НАТУРАЛИСТИЧЕСКАЯ МОДЕЛЬ

«Жизнь способна существовать без мышления, однако мышле­ние—лишь один из видов жизни. Мышление может себе намечать сколь угодно грандиозные цели, в действительности же жизнь пользу-

ется мышлением для своих целей и дает ему живую цель, совершенно независимую от абстрактных задач»⁵⁶. В этих словах кредо натура­листического видения реальности, выраженного на языке философии жизни.

Натуралистическая модель отчетливо выбирает естественнонауч­ный подход к обществу. В основе ее анализа лежит природность (по Канту), т. е. те моменты, которые подчиняются естественным законам, принадлежат к миру необходимости, а не к миру свободы.

Однако натуралистическая модель социума, поскольку это все-та­ки философия, стоит также и на трансцендентальных позициях в том смысле, что окружающая среда предстает как тотальное средство и только средство для выживания «субъекта», которым оказывается общество⁵⁷.

Общество биоморфно⁵⁸, оно представляет собой «социальный организм»⁵⁹. Тезис о «связи со средой»—только один, хотя и важ­нейший, момент биоморфизма. Корни такого мышления глубоки, они в архаике, в мифе. Поэтому в идеологическом плане существенны­ми оказываются — вдруг! — вполне позитивные научные исследования, посвященные, например, лесу⁶⁰, и общие биологические концепции⁶¹.

Архаическая основа «маскируется» под так или иначе рационали­зованные философемы, она может предстать и как «подлинно науч­ное» позитивное знание, в частности — как самый современный функ-ционализм , однако ее архаическое происхождение всегда следует иметь в виду. Общество рассматривается сегодня и в образе ризомы, заимствованном из биологии (Ж. Делёз), и в образе тела без органов, тысячи плоскостей⁶³. В современных представлениях о социальном порядке наличествуют такие биологические (в частности — экологиче­ские) метафоры, как ценоз или биоценоз⁶⁴. Мы сталкиваемся с биоло­гическими моделями в самых различных сферах социальности⁶⁵.

С натуралистической точки зрения в ее новоевропейской интерпре­тации, человечество — это рядовой биологический вид среди других биологических видов. В формировании такой позиции видную роль сыграли Ч. Дарвин и дарвинизм⁶⁶. Сам Дарвин в своих биологических воззрениях ориентировался на социальные модели (Т.Р.Мальтус). Дарвин и английские эволюционисты в свою очередь сильно повлияли на социальные взгляды Ф. Ницше на определенном этапе его развития (1876-1882). Вдохновлялся биологическими образами и метафорами А. Бергсон. Из биологии почерпнуты и мысль Ф. Ницше о «воле к вла­сти» как воплощенной воле к жизни, и мысль А. Бергсона о «жизнен­ном порыве».

Социал-дарвинизм делал упор на внутривидовую борьбу как фак­тор развития человечества. Этому варианту натуралистической моде­ли противостоит другая ее вариация, которая делает упор не на борьбу

за существование, в коей происходят естественный и половой отбор, а на взаимопомощь и взаимную поддержку в мире живой природы⁶⁷.

Натуралистические модели жестко противопоставляют (например, в ключе дарвинизма) ценности вида и ценности индивида: что плохо для индивида, то хорошо для вида (скажем, войны и эпидемии). Любая катастрофа с таких позиций положительна, поскольку она уничтожает наименее приспособленных.

4.2.1. РАСТЕНИЕ ИЛИ ЖИВОТНОЕ?

Альтернатива растения и животного принципиальна. «Растение су­ществует не само по себе. Оно образует часть ландшафта, в которой случай заставил его пустить корни... а вот животное выбирать спо­собно. Оно освобождено от связанности всего прочего мира... Инфу­зория, которая влачит в капле воды уже невидимое для человеческого глаза существование, длящееся секунду и разыгрывающееся в крошеч­ной частице этой малой капли, эта инфузория свободна и независи­ма перед лицом целого мироздания. Дуб-великан, с одного из листьев которого свешивается эта капля,— нет»⁶⁸. Общество видится нам не только и не столько по образу животного⁶⁹, сколько по образу рас­тения; в основе натуралистической модели лежит фундаментальная мифологема мирового древа⁷⁰. Храм как архитектурное воплощение общества —это образ священной рощи, образ (райского) сада.

