Застольный период работы над пьесой

 

В процессе осуществления режиссерскою замысла различа­ют обычно три периода: застольный, в выгородке и на сцене.

 

Застольный период — это очень важный этап работы режис­сера с актерами. Это закладка фундамента будущего спектакля, посев семян будущего творческого урожая. От того, как будет протекать этот период, в огромной степени зависит конечный результат.

 

На первую свою встречу с актерами за столом режиссер обычно приходит уже с известным багажом в виде определенно­го режиссерского замысла, с более или менее тщательно разра­ботанным проектом постановки. Предполагается, что к этому времени он уже разобрался в идейном содержании пьесы, понял, ради чего автор ее написал, и определил, таким образом, сверх­задачу пьесы, уяснил для себя, ради чего он сегодня хочет ее поставить, — иначе говоря, что он хочет сказать своим будущим спектаклем современному советскому зрителю; предполагается также, что он проследил развитие сюжета пьесы, наметил сквоз­ное действие и узловые моменты пьесы, выяснил взаимоотноше­ния между действующими лицами, дал характеристику каждому персонажу и определил значение каждого персонажа в раскры­тии идейного смысла всей пьесы. Возможно, что к этому времени в сознании режиссера родилось и определенное «зерно» буду­щего спектакля, и на этой основе в его воображении стали уже возникать и образные видения различных элементов спектакля: отдельных актерских образов, кусков, мизансцен, передвижений действующих лиц по сценической площадке и т.п. Возможно также, что все это стало уже объединяться в режиссерском ощу­щении общей атмосферы пьесы и хотя бы в общих чертах, но режиссер представил себе и ту внешнюю, вещественную среду, в которой будет протекать действие пьесы.

 

Чем яснее для самого режиссера тот творческий замысел, с которым он явился к актерам на первую репетицию, чем он богаче и увлекательнее для самого режиссера, тем лучше. Одна­ко огромнейшую ошибку сделает режиссер, если он весь этот багаж сразу же целиком и без остатка выложит перед актерами в виде режиссерского доклада или так называемой режиссер­ской экспликации.

 

Если режиссер, помимо своего режиссерского дарования, обладает еще и способностью ярко, образно, увлекательно из­лагать свои намерения, он, может быть, и получит награду за свой доклад в виде восторженной овации актерского коллектива, но пусть он этим не обольщается! Завоеванного таким образом увлечения обычно ненадолго хватает. Первое яркое впечатление от эффектного доклада довольно быстро улетучивается, мысли режиссера, не будучи глубоко восприняты актерским коллекти­вом, довольно быстро забываются.

 

Разумеется, еще хуже, если режиссер при этом не обладает способностью ярко и увлекательно рассказывать. В этом случае неинтересной формой своего преждевременного сообщения он может сразу же дискредитировать перед актерами даже самый лучший, самый интересный замысел. Если в этом замысле име­ются элементы творческого новаторства, смелые режиссерские краски и неожиданные решения, то первоначально это может не только натолкнуться на непонимание со стороны коллектива, но и вызвать известный протест. Неизбежный результат этого — охлаждение режиссера к своему замыслу, потеря творческого увлечения.

 

Неправильно, если первые застольные собеседования проте­кают в форме односторонних режиссерских деклараций и но­сят, так сказать, директивный характер.

 

Работа над спектаклем протекает хорошо только тогда, когда режиссерский замысел вошел в плоть и кровь актерского кол­лектива. А этого нельзя добиться сразу, на это необходимо вре­мя, нужен ряд творческих обследований, в ходе которых ре­жиссер не только информировал бы актеров о своем замысле, но проверил бы и обогатил этот замысел за счет творческой ини­циативы коллектива. Первоначальный режиссерский план — это, в сущности говоря, еще не замысел. Это только проект замысла. Он должен пройти еще серьезное испытание в процессе коллек­тивной работы. В результате этого испытания созреет оконча­тельный вариант творческого замысла режиссера.

 

Для того чтобы это произошло, режиссер должен предложить коллективу обсудить вопрос за вопросом все, из чего склады­вается план постановки. И пусть, выдвинув на обсуждение тот или иной вопрос, сам режиссер говорит возможно меньше. Пусть говорят актеры. Пусть они последовательно выскажутся и об идейном содержании пьесы, и о сверхзадаче, и о сквозном дей­ствии, и об отношениях между действующими лицами; пусть каждый расскажет, каким ему представляется тот персонаж, роль которого ему поручена; пусть актеры поговорят и об общей ат­мосфере пьесы, и о том, какие требования предъявляет данная пьеса к актерской игре (иначе говоря, на какие моменты в обла­сти внутренней и внешней техники актерского искусства в дан­ном спектакле следует обратить особенное внимание).

