Глава 20 ТЕМНЫЙ ГОРОД

 

Мы влетели в Чернобыль‑4 на полной скорости, миновав мертвый блокпост и распугав стаю слепых собак, рыскавших вокруг него. Рыскали собаки не зря: вокруг блокпоста в изобилии валялось мертвых тварей. Прежде чем погибнуть, военные неплохо повеселились. Шлагбаум при въезде кто‑то уже снес, поэтому мы сумели проскочить, не сбавляя скорости.

Центральная улица Академика Александрова была перегорожена сгоревшим бронетранспортером, который уже даже не дымился, поэтому нам пришлось петлять между домами В принципе, городишко у нас крошечный, но извилистый: чтобы добраться из одного конца в другой, нужно потратить немало времени. Строили его сначала как временный военный городок, а когда он начал разрастаться, выяснилось, что первоначальная планировка такому разрастанию способствует мало. Во дворах валялись трупы, мелькали в свете фар гибкие тела мутантов. Один раз наш джип атаковал псевдогигант, который внезапно вылетел из‑за трансформаторной будки и с такой силой ударил машину всем телом в дверцу, что джип едва не встал на два колеса. Впрочем, бегуны из псевдогигантов плохие, поэтому мы тут же от него оторвались.

Попетляв еще некоторое время между брошенной прямо на улицах бронетехникой, мы наконец вырулили к бару «Шти». Хе‑Хе остановил машину, оставив могор работать на холостых оборотах. Окна в здании были темными, никто даже не подумал открыть нам ворота. Вдоль улицы — там, куда падал лунный свет, — виднелось большое количество дохлых мутантов, возле которых паслись их живые сородичи, в основном слепые собаки. Вокруг нашего джипа тут же начала крутиться всякая живность, очень заинтересовавшаяся новой добычей. В свет фар мутанты старались не попадать, поэтому нам были видны только внезапные фосфорические взблески глаз и неясное движение в обступившем нас мраке.

Гибкое тело метнулось к нам из темноты справа, и тут же в здании грохнул выстрел. Огромный чернобыльский пес с размозженной левой лопаткой рухнул в грязь возле заднего колеса и в агонии заскреб лапами по земле.

— Забаррикадировались, — констатировал я. — Посигналь‑ка им.

Хе‑Хе оглушительно забибикал. Что ж, либо нам откроют ворота, либо мы эти самые ворота тараним с разгону и впускаем мутантов внутрь. Все просто.

Створки ворот начали медленно, со скрипом расходиться в разные стороны, и Хе‑Хе тут же рванул с места, давя не успевших уступить дорогу мутантов. Высунувшись из окна, я короткой очередью снял слепую собаку, метнувшуюся в открывающийся проем, и еле успел втянуть голову обратно, чтобы мне не снесло ее воротами.

Хе‑Хе на полной скорости влетел во внутренний двор бара, ободрав крылом краску с ворот. Как только мы оказались по эту сторону массивного бетонного забора, Храп и Гоблин, распахнувшие нам тяжелые створки, тут же навалились на них, спеша снова закрыть ворота, пока никто не прорвался с той стороны. Едва Гоблин наложил засов из широкого металлического профиля, снаружи послышался глухой удар, и ворота содрогнулись — кто‑то тяжелый, не успев затормозить, вписался в них со всей дури.

Мы выбрались из машины. Двор патрулировали Сыпь и Енот, вооруженные американскими автоматическими винтовками. Я пожал им клешни.

— Рад вас видеть, бродяги! — оскалился Енот, поправляя сползающую на глаза бандану. — Я уже думал — все, положили вас твари. Труба дело, полно наших легло в Зоне во время прорыва. Мутантов слишком много! Нам не удержать бар.

— Ваша работа? — я кивнул на ворота, за которыми валялись кучи дохлых тварей.

— Ага! — радостно доложил Енот. — Выглядываем в щели. Наши еще со второго этажа и с крыши бьют из снайперских винтовок. Оружия и патронов море, у Бубны целый арсенал в подвале, как раз на такой случай.

Ну, или там какую‑нибудь шушеру пугануть — борзых мародеров или голубые каски…

— Ясно, — сказал я. — Бубна где?

— Наверху. Где же ему еще быть, тренеру нашему. Командует.

Мы с напарником и фальшивыми охотниками поднялись наверх. Увидев меня, Патогеныч одобрительно взревел. Он стоял у стены возле оконного проема и, время от времени коротко выглядывая в окно, палил по шмыгающим в темноте коричневым телам.

— Чего прячешься? — поинтересовался я. — Боишься, что кто‑нибудь из них в тебя выстрелит?

— Пошел к черту! — обиделся Патогеныч. — Бюреры! Тут же, словно иллюстрируя его слова, разлетелось вдребезги соседнее окно, из которого палил Монах. С проклятиями осыпанный осколками сталкер отскочил в сторону. По полу загрохотал прилетевший с улицы внушительный блок, состоявший из четырех потрескавшихся кирпичей, которые были скреплены старым, давно застывшим цементным раствором. Похоже, этот блок только что выломали из стены полуразрушенного пакгауза на противоположной стороне улицы.

— Во, видал? — удовлетворенно отметил Патогеныч. — Телекинез. Швыряют нам в окна всякую чепуху. Мухе чуть башку не снесли булыжником, лежит сейчас в бункере весь перевязанный, отдыхает.

— Весело у вас тут, — оценил я.

— А то, — согласился коллега. — Давно уже так не веселился. В точку!