Одна из фундаментальных антитез — антитеза общества и лично­сти. В натуралистической модели она предстает как антитеза «обще­ства-растения» и «личности-животного», или как антитеза раститель­ного и животного начал. Идея растительности — это идея связанно­сти, а идея животности — идея свободы. « Связанность и свобода — так можно выразить глубочайшее и коренное различие растительного и животного существования»⁷¹. Но, конечно, в индивиде есть не только момент свободы, но и момент связанности. Уже Аристотель наблюдал в человеке не только разумную и животную, но и растительную душу. «... Только растение — всецело то, что оно есть. В существе животного заложена некоторая двойственность. Растение лишь растение, но жи­вотное—это растение плюс что-то еще. Стадо, которое, чуя опасность, сбивается в плотный сгусток, ребенок, который с плачем виснет на ма­тери, отчаявшийся человек, который ищет убежища в своем Боге,— все они желают возвратиться из бытия на свободе назад, в то связан­ное, растительное, из которого были отпущены в одиночество»⁷².

Обратим внимание здесь на слово «одиночество». Мы помним, что в самой множественности, которая в этом контексте противостоит оди­ночеству, может быть найден источник зла.

Если в животном присутствует растительное, то в растительном

принципе может присутствовать животное, т. е. начало подвижности и свободы. Иначе говоря, общества, культуры могут выступать как субъекты — как «отпущенные в одиночество». Развивая тему расте­ния и животного, О.Шпенглер пишет: «...растение — нечто „косми­ческое ", животное же — это еще и „микрокосм " по отношению к мак-рокосму»'⁰.

4-2.2. СВЯЗЬ СО СРЕДОЙ

Основной тезис натуралистической модели — сущностная связь че­ловека и социума с окружающей средой. «Человек, как и все живое, не является самодовлеющим, независимым от окружающей среды при­родным объектом. (...) Неразрывность живого организма с окружаю­щей средой не может сейчас возбуждать сомнений... »⁷⁴ Естественно, что натуралистическое рассмотрение выводит на первое место внеш­ние природные условия (климат, ландшафт, экология) и «внутрен­нюю» природу человеческого организма.

Натуралистическое видение характеризует взгляды Ш. Монтескье, Л.И.Мечникова⁷⁵. А.Л.Чижевский утверждает важнейшую роль 11-летних циклов активности Солнца для социальной жизни⁷⁶. От­мечается важное влияние разломов земной коры на жизнь общества, влияние магнитных полей земного шара⁷⁷. В конце XX в. осознание экологической проблемы привело к тому, что роль географической сре­ды для многих мыслителей вышла на первое место. Поэтому натура­листическое видение социума тесно связано с экологией как положи-тельной наукой и с современным экологическим движением .

В дальнейшем мы увидим, что многие этнические концепции в сво­ей основе имеют именно натуралистическую модель (Л. Н. Гумилев, С. М. Широкогоров и др.⁷⁹)⁸⁰. С обострением экологической пробле­мы, без сомнения, связано и обострение этнических конфликтов в кон­це XX в.⁸¹ На натуралистической модели базируется геополитика: на­циональная судьба определяется борьбой за жизненное пространство, борьбой за ресурсы. Производство средств жизни, с такой точки зре­ния,—это лишь незначительная модификация добытых ресурсов. Бо­гатство народов определяется не производством, не культурой, а имен­но владением ресурсами. Эта идея развертывалась еще физиократами (Ф.Кенэ, А. Р. Ж.Тюрго), которые полагали, что «чистый продукт» может быть создан только сельскохозяйственным трудом.

4-2.3. «ЧЕЛОВЕК ЕСТЬ ТО, ЧТО ОН ЕСТ»

В натуралистическом видении дифференциация человечества определена не только внешними, но и внутренними природными

обстоятельствами, не только внешней, но и внутренней природой человека⁸². Соответственно развертывается тезис о влиянии продук­тов питания на общественную жизнь.

