САМЬЯМА

 

Но раньше райской синевы вникай в кромешные виденья, затем что этой злой главы главнейший смысл — предупрежденье.

Даниил Андреев

 

В «Таттва-Вайшаради», одном из наиболее известных комментариев на «Йога-сутры», созданном в девятом веке нашей эры, его автор Вачаспати Мишра, говорит: «Самьяма есть совокупность методов работы с сознанием, включающая дхарана (концентрацию), дхьяну (созерцание) и сосредоточение (самадхи). Эти три суть средства реализации паранормальных способностей...» («К.Й», с.231,1.1).

Самьяма (иногда можно встретить саньяма) — общее название трёх завершающих этапов развития внутрипсихической коммуникации, которые включает Раджа-йога Патанджали, они являются так называемыми «внутренними средствами» постижения истины, или Антаранга-йогой (Дословный перевод термина «самьяма» — «совместное движение», «повозка» которая, как известно, состоит из смонтированных в определённом порядке и функционирующих совместно частей. Подобно этому самьяма также есть жёсткая последовательность внутрипсихических событий).

Рассмотрим шестую ангу в последовательности Раджа-йоги или первый шаг самьямы, который имеет название Дхарана, или концентрация. Вначале — определения первоисточников.

«Концентрация есть фиксация сознания на определённом месте» («К.Й.», с.147,1).

«Когда тело закалено асанами, а ум очищен огнём пранаямы, чувства обузданы пратьяхарой, садхака (ученик) достигает шестой ступени... Здесь он сосредотачивается целиком на одном объекте или задаче, в которую полностью погружен. Чтобы достичь этого состояния, ум должен быть успокоен» («Прояснение йоги», с.41, в дальнейшем — «П.Й.»).

«Дхарана — фиксирование ума (читты) на определённой точке» («И.Ф.», 2, с.315).

Один из основателей махаянской школы «Йогачаров» (она же «Виджнянавада» — буквально «учение йоги» — одна из школ позднего буддизма, IV век н.э.) Асанга сформулировал так: «Что такое внимание или концентрация? Это способность удержания сознания на определённом объекте так, чтобы оно не отклонялось в сторону».

«Созерцание (дхьяна) есть сфокусированность однородных состояний сознания на этом месте» («К.Й.», с.147, 2).

«Автор (Патанджали) определяет дхьяну как то, что должно быть реализовано с помощью концентрации. Однородность потока (сознания) определяет однонаправленность» («К.Й.», с.232).

«Дхьяна является заключительным состоянием равномерного потока, которому не мешают другие. Это — созерцание» («И.Ф.», 315).

«Как вода принимает очертания сосуда, так и ум, созерцая объект, принимает форму этого объекта. Переливая масло из одного сосуда в другой, можно наблюдать непрерывно льющуюся струю. Когда струя сосредоточения непрерывна, возникает состояние дхьяны» («П.Й.», с.44).

Последняя стадия восьмиступенной Раджа-йоги Патанджали называется самадхи.

«Самадхи — это состояние, которое предшествует достижению освобождения. Так как йога настаивает на достижении освобождения через самадхи, она определяется как самадхи. Это состояние экстаза, в котором связь с внешним миром нарушается. Это — цель дисциплины йоги. Степенями сосредоточения, или самадхи, являются: сампраджнята, или сознание, и асампраджнята, или сверхсознание. В первой сознание остаётся созерцанием объекта. В нём достигается единство между познающим и познаваемым, в котором познающий познаёт объект потому, что он им и является. Мысль и объект мысли составляют одно и то же. Различные названия относятся к различным оттенкам, которые принимают формы сампраджнята самадхи, такие, как савитарка, савичара, сананда и сасмита» («И.Ф.», с.316-317).

«Самадхи — это завершение исканий садхаки (ученика йоги). На вершине медитации садхака переходит в состояние самадхи...» («П.Й.», с.45).

«Самадхи, пока оно сохраняется, представляет не простое воспринимаемое постоянство. Напротив, это последовательность внутренних состояний, которые становятся всё более и более простыми, пока не завершаются в бессознательности. Асампраджнята самадхи — это сосредоточение, не имеющее формы мысли, хотя скрытые впечатления могут и оставаться («Приближается звёздная вечность, рассыпается пылью гранит, бесконечность, одна бесконечность в леденеющем мире звенит»).

Самадхи является состоянием, которого лишь немногие могут достигнуть, и в котором почти никто не может пребывать длительное время, так как соблазны жизни разрушают его. Поэтому говорят, что это конечное освобождение невозможно до тех пор, пока живёт тело» («И.Ф.», 2, с.318-319).

«Когда прана и манас (ум) поглощаются и достигается равновесие — это и есть самадхи» («Путь Шивы», с.62, «Х.П.», 4.6).

Сампраджнята самадхи традиционно насчитывает четыре фазы:

— «умозрительная» — савитарка;

— «неумозрительная» — нирвитарка (сананда у Радхакришнана);

— «рефлексивная» — савичара;

— «нерефлексивная» — нирвичара (сасмита — там же, И.Ф. т.2).

Все вышеперечисленные виды совокупно именуются биджа или саламба самадхи (с «зерном» или «поддержкой», «опорой»).

Савитарка — это прямое, непосредственное восприятие реальных объектов или, например, визуализация Бога.

Нирвитарка — когда сознание, оставив собственную форму, приобретает форму объекта.

Савичара — здесь имеет место прямое познание тонкого аспекта материи.

Нирвичара — когда мысль отождествляет себя с сущностью объекта, не «производя» при этом «чувств».

Асампраджнята самадхи не слишком вразумительно объясняется текстами как две последующие фазы изменения сознания:

— ананданугата — переживание блаженства;

— асмитанугата — отражение зеркалом интеллекта одной только собственной сущности. Иногда эту фазу называют дхармамегха-самадхи, и Вьяса пишет в своей «Бхашье» что в этом состоянии йогин реализует абсолютное освобождение — «кайвалья» — полное интуитивное понимание бытия. В то же время Мадхава считает, что это не есть несуществование, но экстаз переживания тотальной пустоты без сенсорного содержания или интеллектуальной структуры, в нём нет того, что обычно называют опытом, но только «откровение». При этом йог становится «дживанмуктой», освободившимся при жизни, «мёртвый посреди живого» — это и есть слияние со всем бытием, когда исчезает желание и возможность какого-либо действия.

Итак, сознательное сосредоточение всегда имеет объект, бессознательное последним не располагает, — так утверждают тексты. Йога сознания продолжается или дополняется йогой бессознательного, то есть внесознательным сосредоточением, которое продолжает начатый процесс на основе сформированного ранее намерения. При асампраджнята самадхи развёртывание сознания останавливается, и его дальнейшая трансформация, если даже она возможна, не есть предмет человеческого опыта.

«Остановка или прекращение — ниродхо... это не нарушаемая отчёливость (ясность) знания и высшее бесстрастие» («К.Й.», с.234, 9.4).

«Прекращение функционирования сознания есть бессознательное состояние психики. Самадхи, сатори или аналогичные «состояния просветления» могут представлять собой результат переключения в сторону доминирования правого полушария. Таким образом, медитативная практика представляет собой метод временного ограничения левополушарного когнитивного модуса (устранение текущего преобладания активности левого полушария)» («Ф.А.Й.», с.117).

Опять же, всё связанное с психикой человека обладает неимоверной сложностью и неоднозначностью. Например, Олдос Хаксли располагал личным способом погружения в медитативное состояние, которое он называл «глубокой рефлексией», характеризуя его как ощущение пустоты без времени и пространства, в котором пребываешь в спокойном ожидании. Но Хаксли входил в это состояние для того, чтобы в нём осуществлялась спонтанная и очень интенсивная мыслительная деятельность с вполне определённым результатом, в то время как целью традиционной йоги было простое присутствие в неориентированной пустоте, вызывающее переживание блаженства.

