Какое влияние оказал социоцентризм на формирование русского культурного архетипа?
В Киевской Руси господствовал общинно-демократический тип социальных связей и соответствующий соборно-нравственный тип культуры.
Перемещение центра русской земли в Северо-Восточную Русь, татаро-монгольское нашествие привели к деградации Киевской цивилизации. Уже Андрей Боголюбский олицетворял собой отрицание язычески праздничной киевской культуры и становление нового типа социальных связей и нового типа культуры. Наступала пора молитвенного уединения и московской медлительности жизни, заботы сосредоточились на государственном строительстве, а поэзия и мысль принизились. Проявления духа не были крикливыми, молчание сопровождало любые потрясения в жизни людей (К. Леонтьев).
В 1174 г. Андрей Боголюбский был убит своими приближенными. Сам факт убийства свидетельствовал о том, что княжеская власть уже к этому времени приобрела явно выраженные монархические черты, что на смену достаточно демократических отношений между князем и дружинниками пришли отношения типа «государь - подданные». (Убийство князя — это уже своеобразный дворцовый переворот, ибо равные не убивают, а «изгоняют», убивают только слуги).
В XIII в. термин «дружина» вообще исчезает, уступая место слову «двор». По иному уже воспринимается и сам князь. Если в литературе Древней Руси воспевались добродетели князя как «первого среди равных», то в XIII в. мы уже сталкиваемся с открытой апологией княжеской власти.
Таким образом, уже накануне татаро-монгольского нашествия в Северо-Восточной Руси стал складываться альтернативный тип социальных связей, министериально-подданнического характера. Министериалитет — это служба недоговорного характера, при которой слуга находится в прямой и безусловной зависимости от господина.
В победе нового, министериального типа социальных связей в России большую роль сыграл татаро-монгольский фактор. С одной стороны, русские князья в условиях татаро-монгольского ига сохранили власть, свободу действий внутри страны, но с другой — великий князь назначался ордынским ханом. Великий князь должен был оказывать хану внешние формы почтения, которые по русским меркам были просто унизительными. Отношения подданничества по линии хан- великий князь постепенно распространились и на всю систему социальных связей в русском обществе.
Становление министериального типа социальных отношений нашло отражение в русском культурном архетипе. Во-первых, на основе подданнического типа социальных связей в нем сложилось особое представление о поведении человека в обществе. Оно стало оцениваться и в общественной, и в частной жизни с точки зрения выполнения им своего «чина», то есть в соответствии с его местом в социальной иерархии.
Сложилась и особая, холопская психология и нравственность, безответственно -пренебрежительная по отношению к своим подданным и рабски- уничижительная — к своему господину.
Формирующееся русское общество было социоцентричным. Человек в нем поглощен социумом, что не означает, однако, наличия между индивидом и обществом непримиримого противоречия.
В таком обществе человек не осознает себя личностью, и поэтому для него в социуме существует только одна социальная ниша и доминирует стремление «быть как все».
Человек социоцентристского общества идентифицирует себя с социумом. Поэтому часто на этой основе говорят о коллективизме как характерной черте русского культурного архетипа. Однако совместная деятельность не всегда является коллективной. Подлинный коллективизм основан не только на сотрудничестве и взаимопомощи, но и на признании ценности как коллектива, так и личности, осознающей себя частью этого коллектива и связывающей результаты коллективных действий с собственной деятельностью.
Русский же человек, втягиваясь в совместные действия, которые лишь внешне обставляются всяческими коллективными ритуалами, никогда не может претендовать на то, чтобы его личное мнение и участие практически что-то да значило. Поэтому коллективизм русского человека — это миф. На самом деле мы сталкиваемся с псевдоколлективизмом, то есть лишь с имитацией «групповой сплоченности», маскирующей на практике иной тип социальных связей и социального управления, основанных на властно-принудительной социальной организации общества, эксплуатирующей развитое чувство конформизма у русского человека.
