо в глаза...

...Демократия без берегов в государстве без границ... И эта-то власть собирается проводить в России огромные исторические реформы?... Власти в России нет. Она валяется на земле. И только пока не нашелся лысый или усатый, картавый или хриплый фанатик, который даст себе труд накло­ниться, подобрать эту власть, положить в карман, а на нее положить кулак.

Кто в этом виноват? Русские просторы и широкая степная душа? Ис­тория? Большевики? Жидомасоны? Пятна на Солнце? Не знаю. Но знаю од­ного виновного — себя. Свою среду. «Наших», так сказать.

И. А. Бунин. «Прав был дворник» (Москва, осень 17 года):

«— Нет простите! Наш долг был — довести страну до учредительно­го собрания!

Дворник, сидевший у ворот и слышавший эти горячие слова, — мимо не­го быстро шли и спорили, — горестно покачал головой:

— До чего, в самом деле, довели, сукины сыны!»

Прав был дворник. Прав был Бунин. А «сукины сыны» — мы.

В 17-м году «во имя народа» довели до учредительного собрания... с Железняком во главе. В 91-м году «во имя демократии» довели до развала ненавистной нам империи, до гибели ненавистного строя — и до того, что фашисты открыто вещают на улицах, власть пребывает в прострации, и каждую ночь, засыпая, не знаешь, что завтра случится.

Мы этого хотели? Не хотели? Когда с захлебом сочиняли в 87-м году свои «Дальше, дальше, дальше!» — подумали, ЧТО будет дальше?

Сегодня-то что делать?

Надо лечить импотенцию власти. Власть должна перестать трястись со страху перед левыми, правыми, коричневыми, черными и красными. Власть обязана стать властью. И мы обязаны заставить ее стать властью.

Иначе... Правильно, «шабаш».

(Л. Радзиховский, «Литературная газета», 1996)

Требования к личности полемиста предполагают особый талант восприя­тия «персонифицированной информации», исходящей от конкретных лиц, или общественных групп. Предполагают умение различать заблуждения и предубежденности. Предполагают способность претворять дар эмоциональ­ного заострения темы в дискуссионный вариант «расклад проблемы на голо­са» таким образом, чтобы вести убеждающую, аргументированную полемику, не увлекаясь одним негодованием. Для публичных диалогов, особенно поле­мики, важна четкая стратегия и участников, и организаторов дискуссионных обсуждений, которая поможет миновать соблазны обличительства.