В пещере без Платона.

Местные ученые были маститы и выглядели очень внушительно. У каждого из них была куча регалий (состоявшая, в основном, из черепов, съеденных в научных спорах оппонентов), а также и символы их научного достоинства: здоровенные дубинки с шипами и по паре широких каменных ножей, видимо, служащих для снятия и дубления шкур соискателей научных лавров. Пещера освещалась чадящими факелами, и каждый из восьми академиков отбрасывал на стену жуткую тень. Мелкая научная шушера укрылась в глубине пещеры и была почти неразличима. В качестве почетного председателя местной академии наук восседал главный шаман данной местности в шкуре, скроенной на женский фасон – с выточками, и с венком цветов в качестве головного убора на обширной лысине. Высокая комиссия (расположенная именно на возвышении) с интересом посматривала на меня, и я сразу же понял, по хмурому выражению лиц ученых, что им не показался. Моя хилая фигура не обещала густого навара, а прожженный во многих местах летный комбинезон не шел ни в какое сравнение со шкурой пещерного льва или горного барса. Единственное, что привлекло всеобщее благосклонное внимание почтенной аудитории, было парой добротных пластиковых сапог с толстой рубчатой подошвой, и я понял, что из-за моей обуви выйдет крупный научный спор.

– Откуда ты, чужестранец? – спросил первый академик, имя которого мой транслятор перевел как Обжора.

Я указал пальцем вверх и попытался жестами показать снижение аварийной спасательной капсулы. Проклятый транслятор никак не мог подобрать какие-нибудь адекватные слова в местном языке, и пока что приходилось пользоваться жестами.

– Не научно, – облизнувшись, сказал Второй академик с именем Прихлоп и положил руку на дубинку. – Общеизвестно, – сказал он, посмотрев на закивавших коллег, – что небо твердое и спускаться сверху, как утверждает наш малоизвестный оппонент, невозможно.

– Это общеизвестно, – подхватила околонаучная шушера на галерке, в глубине пещеры.

Я попытался кратко, насколько позволяла мне лингвистическая программа, объяснить местным ученым начала космогонии, но был встречен шквалом негодования.

– Существует только то, что существует, – обвиняюще сказал Третий, имя которого перевелось как Повар. – Вот тебя можно потрогать, – сказал он и ткнул мне в живот шипастой дубиной. – Это факт. А твои рассказы о том, что мы никогда не видели и проверить не можем, факт не есть.

– Почему это не есть? – обижено заявил Пятый, по имени Лакомка, просыпаясь и спросонья решив, что уже пора.

– Да я не о том, – отмахнулся Третий.

– А я о том, – сверкнув зубами, сказал Пятый. – Три часа этот жулик нам рассказывает небылицы о том, как он к нам прилетел с другой планеты на ракете. Все это не научно от первого до последнего слова. А время, между прочим, обеденное.

– У вас время всегда обеденное, – недовольно сказал Третий по имени Повар, глядя на мои ботинки. – Надо же разобраться во всем, а пообедать мы всегда успеем – чего тут есть-то, – и он указал обсидиановым тесаком в мою сторону.

Тогда я попробовал начать с азов. Однако атомистическое представление о мире вызвало в среде ученых еще больше недоверия.

– Эти ваши атомы, они какого размера? – спросил Первый.

Я начал описывать систему масштабов и попытался объяснить через метод аналогий.

Третий снял с себя вошь, поднес к моему лицу и спросил: – Твои атомы еще меньше?

– Гораздо меньше, – признался я.

Третий бережно посадил вошь обратно и призывно захохотал. Галерка дружно его поддержала.

– Это невозможно! – радостно рассмеялись остальные академики. – Их было бы абсолютно не видно. Таким образом, ты уличен во лжи.

Я попытался рассказать про оптику и про микроскопы. В итоге за полчаса я описал этим ученым устройство оптического микроскопа, заинтересовавшее их гораздо меньше, чем описанные мной для примера очки.

– И тогда эти атомы будет видно? – спросил злой от голода Шестой.

– Нет, – честно признался я. – Но вот если построить электронный микроскоп… – начал я.

– Да он издевается! – заорал кто-то на галерке.

– Видите ли, уважаемый, – начал заключительную речь от лица действительных членов академии Первый. – Все, что вы нам здесь рассказывали, – он пристально посмотрел на мои ботинки, – весьма интересно как гипотеза, но совершенно не выдерживает научной критики. – Тут он приподнял с пола свою увесистую дубинку.

– К тому же, все, что вы тут говорили о Космосе, совершенно противоречит нашим религиозным убеждениям, – сказал главный шаман и, сотворив пальцами святой треугольник, взялся за копье.

– Увы, мой друг, – мягко сказал Пятый, – несмотря на многообещающие перспективы вашей теории множественности обитаемых миров, ваша аргументация весьма слаба и не убедительна, – он вздохнул и положил палицу на плечо. – Ведь нужно же какое-нибудь доказательство, – сказал Третий, поднимая пару широких обсидиановых ножей.

– Такое доказательство у меня есть, – заявил я научному сообществу, взволнованному приближением обеда. – И оно сейчас будет вам предъявлено, – сказал я, отступая и расстегивая на ходу кобуру скрочера, висящую подмышкой. – Я правильно вас понял, господа ученые, что в ремонте ракеты вы мне помочь не сможете? – спросил я.

Извлеченный из кобуры скрочер привлек внимание академиков, но терять больше времени на переговоры с дискредитировавшими себя представителями науки было уже бессмысленно, и я выпустил на волю наработанные рефлексы. Первый же мой выстрел поставил совершенно неожиданную академиками жирную точку материализма в нашем научном споре.

– Я узнал его! – закричал из-под каменного стола сиганувший в убежище шаман. – Это злой дух Махмура.

Однако после шестого прицельного выстрела скрочера, сократившего местную академию наук до двух действительных членов, мнение местного духовенства резко изменилось.

– Это не Махмура! – заорал шаман, все время вертящийся под столом, чтобы затруднить мне процесс прицеливания. – Это великий Хамура! Я узнал его, – закричал хитрый шаман, вылезая из-под стола с высоко поднятыми руками. – Эгей! – закричал он, увидев, что я снова занялся наукой и беру на прицел отползающего к попрятавшейся в конце пещеры широкой научной общественности Пятого. – Эгей-го! – радостно завопил шаман, проследив траекторию полета моих пуль. – Слава великому Хамуре...