Он высунулся в оконный проем, коротко прицелился и выстрелил, тут же снова нырнув за стену. С улицы донесся нечеловеческий вопль — его пуля нашла себе мясо. Будучи в хорошем расположении духа, Патогеныч перед выстрелом обычно любил вслух обращаться к патрону в стволе: «Ищи мясо, дорогой. Найдешь — кричи».

— А это что за чума? — удивился я, наступив в гнилостную слизь у стены, очень похожую на выделения мутантов.

— А! — оживился Патогеныч. — Это знаешь что? Это нам в окно швыряли слепых собак. Прикинь, да?

— Как это?! — поразился я.

— А вот так! — с удовольствием пояснил сталкер. — Телекинетики чертовы. Вздернут собаку в воздух, поднимут метров на пять‑шесть над землей, раскрутят да как швырнут1 Несколько штук разбили на хрен об стены и уронили на землю, но парочку все‑таки зашвырнули в помещение. Пришлось гонять их по этажу. Видишь, наблевали.

— Хорошо, что вы вернулись, — сказал кто‑то из глубины зала голосом Бороды. — Наших легло немерено. Мавпа, Пивкабы, Гурвинек… Астроном ста метров до бара не дотянул, вон там лег, на повороте. Его уже растащили, наверное…

— Паскудство‑то какое, — вздохнул я.

В темноте я с трудом различил Бороду. Все его отмычки сидели вместе с ним за сдвинутыми столиками и спокойно дули пиво. Впрочем, у окон и без них была толчея из желающих пострелять.

— Бубна где? — спросил я у него.

— За стойкой, — отозвался коллега.

Мы приблизились к стойке, забрались на высокие табуреты. Бубна сидел с противоположной стороны на таком же табурете. В полутьме едва угадывалось его лицо.

— Пива, бродяги? — осведомился он своим проникновенным шансонным баритоном. Голос у него был задумчивый, но абсолютно спокойный. — Сегодня за счет заведения. Водку уже всю выпили, извиняйте.

— Не надо. — Я покачал головой. — Нам бы пожрать. Впрочем, может, кто желает? — Я повернулся к своей команде.

Стеценко поднял руку. Бубна придвинул к себе кружку, подставил ее под кран.

return false">ссылка скрыта

— Джо мы, похоже, потеряли, — пояснил он, — приходится работать самому. Сирота, дорогой, распорядись насчет пожрать ребятам. Это все, что у тебя осталось от группы?

— Скажи спасибо, что этих привел, — сказал я. — Оружие дашь моим туристам? У нас два автомата на четверых и патронов кот наплакал. Расстреляли все.

— Да не вопрос, — отозвался хозяин бара. — Для друзей дерьма не жалко. — Он придвинул Андрею пиво.

— Где Динка? — спросил я.

— Не знаю, — пожал плечами Бубна.

— Что значит — не знаю?! — вскинулся я. — У нее же выступление сегодня ночью должно быть!

Бубна поднял на меня тоскливый взгляд. Блеснули в полумраке белки его глаз.

— Выходной у нее, Хемуль.

— Ясно. — Я закинул автомат на плечо и двинулся к двери. — Хе‑Хе, если хочешь сделать мне приятное, заводи джип. Если не хочешь, наплевать, сам справлюсь. Бубна, звони амбалам на воротах, пусть открывают по моему сигналу.

— Подожди‑ка! — Бубна сделал едва заметный жест, и двинувшийся было к выходу Хе‑Хе уперся в широкую грудь перегородившего дверной проем Сироты. — Не гони коней, сталкер. Далеко собрался?

— За Динкой, — безразлично ответил я. — Распорядись, пожалуйста, чтобы Сирота подвинулся, он мешает нам пройти.

— Хватит думать хреном, бродяга! — прорычал Бубна. — Видал, что творится на улице?! Ты ей уже ничем не поможешь!

— А дай‑ка я все‑таки попробую, — отозвался я, краем глаза наблюдая за Варваром, который потихоньку смещался мне за спину. На всякий случай я сдвинул автомат на бок.

— Не глупи, сталкер.

— Пошел ты.

Я оттеснил Сироту в сторону, спустился во двор и направился к машине. Амбалы не стали меня преследовать.

Возле джипа Болотного Доктора стоял Храп и разговаривал по мобильнику. Сунув телефон в нагрудный карман, он сделал знак Гоблину и, расставив ноги и положив руки на автомат, ожидал, пока я подойду ближе.

— Уйди с дороги, родной, — миролюбиво предложил я ему.

— Хемуль, Бубна не велел давать тебе машину, — пробасил Храп. — Вернись в бар.

— Ты хочешь проверить, каков я в рукопашном бою? — холодно спросил я.

— Нет, не хочу.

Он действительно не хотел, поэтому в фудь мне смотрели два автоматных ствола — его и Гоблина.

— Вернись в бар, сталкер, — произнес Храп. — Бубна будет с тобой разговаривать.

— Передай Бубне, что он может разговаривать с собственной задницей, — сказал я. — Уйди с дороги на хрен, чучело.

— Эй, народ, вы чего? — Енот вынырнул из полумрака, покрутил головой, глядя на нас. — Совсем офигели? — Он вскинул винтовку, направив ее на Храпа. — Я же вам за Хемуля глотки перегрызу!

