Б.18. В.2. ТОЛКОВАНИЕ ВЕЛИКОЙ ВЕЧЕРНИ

Несколько слов о толковании вечерни. Вечерня не была предметом тол­кования восточных писателей литургистов до блаж. Симеона Солунского. Он первый дает объяснение предначинательного псалма, великой ектении, кафизмы „Блажен муж...“, вечернего входа, прокимна, последующих за ним ектений, литии и хлебоблагословения. В методе своего толкования блаж. Симеон отдает большую дань его времени в смысле насыщения этого толкования символикой, так что не только отдельные песнопения и обряды, но даже движения иерея, его одежды в глазах истолкователя представляют­ся исполненными особого, проникновенного смысла. „И исхождением сим, и преклонением главы, и поднятием ее, и возглашением: премудрость, про­сти, и крестообразным каждением, и возвышением евангелия (если это вход с евангелием) и восхождением к престолу, — всем этим являет он (т. е. иерей. — Н. У.) дела домостроительства: выходом его (из алтаря.— Н. У.) и нисшествием (на средину храма. — Н. У.) знаменуется сошествие Христа и уничижение, священническою его одеждой — воплощение, стоя­нием на средине (храма — Н. У.) с преклоненной головой —пригвождение за нас посреди земли и смерть, и сошествие во ад Спасителя“, пишет блаж. Симеон по поводу вечернего входа. Тем не менее толкование блаж. Си­меона концентрируется около пришедшего в мiр Христа Спасителя, как бы присутствующего с молящимися во образе совершающего вечерню иерея. С этой стороны это толкование приближается к идейному пониманию вечернего богослужения в Древней Церкви и может быть названо откликом на слова священномученика Киприана Карфагенского, писавшего о вечер­ней молитве: „Нам должно молиться при захождении солнца и при окончании дня; ибо Иисус Христос есть истинное солнце и истинный день. Посему, молясь при захождении солнца и окончании дня и прося, чтобы снова воссиял нам свет, мы тем самым молимся о пришествии Христовом, чтобы оно принесло нам благодать света вечного... Хотя по закону природы день сменяется ночью, однакож для молящихся не может быть никакого препят­ствия и от ночного мрака, потому что для сынов света и ночи есть дни. Ибо когда бывает без света тот, у кого свет в сердце? Или каким образом нет солнца и дня у того, для кого солнце и день — Христос?“.

В русском литургическом богословии толкование вечерни появляется только в XIX в. в труде преосвященного архиепископа нижегородско­го и арзамасского Вениамина — „Новая скрижаль“. Преосвящен­ный Вениамин в своем толковании хорошо использовал мысли блаж. Симеона. Вместе с тем он внес нечто новое, свое. Слова 103 псалма, просла­вляющие величие Божие, как Творца мiра, и каждение храма, в практике совершаемое на всенощном бдении при пении этого псалма, дали ему осно­вание толковать этот момент богослужения как „изображающий все смот­рение Господне, т. е. сотворение всего мiра“. Отсюда по ассоциации мысли о последующих библейских повествованиях, где говорится о грехо­падении прародителей и изгнании их из рая, архиепископ Вениамин истолковал закрытие св. врат после каждения как обозначающее, что „вско­ре по сотворении мира райские двери затворились Адамовым преступ­лением“. Говоря далее о пении светильничных псалмов, архиепископ Вениамин развивает приведенные выше мысли. „В сих псалмах, говорит он, изображаются все те моления и воззвания, которые Адам в бедствен­ном своем состоянии некогда возносил из глубины души своей“.