Итак, если Хатха-йога даёт человеку шанс более совершенного приспособления ко внешнему миру путём изменения качества телесной материи, то начальная цель самьямы — адаптация личности к внутреннему миру психики, который обычно от неё скрыт. Психика оптимизируется только посредством «наведения мостов» между личностью и её бессознательным, то есть последние стадии йоги являются сугубо внутри-психической коммуникацией, в процессе которой субъекта может «замкнуть» либо нет с тем, что называется архетипическим (сетью или полем). Контакт сознания с собственным телом, который налаживается в практике асан, не что иное, как предварительная, в определённой степени тренировочная стадия этой работы, которая тем не менее даёт автономные и важнейшие следствия, а также возможность для того, чтобы высшие этапы Раджа-йоги могли стать реальностью.

Когда в основном разрешены «мирские» жизненные задачи, у некоторых людей появляются дополнительные познавательные потребности, необходимым и насущным делом становится поиск какого-то иного, более глобального смысла существования. Юнг утверждает, что он заключается в построении целостной личности, и это есть не что иное, как подготовка к смерти, которая столь же важна, как и рождение, являясь возвращением к природе, всеобъемлющей и не проявленной в формах. Но поскольку в мире феноменов человек представлен трояко, то материальное возвращение в природу — это распад тела на составляющие вещества. Участок же поля коллективного бессознательного, который был «занят» данной личностью, свёртывается и исчезает или, напротив, вливается в некую запредельную целостность, о чём мы можем сегодня только догадываться.

Абрахам Маслоу считает: «...Принадлежность к роду человеческому... даёт человеку право (но не обязанность) стать дочеловеченным, то есть актуализировать все возможные человеческие потенции. Человечность как принадлежность к человечеству должна определяться не только в терминах бытия, но и в терминах становления. Мало родиться человеком, нужно стать им» («Мотивация и личность», с.22.).

Почему людей вообще притягивают такие вещи, как йога? Опять же у Маслоу находим: «Многие психологи гуманистического и экзистенциального направлений придерживаются мнения... что полное удовлетворение базовых потребностей не может автоматически разрешить проблемы идентичности, построения ценностной системы, жизненного предназначения, смысла жизни» (там же, с.123).

Конечно, и он, и Юнг правы. Человеку свойственно стремиться к чему-то большему, чем то, что он есть. Ему нужна какая-то объединяющая, не конкретная, не материальная цель жизни, которая придаёт бытию удовлетворяющий человека смысл. У Экзюпери в «Цитадели» это образ собора, но можно сказать и так:

«И снится мне другая душа, в другой одежде, горит, перебегая от робости к надежде, огнём, как спирт, без тени уходит по земле, на память гроздь сирени оставив на столе».

Обнаружить такую цель или хотя бы определить последовательность действий, ведущих к ситуации, когда твоя цель сама тебя найдёт — в состоянии только завершённая личность.

Юнг совершенно объективен, говоря об источнике проблем у субъекта западной модификации: «В психике современного человека сознательная сфера гипертрофированна; соответственно, подавленная, словно перекрытая со всех сторон плотинами область бессознательного грозит в любой момент прорвать препятствие и затопить сознательный разум. Вот почему потребность в том, чтобы интегрировать бессознательное в целостную психическую субстанцию, сделалась специфически западной и современной проблемой, имеющей ключевое значение не только для индивидов, но и для целых народов. Что же касается людей Востока, и, вероятно, африканцев, то у них мы наблюдаем совершенно иное соотношение между сознанием и бессознательным» («Дух и жизнь», с.469).

Чем дольше и сильнее вынужденная концентрация и направленность сознания, тем сильнее разобщённость с бессознательным. У невротиков «Перегородка» между ними обладает большей чем обычно проницаемостью, и следствием этого является болезненная утрата адаптации. Психика цивилизованного человека по большому счёту перестала быть саморегулирующейся системой. Вот почему Данте говорит в своей бессмертной поэме: «Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу...»

Почему же «сумрачный лес»? Да потому, что бодрствующее сознание оказалось в экзистенциальном тупике полного благополучия и одновременной потери видимого смысла: «Да, я ещё живу. Но что мне в том, когда я больше не имею власти соединить в сознании своём прекрасного разрозненные части...»

Только один способ сознательного бытия — вынужденно и жёстко детерминированное внешним миром бодрствование — даже после успешного решения частных проблем оказался недостаточным для счастья человеческого.

В книге средневековых китайских афоризмов «Вкус корней» (17 век) сказано: «Когда мысли разбросаны, надо знать, как собрать их воедино. Когда мысли сошлись в одной точке, надо знать, как их рассеять. Если не уметь этого, то даже если одолеть омрачённость, в сердце поселится беспокойство».

Здесь заметна параллель с Юнгом, утверждавшим: постоянное преобладание логического ума, который без конца перемалывает поток внешних впечатлений сознания — это как полёт с одним крылом, долго он невозможен, рано или поздно сорвёшься в «штопор».

«Главный здесь — я» — так незатейливо называлась в девяносто седьмом году (а может, называется и теперь) серия передач дирекции развлекательно-музыкальных программ ВГТРК на Урале, в которых речь шла о широко известном в Екатеринбурге и окрестностях «духовном» движении «Радостея».

Если присмотреться повнимательней, то помимо стремления к неосознанному уходу от трудно переносимого сегодня социального давления, популярность таких движений и сама возможность их возникновения заключается в мучительной тяге старшего и среднего поколения к въевшемуся в плоть и кровь коллективизму. Люди остро нуждаются в хотя бы временном раскрепощении сознания, которое жёстко, однозначно и беспощадно сведено к определённому кругу забот при необходимости физического выживания в новых экономических условиях и полном наплевательстве на проблемы души со стороны государства.

Сегодня уже нельзя пребывать в привычной социалистической расхлябанности и расслабленности, когда никто не умирает с голоду, при желании всю жизнь оставаясь бездельником. Большая часть населения была морально развращена советской властью — народ делал вид что работает, а государство прикидывалось, что ему за это платит, и обе стороны это устраивало. Сегодня же к чисто западному дисбалансу психики, преобладанию модуса бодрствующего сознания, добавлено разрушительное по величине повышение его напряжённости, а также непривычный для людей фактор — разобщение.

Поскольку де-факто коллективизм приказал долго жить, вполне объяснима сегодняшняя тенденция к стихийному возникновению множества школ, систем и учений, которые прежде всего дают возможность собираться вместе, как это всегда было раньше, причём не для пустого времяпрепровождения, но как бы ради некого «высокого смысла».

Получая от самозванных «духовных» лидеров весьма своеобразно ориентированную психологическую разгрузку, люди выполняют некое предлагаемое действо, которое кроме всего прочего позволяет им как прежде уважать себя. Что, например, декларирует та же «Радостея»? Совместное переживание мира, покоя, однозначно ритуальные, магические действия, базирующиеся на квазинаучной основе. Предлагаются простые объяснения, очень быстро всем вместе становится очень хорошо. И главное – ни грамма какого-либо смысла! Бывший астрофизик Евдокия Марченко с помощью духовного суррогата даёт людям возможность на какое-то время разгрузить мозги, закипающие от непривычной работы на выживание, вернуть чувство локтя и необходимые позитивные эмоции.

Сознание людей требует расслабления, утешения, и это осуществляется коллективными песнопениями и высокопарной проповедью, не обладающей каким-либо полезным содержанием. Это просто хорошо срежиссированная коллективная компенсация душевного и психического дисбаланса оставленной государством на произвол судьбы человеческой массы, называемой народом.