— Бубна не велел давать машину, — угрюмо проговорил Храп. — Вдруг придется прорываться, а у нас транспорта мало. Енот, стой на месте. Вторая пуля, может быть, и мне, но первая — Хсмулю. А третья — тебе. — Он указал взглядом на Гоблина, который теперь держал на мушке моего приятеля.

— Ладно, проехали, — с сожалением сказал я. Забросив автомат на плечо, я двинулся к воротам.

Храп и Енот недоверчиво следили за мной.

— Э#! — рявкнул Гоблин, когда я начал отодвигать засов на маленькой двери в железных воротах.

— Оставь его, — сказал Храп. — Насчет него команды не было. Пусть идет.

— Хемуль, не дури! — крикнул Енот.

— Пошли вы все, — устало огрызнулся я, чуть приоткрывая дверь и выглядывая наружу — не притаилась ли у ворот какая‑нибудь пакость.

Я вышагнул в густую темноту, и Гоблин поспешно грохнул дверью за моей спиной, тут же наложив засов. Несколько мгновений он неподвижно стоял с той стороны, видимо, ожидая услышать, как я заору от ужаса. Думаю, что если бы я в панике начал колотить в ворота, он меня все‑таки пустил бы обратно. Опытными бойцами им сейчас разбрасываться не приходилось. Однако я не доставил ему такого удовольствия. Несколько мгновений я тоже стоял неподвижно, прижавшись спиной к воротам и впитывая ощущения, приходящие со всех сторон, шестым чувством сканируя окружающее пространство. Затем я оторвался наконец от двери, обогнул угол бара и метнулся в переулок.

Вокруг меня в темноте кишмя кишели мутанты. Они шныряли тут и там, выли, грызлись между собой, рвали трупы и поджидали в засадах двуногую добычу, которой все еще достаточно попадалось на улицах городка. Мимо меня, яростно отстреливаясь на ходу, промчался незнакомый бродяга в бандане, цвет которой в темноте различить не представлялось возможным, за ним огромными скачками мчался матерый кровосос. Твари Зоны вошли в город, словно оккупационные войска, они планомерно уничтожали защитников города и местное население. Судя по всему, основные стада мутантов ушли дальше на юго‑запад, атаковать новую линию защиты, которую поспешно возводили международные миротворческие силы, иначе тут вообще творился бы кровавый кошмар и мне вряд ли удалось бы хотя бы пересечь улицу.

Тем не менее я благополучно пересек улицу, а также два двора, прежде чем мне пришлось пустить в ход оружие. Стая слепых падалыциков учуяла меня и попыталась загнать, как оленя. Несколько коротких очередей немного охладили их пыл и сократили численность стаи, однако настырные твари продолжали следовать за мной поодаль, теряясь в густой тени. Им‑то глаза нужны не были, а вот мне в темноте ни черта не было видно.

Несмотря на то что я продвигался к дому Динки с крайней осторожностью, в темноте я едва не наступил на псевдоплоть. Слишком много вокруг вертелось мутантов, слишком много запахов, звуков и ментальных ощущений перемешивалось сейчас в пространстве, чтобы я безошибочно смог почувствовать затаившуюся в засаде тварь. Псевдоплоть яростно хрюкнула и попыталась вонзить мне в грудь свои острые костяные копыта, но я прянул в сторону, и мерзкая тварь промахнулась на полметра. Хладнокровно развернувшись вполоборота, я длинной очередью снес ей башку. Когда я снова двинулся вперед, позади меня раздалось жадное рычание и чавканье: преследовавшие меня падальщики торопливо делили добычу, пока на мертвую псевдоплоть не наткнулись конкуренты из соседнего клана.

Добычи им хватило ненадолго. Вскоре слепые охотники вновь начали шнырять вокруг меня, неуклонно сжимая кольцо, так что пару раз мне пришлось пугнуть их одиночными выстрелами. Это было плохо, патроны у меня с печальной неизбежностью подходили к концу, а ведь мне еще как‑то надо было доставить Динку обратно в бар, под защиту ребят. По моим прикидкам, мне можно было твердо рассчитывать только на полрожка. К сожалению, я не имел возможность вылущить патроны в бан‑дану, пересчитать их и вновь набить магазин: мутанты мне такой возможности не предоставили бы.

Черт. Правильно сказал Бубна: думать надо головой, а не хреном. Что мне мешало взять в баре патронов про запас, а еще лучше — отобрать у Хе‑Хе его американскую автоматическую винтовку? Нет, блин, бросился спасать возлюбленную с рожком патронов и штык‑ножом на поясе. Тарзан недоделанный, твою мать. Кретин почище того страуса.

Слепые собаки совсем обнаглели. Некоторые уже начали бросаться на меня из темноты. Пока я безошибочно снимал их одиночными выстрелами, но если они решат атаковать все вместе, меня уже ничто не спасет. Кроме того, патроны у меня тоже заканчивались быстрее, чем я рассчитывал. Поймать бы в перекрестье прицела их чернобыльского пса, да только где же его разглядишь в такой темноте. Прячется где‑нибудь в кустах, щерит свою жабью пасть с торчащими лезвиями обоюдоострых зубов, смеется надо мной, глупым куском ростбифа, который сам лезет в зубы.

К счастью, дом Динки был уже совсем рядом. Я видел его из‑за забора — небольшой коттедж, который выкупил и подарил ей Бубна, чтобы она танцевала только в его баре. Света в окнах не было, как и во всем городе, — видимо, после выброса выбило к чертям все источники питания, — но я заметил едва заметные отблески пламени свечи. Динка забаррикадировалась дома!