В XIX в. в связи с развитием социальной гигиены натуралистиче­ские концепции, особенно в их популярных вариантах, исключитель­ное значение придают питанию. Великие географические открытия, согласно таким воззрениям, были стимулированы недостатками ди­еты (нехватка пряностей, легких тонизирующих напитков типа чая и кофе), и в конечном счете именно эти напитки и породили бурный научно-технический прогресс Западной Европы. Французская револю­ция также, мол, была стимулирована многочисленными кофейнями в полуголодном Париже 1789 г.

Такое видение человека и социума вовсе не ушло в небытие, а вполне актуально и сегодня. Отсюда вычисление количества потреб­ляемых в стране продуктов и социально-политические выводы из это­го. Скажем, утверждение, что с 1992 г. Россия по потреблению про­дуктов питания располагается между Нигерией, Заиром и Бангладеш, звучит как политическое обвинение⁸³. И далее тема питания разви­вается совершенно в духе конфликта (социального!) между жирны­ми и тощими⁸⁴. «Богатые страны... расходуют десятки миллиардов долларов на обширный комплекс мер, помогающий людям сбросить лишний вес. Около одного миллиарда человек, живущих в развитых странах, поглощают в среднем 3350 килокалорий в день на человека, что на 700 килокалорий выше рекомендуемого уровня. На все осталь­ные страны приходится по 2520 килокалорий в день на человека, что можно считать удовлетворительным. Однако почти миллиард человек в бедных странах Африки и Азии потребляет в среднем лишь 2040 ки­локалорий в день, что значительно ниже физиологического миниму­ма. Поразительным является... то, что в эту же группу полуголодных стран вошла с 1992 года и Россия с ее 2100 килокалориями в день на человека»⁸⁵.

4.2.4- ПИТАНИЕ И РАЗМНОЖЕНИЕ. НАРОДОНАСЕЛЕНИЕ

Натуралистическое понимание деятельности делает акцент на пи­тании и размножении. Собственно, размножение вместе с питанием — это и есть натуралистический модус главного вида деятельности. Мно­жественность, развернутая во времени, представленная динамически, в натуралистической модели оказывается размножением⁸⁶.

Из всего арсенала социальной философии такая конкретная соци­альная наука, как демография, принимает прежде всего натуралисти­ческую модель. Роль народонаселения наиболее существенна с точки зрения именно натуралистической модели. Скажем, если в России сей-

час 146 млн чел., если ее народонаселение падает в год примерно на миллион и к 2015 г. будет составлять всего 130 млн⁸⁷, это уже может быть рассмотрено как свидетельство национального падения⁸⁸.

4.2.5. АГРЕССИВНОСТЬ

Особое место в концепциях, связанных с натуралистической моде­лью социальной реальности, но преимуществу в социобиологических исследованиях, занимает агрессивность^. В животном царстве она легко объясняется естественным и половым отбором, которые пред­стают как биологические формы агона. Этот феномен подробно ис-

следован в этологии .

Натуралистическая модель социальной реальности постулирует, что человеческая агрессивность — прямое продолжение агрессивности животных. Применительно к обществу эти рассуждения выглядят на­тянуто и неубедительно. Например, в рамках такого видения выделя­ются «единоборство мужчин», с одной стороны, и «выбор женщин», с другой. Мужчина более храбр и энергичен, чем женщина, его ум более изобретателен. Женщина обладает большей мягкостью и менее эгоистична. Чтобы улучшить наследуемые признаки в детях, женщина ориентируется на мужчину-победителя. В современных условиях она ищет избранника с более высоким социально-экономическим статусом. Мужчины в свою очередь соперничают в поисках лучшей женщины.