Однако режиссёр и постановщик данного спектакля имеет в этом свой чёткий интерес, разгрузка умело направляется, формы осуществления компенсации однозначно ведут к приобретению зависимости от системы и её основателей, что и является главной целью родоначальников любых подобных «школ духовности» — как бы они от этого не открещивались. Это обычная процедура промывания мозгов, где вовсе не важно, что делается, главное — как и зачем.

При постоянном психическом перенапряжении, вызванном внешними обстоятельствами, для человека характерно с чьей-то психологически грамотной подачи, отождествляя себя и своё окружение со «светлым и духовным», проецировать собирательный образ зла на тех, кто к данной группе не принадлежит. Если в программу «движения» заложено чувство превосходства над прочими, не приобщёнными, что бывает очень часто, поскольку людей заведомо обманывают, то мы видим зарождение новой и как всегда «самой истинной» и правильной религиозной секты.

С точки зрения психотерапии временное оглупление может быть и оправдано, но не лишним будет вспомнить, что в начале века примерно так же действовали в своих подпольных кружках русские марксисты, «просвещая» рабочих. Ниспровергателям «отжившего» нужно было — с дальним прицелом — вместить очень большой мир в очень маленькие головы, для чего требовались максимальные упрощения. Информация, препарированная таким образом, разжигала низменные эмоции, и обманутые искусной демагогией люди действовали с бескорыстным и беспримерным энтузиазмом, отдавая свою жизнь достижению целей, известных и полезных только кукловодам.

Главный козырь большевистской информации — простота объяснений, как бы подтверждаемая неоспоримой наглядностью: ведь есть угнетатели и угнетённые, это очевидно. Отобрать, разделить (сопротивляющихся — к ногтю!) — всем будет хорошо, сразу наступит светлое будущее. Формированием подобного мировоззрения большевистские проповедники никак не гармонизировали бытие и состояние людей, на которых они плевать хотели, а напротив — закладывали в них жёсткую программу определённых действий, которые привели к известному всем результату. Основатели «Радостей» пока что ориентируют своё окружение на слепую веру в учение и личную преданность его создателям, но это только пока.

Казалось бы, население бывшего Советского Союза в массе своей является достаточно образованным, смешно и дико, когда «технари», доктора наук благостно внимают наукообразной белиберде Евдокии Марченко о «наборе струн по цветам» и «зонах реакции на лике». Чем её «сгустковод» принципиально отличается от «империла» Елены Рерих? Да никакого различия, разве пока ещё сравнительно скуден объём «теоретической части», меньшее количество бессмыслицы и покамест достаточно скромный уровень притязаний бреда величия.

Рерихи разрабатывали и ревниво оберегали золотую жилу Востока вообще и йоги в частности со всемирным размахом. У Евдокии Марченко пока, как говорили когда-то на старом Урале: «Щи пожиже, завод пониже, двор поуже, народ похуже» — скорбное подобие рериховского замаха, но направление то же самое. Вся её «высокая» терминология, сентиментальность и жонглирование блестящими словами — не что иное как отвлекающие внимание приёмы фокусника, который, выражаясь современным новоязом, элементарно «вешает лапшу на уши», «окучивая» людские головы.

Сегодня «Радостея» выглядит безобидной, стараясь всем понравиться. Но логика развития в таких случаях, как правило, отрицательна. Цель лидеров подобных движений не дать что-то людям, а по возможности даром получить от них всё, что возможно. По мере набора сектой массовости и силы у её основателей усиливается жажда власти, откровенная нацеленность на материальную выгоду, реализация своих стремлений в рабском почитании со стороны окружающих.

Уже сейчас достаточно большое количество людей, втянутых в «Радостею», отказываясь от своей предыдущей «несовершенной жизни» с её типичными проблемами, беспрестанно курсирует следом за Евдокией Марченко в бесконечном калейдоскопе её «школ», семинаров и мероприятий. Теперь они оказались во власти другой проблемы: где взять деньги на «совершенствование», которое не имеет предела? Кроме того, постоянное вычитывание ритмов отбирает массу времени и блокирует необходимую по жизни оперативность мышления, значительно понижая при этом его качество. Реальные действия по решению насущных задач заменены по сути магическими, иллюзорными. Что же до первоначальной вдохновенности адептов «Радостеи», то вскоре многие из них начинают замечать: есть что-то жутко фальшивое в этих бесконечных песнопениях и эйфории. Затем прозревшие по-тихому отчаливают в сторону, вовремя унося ноги, но молва о чудотворице Евдокии уже пошла но Руси Великой, и не быть святому местy пустым. «Движение» развивается, и в скором времени человечество, без сомнения, будет осчастливлено «духовными трудами» Евдокии Марченко в печатном виде (что и произошло во второй половине девяносто девятого года: в «Книжном обозрении», как из ведра, посыпались объявления о выходе в свет целой серии «духовных» опусов Е. Марченко, включая её поэтические «шедевры»).

Психика русского человека после краха социализма является в высшей степени неуравновешенной системой, которая склонна к «самоповреждению в ходе функционирования» (Юнг, «Дух и жизнь», с.27). Кроме того, существует опасность подмены необходимого каждому личного труда самопознания новой волной сермяжной православной религиозности, которая упорно навязывается гражданам России. К сожалению, в нашей стране исторически сложилась печальная традиция, согласно которой народу всегда необходим, как воздух, и привычен либо «отец родной», либо традиционная церковь, на свой лад гарантирующая светлое будущее, правда, не здесь (святые отцы гораздо умнее Никиты Хрущёва), но в раю, для чего, опять же надо неопределённо долго терпеть и верить. Независимость мышления отдельной личности и самостоятельный выбор духовного пути русской Православной церковью категорически не приветствуется.

Йогический способ интроспекции, называемый самьямой, с одной стороны, есть метод индивидуального духовного развития или самопознания, с другой — спектр средств и способов исцеления души, нервной системы и психики в целом. Он подразумевает личное развитие без посредников, которые всегда стремятся к материальному симбиозу со своими духовными «овцами», подобно тому, как это делает лиана, впивающаяся в дерево. В итоге последняя вытягивает столько соков, что дереву становится уже не до роста к солнцу — выжить бы хоть как-нибудь. В том и смысл йоги вообще и самьямы в частности, что духовная трансформация происходит в человеке автономно, а не с чьей-то, как правило, весьма небескорыстной подачи.

Ларошфуко сказал когда-то: «Слабость характера — это единственный недостаток, который невозможно исправить». «Мокшадхарма» характеризует метод йоги так: «Сильный зверь разрывает сети и уходит, слабый — в них запутывается и гибнет». Здесь имеется в виду, что человек, взыскующий смысла, должен быть крайне упорным и систематичным в этом своём намерении. И, добавлю, иметь мозги, обладая твёрдым здравым смыслом при нормальном уровне критичности.

Конечно, мы должны с неизбежностью опираться на уже имеющийся в этом деле чей-то опыт, в том числе исторический, но весь ужас ситуации заключается в том, что повторить чужой путь духовного развития невозможно даже в приблизительном варианте. Как говорили Отцы церкви, если ты заснул Петром, то не проснёшься Павлом. То же самое можно сказать и о всех достигших самореализации: в очень редких случаях бывают пути схожие, но никогда нет одинаковых. Крайне важно понимать это различие: насколько необходимо творчески освоить и умело использовать чужой опыт, настолько же бессмысленно пытаться его воспроизвести (это относится и к духовному, и к телесному развитию). Использовать — значит интерпретировать информацию применительно к своим личностным особенностям так, чтобы она могла служить источником твоего эффективного действия и, соответственно, результата.

