Глава третья. Физика сознания

 

Тебя не поражала мысль о том, что жизнь вся состоит из памяти… за исключением лишь одного мгновения, которое может промелькнуть так быстро, что его едва успеешь заметить? Да, конечно, жизнь – это память… за исключением каждого уходящего в прошлое момента.

Теннесси Уильямс

 

Вы ведь и сами знаете, как это бывает, когда в голову приходит идея. Для вас самого она ясна и прозрачна, как солнечный свет. В действительности же она больше похожа на хоровод эмоций и как будто затянута дымкой. В физическом смысле вашей идеи просто нет, она не существует. Либо вы сами полагаете, что ее нет, пока компьютер не распознал, какие именно буквы вы используете, чтобы сложить из них слово. Или пока вы не познакомитесь с научной работой под названием «Как читать скрытые намерения человека в его мозге» («Reading Hidden Intentions in the Human Brain»)[44].

Такое название подразумевает, что все мысли, намерения, воспоминания и переживания имеют конкретное физическое существование. Их создают импульсы и энергетические волны (заряды), порождаемые миллиардами клеток в наших головах. Подобное понимание не имело бы никакого смысла для французского философа Рене Декарта: в 1649 году он утверждал, что тело есть физическая машина, а сознание, как воплощение духовности, нематериально. Однако в XX веке ученые стали находить все больше свидетельств четкого соотношения умственной активности и происходящих в головном мозге физических процессов. Вот пример. В 1940 году нейрохирург Уайлдер Пенфилд (Wilder Penfield), имея дело с больными, подвергавшимися хирургическому лечению для предупреждения развития эпилептических припадков, использовал шоковое воздействие на мозг своих пациентов слабых электроимпульсов. Оно не имело ничего общего с хирургией и осуществлялось в исследовательских целях. Пациенты находились в полном сознании, поскольку в головном мозге нет болевых рецепторов – в обезболивании нуждаются только покрывающие его мягкие ткани и кости черепа.

Пенфилд обнаружил, что стимулирование определенных частей височной доли мозга будит у пациентов живые воспоминания. Одному из них знакомая песня слышалась так ясно, что он подумал, будто ее действительно проигрывают в операционной. У большинства людей подобное стимулирование вызывало различные ощущения и подергивания в некоторых частях тела. Пенфилд предположил, что происходящее в головном мозге физически воспроизводится в пучках нейронов, связанных со стимулируемыми зонами. Воздействие на несколько из них передавало возбуждение всему пучку, и пациент при этом что‑то чувствовал или вспоминал. Иными словами, сознание – это не воплощение эфемерной «духовной субстанции». Оно вполне материально.

С тех пор сотни других исследователей немало добавили к открытиям Пенфилда. Сегодня каноническим считается тезис нейронауки о том, что любая активность ума может быть связана с соответствующей ей схемой передающегося по нервам возбуждения. Хотя все еще не утихли споры на тему, каким именно образом активирующий импульс, пройдя по нервам, достигает сознания, мы можем быть уверены: он оживляет последнее. Мои кохлеарные импланты делают со мной то же самое, что Пенфилд со своими пациентами, – передают электрические импульсы слуховым нервам таким образом, чтобы я мог слышать звуки. Мы можем взглянуть на все и с противоположной точки зрения: если удастся с необходимой четкостью увидеть активацию нейронов головного мозга и верно интерпретировать предмет наблюдения, то станет ясно, какой опыт содержит в себе наше сознание. То есть его «прочтение» станет возможным.

Но как это сделать на практике? В данной главе мы рассмотрим две широко применяемые методики: энцефалографию (EEG) и функциональное сканирование головного мозга с использованием магнитно‑ядерного резонанса (fMRI). Полагаю, к концу главы вы согласитесь со мной, что обе методики изумительны и банальны одновременно. И в каждой из них есть что‑то от магии фокуса. Когда видишь все впервые, глаза широко открываются от удивления. Но когда узнаешь секрет, восклицаешь: «Да как же я раньше не понял?!»

У меня есть три причины, по которым хочу вовлечь вас в состояние взволнованного разочарования или разочаровывающего волнения – выбирайте то, что вам больше подходит. Первая: если вы уясните смысл рассматриваемых методик, то поймете, что сознание – материально. Вторая: вы сможете познакомиться с работой невероятно умного программного обеспечения. Третья: теоретическая основа в данном случае критически важна для понимания более «экзотических» и выдающихся технологий – например, оптогенетики, к которой мы подойдем в 8‑й главе.

В ноябре 2008 года я участвовал в ежегодной встрече членов «Общества в поддержку нейронауки» (Society for Neuroscience). По счастливому стечению обстоятельств, в тот год она проводилась в Вашингтоне, округ Колумбия. В какой‑то момент я обнаружил, что на мне надет очень глупый (если смотреть со стороны), но, предположительно, абсолютно аутентичный шлем для майндридинга. Это произошло на выставочном стенде разработавшей шлем австрийской компании. Как заявляли сами производители, он дает возможность печатать текст, смысл которого распознается по активности мозга. Накануне вечером я был на презентации этого шлема и видел, как доброволец из публики успешно «напечатал» фразу с первой же попытки. Позже я вновь зашел на стенд, чтобы внимательнее рассмотреть этот девайс и, между делом, задать его создателям несколько каверзных вопросов: так эта штука может читать то, что происходит в сознании? Каким образом?