Воодушевленный, я поднажал. Слепые собаки тоже забеспокоились, словно понимая, что добыча вот‑вот ускользнет от них. Последние метры до дома я уже буквально прорывался с боем, неэкономно расходуя патроны, лишь бы не подпустить к себе озверевшую стаю. Наконец я отворил незапертую калитку в заборе и попал во двор Динкиного дома. За забранным металлической решеткой окном мелькнуло лицо моей девочки, которую привлекли шум, выстрелы и бешеный лай на улице. Я услышал, как в замке проворачивается ключ, и бросился к дверям.

И тогда из мрака возник матерый чернобылец и одним прыжком оказался между мной и дверью.

— Эге, подруга, — хрипло произнес я. — Да мы знакомы.

Собака склонила уродливую голову, когда‑то рассеченную гранатным взрывом, и глумливо посмотрела на меня, нервно хлеща себя по бокам обрубком хвоста. Теперь у нее была новая отметина от Хемуля — огромное пятно ожога под лопаткой. Проклятая чернобыльская сука, как же я не сумел прикончить тебя там, в Собачьей деревне?..

Если бы вся стая сейчас бросилась на меня, тут бы мне и конец. Против лома нет приема. Но слепцы не собирались меня атаковать. Они бродили по саду, рассаживались в траве, равнодушно поглядывая в мою сторону, словно разом потеряв интерес к моей персоне. Это дело касалось только двоих: чернобыльской суки и меня, ее кровного врага. Она не собиралась доверять свою месть подчиненным. Она лично хотела разорвать горло убийце ее щенков и увидеть предсмертный ужас во взгляде человека, изуродовавшего ее тело. Причем сделать это она желала на глазах у его возлюбленной — что ж, должен признать, восхитительная, очень адекватная месть. Я вполне понимал и уважал такое желание.

Вот только сначала пусть попробует меня взять.

Я медленно поднял автомат и вдруг понял, что не могу стрелять. Эта тварь рассчитала все слишком точно, чтобы избежать случайностей. Не зря она так эффектно появилась в последний момент и именно там, где сейчас находилась. Мой мозг лихорадочно работал, ощущая нешуточный подвох. На всякий случай я попытался представить, что сейчас произойдет: я начинаю стрелять, собака заводит свою тоскливую песню, сбивающую прицел… у меня начинают дрожать руки, и короткая очередь пробивает навылет дверь, за которой притаилась Динка. Дверь у нее крепкая, но на таком расстоянии пуля из «Калашникова», говорят, пробивает даже рельс. Даже рельс.

Аи, молодец, умная тварь. Придумано шикарно. После такого меня можно будет даже не убивать — просто оставить посреди двора на коленях, воющего от бессильного отчаяния и горя. Счет будет один — один.

Диночка, радость моя, хорошая, ласковая, мысленно взмолился я, уйди оттуда, встань за угол, появись на секунду в окне, покинь линию огня, зараза этакая! Однако Динка по‑прежнему стояла за дверью, держа руку на замке, напряженно вслушиваясь в происходящее на улице. Она непременно должна была впустить меня в дом, чего бы ей это ни стоило. Умница девочка, золото мое, но сейчас твое геройство мне совсем ни к чему. Уйди с линии огня!..

Подавшись всем телом вперед, совсем как в Собачьей деревне, чернобыльская сука смотрела на меня бешеными глазами, в которых сверкал лунный свет. Она ждала, когда я стану стрелять. Но я не стрелял. Я стоял и молча ждал. В другой раз, подруга.

Ее нервы сдали первыми. Она двинулась на меня, оскалив страшную пасть, скользнула по траве, резко ускорившись через пару шагов. Спасибо, тварь: теперь я мог стрелять без опасения убить свою девочку. Ощутив бесконечное облегчение, я заклинил палец на спуске.

Вы знаете, что такое закон подлости? Нет, ни черта вы не знаете, что такое закон подлости. Закон подлости — это когда на вас стремительно летит бешеная от ярости чернобыльская сука, а в автомате, который вы сжимаете в руках, нет ни одного патрона.

Моя рука метнулась к бедру, но выхватить штыкнож я не успел — массивная тварь врезалась в меня всем своим весом и опрокинула в грязь. Жесткая шерсть прошлась мне по лицу, словно наждаком, расцарапывая его в кровь. Неистово рыча, собака притиснула меня к земле, и в лунном свете надо мной склонилась, заслонив собой все видимое пространство, омерзительная морда с торчащими наружу зубами, влажными раздувающимися ноздрями и черными провалами глаз. Пленка, затянувшая пробитый сверху череп собаки, вдруг выпятилась наружу и снова опала — похоже, мозги в голове мутанта бултыхались совершенно свободно. Из распахнутой пасти дохнуло смрадом и тленом. Все это напоминало безумный кошмарный сон, мне хотелось немедленно проснуться, перевернуться на другой бок, обнять Динку и заснуть снова. Однако пробуждение не наступало.

Вывернув из‑под тяжелого, воняющего псиной, покрытого радиационными язвами тела руку, я воткнул левый локоть в пасть собаки, пытаясь пропихнуть его как можно глубже, чтобы ей тяжелее было сомкнуть челюсти. Трюк был рискованным и, в общем‑то, я предпринял его от безысходности: чернобылец, поднатужившись, вполне способен перекусить человеку предплечье. Однако тварь поступила проще, судорожно мотнув головой. Мой локоть потерял точку опоры и вывалился из ее пасти. Я попытался ударить собаку коленом, резко согнув ногу, но этот прием, который эффективно сработал бы против самца, тоже не достиг цели. Удар, конечно, вышел болезненным, но не настолько, чтобы собака отпустила меня. Она только глухо ухнула.