Исключено также, чтобы кто-то взял тебя за руку и привёл к цели, путешествовать по дорогам самопознания приходится только в одиночку. У Данте был Вергилий, но что скрыто за этим образом? Вергилий — это символ, внутренний проводник, ищущая часть себя самого, которая является мобильной, способной к самообучению в процессе действия.

К Богу толпой не приходят, это знали уже Отцы Церкви. Поэтому они индивидуально применяли сложнейшее типовое средство — Иисусову молитву, однако сам доступ к нему был и остаётся слишком жёстко ограниченным в силу ряда предварительных требований, которые несовместимы с сохранением обычного жизненного статуса. Кроме того, далеко не все склонны к фанатичной религиозной вере.

Правильно понятая и освоенная технология древней йоги сегодня — это искусство эволюционного личностного развития без крайностей, совместимое с активным функционированием в социуме. Это выработка устойчивого психосоматического равновесия в процессе спонтанного духовного развития, который не определим и не ограничен по времени, покуда человек жив.

В своей практической части — при работе с сознанием и телом — йога едина и неделима. Она опирается на эволюционно сложившуюся за многие тысячелетия эмпирику, на типовое устройство человеческого тела, психики и законы их функционирования.

Классическая йога — универсальная технология реализации заложенного в личности потенциала. Поразительно, но это так: любой человек посредством единого метода йоги может получить именно то, в чём нуждается. С помощью одного и того же каждый получает разное, и оно оказывается как раз тем, что необходимо именно данному субъекту. Скорее всего за это удивительное свойство йога была бережно сохранена в веках, как некое волшебство, панацея для тела и души. Вследствие необходимости бесконечного терпения и ювелирной работы при освоении этот метод самопознания получил статус искусства, которое не может быть описано и тем более передано на «фене» духовных люмпенов нашего времени, таких как «Радостея», «Живая этика» либо «традиция единения». Данная универсальная технология должна быть лично понята и усвоена, но для этого её суть должна быть грамотно объяснена начинающему тем, кто обладает большим личным опытом.

Не претендуя ни на что, но будучи человеком, посвятившим практической йоге большую часть своей жизни, я хочу обратиться к старинному определению: «Учитель не тот, кто сохранил других, а тот, кто с помощью других сумел сохранить себя». Есть ещё такое определение: «Изменить себя, не изменяя себе». Тот факт, что кто-то стал называть тебя учителем, не должен оказывать влияния ни на твоё самосознание, ни на поведение, за исключением, пожалуй, непреходящего чувства ответственности.

Существует притча о том, что у великого суфия Джелаладдина Руми был наставник, известный всему восточному миру той эпохи. Однажды некий любопытствующий подобострастно спросил его: «Великий шейх, правда ли, что вам нет равных во всей Поднебесной?» Мудрец удивился: «А тебе-то что?» Снова последовал вопрос: «Но как сами-то вы относитесь к своему величию?» Шейх удивился ещё сильнее: «А мне-то что?!»

Японцы говорят, что существует два типа учителей: одни учат, у других учатся, и первые слишком часто оказываются так называемыми теоретиками, которые знают всё о предмете, но не владеют им в реальном применении.

Сегодня йога является областью жгучего интереса громадного множества разношёрстного люда, это ищущие смысл жизни, одинокие, потерянные, неуравновешенные, беспокойные, не нашедшие себя, потерпевшие жизненный крах, больные, которым не в силах помочь медицина, и так далее. Достойно большого сожаления, что болезненный интерес к йоге зачастую проявляют люди с психическими отклонениями. О них можно лишь сказать словами толкования «И-цзин»: «Пути не будет».

Йогу не отнести к чистой абстракции, чтоб хотя бы попробовать овладеть этим искусством личность должна удовлетворительно состояться во внешнем мире. Тот, кто в жизни остался «ничем», никогда не станет «всем» на внутреннем театре духовной трансформации.

Яшомитра, легендарный мудрец и философ древней Индии, утверждал: «Всё содержание сознания есть контакт». Взаимодействие личности с внешним миром всегда происходит в социуме, но коммуникация с бессознательной частью собственной психики может быть осуществлена сознанием только единолично («Телесный свой состав смешав в земную твердь и я, как тот слепец, ощупываю смерть: где нежный центр её и где её граница?» ).

«Углубление и расширение сознания через обогащение его содержанием сферы бессознательного есть „просветление“» (Юнг, «Дух и жизнь», с.518). Но одновременно такое расширение — во время его процесса — означает потерю имеющейся стабильности, — какой бы она не была — и содержит в себе элементы кризиса.

«Бхагавадгита» утверждает, что йога — это равновесие. Самопознание, самореализация, индивидуация (по Юнгу), достижение не двойственности, самадхи, сатори — с точки зрения самоизменения психической структуры всё это обозначает примерно одно и то же. С той лишь разницей, что достижение начального уравновешения — определённого уровня личной целостности — есть условие состоятельности дальнейшего процесса самопознания, где абсолютно необходим компетентный учитель либо, на худой конец, очень качественная информация. Не мешало бы располагать и достоверными описаниями переживаний подобного рода.

Последовательность движения в глубину психики всегда начинается с налаживания контакта с личным бессознательным, выявления и обезвреживания скрытых в нём проблем. Бывают случаи, когда подобное развитие событий недопустимо, потому что осознание человеком характера вытесненного материала с большой вероятностью приведёт к необратимому разрушению личности. При этом грамотный наставник должен, исходя из особенностей ученика (или пациента), определить подобную ситуацию заранее и предоставить в его распоряжение такой способ аннигиляции взрывоопасного бессознательного материала, который бы вообще не затрагивал сознание. Самым безопасным и гарантированным путём в этом плане всегда является длительная и качественная практика Хатха-йоги.

Прежде чем обратиться непосредственно к топологии самьямы, следует определить само понятие «медитация». Тех, кто предпочитает чисто академический подход, я переадресую к работам «Реальность нереального» (В.В. Налимов) и «Религии мира. Опыт запредельного» (Е.А. Торчинов).

Для народа, замороченного бешеным обилием эзотерики, термин «медитация» сегодня сродни понятию «закрома родины» — никто и в глаза не видел, что это такое. По моему, «медитация» — не слишком удачное обозначение для изменённых состояний сознания. На самом деле существуют конкретные техники, приёмы, алгоритмы действий. Скажем, в Тантре — это «Чидакашадхарана», «Аджапа-джапа», «Таттва-шуддхи», «Йога-нидра», «Нада-йога» и т.д. В буддизме — «випассана» на дыхании, движении. В классической йоге — самьяма на внешних либо внутренних объектах.

В 1972 году некто Гоулман выпустил книгу, где классифицированы различные техники медитации, их описано около ста тридцати, причём опирался автор на один только буддийский источник пятого века нашей эры — «Вишуддхамага».

В начальных стадиях освоения любой психотехники практикующему прежде всего должны быть привиты навыки глубокой мышечной и ментальной релаксации, лишь на её основе возникает спонтанная концентрация внимания. Отмечается, что такой концентрации предшествует остановка внутреннего диалога и способность сохранять молчание ума.

Любая медитация есть выход в изменённое состояние сознания (что только частично соответствует смещению точки сборки у Кастанеды). Сегодня известно, что подобные состояния могут иметь место при любых экстраординарных условиях, влияющих на психосоматику, например — подъём на большие высоты, спуск под воду, экстремальные физические нагрузки, эмоциональные удары, травмы, интоксикации и т.д. Медитация отличается от прочих ИСС (изменённых состояний сознания) тем, что это не случайный, а преднамеренный, тщательно организованный и управляемый процесс взаимодействия сознания с бессознательным, а если говорить точнее — наоборот.