Через день я вернулся на стенд этой компании, чтоб испробовать действие шлема на себе. С посетителями общался один из его разработчиков – Штефан Шаффельхофер. Высокорослый, но с детским лицом, он выглядел моложе своих лет, и мне не верилось, что он уже закончил высшую школу. «А я вас помню», – бодро сказал он мне, когда я подошел поближе. И укрепил шлем на моей голове. «Свои процессоры я убрал, так что он будет вам по размеру», – добавил он, брызнув на несколько сокетов гелем, обеспечивающим надежный контакт. Гель был холодным и липким. Я тут же почувствовал себя так, словно это вещество начало просачиваться внутрь меня, проникая между волосами.

Штефан подсоединил к шлему 8 электродов. Хотя к нему можно присоединить до 65, к моему прикрепили только 8. Причем большинство – со стороны затылка, поскольку зрительная зона коры головного мозга, как ни странно, находится в задней его части. Меня опутали проводами, и я стал походить на радиосхему в стадии монтажа. После этого я перевел взгляд на экран, где в четком порядке были представлены буквы алфавита.

 

 

«И что, – обратился я к Штефану, – следует делать? Как «набрать текст» силой мысли?»

«Буквы подсвечиваются в произвольном порядке, – ответил он. – Достаточно просто смотреть на ту из них, которую хочешь «напечатать». Как только буква «загорится», у человека в шлеме возникнет реакция своего рода испуга, и электронные датчики ее уловят».

«Реакция испуга?» – уточнил я.

«Не буквально, конечно, – сказал Штефан. – Скорее, это будет рефлекторная реакция, посредством которой мозг скажет: ой! Буква, на которую я смотрю, зажглась! Электрическая активность у этого рефлекса настолько четко выражена, что ему даже присвоили свое собственное имя – P300, или электропотенциал, связанный с реакцией на событие (event‑related potential). То есть электронный датчик ловит волну P300 – и компьютер понимает, что зрительная зона коры головного мозга отметила неожиданные изменения в картине происходящего».

Иными словами, я должен был просто смотреть на букву, пока она не начнет подсвечиваться – и в этот момент, если все идет нормально, электронные датчики зафиксируют, что мой мозг стал вырабатывать волну P300. Для подтверждения система заставит букву несколько раз мигнуть – чтобы всякий раз регистрировать именно эту волну. После чего выбранная буква переместится на специальную результирующую строку (output line), что послужит мне знаком перевести взгляд на следующую. И весь цикл повторится.

Штефан запустил систему, и я сразу же заметил, что каждая буква мигает очень недолго: компьютер «перебрал» все 26 менее, чем за секунду. К тому же буквы подсвечивались в произвольном порядке. Все это было похоже на то, как человек разглядывает переливающуюся огнями рождественскую елку, в гирляндах которой каждое мгновение загорается и гаснет всего по одной лампочке.

Теперь, когда я все понимаю, что же мне написать? Да‑а, писательская немота… Ладно, напишу имя моего редактора. Через неделю у меня с ней намечена встреча в Нью‑Йорке. Значит, мне нужно смотреть на букву «A»[45]. Кажется, она мигала разок‑другой в течение секунды. Всякий раз, когда эта буква подсвечивалась, я думал: «A». Поскольку она зажигалась снова и снова, я обнаружил, что снова и снова думаю: «A! A! A! A!»

И буква «А» появилась в результирующей строке.

Просто волосы дыбом встают. (Правда, мои уж очень вздыбиться не могли: мешал надетый на голову шлем).

Ура, работает! Быстро найти «M» и смотреть только на нее.

Через несколько секунд «M» безмолвно появилась правее «A».

Я перешел к «B». «B! B! B! B!»

И результирующая строка показала: «A M B».

Постепенно происходящее перестало казаться мне столь уж удивительным. Всякий раз, когда «моя» буква подсвечивалась, в уме происходило нечто очень характерное и неповторимое. Вспышка энергии, какой‑то рывок, шуршание, свист… Нейроны в теменной доле мозга как будто пускались в вихревую пляску, и электронные датчики легко улавливали порождаемый ею «электрический шорох». Да, электрический потенциал мозговой волны P300, возникающей как реакция на событие, действительно существует – и он реален, точно шарики в детской игре. Как просто! Что ж, последуем далее…

 

A M B E R

 

«Неплохо, – сказал я Штефану с улыбкой. – Все получается. С первой попытки».

Я решил попробовать «напечатать» что‑нибудь более длинное, поэтому Штефан очистил строку результата. Правда, я не знал, как делать пробелы между знаками, но не позволил себе подумать, будто это обстоятельство может остановить меня.

 

После стольких‑то лет молчания, вот что мой мозг желает сказать в действительности[46].

 

На эту запись у меня ушло две минуты. Но опытные пользователи системы, с которыми я познакомился накануне, могли «писать» с той же скоростью, с какой печатают на пишущей машинке двумя пальцами.