Чернобыльская тварь не торопилась. Если бы она хотела сожрать или даже просто прикончить меня, она уже давно бы это сделала. Но она не торопилась. Она любовалась в лунном свете моим перекошенным лицом, упивалась моей беспомощностью. Можно было не сомневаться, что она станет убивать меня медленно, со вкусом, с расстановкой, чтобы я ощутил все до конца.

Я плюнул в плоскую, словно приплюснутую собачью морду, снова и снова ударяя ее в брюхо то одним, то другим коленом. Тварь глухо гавкнула и шваркнула меня по руке страшной нижней челюстью. Защитный костюм хорошо справился с задачей, но незащищенную кисть рассекло словно бритвой. Я взревел и попытался скинуть собаку с себя, но она крепко упиралась в землю задними ногами. Усмехаясь во всю пасть, тварь шваркнула еще раз, по другой руке, — и один из ее зубов попал точно в промежуток между защитными пластинами, разодрав кожу у локтя.

Когда собака примерилась укусить меня в третий раз, я перехватил ее правой рукой за горло. Чернобыльская сука напирала, медленно, сантиметр за сантиметром приближаясь к моему горлу, словно не чувствуя собственной перехваченной глотки, а я мало‑помалу сдавал позиции. Когда ее кошмарный оскал оказался на таком расстоянии от моего лица, что она при желании могла лизнуть меня в нос, я отчаянным рывком выбросил вперед левую руку и, сложив пальцы на манер крабьей клешни, ударил ее в темя, туда, где регенерация закрыла отверстие в голове тонкой пленкой, стянув в огромный уродливый рубец кожу головы, мозговое вещество и осколки кости. Хорошего удара без замаха не вышло, однако пальцы увязли в мягком, и я начал пропихивать их внутрь, в череп своего безумного противника.

Как ни странно, собака не обеспокоилась вторжением в свою голову. По крайней мере, она никак не отреагировала, продолжая тупо напирать на меня. Парадоксально, но мозг не имеет собственных нервных окончаний: его можно резать на куски и понемногу вынимать из черепа, при этом пациент способен догадаться о происходящем только по внезапно возникающим нарушениям мозговых функций.

Пропихнув руку достаточно глубоко, я изо всех сил стиснул пальцы. Что‑то лопнуло у меня в ладони, между пальцев брызнуло теплое. Собака напирала по‑прежнему, но я вдруг ощутил, что теперь ее уже не интересует мое горло. Я убрал голову из‑под ее челюстей, однако тварь продолжала тянуться в том же направлении, что и раньше. Глаза ее остекленели, взгляд стал неподвижным. Правой рукой я с натугой отогнул ее морду в сторону, продолжая крепко сжимать левую. Бесформенный мозг собаки вязко потянулся из черепа вслед за моим левым кулаком.

Правая передняя нога мутанта вдруг начала ритмично содрогаться, словно тварь пыталась сплясать. Челюсти резко сомкнулись с неприятным звуком, голова животного конвульсивно дернулась, затем еще раз и еще. Задние ноги задрожали, заскребли по земле, собака потеряла опору, и я сумел наконец сбросить ее с себя.

Привстав на одно колено, я с трудом перевел дух. Поднял голову, посмотрел на обескураженно замерших посреди двора слепых псов, настороженно изучающих бьющееся в агонии тело своего вожака.

— Съели, гаденыши? — прохрипел я, швырнув в них тем, что было зажато у меня в левой руке. Слепцы посторонились, и мозг чернобылской суки шлепнулся в самую середину стаи; собаки тут же начали почтительно его обнюхивать.

Пристально наблюдая за слепцами, я начал медленно отступать. Когда я наткнулся ногой на крыльцо, дверь за моей спиной открылась и Динка втащила меня в дом. Неподвижные вытянутые морды собак с невидящими глазами были устремлены на нас, но ни одна из тварей не попыталась прорваться следом за нами.

Динка быстро ощупала меня с ног до головы, желая определить, что мне ничего не отгрызли. Похоже, смертельных ран обнаружить не удалось. Мне хотелось обнять мою героическую девочку, приласкать ее, но я был грязен как черт и весь в крови, поэтому я пока решил повременить.

— С тобой все в порядке, милая? — хрипло спросил я.

Подруга кинулась на кухню — по‑прежнему в полном молчании. Странно. Сбросив автомат в прихожей, я на негнущихся ногах двинулся в комнату. И, едва я переступил порог, как навстречу мне шагнул мужской силуэт.

— Кто здесь? — вскинулся я, невольно принимая оборонительную стойку.

Одним взглядом я сразу ухватил всю обстановку. Придвинутый к дивану стол, на нем небольшая оплывшая свеча, едва освещающая комнату. Еще на столе бутылка водки, два стакана, на подносе остывшая курица с отломанной ногой. Две грязные тарелки, в пепельнице кладбище окурков и пустая сигаретная пачка. Аи, как плохо‑то. И пахнет индийскими благовониями. И свежее белье на постели, заботливо взбитые подушки, кокетливо отогнутый уголок одеяла — милости просим типа.

И еще мужик, вставший мне навстречу из кресла.

Это был бармен Джо. Ну, разумеется. Аи да Айвар! Пропавший Айвар. Шустрый Айвар.