«Медитация — хорошо отработанный метод созерцания, позволяющий входить в изменённое состояние сознания, не утрачивая при этом сбалансированности психики». Иными словами, дело не в том, что именно человек в медитации «увидел», пережил или почувствовал, а как его разум сумел приспособиться к пережитому, то есть ассимилировать пережитое.

При всём своём кажущемся многообразии медитативные практики, как известно, делятся на две основные группы, которые отличаются по способу перестройки сознания — концентрация или инсайт, путь «единого» или «ничто».

«Единое» в данном случае — это самадхи, способ достижения которого представлен классической Раджа-йогой Патанджали. Это полное слияние сознания и ума с объектом медитации и последующий выход за его пределы, когда бессознательное сосредоточение продолжается автоматически и ведёт к состоянию «джняна» — сверхсознанию.

Путь «ничто» — это достижение нирваны через инсайт, при этом ум наблюдает свою собственную деятельность, отслеживая её модификации вплоть до полного их затухания. Ф.И. Щербатской считает термин «нирвана» синонимом слова «уничтожение».

Есть третий метод, который как бы объединяет обе древние традиции, — это буддийская «випассана». Здесь практика начинается с концентрации, но переходит в инсайт, одно усиливает другое, в итоге достигается нирваническое состояние.

Классически медитация определяется как простое присутствие, безличная регистрация происходящего, например Веданта даёт замечательную формулу: «Ом шакшин ахам» , что буквально переводится как «Я- свидетель». По сути дела самопознание, хотя оно и подразделяется на три направления, является единым.

Когда-то Петрарка в поисках смысла жизни и спасаясь от неразделённой любви отправился на поиски загадочной страны Туле. После возвращения он сказал, что можно было бы и не ездить, потому что такое путешествие за смыслом не есть передвижение в реальном мире.

Знаменитая «Божественная комедия» Данте показывает начальные условия возникновения потребности в подобной интроспекции, когда человек оказывается перед необходимостью разобраться в самом себе.

В своей «Психологической топологии пути» и ранее вышедших «Лекциях о Прусте» Мераб Мамардашвили блестяще интерпретирует дантовскую символику, но поскольку символ всегда есть инвариант, то и Данте, и величайший философ нашего времени, говоря о глубинном смысле пути познания, безусловно, подразумевают и классическую йогу, поскольку, как известно, путь может быть начат в любой точке и конечный пункт — истина — если соблюдены необходимые и достаточные условия, не зависит от способа следования.

Итак, на дверях дантовского Ада была надпись «Оставь надежду, всяк сюда входящий», и перед тем как войти Вергилий обратился к Данте со словами: «Здесь страх не должен подавать совета».

Юнг отмечает (и доподлинно известно тем, кто успешно практикует медитацию), что большинство людей панически боятся собственного бессознательного. С древнейших времён и до сих пор оно инстинктивно считается областью табу. Требование отсутствия страха в процессе внутреннего самопознания — это безусловная необходимость быть мужественным. Залог мужества — удаление чувства самосохранения, отказ на время практики от всякой надежды на позитивный результат своих действий и благоприятный исход самой попытки совершенствования. «Бхагавадгита» настаивает на том, что подлинно благотворные плоды приносит только незаинтересованная работа, что подчёркивает безличный характер процесса медитации в текущем процессе его осуществления.

М. Мамардашвили (ММ) отметил существование двух психологических механизмов, которые напрочь перекрывают саму возможность самопознания. Первый – это лень, которая проявляется в стремлении перенести что-то на завтра, не делать самому или понять умом, не участвуя в этом лично. Всё это несовместимо с практикой йоги, которую кратко можно характеризовать так: только лично, каждый день заново, каждый раз «от и до». Если кто-то думает, что после великолепной вчерашней практики сегодня можно стараться поменьше, он фундаментально ошибается. Это то же самое, что сказать себе: я уже хорошо вчера подышал, сегодня можно и отдохнуть.

С точки зрения полной и окончательной самореализации йога — это вся жизнь, и меньшую цену за самопознание в таком маштабе не платят. Йога — это то, что ты должен делать сейчас и здесь, потому что «вчера» уже нет, а «завтра» ещё не наступило.

Второе препятствие к самопознанию — надежда. Суть её в том, что человек надеется стать лучше, реально ничего не предпринимая. Поэтому начальным условием освоения йоги является отказ от надежды: нечего ожидать и не на что рассчитывать по одной простой причине: в этом тяжёлом мире никто никогда никому ничего не должен, поэтому всё необходимое приходится делать только самому. Такой отказ опять-таки связан со страхом, в частности узнать о себе нечто такое, что никогда не осознавалось ранее, увидеть свою «изнанку», «обратную сторону луны».

Для многих самопознание является весьма неприятной процедурой ещё и потому, что при этом приходится расставаться с образом идеального и любимого себя, со всеми возвышенными представлениями о собственной личности. Именно такого расставания, как отмечал ММ, человек хронически избегает.

Вообще интроспекция — всегда до некоторой степени печальное занятие. Всякий, кто преодолеет в медитации препятствие страха, получает возможность встретиться с самим собой без прикрас, а это одна из самых неприятных встреч в жизни человека. Недаром сказал Шпаликов: «Путешествие в обратно я бы запретил, и прошу тебя, как брата, — душу не мути...»

Когда Вергилий выманивает из бездны Гериона, чудовище, которое является символом обмана, он говорит: «Мы истину, похожую на ложь, должны хранить сомкнутыми устами» В данном случае истина — это заблуждение, неправильно оценённая информация, которая предстанет перед нами в ином свете после перестройки структуры восприятия.

Обозримая бодрствующим сознанием и доступная ему часть истины, — действительной картины мира, — которая была неясной и неверно трактовалась, поскольку была представлена лишь фрагментарно, при расширении её границ (посредством налаживания коммуникации с бессознательным) постепенно приобретает полноту. Таким образом, то, что ранее принималось за действительность, этот скудный информационный фрагмент был заблуждением, иллюзией, проистекающей от неполноты знания и его ослепления эмоциями. Конечно, абсурдной является надежда на то, что достигшая самореализации личность воспримет мир объективно и полностью, однако приближение к объективности будет неизмеримо превышать степень обычного человеческого незнания.

Итак, при расширении информационной базы сознания посредством налаживания контакта с глубинными слоями психики процесс является обоюдоострым. С одной стороны, в том что касается личности, теряется иллюзорная целостность и наступает подлинное понимание, с помощью же осуществления дальнейшего процесса обратной связи мы получаем громадное количество информации из собственного бессознательного, благодаря чему уменьшается насколько это возможно неполнота знания, и субъективная модель мира становится гораздо более приближенной к реальности, повышая точность представлений.

Как отмечал Фрейд, «сознание навязывает свои ограничения (которые он называл цензурой) всему несовместимому с ним материалу, в результате чего этот материал тонет в бессознательном». Здесь мы имеем дело с механизмами подавления и вытеснения, которые делают воспринятую информацию усечённой или полностью недоступной сознанию, что влечёт за собой кроме позитивных также и нежелательные последствия для существования личности и её адаптации.

Поэтому знаменитый лозунг основоположников «Живой этики»: «Расширяйте сознание!» при незнании закономерностей и последствий этого процесса с точки зрения психического благополучия человека является полностью не жизненным, абстрактным, а при его реализации (не средствами, предлагаемыми «Живой этикой», она их просто не знает) достаточно опасным.

Понятно, что расширение сознания — это как бы «духовное» и весьма желательное действие, но что делать в том случае, когда вытесненный материал, заново введённый в сознание, оказывается абсолютно с ним несовместимым? Оно просто не способно признать свою идентичность с информацией подобного свойства, и тогда «расширение» масштабов осознанности способно привести к психозам, шизофрении или безумию.