4-2.6. МОДИФИКАЦИИ НАТУРАЛИСТИЧЕСКОЙ МОДЕЛИ 4.2.6.1. Фрейдизм

Перейдем далее к описанию наиболее характерных модификаций натуралистической модели. Конечно, на первом месте стоят 3. Фрейд и фрейдизм. В статье «Трудность психоанализа» (1917) Фрейд видит се­бя в одном ряду с Коперником и Дарвином. «Коперник совершил пере­ворот, установив, что Земля не является центром Вселенной, Дарвин — что человек не представляет собой особый вид в мире живого; и на­конец, Фрейд совершил свой переворот, показав, что ,,Я не является хозяином в собственном доме"и поведение человека определяется сексуальностью и бессознательными процессами» (Р. Дадун)⁹¹.

Здесь обнаруживается одна весьма характерная особенность вза­имодействия социальной философии с практикой. Если многие фор­мы социальной философии практически воплощаются прежде всего в политической деятельности, то фрейдизм как концепция воплощает­ся в первую очередь в клинической практике. Позиция фрейдиста в практическом мире — не позиция политика, а позиция врача. Практи­ка фрейдиста— клиническая, а не политическая⁹².

Почему в современном мире так увеличивается количество психи­ческих заболеваний и неврозов? Потому, по Фрейду, что усиливается противоречие между внутренними устремлениями человека и внешни­ми социальными требованиями. Фрейд психоаналитически (т. е. кли­нически) исследует все общество, всю культуру как целое, как единый субъект. Произведения искусства представляют собой проекции бли­жайшего окружения творца. В социально-философском плане здесь важен прежде всего психоанализ тех, кто персонифицирует общество, кто представляет собой экран для проекции, т. е. лидеров общества⁹³.

Само поступательное развитие человечества, общественный и куль­турный прогресс, нечто святое для новоевропейской цивилизации, осмысляется как сублимация: «Неутомимый порыв к дальнейшему совершенствованию... объясняется как следствие вытеснения первич­ных позывов, на котором и построены наибольшие ценности человече­ской культуры»⁹⁴. Игра на снижение —это вообще характерная черта философствования в натуралистическом дискурсе.

Сексуальная связь для Фрейда предстает как фундаментальное со­циальное отношение. Фрейд обнаруживает в сексуальности одно свой­ство, которое и делает его столь значимым: в отличие от стремления к самосохранению, которое не может отвергаться без прямой угрозы для жизни, объект сексуального влечения легко замещается несексу­альным объектом в процессе сублимации⁹⁵.

Основные принципы социальной философии Фрейда могут быть сведены к следующим пунктам :

1) основополагающее понятие фрейдовской мысли — влечение
(Trieb): «Для нас отправной точкой была не живая материя, а действу­
ющие в ней силы»⁹⁷. Инстинкт по сравнению с «влечением» уходит в
тень как имеющий слишком биологическую окраску;

2) первичные влечения — основа, из видоизменения которой появ­ляются более высокие формы психики. Например, детская оральная и анальная сексуальность превращается в стремление к порядку, к чи­стоте и красоте;

3) более архаичные слои психики неявно (бессознательно) опреде­ляют в конечном счете высшие формы психической жизни. Детский эмоциональный опыт играет решающую роль в психических конфлик­тах взрослого, в деятельности его воображения;

4) по мере развития психики нарастает конфликт между «есте­ственным» (первичные влечения) и «культурным» (преобразованные влечения);

5) естественная часть психики подчиняется принципу удоволь­
ствия, т. е. стремится к реализации без учета внешних обстоятельств.
«Культурная» сфера направляется принципом реальности, т. е. реа­
лизует себя на основе учета внешних условий.

Таким образом, для нас прежде всего существенно, что у Фрей­да сознание по сути множественно, социально и «поверхностно» — в противоположность единому подсознанию⁹⁸. Фрейд трактует поверх­ностность сознания механистически, пользуясь биологической мета­форой: «недифференцированный пузырек субстанции, способный к раздражению... его поверхность, обращенная к внешнему миру... яв-

ляется органом, воспринимающим раздражение» .

Интересы социальных групп — это рационализация бессознатель­ных влечений. В основе социальной связи лежит бессознательное упо­добление, идентификация с групповым лидером. Бессознательное — основа энергетики не только отдельного человеческого индивида, но и социума в целом. Главное в бессознательном — это либидо, половой инстинкт, который в превращенной, сублимированной форме лежит в основе общественных отношений и культуры.