 

Разумеется, режиссер должен руководить этими беседами, подогревать их наводящими вопросами, незаметно направляя к нужным выводам и правильным решениям. Но пусть он не боится при этом и изменять свои первоначальные предположе­ния, если в процессе коллективной беседы будут возникать но­вые решения, более верные и увлекательные.

 

Так, постепенно уточняясь и развиваясь, режиссерский за­мысел сделается органическим достоянием коллектива и войдет в сознание каждого его члена. Он перестанет быть замыслом одного только режиссера, он сделается творческим замыслом коллектива. Именно к этому и должен стремиться режиссер, именно этого он и должен добиваться всеми доступными ему средствами, ибо только такой замысел будет питать собою творчество всех участников общей работы. К этому в основном сводится первый этап застольной работы.

 

Не следует, однако, допускать, чтобы собеседования застоль­ного периода превращались в безответственную «говорильню», в беспредметное философствование, в разговор «вообще» или «вокруг да около». Такие разговоры не помогают актерам, они утомляют их, перегружают их сознание лишним, ненужным ма­териалом; они не подводят к творчеству, а, скорее, наоборот, уводят от него. Порочная практика таких собеседований дала основание Станиславскому в конце своей жизни выступить про­тив застольной работы вообще. Однако едва ли правильно отме­нять этот важный этап работы только потому, что его иногда неверно осуществляют. Проводить его нужно, во-первых, творчески, а, во-вторых, делово.

 

Хорошо, если под этим же девизом будет протекать и второй этап застольного периода, состоящий из застольных репетиций, в ходе которых практически осуществляется так называемый действенный анализ пьесы и устанавливается действенная линия, каждой роли.

 

В процессе этого анализа каждый исполнитель должен про­чувствовать последовательность и логику своих действий. Ре­жиссер должен ему в этом помочь. Для этого нужно, во-первых, определить то действие, которое в каждый данный момент дол­жен выполнить актер, и, во-вторых, дать ему возможность тут же и попробовать его выполнить — хотя бы только в зародыше, в намеке, пусть пока еще только при помощи нескольких слов или двух-трех фраз полуимпровизируемого текста. Здесь важ­но, чтобы актер почувствовал скорее позыв к действию, чем со­вершил само действие. И если режиссер видит, что этот позыв действительно возник, что актер телом и душою понял сущ­ность, корень, природу того действия, которое он впоследствии будет в развернутой форме осуществлять на сцене, что он, пока еще только на одну секунду, но уже по-настоящему, зажегся этим действием, — можно переходить к анализу следующего зве­на в непрерывной цепи действий данного персонажа.

 

Таким образом, цель этого этапа работы — дать возможность каждому актеру прощупать логику действий своей роли. Если в процессе этой работы у актеров будет возникать желание на какой-то момент встать из-за стола, сделать какое-то движение, не надо их удерживать. Пусть встают из-за стола, снова садятся, чтобы в чем-то разобраться, понять, дооправдать, и потом снова встают — лишь бы только они не наигрывали, не делали больше того, на что они в данный момент имеют право.

 

Если, например, исполнитель понял (почувствовал), что в данной сцене он сначала просит о чем-то своего партнера, потом умоляет; когда это не действует, он пробует льстить; ког­да это не помогает, он угрожает, потом, испугавшись, просит прощения; потом другому своему партнеру жалуется на первого; потом на что-то намекает, в чем-то отказывает и, наконец, разо­блачает, — цель анализа данной роли в данной сцене достигнута, и можно переходить к следующему куску пьесы. Не следует думать, что застольный период должен быть резкой чертой от­делен от последующих этапов работы — в выгородке, а потом и на сцене, — вовсе нет! Лучше всего, если этот переход произой­дет постепенно и незаметно.

 

Пока репетируют актеры за столом, стараясь найти правиль­ные отношения друг с другом, определить логику действий и за­вязать общение, их жесты, движения, интонации не реализуются во всей своей полноте — это пока еще только намеки или заро­дыши будущих сценических красок. Но чем дальше, тем легче, свободней и шире разворачивается актерская игра. Краски при­обретают все большую яркость, законченность, полноту. Актеры все чаще и чаще не выдерживают и сами встают из-за стола. Если же некоторые из них пока еще не решаются это сделать, хотя внутреннее право на это уже завоевали, пусть режиссер их к этому подтолкнет. Глядишь, репетиции сами собой незаметно перейдут в следующую фазу.