Кроме того, существует малоизвестная проблема скорости «сброса» отрицательного содержания долговременной памяти, или, что то же самое, темпа индивидуального духовного развития.

Когда сознание спонтанно расширяется в процессе медитации и всё идёт естественно, субъект на первом интеграционном этапе осознает свою «тень», неизвестную ранее сторону личности и, безусловно, приобретает целостность. Теперь его знание о самом себе действительно становится более или менее завершённым, человек знает эту истину о себе. Однако такая истина не даёт, но отбирает всё представление о мире, которым личность располагала до начала занятий йогой. Рушатся многолетние представления о самом себе. Начинаешь понимать, что все позитивные свойства имеют в твоей собственной тьме, мягко говоря, не слишком красивое продолжение, что и ты сам, и многие близкие тебе люди являются совсем не тем, чем они всегда казались, что стремления и помыслы людей, в том числе и твои собственные, далеко не всегда чисты и соответствуют расхожей морали.

Объединение двух «половинок» личности всегда является процессом крайне болезненным, это не что иное, как душевный кризис, зачастую сопровождаемый и кризисом мировоззрения. Процесс духовной трансформации всегда является далеко не таким быстрым и безобидным, как хотелось бы. Но, не опустившись в собственную темноту, не пройдя её сполна, я никогда не получу истинной глубины знания самого себя. Процесс интеграции личности — это дорога от себя, сквозь себя, до себя — через душевную боль и страдание, неизбежно возникающие при спонтанном изменении структуры психики. Это во все века было известно тем, кто достиг самореализации в йоге, христианстве и любой другой культуре: «Чтобы дерево выросло до рая, его корни должны прорасти до ада».

«Тень представляет собой моральную проблему, бросающую вызов личностному эго в целом... Её осознание предполагает признание реального присутствия тёмных аспектов личности. Самопознание как терапевтическая процедура требует большого, тяжкого труда, растянутого на весьма долгое время» (Юнг, «Айон», с.18).

«В скрытой части личности, как показывает опыт, присутствуют те или иные черты, демонстрирующие крайне упорное сопротивление моральному контролю. Сопротивление такого рода обычно связано с проекциями, которые не признаются таковыми, и их признание есть некое необычное моральное свершение» (там же, с.19).

Есть, однако, и другие мнения по поводу морального контроля, например Маслоу отмечает: «Я готов заявить, что сама болезнь (подразумевается класс нервно-психических расстройств, основанных на проблемах адаптации) — это ни что иное, как утрата животного начала. Чёткая «животность», идентификация со своей биологией, парадоксальным образом приближают человека к большей духовности, к большему здоровью, к большему благоразумию, к большей рациональности» («Мотивация и личность», с.136).

В концепции Юнга утверждается, что, будучи уже заранее ориентирован морально в рамках своей культуры, человек готов признать лишь некоторые свои негативные черты, и то лишь до какой-то степени. Те из этих чёрт или качеств, в которые отказывается «поверить» сознание, проецируются на окружающее, находя мишень в ком-то или в чём-то. Факт признания каждым наличествующего в самом себе зла — проблема нашего века, но не только нашего времени. Своей осознаваемой, «светлой» и контролируемой части субъект приписывает всевозможные достоинства и совершенства, а зло всегда находит вне себя, во врагах, завистниках, скверном устройстве общества и т.д.

Поскольку проекции бессознательны, то они, прежде всего, имеют эмоциональную природу, порождая у окружающих неосознаваемые, но аналогичные ответные реакции. Другими словами, бессознательно экспортируя вовне собственный мрак, человек сталкивается с его реальными обличьями во внешнем мире, непрерывно и бессмысленно «вызывая огонь на себя». Собственное, непонятое и не узнанное зло искажает все представления человека об окружающем, ведёт наступление снаружи по всему фронту. Зато в представлениях о себе личность остаётся светлой и чистой, уважающим себя непримиримым борцом против зла и порока, а на самом деле — желчным мизантропом.

Многие проигрывают в итоге эту бессмысленную войну, непроизвольно концентрируя в себе напряжение противостояния и ненависть ко внешним врагам, что соответственно усиливает конфронтацию с окружающим. Постоянные конфликты с социумом рано или поздно изматывают психику и телесное здоровье, либо наступает истощение и поломка психосоматики в результате бесконечной внутренней борьбы с самим собой, всё это ведёт к душевному кризису. Субъект становится изолированным от мира и своего окружения. Существуют человеческие экземпляры, полностью запутывающие и свою, и чужую жизнь, доводящие всё до полной катастрофы, абсолютно при этом не понимая, до какой степени весь этот ужас бессознательно исходит от них самих.

Рассмотрим одну из медитативных техник Тантры, называемую «Чидакашадхарана», в основном она предназначена для людей, ведущей репрезентативной системой которых является зрительный анализатор, — попросту говоря, закрыв глаза, они хорошо видят образы (а некоторым это доступно и наяву). Для личностей с преобладанием активности других систем восприятия, например кинестезической, вся эта технология будет пустым звуком, им следует применять иные методы психотехник, которые исключают визуализацию.

Древняя формула Упанишад звучит так: «Тат твам аси», «Ты есть то» , или «Атман есть Брахман» , или душа индивидуальная тождественна Абсолюту. «Акаша» в переводе с санскрита значит «эфир». В космосе — «Махакаше» мы наблюдаем бесчисленные формы материального мира. «Чид» («чит») — сознание, «чидакаша» — космос сознания, внутреннее его пространство. Если в Большом космосе мы наблюдаем бесчисленное множество модификаций материи, то во внутреннем существует равномощное количество «форм» сознания, потенциальных психических событий. Наблюдать факт обратной коммуникации в образах — вот цель и способ техники «Чидакашадхарана». Она тесно связана с другими практиками, так как последовательность этапов интроспекции до какой-то точки всегда одна и та же, дальнейшее отличие вызвано разницей в способах представления информации сознанием конкретных людей. Повторяю, «Чидакашадхарана» (в дальнейшем — ЧД) предназначена только для тех, кто способен видеть образы на экране ума.

«Дхарана» — концентрация, или осознание. Таким образом, ЧД — это осознание внутреннего пространства (пространства «аджна-чакры» или «аджна-кшетра»).

При грамотной практике на внутреннем экране можно увидеть удивительные психические события. Людей можно условно разделить на две группы. Одни при закрытых глазах наблюдают настоящее «кино» — образы обычного мира, людей, вещи, события, и всё это почти как наяву. Другие видят лишь некий неопределённый фон: световые пятна, мерцающие полосы, что-то не поддающееся описанию. В принципе, ЧД могут реализовать обе эти группы учеников йоги, но для первой это существенно легче, потому что эффективной эмоциональной разгрузке сопутствуют привычные смысловые образы. У второй же группы эмоции, связанные с материалом вытесненного, в ЧД сбрасываются в основном через телесные ощущения.

Приступая к регулярной практике ЧД, обе группы наблюдателей внутреннего пространства могут не увидеть ничего существенного или необычного в течение долгих месяцев. В случае первой группы «не увидеть ничего» — значит в лишённой смысла калейдоскопичности наблюдать всё ту же привычную, образную перетасовку дневного «мусора». Для вторых наблюдаемая неопределённость так и будет оставаться бесформенной. Впрочем, у какого-то числа ранее ничего не видевших людей могут «из ничего» появиться завершённые образы, но всё это опять-таки будет обычной визуальной продукцией.