Дуализм Эроса и Танатоса. Существует «противоположность меж­ду первичными позывами „Я" и сексуальными позывами: первые сво­дятся к стремлению к смерти, вторые к стремлению к жизни»¹⁰⁰. Эта мифологическая концепция о борьбе двух мировых сил — Эроса и Танатоса — рационализуется Фрейдом как натурфилософский кон­структ: «первичные позывы „Я" возникли от оживания неживой ма­терии и стремятся вернуться в неживое. Сексуальные первичные по­зывы воспроизводят... примитивные состояния живого существа... целью, к которой они стремятся... является слияние двух зародыше­вых клеток»¹⁰¹.

Эдипов комплекс. Сын сексуально влечется к матери и амбивалент­но относится к отцу: преклоняется перед ним и ненавидит его¹⁰². Дра­ма Зевса и Кроноса раскрывает суть эдипова комплекса. Отец пожира­ет своих детей, а дети оскопляют (или убивают) отца. Отцеубийство — событие, с которого началась культура. Обожествление убитого отца лежит в основе государства и религии.

Биопсихологизм: индивидуальная психология как модель социаль­ного. Наиболее ярко этот концепт реализован в книге 3. Фрейда и У. Буллита о Вудро Вильсоне¹⁰³.

4.2.6.2. Социовиология

В современных вариациях натуралистическая модель социальной реальности предстает, в частности, как социобиология. Она связана с появлением книги Эдварда О.Уилсона «Социобиология: новый син­тез» (1975). Основные идеи социобиологии сводятся к тому, что барьер, возводимый между человеком и остальными животными, поддержи­вается лишь благодаря существующим в обществе традициям и эти­ческим нормам. Социальная реальность — это не что иное, как реаль­ность биологической популяции. Такие отличия, как речь, рациональ-

ность, культура, «являются прямым продолжением нашей природной сущности». Мы не просто похожи на животных, мы — животные. Прав­да, как биологический вид человечество приспособляется к среде осо­бым образом, с помощью культуры как внегенетической «наследствен­ности», т. е. внегенетической связи поколений, но это непринципиаль­но. Базовыми остаются биологические закономерности, а культура — только модификация их. Культура не может противостоять натуре, она всего лишь завершает ее. Культура — это чаша, которая не позво­ляет воде уйти в песок, но она неспособна быть изначальным источ­ником воды.

Евгеника. Один из важных вопросов социобиологии — о том, мож­но ли направлять человеческую эволюцию сознательно. Социобиологи подчеркивают, что, как бы ни относились к евгенике¹⁰⁴ моралисты, ев­геническая практика существовала всегда. И это действительно так. Однако, во-первых, вмешательство культуры в генетические процес­сы эффективно лишь в меру нашего знания, весьма ограниченного, об этих процессах. Во-вторых, одно дело — когда евгеническая практика ограничивается мероприятиями рекомендательного характера, остав­ляя право сознательного решения за частным лицом, и совсем дру­гое — когда она, эта евгеническая практика, становится государствен­ной политикой, как было в гитлеровском Третьем рейхе или в отдель­ных штатах США, где насильственно по решению суда стерилизовали преступников¹⁰⁵.

4.2.6.3. Благоговение перед живым: натуралистический «гуманизм»

В рамках натуралистической концепции социума — в связи с диало­гическим, видением мира — развивается так называемая глубокая эко­логия¹⁰⁵. Ее суть сводится к тому, что следует исходить из необхо­димости самореализации всех форм жизни на Земле и презумпции их равенства. Отсюда следует также, что моральная ответственность человека распространяется на флору и фауну, т. е. на все существа, руководствующиеся принципом выживания (А. Швейцер, «новые эти­ки»). С. Р. Л. Кларк считает, что нельзя совместить жалость к живот­ным и поедание мясной пищи. Человек не должен противопоставлять­ся животному. Представители «глубокой экологии» негодуют по тому поводу, что каждый год в лабораториях мира умирает 100-200 млн животных¹⁰⁷.