— Сыворотка есть? — первым делом спросил я. — Быстрее, я сейчас копыта откину!

Динка уже вернулась с кухни с прозрачным пластиковым инъектором из аптечки пехотинца НАТО. Я воткнул его в локоть — метил в окровавленную прореху, но как всегда всадил прямо через одежду. Не умею я толком в себя инъекторы всаживать. Впрочем, сыворотке по барабану, как именно ее ввели.

— Меня послал сюда Журавель, — быстро проговорил бармен, наблюдая, как я выдавливаю в себя содержимое инъектора. Я не сразу понял, о ком он, но потом до меня дошло: да это же фамилия Бубны. — Когда началось. Попросил присмотреть за Динкой, чтобы с ней ничего не случилось.

Вот, значит, как. За Динкой, значит.

Я почувствовал, как во мне понемногу закипает лютое бешенство. Как всегда в такие моменты, внешне я выглядел абсолютно спокойным. Многих моих противников это жестоко обманывало, о чем они впоследствии очень жалели. Либо не жалели — уже ни о чем и никогда.

— Из постели присматривать удобнее? — ласково, точно Бубна, поинтересовался я, выдергивая инъектор и ощущая под кожей знакомое горячее шевеление. Ну вот и отлично: значит, и сегодня выживем, а там посмотрим.

— Из какой постели? — включил дурака Джо.

Я изо всех сил ударил его в челюсть. Наверное, теперь на меня страшно было смотреть. Я чувствовал это по тому, с каким звуком заскрипела до предела натянутая кожа на моих скулах. Никогда еще такого не слышал. Между тем внутренне я оставался совершенно холодным и отстраненным, но тело мне больше не подчинялось. Какое паршивое чувство!.. Стоп, не пережимай, твердил я себе, он же сейчас увидит твое безумное лицо и больше не поднимется, прикинется увечным, а пинать его лежачего ты побрезгуешь, кретин… Однако Джо все‑таки поднялся и прикинулся увечным лишь после того, как я отправил его в нокдаун во второй раз. Ну, вполне неплохо. Многим хватало одного удара.

Я перешагнул через него, приблизился к столу, отломал у курицы вторую ногу и принялся сосредоточенно ее обгладывать. Я не ел сегодня с тех пор, как приготовил стейк у Доктора, и мне казалось, что если я немедленно не брошу что‑нибудь в желудок, со мной случится голодный обморок. Сутки после Зоны я обычно не могу ничего есть, но сегодня все шло не так, как обычно. Другой рукой, измазанной в собачьих мозгах, я ухватил со стола початую бутылку водки и принялся шумно глотать. Как говорит в таких случаях один страус, если уж поймал нокаут, то лежи и отдыхай, сынок, набирайся сил. В голове у меня было пусто, как в контейнере у новичка, выбравшегося со Свалки. Осенний ветер сиротливо блуждал в моей голове. Нельзя вот так внезапно и с размаху прикладывать человека мордой об асфальт, Диана Эдуардовна. Предоставь это мужчинам.

Айвар опасливо пошевелился у моих ног. Я брезгливо переступил его в обратном направлении, тяжело опустился в кресло. Швырнув обглоданную кость на пол, дотянулся до занавески на окне и тщательно вытер жирные окровавленные руки.

— Какого черта, красавица?.. — начал было я, но у меня перехватило горло и я замолчал.

— Какого черта? — сказала красавица, которая все это время молча стояла в дверях, обхватив себя руками за плечи. — Какого черта, говоришь, сукин сын?! А ты знаешь, каково это — ночевать одной в холодном пустом доме, когда ты уходишь на неделю и неизвестно, вернешься или нет? А знаешь, как мне осточертело ждать, когда Че принесет сообщение о твоей гибели? А знаешь, какие дети рождаются у сталкеров?.. А знаешь…

Короче, понесло Динку. Посыпалось из нее такое дерьмо, что уши вянут. Как справедливо говорил в свое время наш инструктор, лучшая защита — это нападение.

— Ясно, — тяжело проронил я, дождавшись паузы. — Ты просто готовила запасной аэродром. За что я всегда уважал тебя, детка, так это за ум и предусмотрительность.

— Дурак ты, Хемуль. Ой, дурак.

Зато она заткнулась. Молча сходила на кухню, принесла все необходимое для оказания первой помощи. Быстро и привычно обработав мне раны антисептической мазью, принялась заливать их фиксирующей пеной из баллончика. Я только покряхтывал от боли — физической и душевной. Но выдавить из меня стон ей так и не удалось, хотя она и пыталась по‑всякому. По‑моему, она вообще добивалась того, чтобы я ее ударил, как Джо, но я не доставил ей такого удовольствия.

В очередной раз за сегодня я попал в осаду. Да что ж сегодня за день такой интересный? Ждать помощи было неоткуда. Оставалась призрачная надежда на миротворческий контингент. Но что там говорил Хе‑Хе? Зона расширилась на тридцать километров? Это значит, что в первую очередь будут зачищать ближние к новому Периметру городки. Логика как в военной хирургии: при обилии раненых в первую очередь следует заниматься легкими, потому что тяжелые могут умереть прямо на операционном столе, а когда дело дойдет до легких, те уже сами станут тяжелыми. Так же и здесь: в первую очередь спасать надо те населенные пункты, до которых легко дотянуться. Если прорываться с боем к нам, то мы до утра можем и не дождаться спасателей. А пока ооновцы концентрируют все усилия на рейдах в глубину Зоны, вырежут уже и те городки, что расположены ближе к новому Периметру…

Мы сожгли последнюю свечу и теперь сидели в полной темноте и молчании. Мужественный бармен попытался подсесть к Динке и обнять ее за плечи, но она нервно вывернулась и ушла в другой угол. Я только фыркнул, поудобнее устраиваясь в кресле. Утешать эту сучку я больше не собирался, бить морду Айвару тоже. Хватит с него. Не'он тут главный соблазнитель.