Но наступит время и амбразура откроется, бессознательное проявит себя во всём своём блеске и ужасе, поскольку его подлинную «продукцию» ни с чем не спутаешь. Резко изменяются краски, наблюдаемые образы становятся чёткими и невообразимо сочными, таких цветов в природе не отыскать. Вместе с цветом и формой могут появиться сопровождающие их запах и вкус, хотя это достаточно редкие явления. Кроме того — главный момент! — все эти образы приобретают предельную эмоциональность! У тех, кто не видит связных форм, цветовая мозаика может напоминать живые витражи или калейдоскопическую смену узоров потрясающей красоты. Если это имеет место, значит бессознательное действительно на подходе к восприятию его проявлений сознанием. Но никакие человеческие желания здесь не причём, это случается только само по себе и не может быть управляемым. Не следует пугаться, когда привычная серость или темнота неожиданно станет прозрачной, и появится огромное количество образно-эмоционального мусора в самом пугающем и неприглядном виде. То, что вам в конце концов «покажет» бессознательное, уже очень давно содержалось внутри вашей психики, но никогда не было известно сознанию. Постепенно перед внутренним взором откроется такая «кухня» внутренних событий, о наличии которой вы не имели представления. «Снова неба светится экран, человек в смятении и горе, он тоску своих сердечных ран, утопил в рубиновом кагоре. Но однажды, расплескав вино, человек помолится и скажет: «Покажи мне, Господи, кино!» — и Господь кино ему покажет».

Первый этап созерцания внутреннего пространства — это выполнение практики «кайя-стхарьям» («осознание тела»). На тело в течение определённого времени направляется непрерывный поток внимания. Не узкий напряжённый луч, судорожно рыскающий по закоулкам организма, а именно спокойный, расфокусированный и равномерный внутренний взгляд, при этом внимание, как и в любой правильно выполненной асане, диффузно растворяется во всём объёме тела. Если мы не установили одновременности внимания с чем-то, мы не можем это воспринять. Чем полнее вы осознаете тело, тем больше успокаивается ум, и всё это возможно только на фоне расслабления. Здесь имеет место тот же самый процесс, что и в практике асан, с той лишь разницей, что нет работы с телом, поскольку субъект во время медитации пребывает в одной из четырёх предписанных поз: «Падмасана», «Сиддхасана», «Сукхасана» или «поза Свастики», в «Шавасане» может выполняться только «йога психического сна» или «Йога нидра».

Затем, сохраняя целостное осознание тела, нужно ощутить его полную неподвижность, почувствовать себя как бы каменной статуей. Следует выполнять это ежедневно и до тех пор, пока не будет достигнут успех, продолжительность этого этапа пять-семь минут, глаза закрыты. Собственно, его освоение является начальным условием для реализации пратьяхары.

После освоения полной расслабленной неподвижности можно переходить к следующему этапу — мантре «АУМ».

Оставаясь в выбранной позе, семь раз, медленно, отчётливо и с полной собранностью произнести слово «АУМ». Ощутить резонанс и реверберацию, которые при этом пронизывают всё тело от носоглотки до пяток и отдаются в голове. Нужно быть полностью погруженным в звучание мантры. В это время для вас не должно существовать ничего кроме «АУМ». Затем переходим к очередной ступени алгоритма — осознанию дыхания, при этом нужно просто перенести внимание на его естественный процесс и на этом зафиксировать. Допускается одновременное выполнение «прана-шуддхи» или «анулома-вилома» пранаямы, можно просто наблюдать за дыханием в ноздрях, как при «випассане». Наблюдать — но не контролировать. Ни в коем случае никакого контроля!

Так дышать около пяти минут. Затем попытайтесь ощутить, что воздух входит как бы отдельно в каждую ноздрю, и на каждом вдохе эти два воздушных потока, двигаясь в носу вверх, под острым углом друг к другу, при завершении вдыхания на какое-то мгновение касаются друг друга в точке «третьего глаза» («бхрумадхья»), создавая некое ощущение, названия которому не подобрать. С началом выдоха это касание исчезает, и потоки воздуха в ноздрях как бы «расцепляются», чтобы «соприкоснуться» в конце следующего вдоха. Выполнять такое дыхание следует также около пяти минут. Со временем ощущение касания станет привычным и удобным.

И только когда все указанные этапы в их последовательности будут чётко освоены можно переходить непосредственно к практике ЧД. Владение такой предварительной настройкой тела и сознания — необходимое и достаточное условие, если известно что делать дальше.

Когда всё перечисленное будет свободно и стабильно воспроизводиться, значит, вы в достаточной мере расслабленны и внимание стало однонаправленным, а также произошла переориентация, реверсирование всех каналов восприятия на внутреннее пространство сознания, что и означает, собственно, реализацию этапа «пратьяхары».

Следующие две ступени самьямы — дхарана и дхьяна — совместные, их нельзя разделить чётко. Собственно, во время описанной выше предмедитативной настройки признаки пратьяхары уже сочетаются с элементами дхараны. Скажем, нельзя качественно ощутить саму точку «третьего глаза» и касание дыхания в ней, если внимание качественно не сосредоточилось.

Итак, созерцание. Его условия элементарны и просты: вокруг гарантированная тишина, желательно не слишком много света, глаза закрыты, спина прямая, тело и сознание полностью расслаблены, в результате спонтанной концентрации внимания вы находитесь в приятном, тёплом и невесомом состоянии внутри себя самого, перед экраном ума, который пуст либо занят спонтанно тасующимся образным мусором.

Вся техника ЧД заключается в том, что (в достигнутом на предварительных этапах состоянии) на этот экран нужно пассивно «смотреть», но не глазами, а внутренним зрением, ни в коем случае не напрягая расслабленных глазных яблок, не двигая ими сознательно. Но вот вопрос: как смотреть? Здесь обнаруживается множество тонких моментов. Поскольку мы находимся в бодрствующем состоянии, ему по определению отвечает высокая нестабильность, подвижный и переменный объём внимания, имеющего тенденцию сужаться в «пучок» и непроизвольно фланировать от точки к точке внешнего либо внутреннего пространства наблюдения. Но предварительной настройкой, описанной выше, мы обеспечиваем в сознании ход событий, аналогичный имеющему место в практике асан, с той лишь разницей, что объектом неотрывного, рассредоточенного и гомогенного внимания становится не тело, его форма и ощущения в нём, а экран ума. Если в асанах не следует таращиться вниманием на какую-то определённую точку или часть тела, соответственно и в ЧД внимание следует отпустить, чтобы оно «растеклось» до наблюдаемых границ экрана ума, охватывая его целиком. При этом внимание теряет способность к движению, перестаёт быть динамическим острием луча восприятия. Соответственно застопорится и активность сознания — начнётся торможение, которое и будет началом «чистой» дхьяны — статичного созерцания.

Вновь вернёмся к вопросу «как смотреть?», но теперь не с точки зрения самого процесса, а его наблюдателя. Вопрос приобретает теперь другую направленность: кто и как смотрит? Необходимо быть только наблюдателем, но ни в коем случае не участником того, что происходит на внутрипсихическом экране! Медитирующий — всегда только свидетель, безразличный и в данный момент времени абсолютно незаинтересованный регистратор происходящего, скажем — не автомобиль, который движется, но прибор на панели управления, только фиксирующий какой-либо параметр внешней ситуации по отношению к системе либо её внутреннее состояние. Прибор не волнуется, не переживает, он просто отражает ряд параметров ситуации — и только, в случае ЧД запоминая происходящее.