4.2.6.4. Этноцентризм и национализм

Натуралистическое понимание социума часто ведет к радикальным расистским или националистическим взглядам. Социальная филосо-

фия нацизма строится на натуралистической модели таким образом, что особенно ярко видно, как естественнонаучный натурализм смыка­ется с мифологическим видением социального мира¹⁰⁸.

Все так называемые протоэкологи либо принадлежали к крайне правым партиям, либо поддерживали их: К.Гамсун (1859-1952), Э.Геккель (1834-1919), Г.Уильямсон (1895-1977), косвенно — М.Хай-деггер (1889-1976). Гамсун, Хайдеггер, Уильямсон — члены нацист­ских (фашистских) партий в своих странах. Геккель основал Мони­стическую лигу, которая в 1919 г. поддерживала нацистов¹⁰⁹.

Мысль физиократов, претерпев существенные трансформации, об­наружилась в широком спектре идеологий от мягкого этноцентриз­ма до жесткого германского национал-социализма. На одном полюсе «мягкая» доктрина такого типа предстает, например, как «евразий­ство». В этом же направлении мыслит и современный русский нацио­нализм, тесно связанный с апологетикой сельскохозяйственного труда, деревенского образа жизни. На другом полюсе — в германском нацио­нал-социализме—подчеркивалось, что только крестьянин и воин со­ставляют соль нации, а интеллигенция — это, в сущности, паразиты, захребетники¹¹⁰.

4.2.7. ПРОСТРАНСТВО-ВРЕМЯ В НАТУРАЛИСТИЧЕСКОЙ МОДЕЛИ

В натуралистической модели «близь» и «даль» предстают как архе­типы Чрева Матери¹¹¹ и Бездны Вселенной. Соответственно на одном полюсе социального времени находится архетип Рождения (из Чре­ва Матери), на другом — архетип Смерти (как исчезновение в Без­дне Вселенной). Здесь существенно жизненно-женственное, эротиче­ское измерение Дома. В известном смысле женщина представляет со­бой Дом человеческого бытия. Если Дом — это тепло домашнего очага, то Бездна — прежде всего холод, «холод бесконечных пространств», как говорит Б.Паскаль. Бездна — танатическое начало, преодолевае­мое мужчиной в путешествии, в номадическом порыве.

Попытка представить социальное пространство как таковое, т.е. в качестве «дали», до всякого расчленения, кристаллизуется у Ж.Делёза и Ф.Гваттари в понятии «тело без органов»¹¹². Это по­нятие по существу соответствует хаосу.

Согласно О.Шпенглеру, время-пространство (в натуралистической модели) задается двояко. Социум как космическое «растение» задает «такт», а индивид как микрокосм определяет «напряжение», позволя­ющее ему свободно творить время.

«Космический такт» и «напряжение» осознаются по-разно­му. «Осознание космического такта мы называем чувствовани-

ем (Fiihlen), осознание микрокосмических напряжений — ощущением (Enipfinden)»¹¹³. Мы живем поэтому в двух хронотопах, касающихся ««общерастительной» и «исключительно животной» сторон жизни, или «родовой (половой) жизни» (Geschlechtsleben) и «чувственной жиз­ни» (Sinnenleben). Geschlechtsleben несет в себе момент периодичности, так^а. Она созвучна с великим кругообращением небесных тел, ука­зывает на связь женской природы с Луной. Sinnenleben образована на­пряжениями: свет и освещаемое, познание и познанное, боль и орудие, ее причинившее¹¹⁴. Если Geschlechtsleben задает хронотоп с акцентом ьа время, то Sinnenleben задает хронотоп с акцентом на простран­ство. «То, что мы... называем в общем смысле осязанием... есть, в сущности, простейшее обозначение подвижности существа и возникаю­щей отсюда необходимости непрерывно определять свое положение по отношению к окружающему. Однако определить положение — значит установить место в пространстве. Поэтому все чувства... являются, собственно говоря, пространственными чувствами»¹¹⁵.