— Закурить есть? — холодным, чужим голосом спросила Динка.

Я молча вытряс из пачки сигарету, сунул ей. Бросил на колени зажигалку: сегодня у нас самообслуживание, детка. Она так же молча щелкнула зажигалкой, жадно затянулась.

Из темного угла, где сидел бармен Джо, донесся едва слышный вздох — жалобный и завистливый одновременно. И хлюпающий — что‑то я ему все‑таки разбил со второго удара.

— Дай ему тоже сигарету, — сказала Динка.

— Перебьется.

— Дай ему сигарету.

— Перебьется.

Я все‑таки вытащил из пачки сигарету и швырнул ею в бармена. В последней затяжке даже приговоренным к смерти не отказывают. А нам тут вполне светит братская могила.

Сигарета в буквальном смысле слова оказалась последней. Я скомкал пустую пачку, бросил ее под стол. Потом посмотрел на моих голубков. В темноте виднелись только силуэты да вспыхивал время от времени то в одном, то в другом углу огонек сигареты. Голубки, твою мать. Я вполне мог бы сейчас одной рукой прикончить их обоих и кусками скормить кружащим по двору слепым собакам.

Прикрыв глаза, я погрузился в чуткую полудрему. Я жутко вымотался за сегодняшний день, событий которого вполне хватило бы и на месяц, но изменение ситуации за окном никак нельзя было пропустить. От этого вполне могло зависеть наше спасение.

И все‑таки я, к своему стыду, провалился в беспамятство. Возможно, меня отключила сыворотка, вступившая в яростную борьбу с собачьим ядом, поступившим мне в кровь. Так что разбудил меня не шум мотора и визг тормозов на улице, а возглас Динки: «Хемуль!»

Вскочив с кресла, я метнулся к окну. В темноте был виден только свет фар остановившегося у забора джипа. А потом хлопнули дверцы машины, и с той стороны забора донеслись автоматные очереди. Мать моя конная армия, более приятного звука я не слышал никогда в жизни. Забравшиеся в сад слепые собаки, визжа от ужаса, бросились во все стороны, но полдюжины навсегда остались во дворе с развороченными головами и боками.

— Хемуль! — донесся до меня голос Хе‑Хе. — Хе‑муль, вы тут? Можете выходить, территория зачищена!

Мы втроем бросились к дверям. Динка успела по дороге ухватить свое пальтишко и набросить поверх халата. Спотыкаясь в темноте о разбросанные по двору собачьи трупы, мы выбрались за калитку и по очереди побывали в объятиях Хе‑Хе. Возле открытых дверей машины стояли Стеценко и Донахью, которые коротко отсалютовали нам автоматическим винтовками.

— Какого черта вы тут делаете? — спросил я.

— Тебе хотели пособить, — пожал плечами Хе‑Хе.

— Я сегодня потерял двоих друзей, — сказал Донахью. — Я не хочу, чтобы и ты погиб. Ты настоящий мужик, сталкер.

Он так и сказал: «мужик». Наверное, Хе‑Хе научил.

— А мне почему‑то страшно не хочется, чтобы ты считал меня последним дерьмом, — пояснил Стеценко. — Я и так уже выгляжу в твоих глазах как полное дерьмо. Но там, в Зоне, я не мог поступать иначе — на мне висело ответственное задание, которое я не мог провалить. Однако теперь задание благополучно провалено и я могу делать то, что считаю нужным.

— Короче, амбалы Бубны выдали нам оружие, а мы тут же наставили автоматы на них и угнали джип, — сказал Хе‑Хе, понимая, что именно меня интересует.

Понятно. Выходит, обратно в «Шти» нам дороги нет.

— Идиоты, — сказал я. — Ох, идиоты.

— Ну! — радостно согласился Хе‑Хе. — Не то слово.

— Хоть не убили никого?

— Нет, слава Черному Сталкеру. Даже не ранили. Вообще не стреляли. Едем?

— И куда же мы, на хрен, едем? — безнадежно осведомился я.

— В Чернобыль‑5, куда же еще? Похоже, туда Зона еще не доползла.

Мы с Джо втиснулись на заднее сиденье к Донахью, а Динке пришлось расположиться на переднем, на коленях у Стеценко: отправляясь нам на выручку втроем, ребята явно не рассчитывали, что вывозить тоже придется троих. Мне уже было наплевать. То есть сейчас и так была не та ситуация, чтобы качать права, надо было срочно уносить ноги, но мне теперь было бы наплевать в любом случае. У этой сучки теперь есть другой мужчина, пусть у него голова и болит насчет ревности и всего такого. Я к ней больше не прикоснусь, пошла в задницу.

Хе‑Хе резво развернул джип, и мы тронулись в путь.

Когда вдали послышалась канонада, а над горизонтом встало зарево от работающих там армейских прожекторов, я велел водителю:

— Притормози‑ка, браток.

Хе‑Хе привычно подчинился, и джип замер у обочины, фырча на холостом ходу.