Теперь следует обсудить технику безопасности при контакте с материалом бессознательного. Условия, о которых будет сказано ниже, абсолютно незыблемы, их соблюдение является залогом возможности вашего успеха, психического здоровья и, быть может, самой жизни. Нарушать эти правила нельзя, потому что в данном случае — ставка больше, чем жизнь. Они таковы:

1. Не отождествлять себя с тем, что приходится видеть, слышать и чувствовать в процессе медитации. То, что наблюдается либо происходит при сбросе вытесненного материала — это просто неосознанная, мрачная, скрытая и незнакомая сторона тебя самого. Ты не равен тому, что «показывается», просто оно отчасти и твоё тоже. Чтобы очистить подвалы психики и уравновеситься, эту коммуникацию надо перетерпеть, пережить, просмотреть. Это всего лишь мусор, свалка сознания, парадные залы которого непроизвольно содержались в чистоте и порядке, чтобы не пугать и себя, и других. А всё прочее — грязное, стыдное, неудобное, жуткое, нестерпимое — автоматически складировалось в тёмных подвалах и ворочалось там, источая яд. Это твоя тень, но ты не виноват, что она такая, ты и сам об этом не знал.

2. Не втягиваться, когда этот поток эмоционально-визуального, аудиального либо кинестезического «мусора» начнёт выплескиваться в сознание, будоражить его. Твоё дело — всё созерцать это в полном бесстрастии, оставаясь таким же спокойным, каким ты был в начале медитации, мгновенно забывая о пережитых эмоциях, как только процесс закончился сам по себе и вытолкнул тебя «на поверхность».

3. Правило третье и, быть может, самое важное: не должно быть страха! Как говорил Толстой: «Он пугает, а мне не страшно!». Нужно с непоколебимой отрешённостью и спокойствием принимать этот «парад уродов», ситуацию, когда: «Не лица — муть толклась, как доктора Моро созданья жуткие в сцепленьях нетопырьих, и тлел на дне зрачков, колюче и хитро рассудок крошечный — единый поводырь их» , всё время помня: «Это не ад, это улица. Это не смерть — это фруктовая лавка...» (Лорка).

Я просто наблюдаю, «Я стираю слёзы с лица воды...» Нужно твёрдо знать, что сильнейший инстинктивный страх при начинающемся процессе «стравливания» перегретого материала вытесненной части психики является фантомным — пока ты не позволил ему на тебя подействовать!

Это не что иное, как проявление неосознанной тенденции психосоматической структуры к сохранению уже имеющейся стабильности в той форме — кривой, перекрученной, уродливой, — в которой она существует сегодня. Сопротивляясь изменениям, патология хранит и продлевает себя, чему способствуют механизмы долговременной памяти.

В любой психотехнике этот процесс осознания или коммуникации с вытесненным материалом (и, соответственно, его «испарение») у новичков в йоге (и не только в ней) имеет неизбежную последовательность развития событий. Это закон, сформулированный и Данте, и многими как до него, так и после: на любом пути самопознания переживаемые этапы всегда располагаются одинаково: ад, чистилище, рай.

Нет такого способа, такой техники медитации, таких тайных троп, которые могли бы обогнуть отрицательную сторону проблемы, минуя переживание тяжёлых психосоматических состояний, — кроме длительной и грамотной практики Хатха-йоги, когда скрытые «судороги» личного бессознательного постепенно и длительно «перемалываются» гомеопатическими дозами предельных воздействий при работе с телом, вообще «не зацепляя» сознание.

Итак, все маршруты самопознания неминуемо проходят через ад («...Все перекаты, да перекаты, — послать бы их по адресу...» ), но для тех, кто не владеет истинной технологией процесса и проявляет слишком много своеволия и упорства, они и заканчиваются в аду. В лучшем случае мы имеем дело с иллюзией самореализации, самообманом, обратимыми повреждениями психики либо бессмысленным топтанием на месте.

Болтовня дилетантов и несметного сонма «учителей» о том, что медитация — это изначально блаженное и просветлённое состояние, некое одухотворённое переживание снисходящего блага являются нормальным словоблудием. «Расширяйте сознание — и вам будет хорошо!» Может и будет, но далеко не сразу. И не каждому. А сначала станет плохо и, быть может, очень плохо. И не все способны это выдержать, а значит, далеко не всем показана медитация, особенно это касается людей перенапряжённых, «пограничников» и невротиков, у них и так «перегретый пар» вытесненного рвётся наружу, ломая психосоматику и саму жизнь. И ежели играть в подобные игры, не зная их сути...

Да, сознание расширяется, если вам удалось добиться этого. Но при этом вы неизбежно попадаете в зону ада, она — первое, что включается в сферу расширяемого сознания. Увидеть и осознать весь мрак, скопившийся внутри и, быть может, отчасти тебе присущий — это не подарок. Другое дело, что такое переживание является необходимым условием нервно-психического уравновешения и последующего духовного прогресса.

Не исключено, что у людей, ведущей системой представления информации которых является кинестезическая, на экране ума ничего так и не появится, но зато могут возникнуть совершенно беспричинные и небывалые ощущения в теле, также сопровождаемые сильнейшими отрицательными эмоциями.

Итак, если вы двигаетесь в верном направлении, то вместе с настоящим видением либо ощущением (а чаще и до них) появляется страх. Он есть не что иное, как защитная реакция сознания, которое никогда не соприкасалось с собственной изнанкой, но инстинктивно чувствует, что такая встреча не сулит ничего хорошего. На страх следует не обращать внимания, как и на то, что его вызывает — в каком бы виде вы с этим не сталкивались.

Не следует, кстати, ожидать чего-то знакомого. Вытесненное вовсе не обязательно будет осознано в том же виде и последовательности. Это в теле при воздействии на него йогатерапией болезнь может сначала остановиться в своём развитии, а затем чётко выдать обратный поэтапный ход. Психика функционируеоздействии на него йогатерапией болезнь может сначала остановиться в своём развитии, а затем чётко выдать обратный поэтапный ход. Психика функционирует по иным законам — в слое вытесненного всё микшируется, и при «стравливании перегретого пара» может быть проявлено в каких угодно формах, вплоть до самых неожиданных и невообразимых.

Допустим, в «поле зрения» может появиться образ какой-нибудь табуретки, который почему-то пробуждает такой ужас или отвращение, которые никак не соответствуют этому вполне добропорядочному предмету. У людей с хорошим зрительным воображением на внутреннем экране могут разворачиваться длинные последовательности непонятных событий с отрицательными сюжетами и трудно переносимой эмоциональной окраской: «Там источник света ложного — падший ангел Люцифер — в центре мира невозможного разрушает пенье сфер».

Вы можете увидеть что угодно, и на всё это нельзя реагировать! Если на «экране» появилось нечто, ввергшее сознание и тело в шок, и вы дёрнулись, испугавшись, — последствия могут быть самыми плачевными. Из медитации может просто «выбросить», и есть риск неопределённо долго зависнуть в этой эмоциональной судороге. Тексты утверждают — и они совершенно правы! — что если созерцатель отреагировал, эмоционально «сцепился» с исходящим потоком аффектов, то последний способен «смыть» его и унести на один из кругов психосоматического ада. Этот момент является главной опасностью большинства созерцательных медитативных практик на стадии отработки вытесненного материала.

Если же мы твёрдо ограничимся пассивным наблюдением, «пикником на обочине» разворачивающихся событий, напряжения в каком бы то ни было виде проходят сквозь опустошённое сознание и отрелаксированное тело, не сталкиваясь с наличием «Я» и его реакциями, исчезает опасность смешивания.

Мы не торчим тогда посреди себя самих на пути рвущейся из подвалов подсознания безумной орды, «парада уродов» в ощущениях либо образах, который способен смести и затоптать либо увлечь за собою в паническом водовороте. Оставаясь бесстрастными и невозмутимыми, мы лишь отстранённо наблюдаем и ощущаем как, сотрясая нутро, аннигилируют сквозь него ужас, бессилие, ненависть и прочие инфернальные персонажи дантовских глубин личного бессознательного. Если же «градус» психосоматического «накала» становится таким, что невозмутимость созерцания начинает теряться — следует сознательно прервать медитативный процесс и выйти из него.