Вторым русским толкователем вечерни был прот. Г. С. Дебольский. Последний собственно не дал какого-либо нового толкования, но развил мысли архиепископа Вениамина, сократив в то же время до минимума использованное последним толкование блаж. Симеона. „Вечерня, говорит прот. Г. С. Дебольский, вкратце изображает судьбы мiра, — Богом создан­ного и спасаемого, — сотворение, грехопадение и искупление мiра“. Повторив сказанное преосвященным Вениамином о том, что исполнение 103 псал­ма знаменует сотворение мiра, а кадильный дым — Духа Божия, носящего­ся во время мироздания „верху воды“ и закрытие св. врат — изгнание Адама из рая, он далее объясняет пение светильничных псалмов и стихир при них как „изображающих состояние грешника, молящегося и исповедующего грехи свои Богу“. Вечерний вход и гимн „Свете тихий...“ в толковании прот. Г. С. Дебольского уже не напоминает о духовном сопребывании Христа с присутствующими в храме, как это понималось в Древней Церкви, а только „изображает“, что „обетование искупления исполнилось воплощением Сына Божия“.

Последующий толкователь — прот. К. Никольский, приняв в целом концепцию толкования своих предшественников, в большей мере, чем они, распространил символику с элементов богослужения — псалмов и прочих песнопений на самих совершителей вечерни. Так, по его объяснению: иерей „стоит пред затворенными царскими вратами и тайно читает светильничные молитвы, изображая Адама, кающегося пред вратами рая“. Центральный пункт вечернего богослужения — вход — в толковании прот. Николь­ского также представляется действом, в котором иерей изображает Иисуса Христа, а диакон — Иоанна Предтечу. „Из алтаря, — говорит о. К. Николь­ский, — как с неба идет, в образе Господа, священник прост (прямо, не согнувшись), имея фелонь опущенную для изображения смирения и вели­чия. Пред ним идет, как бы Предтеча, диакон, держащий в руке кадиль­ницу. Кадильница с фимиамом изображает, что чрез ходатайство Господа наши молитвы, как фимиам, возносятся к Господу, — и Святой Дух при­сутствует в храме. Диакону предшествуют два светильника, означающие собой духовный свет, принесенный Господом на землю“.

Недостатком всех указанных толкований является то, что они не го­ворят о древнехристианской традиции светильничного благодарения и о связанной с этой традицией верой в сопребывание Иисуса Христа с соб­равшимися во имя Его, на основе которых возникла вечерня. Между тем сама Православная Церковь хранит следы этой священной традиции. До сих пор в ней существует древнее название вечерни — „светильничное“, до сих пор совершается изнесение из алтаря светильника, и слова типикона „И мы поем: Свете тихий святыя славы. Чтецы же, вземше лампады, предходят даже до святых дверей... Священник же, поклонився пред святыми дверьми и целовав я, входит...“ — излагают самый обряд светиль­ничного благодарения (см. гл. 2) (В практике некоторые иереи, входя святыми вратами в алтарь, благословляют свещеносцев и последние уносят свечу, так что пение „Свете тихий...“ проис­ходит при отсутствии светильника. Но типикон ничего не говорит о благослове­нии свещеносца. По смыслу слов его светильник должен гореть перед св. вратами в течение пения всего вечернего гимна и, очевидно, может быть унесен после общего преподания мира — „Мир всем“). В типиконе же есть указание — за­жигать светильники в начале вечерни только перед иконами Спасителя и Богородицы, что в иконостасе, над св. вратами и у иконы празднуемого святого, а при пении собственно светильничного псалма — „Господи воззвах“ — „вжигати и прочия свещи“ (гл. 24). Зажигание на вечерне светиль­ников в два приема и приурочивание второго из них к пению светильничного псалма — это тоже след древней традиции светильничного благодаре­ния.

Поэтому было бы желательно, чтобы толкователи вечерни стояли бли­же к пониманию ее значения в древней Церкви и брали бы пример у того же блаж. Симеона Солунского, который все совершающееся на ней относил не к „сени законной“, а к „благодати пришедшей“, видел в вечер­нем входе „бывшее в последок веков сошествие Бога“ и говорил, что псалом „Блажен муж“ „относится преимущественно к Господу, ибо вочеловечившееся Слово Божие Само было поистине единым блаженным му­жем и не сотворило греха; Оно есть древо жизни и дало много, плодов — нас, уверовавших в Него; Оно живет, не увядая, как бессмертное; Оно не отвергает нас, как имеющее вечно зеленеющий лист и плод, но развеет, как прах, нечестивых и демонов“. Толкование, исполненное глубокой богословской мысли и теплой веры!