Надо сказать, что в псевдоколлективе конформизм является его атрибутом, порождающим очень сильные адаптационные возможности, такие, например, как у русских людей, которые в период становления культурного архетипа обнаружили удивительную способность молча приспосабливаться к самым невыносимым условиям существования. Все трудности бытия воспринимались русским человеком в то время как наказание за грехи, поэтому у него сложилось своего рода мистическое отношение к действительности, на основе которого возникла психология исихазма, установка на катарсис, молчаливое «очищение сердца» слезами.
Социоцентристский характер русского общества определял и отношение людей друг к другу. Основу этого отношения составляла антиличностная социальная установка и замещение понятия свободы в русском культурном архетипе понятием воли, которые блокировали всякую индивидуальность и «незапрограммированную» активность отдельных людей.
Наличие в русском культурном архетипе антиличностной установки («все как один») порождало запретительный тип агрессивного антииндивидуализма, основу которого составляли корпоративная зависть и принцип уравнительной справедливости.
В русском культурном архетипе стремление «быть как все» трансформировалось в проблему «быть не хуже других», которая, с одной стороны, порождала завистливо неприязненное отношение к «высунувшемуся» собрату, к тем, кто «выше», и, соответственно, стремление сделать их «как все». С другой стороны, — сострадание к тем, кто «ниже» и стремление помочь им подняться до уровня «как все». В этом смысле русский стереотип «быть не хуже» резко отличался от западного, где «быть не хуже» порождал такую морально-психологическую установку поведения, которая ориентировала личность на то, чтобы стать лучше, выше преуспевающего соседа, что требовало прежде всего мобилизации собственного индивидуального потенциала.
Однако в процессе социализации человек не только овладевает общепринятой системой норм, ценностей и стереотипов поведения, но и осуществляет становление собственного «Я» как единичной, отдельной и особой сущности. Эту потребность в самореализации можно рассматривать в качестве другого человеческого стремления — «быть личностью».
Сформировавшееся в ходе цивилизованной трансформации в XIV-XVII вв. западноевропейское общество было антропоцентристским, основу его составили либеральные ценностные ориентации. В фокусе либерального мироощущения находится человек, его неповторимая и уникальная судьба, частная «земная» жизнь.
Либерализм — это ощущение личной свободы и личной ответственности, расчет на собственные действия и собственную судьбу. Идеалом либерализма выступает человек-личность, гражданин, который жить не может без гражданских прав и свобод, прежде всего права собственности и права индивидуального выбора, то есть права на самого себя.
Поэтому, если в русском культурном архетипе преобладает стремление «быть как все», то в западноевропейском — «быть личностью».
Стремление «быть личностью» является не только достоянием новоевропейской культуры, стержнем которой выступает радикальное понимание личности с присущей ей индивидуальной свободой и ответственностью. Стремление к личной самооопределенности присуще и человеку социоцентристского общества, но это порождает в нем внутренний конфликт между предопределенностью и свободой. Формами разрешения этого конфликта в русском культурном архетипе становятся «уход в пустынь» или «юродство в миру».
В житейском представлении юродство непременно связано с душевным или телесным убожеством. Это — заблуждение: есть, действительно, юродство природное, а есть добровольное, «Христа ради», и тогда юродство — это пребывание «в подвиге».
Среди юродивых были не только душевно здоровые, но и достаточно образованные люди. Среди такого рода юродивых было много выходцев из церковной среды. Поэтому юродство в России приобретало зачастую черты ярко выраженного интеллектуального критицизма.
Юродство имеет две стороны — пассивную и активную. Первая сторона, обращенная на самого юродивого, предполагала аскетическое самоуничижение, мнимое безумие, оскорбление и умерщвление плоти. Активная сторона юродства требовала «ругаться миру», то есть жить среди людей и обличать пороки и грехи сильных и слабых, не обращая внимания на общественные нормы приличия.