«Космический такт — это все, что описывается направлением, вре­менем, ритмом, судьбой, стремлением: от цокота копыт упряжки ры­саков и мерной поступи воодушевленной армии до безмолвного взаи­мопонимания влюбленных, до такта благородного общества, внятного одному только чувству»¹¹⁶.

И далее описывается единство этих двух времен — времени-такта и времени-напряжения:

«Всякая свобода движений микрокосма в пространстве — продол­жение жизни и дыхания такта космических кругообращений, который время от времени разряжает напряжение всех бодрствующих единич­ных существ в едином, даваемом в ощущениях, мощном созвучии... В этом смысл военных и любовных танцев у людей и животных; так сплавляется в одно целое полк, идущий в атаку под вражеским ог­нем, так взбудораженная толпа сплачивается в единое тело, которое мыслит и действует резко, слепо и непостижимо, а через несколько мгновений может распасться вновь. Микрокосмические границы ока­зываются снесенными. Здесь ревет и грозит, здесь рвется и ломится, здесь летит, поворачивает и раскачивается оно. Тела сливаются, все идут в ногу, один крик рвется из всех глоток, одна судьба ожидает всех»¹¹⁷. И. И. Маханьков делает к этому фрагменту примечание, что данное рассуждение О. Шпенглера — вполне в духе коллективной пси­хологии Густава Ле Бона.

Сегодня проблемы социального пространства-времени в рамках на­туралистической модели принимают экологическую форму. Скажем, уже до войны Парк и Бёрджес в своей социальной экологии показали формы развития современного города. В этом же плане могут быть ис­пользованы термодинамические метафоры. Они описывают структуру

пространства с точки зрения центра и периферии. В центре энтропия падает, на периферии — возрастает. Некоторые считают, что в послед­ние годы вся Россия попала в ту часть пространства, где энтропия растет.

4-2.8. ИСТОЧНИКИ ЗЛА В НАТУРАЛИСТИЧЕСКОЙ МОДЕЛИ

Натуралистический дискурс прежде всего готов отказаться от са­мой идеи добра и зла, от самой идеи морали. Натуралистическая модель, как это было осознано еще в XVIII в., вступает в вековеч­ную тяжбу с воспитанием. С одной стороны, корень всего —приро­да, следовательно, надо бы отказаться от воспитания. Но в этом слу­чае благодетельными оказываются и пороки. С другой стороны, если воспитание считать более сильным фактором, то на что оно должно ориентироваться¹¹⁸?

Исчерпывающую аналитику зла с натуралистической позиции дал Д. А. Ф.де Сад в своей «Философии в будуаре». Де Сад отправля­ется от тезиса, что не существует никакой морали. Должен править факт. Нет ценностей, а есть только данности, данности же не требуют оправдания по определению. Природе таким парадоксальным обра­зом возвращается нормативный характер. Однако все заканчивается низвержением самой природы как начала, которое не может нести в себе элемента созидательности. Переход от чувственно воспринимае­мой природы к такой природе, которая отождествляется де Садом с абсолютным отрицанием и постигается метафизически, и приводит к абсолютной ценности абсолютного ничто¹¹⁹.

Культура. Говоря несколько упрощенно, в определенном модусе натуралистического видения все хорошее —от натуры, а все плохое — от культуры. Поэтому, например, волки никогда не убивают друг дру­га, а люди — убивают (см. цитированного выше К. Лоренца). При всей парадоксальности и «каннибализме» формулировки «человек не дол­жен убивать других людей больше, чем он может съесть» она пред­стает намного более «гуманистичной», чем нынешние реалии оружия массового поражения.

Правда, зло может возникнуть в случае, если в человеческом обще­стве вдруг столкнутся стихии, в природе естественным образом изоли­рованные. Так, Б. А. Диденко полагает, что человечество — это не один биологический вид, а семейство, где есть хищные и нехищные. Крова-вость человеческой истории объясняется этим противоестественным, «артефактным» столкновением хищного и нехищного начал¹²⁰.

