Видение
Но мысль о питании постепенно отходила на задний план.
Я стал думать о будущей дочери. С одной стороны, было бы совсем неплохо, если бы Анастасия родила ещё и дочь.
Но, с другой стороны, дочь подрастёт, появится у неё своё пространство или перейдёт к ней в наследство то пространство, которое сформировал мой сын, и перед ней встанут те же проблемы, что и перед Володей сейчас.
И потом, за кого она здесь, в тайге, выйдет замуж?
Уйти в наш мир ей тоже будет не просто. Уйти — это значит бросить своё пространство, своих преданных друзей-зверей.
Жить с ней в тайге вряд ли согласится кто-то из молодых людей: не очень-то комфортно здесь, в глухой тайге, человеку, пришедшему извне. И мне, если честно, не очень-то комфортно.
С Анастасией общаться интересно, она даже как-то притягивает к себе: когда находишься рядом с ней, становится как-то умиротворённо и радостно на душе.
Но, когда остаёшься один, когда её рядом нет — некомфортно и даже немножко страшновато.
Совершенно по-разному относятся звери к Анастасии, сыну и ко мне. Конечно, они на меня не нападают, но смотрят с настороженностью, когда с ними встречаешься.
Я пытался, в присутствии Анастасии, дать команду белкам, чтобы они принесли кедровых шишек.
Делал такие же, как Анастасия, жесты, но белки не реагировали. Один раз пытался волчицу подозвать.
Так же, как Анастасия, протянул руку в её сторону, а потом хлопнул рукой по своей ноге.
Но волчица, вместо того, чтобы подбежать ко мне, осталась стоять на месте, а шерсть её агрессивно вздыбилась. И у меня отпало всякое желание общаться с этими зверями в дальнейшем.
Я понял: навсегда они могут быть преданы лишь одному конкретному человеку.
Вот и получается: придёт в гости к дочери какой-то молодой человек, и будет ему некомфортно в её пространстве.
Не подумал Володя о будущем своей сестры. Зверей ему, видите ли, жалко, а сестру, получается, — не жалко. И я тоже не подумал, опрометчиво обнадёжил его.
Так размышляя, я и не заметил, как оказался на поляне Анастасии.
Сделав несколько шагов в сторону знакомой землянки, я увидел стоящую ко мне вполоборота, расчесывающую руками волосы Анастасию, и остановился: она была не похожа на ту женщину, которую я уже знал десять лет.
И когда она повернулась ко мне, мои ноги вообще сделались будто ватными, сердце учащённо забилось и я понял, что не могу сойти с места.
В десяти — пятнаддати шагах от меня стояла женщина, словно сказочное видение.
На ней было длинное, до щиколоток, тонкое и светлое, будто бальное, платье, перехваченное пояском на тонкой талии.
Голову, как диадема, украшал сплетённый из трав и цветов венок. Золотистые волосы волнами ниспадали по плечам.
Но, не это главное. Её статная фигура и лицо были так прекрасны, что не поддавались никакому описанию.
Я стоял, боясь пошевелиться. Не моргая, смотрел на Анастасию, и казалось, что если я отведу взгляд, то потеряю сознание.
Началось головокружение, но я продолжал не мигая смотреть на неё. Со всей силы впившись ногтями в руку, чтобы боль вывела из необычного состояния.
Но боль почти не ощущалась. А когда необычайно красивая женщина медленно и грациозно пошла ко мне, я перестал ощущать не только боль, но и вообще своё тело.
Она медленно подошла почти вплотную ко мне, я помню, как почувствовал чарующий аромат её тела, ощутил её легкое дыхание и... потерял сознание.
Очнулся я лежащим на траве. Сидевшая рядом Анастасия массировала мне виски и переносицу.
Венка-диадемы на голове уже не было, отброшенные на спину волосы были перевязаны травинкой.
Я почти успокоился, глядя в её ласковые серо-голубые и ставшие такими родными глаза. И совсем пришёл в себя, когда услышал её голос:
— Что же это приключилось с тобой, Владимир? Ты переутомился или сын наш тебе волнение учинил?
— Сын. Он, наоборот, лечил меня все эти три дня. Мы процедуры разные делали.
— И переутомились?
— Володя переутомился. Уснул. Я, наоборот, стал себя очень хорошо чувствовать.
— Тогда, почему сознание потерял? Сердце у тебя билось учащённо и сейчас ещё не до конца успокоилось.
— Затем... А ты зачем, Анастасия, так нарядилась необычно? Волосы как-то по-другому уложила. И походка твоя, когда ты пошла ко мне, тоже необычайной была
— Хотела приятное для тебя, Владимир, сделать. Тебе же — привычнее смотреть на нарядных женщин.
Думала, мы с тобой вместе по тайге или вдоль озера прогуляемся. А ты вот лежишь. Если хочешь отдохнуть, пойдём в землянку, поспишь.
— Сначала пойдём, прогуляемся, как ты хотела, — сказал я, вставая. — Только ты, Анастасия, иди, пожалуйста, сзади меня.
— Почему?
— Потому. Хотя на нарядных женщин мне смотреть, конечно, привычнее. Но тебе лучше так не наряжаться, и прическу такую делать, и украшаться так не надо.
— Тебе не понравилось, Владимир? — спросила идущая позади меня Анастасия.
— Не в этом дело. Мне понравилось. Только ты, в следующий раз, постепенно всё делай. Сначала, например, причёску. И походи так некоторое время.
Потом, надень свой венок-диадему, через день-два — платье, но без пояса, потом повяжись пояском. Если сразу всё, то непривычно как-то. Необычно получается.
— Необычно? Так ты, значит, не узнал меня, Владимир?
— Узнал. Но... Да обалдел я просто от красоты твоей, Анастасия.
— Ага, признался. Признался. Так значит, ты считаешь меня красивой? Да?
Я почувствовал, как её руки легли на мои плечи, и остановился. Потом закрыл глаза, повернулся и ответил:
— Ты, Анастасия, не просто красива. Ты...
Она прильнула ко мне, положила голову на плечо.
— Наш сын, Анастасия, хочет, чтобы у него сестричка была, — продолжал я шёпотом.
— И я хочу, чтобы у нас с тобой, Владимир, дочь была, — тихо ответила Анастасия.
— Пусть на тебя она будет похожа, Анастасия.
— И на тебя пусть будет похожа наша дочь...
Ту ночь не опишу я. И утро тоже. Их невозможно описать.
Но, об одном хотелось бы сказать мужчинам: если хоть кому-нибудь удастся увидеть в знакомой женщине богиню, божественными будут и ночь, и день, и много-много дней и ночей.
Померкнут перед ними прошлого невзгоды. И никогда не будет непогоды. И дело здесь не в сантиментах, не в словах и объяснениях красивых. Всё дело в том...
А впрочем, пусть каждый разберётся сам, коль сможет иль захочет разобраться.