— Автомат мне подари свой, — попросил я. Бывший напарник без разговоров сунул мне «хопфул».

— В чем дело? — поинтересовался Донахью.

— Дальше езжайте без меня, ребята, — сказал я. — Вам ничего не грозит. Вас вытащат спецслужбы, на худой конец выкупят. В крайнем случае проведете пару ночей в камере. Этим тоже, — я мотнул головой в сторону Динки и Айвара. — Они работали в Чернобыле‑4 официально. С Хе‑Хе все тоже более или менее ясно, думаю, вы его не бросите. Не дергайся, чучело, я все про тебя знаю. Что касается меня, то я вне закона. Знаете, что военные пообещали мне сделать, если поймают в Зоне? — Я фыркнул. — Уши отрезать.

— Послушай, Хемуль, — проговорил Стеценко. — Сдается мне, что со вчерашнего дня ты — наш агент, работающий под прикрытием, со всеми вытекающими последствиями и бонусами. А? Сталкер, мы проиграли сражение, но не войну. Нам очень понадобятся твой опыт и твои знания, чтобы попытаться нанести Хозяевам Зоны смертельный удар. Похоже, мы отобрали у тебя источник дохода, и мы готовы это возместить.

— Брось, полковник, — отмахнулся я. — Чтобы в следующей операции ты меня подставил ради общего дела как последнюю отмычку? Нет, спасибо, я сам как‑нибудь. Это не моя война. Мартин, выпусти‑ка меня.

Донахью открыл дверцу и вылез из машины. Я выбрался вслед за ним.

— Будь здоров, Мартин, — сказал я, протягивая ему руку. — Хотел бы я иметь такого второго номера, как ты. Прости, что не смог уберечь твоих ребят.

— Будь здоров, Хемуль, — отозвался Мартин, отвечая на рукопожатие. — Хотел бы я, чтобы ты был моим другом.

— Счастливо, полковник, — сказал я Андрею. ‑› Пусть у вас все получится, вояки хреновы. Зона заслуживает того, чтобы ее уничтожить.

— Зря ты не хочешь с нами, сталкер, — произнес Сте‑ценко. — Но это твой выбор. Тогда вот что… — Он полез во внутренний карман и протянул мне пластиковую банковскую карточку. — Мы играем честно. Все, что я обещал, будет перечислено на этот счет. И если вдруг ты захочешь связаться с нами, то сможешь это сделать через фирму, со счета которой будут перечислены деньги.

— Заметано, — сказал я, пряча карточку. — Пока, Динка. Хоть ты и сучка, с тобой было прикольно.

— Пока, Хемуль, — глухо проговорила она, глядя в темноту через боковое стекло. — Радиоактивное мясо чертово. А впрочем… Прости меня.

— Черный Сталкер пускай прощает, у него душа широкая, — отозвался я. — Джо, ну и тебе не хворать, ублюдок.

Бармен что‑то буркнул. Я не разобрал, что именно, да и не особо стремился.

— Хе‑Хе, — сказал я, положив руку на приоткрытое со стороны водителя окошко.

— Что, Хемуль? — хладнокровно отозвался мой бывший второй номер.

— Восхищаюсь твоим мужеством, бродяга. Ты что же, пошел в Зону по заданию Центра и два года рисковал жизнью только для того, чтобы у этих гавриков на всякий случай был тут свой контакт и агентурная сеть?..

— Не на всякий случай, Хемуль, — проговорил Хе‑Хе. — С самого начала ясно быдо, что контакт обязательно понадобится. Что с Зоной непременно надо что‑то делать. И что противостоят нам не инопланетяне и не потусторонние чудовища, а вполне конкретные силы, которые точно так же, как и мы, вынуждены использовать агентуру. Хе‑хе…

— Андрей говорил, у вас тут много агентов погибло. Был кто‑то из наших?..

— Да какая разница теперь, — безразлично проговорил Хе‑Хе.

— Наверно, никакой, — согласился я. — Ну, все, ребята. Был страшно рад с вами познакомиться. Однако с вами хорошо, а без вас еще лучше.

Я закинул автомат за плечо, развернулся и двинулся в лес перпендикулярно дороге. Я снова был один в Зоне, я снова был свободен. Я знал, что больше никогда уже сюда не вернусь, поэтому шагал не торопясь, стараясь запомнить каждое мгновение, каждое свое ощущение и мысль. Все‑таки это был солидный кусок моей жизни, и мне казалось, что я с кровью выдираю из души что‑то важное. Впрочем, мне еще было необходимо как‑то прорваться через новый Периметр, и осознание этого наполняло меня знакомым и острым предвкушением битвы.

Следовало поразмышлять и о том, как устроить свое будущее. У меня были кое‑какие деньги в одном киевском банке, которые я вполне мог получить по кредитной карте в большинстве стран мира. Этакий пенсионный фонд на черный день. Похоже, этот день настал — чернее некуда. Ах да, у меня еще есть банковская карта от щедрот российских спецслужб. Ладно, на досуге можно будет подумать и о трудоустройстве. Но только не сегодня. Я подумаю об этом завтра. Завтра будет новый день.

Оставшийся за моей спиной джип некоторое время работал на холостом ходу, потом взревел мотором и направился к линии Периметра.

А над Зоной снова шелестел дождь, и едва различимые тучи в ночном небе, перемешиваясь, собирались в огромные причудливее фигуры, похожие на атакующих луну мутировавших тварей Зоны.