Человеческая деятельность немыслима без создания некоторых ма­териальных средств. Но, созданные как средства для некоторых це­лей, эти образования по причине самой своей вещественности оказы-

ваются способными порождать и некоторые такие следствия, которых никто не хотел¹²¹. Они предстают как артефакты. Вот эти артефакты и выступают источником зла в натуралистическом видении социума.

Скажем, гонка вооружений может преследовать самые разные це­ли: занять какой-либо деятельностью активное население, отвлечь от беспорядков и т. д. Но когда оружие накоплено в больших количествах, оно начинает диктовать логику поведения уже как бы само¹²².

Ханна Арендт, анализируя тоталитаризм, приходит к выводу, что

1 94

природа социального зла — в «неестественном росте естественного» . В частности, такое социальное зло, как тоталитаризм, есть безгранич­ная гордыня убеждения, что «все возможно», соединенная с ускорени-

1 94

ем псевдоестественных сил и принесением этому псевдоестествен­ному в жертву всего истинно человеческого (стабильности, спонтанно­сти, множественности)¹²⁵. Пагубная тенденция модерности состоит в том, что люди, вместо того чтобы использовать свою свободу для огра­ничения разрушительных природных процессов, ускорили их, утрати-

1 96

ли над ними контроль .

В конечном счете такая позиция приводит к осуждению «неесте­ственного», т. е. технического. Техника как имитированные и усилен­ные естественные процессы — это мир, независимый от мира природы. В результате люди «спустили с цепи собственные естественные про­цессы, которые никогда бы не произошли без нас, и, вместо того что­бы осторожно защитить человечество от элементарных сил природы, удерживая их как можно дальше от человеком созданного мира, мы

1 27

направили эти силы вместе с их элементарной властью на сам мир» .

Очевидно, что если культура есть зло, без которого человек, одна­ко, не может обойтись, то необходимо минимизировать ее. Следует, например, вернуться к простоте предков. Однако и натура не дает радикального спасения.

Натура. Натуралистическая модель в других модификациях (свя­занных глубинным образом с гностическим видением человека и об­щества), напротив, видит сам источник зла в природе. Скажем, тота­литарная государственность и тоталитарное лидерство рассматрива­ются в качестве объективации и институционализации — политическо­го оформления — тех инфантильных и архаистических стихий, ко­торые действуют в недрах индивидуального и коллективного бессо­знательного или полусознания, выплескиваясь наружу и «овладевая массами» во времена исторических потрясений. Демократические же веяния объективно означают стремление огромных пластов общества оградить и обезопасить себя от засилья этих стихий, стремление поставить агрессии бессознательного какие-то заслоны рационально­сти и права¹²⁸.

* * *

В натуралистических моделях социальности есть то несомненное достоинство, что они напоминают нам о том, сколь малую часть че­ловечество занимает во Вселенной. Подчас оно мнит себя источником глобальных перемен, в то время как оно всего лишь присутствует при них. Мы же готовы в этом отношении взять вину на себя¹²⁹. С помощью социобиологических, натуралистических представлений эф­фективно осмысляется ряд социальных проблем, например проблема адаптации¹³⁰.

Хотя натуралистический дискурс несомненно эвристичен¹³¹, нату­ралистическое видение социального мира имеет существенные огра­ничения. Понятие человеческого общества подразумевает сумму по­нятий, которые логически несовместимы с типами объяснения, пред­лагаемыми в естественных науках. Хотя человеческие реакции зна­чительно более сложны, чем реакции других существ, они не просто «значительно сложнее». То, что, с одной стороны, предстает измене­нием в степени, с другой стороны, есть различие по виду: понятия, которые применяются для описания более сложного поведения, логи­чески отличаются от тех, которые применяются для менее сложных. В то время как человек учится понимать правило, собака учится реаги­ровать определенным способом. Различие между этими данностями происходит из-за отличия в сложности реакций, но не может быть объяснено в количественных понятиях. Понимание укоренено в соци­альном контексте, в котором собака вообще не принимает участия, в отличие от человека¹³². Там, где на первый план выходят феномены духа, натуралистический дискурс оказывается беспомощным.